Чувства среди нас

Пролог

Погода шептала, и хотелось сладенького.
(По-моему, это отличное начало истории)

Идея с прогулкой вошла в мою голову скромно, как редкая гостья, но отлежавшиеся бока ее давно уже ждали и одобрительно заныли. Мой кот Шнур удивленно посмотрел на мои ленивые попытки встать с дивана и озадачено мяукнул.

— Напомню, дорогой, я умею двигаться не только утром из-за школы.

Выйдя из подъезда, бросилось в глаза, что все как обычно: ветерок перебирал листики деревьев, курлыкали птички и моторы машин.

Да, ничего не меняется в этой жизни.

Эта мысль сработала словно триггер. Память тут же подкинула недельной давности разговор с классной:

— Мелисса, я буду писать на работу твоему папе письмо, в котором попрошу его
обратить внимание, что ты постоянно опаздываешь. Я уже просто не знаю, как еще заставить тебя приходить вовремя! Ты представь, как ему стыдно будет, когда при всех будут читать, что его дочь такая не пунктуальная.

Я не без иронии улыбнулась тогда:

— Напишите обязательно. Может, он тогда домой приедет больше, чем на час.

Но, конечно, она письмо не написала, а папа не приехал.

Интересно, в этом году учителя снова будут ставить мне четвертные оценки и говорить про неиспользованный потенциал, а классная еще и выскажет сожаление, что с такими генами можно было и на красный аттестат податься.

В прошлый раз я так с этого злилась. Что она знает про гены? То, что отец смог выбиться в политику, а сестра учится в Европе, совсем не означает, что в семье есть «выдающиеся» гены. А знала бы она, что бабки во дворе про маму говорят…

Я огляделась на наличие тех самым сплетниц, и так как все было, как обычно, они вновь восседали на лавочке около площадки с подрастающим поколением и уже пронзали меня взглядом.

Почему я ожидала чего-то другого?

— О! Батюшки, это что ж, та самая, у которой?..
— Да. Это ее папка до власти дорвался и, говорят, с наркотиками связался, мать в проститутки ушла, а старшая где-то заграницей тоже…
— А эта чего бледная такая? Тоже с наркотиками?..

Вот же лгуньи грязные! Я уже много «ласкового» слышала от них, но такой бред впервые. Главное не смотреть на них, главное - сохранять спокойствие.

Дойдя до магазина и на эмоциях накупив себе сладостей больше, чем планировалось, я поняла, что настроение все еще оставалось подпорченным и меняться не собиралось. В принципе, корявое настроение тоже включалось в «как обычно».

Когда я шла обратно, заметила, что у сплетниц развязалась ссора с каким-то худым дедом. Ну да, кто-то же должен им отпор давать, а не молча, как я, проходить. И судя по крикам, это конфликт не первой свежести.

Сплетницы жутко сквернословили, старик даже рот местами не успевал открыть для ответных ругательств. Отвратительно. И весь этот галдеж продолжался бы еще очень долго, если бы в один момент нить терпения дедка не надорвалась. Внезапно старик достал из кармана нож и сделал пару угрожающих шагов к скамейке, которая тут же превратилась в насест с перепугано кудахтавшими курицами.

— Чего вы замолчали? Что, горло пересохло?

Бабка, которая судя по всему была у них самой смелой и главной, не отводя взгляд от ножа, невольно сглотнула и неожиданно надменно процедила:

— Ты пьяница подзаборная! Не посмеешь зарезать меня, как свою дочь пять лет назад. Ты думал, никто не догадается, что это ты с ней такое сделал? Мы все знаем. И теперь ты точно сядешь!

Капля пота скатилась по ее побелевшей щеке при виде покрасневших от ярости глаз мужчины с ножом. Одной рукой он схватил сплетницу за шиворот, а второй приставил оружие к ее горлу. Другие бабки закричали, но оставались теперь на приличном расстояние. Никто не хотел вмешиваться. А ведь там были не только они. Как только свет упал на нож, люди сразу магически разделись: одни застыли как вкопанные, боясь сделать и шаг, другие быстро ушли со двора, а некоторые бросились к родителям захлебываясь рассказывать об увиденном.

Он не осознавал, что делал, но и сделать он не мог. Слезы лились ручьем, руки тряслись, внутри горело страшное пламя утраты и злости. И это давно зреющее смертельное желание наказать лгунью за ее издевательства и за боль. За грязь, которой она поливала имя его бедной погибшей дочери… Но рука все никак не могла надавить сильнее и сделать один единственный рывок.

Телефон — милиция. Не успеют. Стук сердца напомнил гонг.

И именно он разбудил меня. Я осознала, что попала в число тех, кто оцепенел. Я просто стояла на одном месте и испуганно смотрела. А также я поняла, что старик вот-вот совершит необратимое. Нужно было что-то делать.

Честно, я — трус. Я не такая смелая и героичная, чтобы влезать в драки, ссоры и прочие конфликты самой. Я рада, что я девушка, так как это отличное прикрытие моей боязливости (мама учила, что леди всегда должны оставаться в стороне), однако меня хватает на то, чтобы сагитировать на вмешательство кого-нибудь другого.

Я огляделась по сторонам, и мой взгляд зацепился за недалеко стоящего молодого парня во всём чёрном. Высокий, стройный в длинном пальто, рубашке и с идеально начищенными ботинками он смотрелся в данном районе в данную погоду, мягко говоря, дико. Но выбирать не приходилось, как и выражения:

— Чего ты стоишь как истукан?! Помоги ей!

Его черные волосы аж шелохнулись от того напряжения, с каким я схватила его за руку. Я могла бы удивиться серости его глаз, однако они мне удивились сильнее. Парень настолько был ошеломлен, что не сразу нашел слова ответить.

— Ты меня видишь?
— Что? — совершенно не поняла вопроса я, но не стала мешкать. — Хватит стоять! Он же её сейчас зарежет! Помоги ей!
— Я не могу, — просто и как факт ответил черноволосый.

Я на мгновение растерялась и хотела уже отступиться, но что-то внутри подстегнуло:

— Ты мужчина или нет? Нужно торопиться!
— Если бы не данная ситуация, я бы пошутил, — усмехнулся парень в пальто, с любопытством разглядывая меня. — Надо же, ты действительно меня видишь.

Он псих. Больной на голову! Натянул пальто в жару и думает, что один из людей в черном. Черт! А вдруг он тоже опасен? Я инстинктивно все-таки сделала шаг назад, и в этот же момент где-то в соседнем дворе завыли сирены.

— А вот и милиция со скорой. Но, госпожа Судьба, вы же собирались убить его, — теперь потеряв интерес и ко мне, поднял голову к небу и спросил неведомо у кого незнакомец. — А, вот оно что.

«Точно больной», — окончательно убедилась я и теперь отошла на добрых два метра. Хотя потом было немного обидно. Можно сказать, набралась смелости заговорить с красавцем, а он вдруг оказался чересчур странным.

Во двор въехала милиция со скорой. Если до этого все казалось в замедленной съемке, то сейчас время понеслось с двойным ускорением. Старика мгновенно окружили, призвали бросить оружие. Бабка что-то злорадно ему зашептала, почувствовав свое скорое освобождение. Дедок, который при виде представителей правопорядка заколебался в своем решение, ожидаемо захлебнулся яростью от слов старой ведьмы.

Через край.

Его руки перестали дрожать. Нож теперь был готов надавить на потускневшую кожу лгуньи и первые мышцы сжались — и тут прозвучал выстрел. Все вокруг вздрогнуло и оглохло. Один из милиционеров выстрелил старику в единственное место, где пуля при случае вылета не могла задеть других, — выше плеч.

Снова гонг. Пожилой человек судорожно вздохнул в последний раз и стал сползать на онемевшую сплетницу, но та брезгливо его отпихнула, и он упал навзничь. Я не видела, но знала, что из его глаз катились слёзы.

Я в ужасе прикрыла рот рукой и отвернулась. О боже… На моих глазах убили человека. На моих глазах! Старика… Я не хотела в это верить. Как так? Все во мне было в смятении. Тело, душа, голова — никто не знал, что мне делать и как реагировать. Страх!

В памяти внезапно появилось лицо незнакомца. Я посмотрела туда, где он стоял. Никого. Куда он делся? Ведь он говорил, что старика убьют. Откуда он знал? Он же правда просто больной человек? А если нет? Еще эти его странные слова… Стала накатывать паника. Свидетелем чего я стала?!

Я не помню, как я добрела до дома. Я лишь помню, как я легла в холодную постель и полночи дрожала от переполнявших меня эмоций. Раньше мне казалось, что если я увижу убийство, то я запросто смогу с собой совладать. Мир жесток, мы окружены смертью. Однако мне понадобилось очень много сил, чтобы унять ужас и потушить в сознании образ падающего на грязную землю тела человека со слезами на глазах.

Глава 1

Жизнь вновь стала обычной. Я надоедала учителям своими опозданиями, смиренно слушала угрозы про родителей, спала. События того дня стали казаться чем-то нереальным и случившемся не со мной. И я была этому рада.

В майскую жару многие старшеклассники стараются выбраться во время перемены на стадион. Было б странно, если бы я тоже не выбирала хотя бы десять минуток свежего воздуха вместо душного вонючего класса. Хотя даже без этого контраста здорово валяться на искусственной зеленой траве, пить сок и щуриться от солнышка.

Но вдруг мне пришлось распахнуть глаза очень широко. На другой половине стадиона шел с каким-то парнем тот самый незнакомый псих. Я чуть не захлебнулась соком. Ошибки быть не могло: кто еще в мае в черном пальто будет гулять?!

В памяти снова всплыли страшные картинки того вечера. Нож, выстрел, тело. Настроение из приятного штиля вновь попало в грозовой фронт.

Я с неприязнью и недоумением (что он делает на школьном стадионе?) уставилась на незнакомца. Нет, ну как он еще не сварился! Странных таких еще поискать нужно! Хотя… Я перевела взгляд на его компаньона и осознала, что из дурдома сбежало два пациента. Парень, который шел рядом с черноволосым, был в точно таком же наряде, но белом! Пальто, штаны и даже обувь! И волосы, они тоже были белые, будто крашенные под снег. Они выглядели крайне необычно. Дичь, как бы сказала моя сестра.

Может, я на солнце перегрелась?

Я осмотрелась по сторонам. Каково было мое изумление, когда я обнаружила, что никто, ни одна даже одинокая фифа не обращает на них внимания. В смысле? Они что, ослепли все? Почему люди, которые всегда замечают даже новые сережки у трудовицы, сейчас и взгляда не кидают на действительно необычных личностей? Незнакомцы будто специально спокойно прошли мимо кучки местных красавиц и остались незамеченными. Я с трудом верила своим глазам.

Сумасшедшие по беговой дорожке приближались ко мне все ближе и ближе. Они тихо что-то обсуждали и выглядели расслаблено. Вдруг незнакомец номер один увидел меня и его лицо приобрело то же самое выражение, как и в нашу первую встречу. Он резко остановился, а незнакомец номер два, не переставая болтать, прошёл еще пару шагов вперед и только тогда проследил за взглядом черноволосого. Теперь мы все втроем остолбенели.

Это. Очень. Странно!

— Она, — сказал черный.
— Она нас видит! — ахнул белый.

Не говоря ни слова больше, они быстрым шагом направились ко мне. Я вновь не знала, что мне делать. Развернуться и уйти? Глупо и идет в разрез с любопытством. Идти на встречу? Еще глупее и ко всему же страннее! Поэтому я, как опоссум, осталась стоять на месте (спасибо, что не упала, притворяясь мертвой).

— Ты действительно нас видишь? — без «здравствуйте» сразу налетел чудак в белом.
— А что, не должна? — съязвила в ответ я.
— Вообще-то, нет, — с упреком заметил мой незнакомец.

Так, нет, к черту любопытство. Это была ошибка. Они действительно были не в себе. Они опасны? Наверное... Нужно звонить в милицию?

Пытаясь скрыть легкую растерянность и нервозность, я стала поправлять выбившуюся прядь волос. Она уперто не хотела оставаться со своими каштановыми сестрами, и я начала злиться.

— Ну, извините, что у меня есть глаза!

Сумасшедшие многозначно переглянулись. Они явно уже раздумывали над тем, что со мной делать, и мне это было совсем не по душе. Боги, а вдруг они решат мне глаза выколоть?

— Как тебя зовут?
— Мелисса, — с запинкой ответила я, размышляя может ли мне это навредить.
— Ага, — протянул новый незнакомец, — а почему ты нас видишь?
— Да успокойся ты, Одиночество! — рявкнул черный прежде, чем я окончательно испугалась.

Одиночество? Почему такая странная кличка?.. Беловолосый холодно взглянул на парня в черном и гордо вскинув подбородок:

— Постарайся контролировать со мной свои порывы, Злость.

Черноволосый иронично улыбнулся, и в серых глазах сверкнули угольки. Если бы было возможно, между нами воздух бы разогрелся еще на градусов десять. Только еще одного убийства не хватало в моей жизни. Ко всему же моя интуиция теперь орала: они опасны!

План был прост: отвести этих двух друзей к кому-нибудь из взрослых и сбежать. Какими бы интересными (и красивыми) они не были и как бы мне не хватало разнообразия в жизни, они — чересчур, я не готова.

— А как вас по-настоящему зовут? — аккуратно спросила я, делая шаг в сторону школы в надежде, что они последуют за мной.
— Злость и Одиночество — это и есть наши имена, — вдруг резко переменившись в лице, улыбнулся мой незнакомец.

Парень в белом пальто тоже растянулся в приветливой улыбке и поднял невидимую шляпу. Парившей в воздухе напряженности как ни бывало.

Я снова остановилась. Что?

— Мы — одноименные чувства. И нас никто не должен видеть, но почему-то ты видишь.
— Что? — уже вслух переспросила я и обмякла.

Может, это не они сумасшедшие, а я? Поэтому никто не обращает на них внимания.
Я еще раз оглядела собеседников… Я понимала, что мой образ жизни может привести меня к легкому сумасшествию, но я не думала, что это случится так скоро!

— Чувства.
— Пошутили и хватит. Пока.

Я махнула рукой на все планы, развернулась и быстро-быстро ушла со стадиона. Я действительно испугалась. По коже побежали мурашки, а живот скрутило будто мне сейчас перед публикой нужно было выступать. Это ненормально. Как и то, что, когда я не смогла сдержаться и обернулась, на стадионе никого не было.

Меня снова передернуло, когда я об этом вспомнила, наливая себе чай тем же вечером. Меня это сильно взволновало. Я ничего не понимала, и это было жутко. Я вновь и вновь прокручивала две встречи с черноволосым, все слова, что он говорил. Если это была такая шутка, то точно не смешная и жестокая, потому что я стала сильно беспокоиться. Хотя как это может быть шуткой? Тот старик точно по-настоящему умер. 

Чаинки закрутились в водовороте кипятка, и я подумала, что не хотела бы оказаться на их месте.

— Господи! Чтоб тебя! Какого чёрта! — моя любимая кружка разбилась вдребезги, тапки мгновенно стали влажными и горячими, а колени защипали от капелек кипятка.
— И тебе привет, — засмеялся некто, кто оказался у меня на кухне. — Так, значит, ты и в правду нас видишь.

Я только на секунду отвернулась от своего бутерброда к чайнику! На секунду! Как это возможно? Кто это?! Как он тут оказался?

— Скукота… — протянул парень, жуя мой бутерброд. — Я представлял тебя иначе.

На этот раз во всем сером. Глаза блеклые, волосы тусклые. Сидит нога за ногу, ухмыляется и нагло разглядывает меня.

— Ты кто такой? — абсолютно не гостеприимно рявкнула я.
— Скука. Рад знакомству, — лениво отсалютовал незваный гость.
— А я нет! — не понижая тона, честно закричала я.

Страх, который сжал все внутри меня, еще не отпустил, но мозг подсказал, что можно и не кричать уже. Клянусь, в этот момент в моем организме запустился механизм седых волос, или как там это происходит. Половина нервных клеток точно ушло на покой. Сердце билось так, что было готово последовать за клетками.

— Сколько вас ещё будет? — дрожащим голосом спросила я.
— Ни одного. Мы больше никого к тебе не подпустим, — со скучающим видом, ответил парень.
— Мы?
— Да. Ты же знакома с Одиночеством и Злостью. Мы жадные, больше ни с кем делиться не будем.
— О, ты уже здесь? — внезапно за моей спиной появился Злость.

Снова подпрыгнула на месте и закричала. На меня недоуменно уставилось еще два оттенка серых глаз: чего ты орешь?

Я схватилась за голову. Я сошла с ума! Окончательно и бесповоротно! Это не люди! Они не могли пройти сквозь закрытую дверь, бесшумно и так быстро!..

Я. Сошла. С. Ума.

— Божечки, как так вышло? — на глаза невольно навернулись слезы жалости к себе.
— О-о, подруга, только не реви. Все не настолько плохо, — мягко похлопал меня по спине Одиночество.

Весь дурдом по-хозяйски уселся за стол.

Глава 2

Конец мая — это самое бесполезное время для учебы. Но глядя на меня, учителя наоборот думали, что я «стала на путь истинный» и задалась целью наверстать все упущенное. Конечно, я же единственная, кто не ползала в соцсетях и не планировала список вещей, который нужно взять с собой на море, а сидела и смотрела в книгу. Пожирала гранит науки, как говорится.

На самом деле, ничего я не пожирала, просто смотреть в другую сторону никого желания не было. Почему? Да потому что на окне сидел и ехидно улыбался Одиночество, рядом за партой вчитывался в книгу на неизвестном мне языке Злость, а около доски скакал Скука.

— Ха, смотрите! — заорал Скука и, приподняв своё серое пальто, полез на стол учителя.

Я неохотно подняла глаза. Прошла уже целая неделя с того момент, как они окончательно ко мне прилипли, а я еще не смирилась с их присутствием и не выработала тактику поведения. Я до сих пор не знала, как это произошло и что мне делать. Они тоже не знали. И школьный психолог не знал: он решил, что я шучу, и быстро ушел на совет профилактики. К другим специалистам я пока не обращалась. Для них я еще не переборола свое стеснение и страх.

«Действительно, Мелисса, намного комфортнее и безопасней жить с «чувствами», которых ты единственная видишь, как трех парней!» — скептично заметил мой бунтующейся мозг.

Ладно, справедливо.

Как в подтверждение этой мысли, я уставилась на Скуку, который на столе учителя пытался вытанцовывать что-то непонятное. У него явно не получалось и через короткое время он буркнул о том, что ему скучно. Сероволосый небрежно ткнул носом ботинка в телефон на столе и тот на весь класс запищал мелодию. Учитель, с недоумением посмотрев на экран, извинился и вышел из класса. Как только дверь закрылась с обратной стороны, Скука по-детски хлопнул в ладоши и в кабинете рывком открылись все окна, сбивая недовольного таким поворотом событий Одиночество:

— Ты что творишь?
— Мне скучно! — улыбаясь во все тридцать два зуба, воскликнул парень в сером.

Дурдом.

Бумажки со стола учителя полетели во все стороны. Кто-то поднялся их собирать, и получил подножку от Скуки. Я еле сдержала порыв прикрыть глаза рукой. Народ оторвал взгляды от телефонов и заметно оживился. Злость тоже раздражено поднял голову от книги:

— Так иди развлекайся в другое место.

Скука посмотрел на вновь уткнувшегося в книгу черноволосого, как на последнего идиота. «Я? И в другое место? От вас и нашей новой игрушки? Ага, конечно», — говорил его взгляд.

Я невольно тяжело вздохнула. Как они его терпят? Он же ураган проблем. Хотя что для чувств есть проблемы?..

Я не успела даже задуматься над этим вопросом, как Скука нашел себе новое развлечение в лице Одиночества и теперь бегал от него по кабинету. Походу «догонялок» они сбивали с парт вещи, которые начинали жить своей жизнью. Это приводило в крайнее замешательство моих одноклассников, и игнорировать было уже невозможно. Я, открыв тетрадку на самом последнем листке, быстро написала:

«Почему бы вам всем не уйти к чертовой матери?»

Сунула тетрадь под нос Злости. Парень в черном прочитал и удивленно посмотрел на меня:

— К чёртовой Матери? Ты серьёзно хочешь, чтобы мы пошли к ней сейчас? Зачем?

Я ударила рукой себя по лбу.

«НЕ В ПРЯМОМ СМЫСЛЕ! Уходите куда угодно!»

Злость опять косо посмотрел на меня и только пожал плечами. Хаос в классе разрастался. Сказав, чтобы я поблагодарила его позже, он щелкнул пальцами и три чувства исчезли. Ветер и полеты учебников сразу прекратились, и вернулся разочарованный учитель. Не знаю, что там наговорили ему, но оставшееся время урока он сидел с таким скучающим выражением лица, что мне его стало жалко.

Себя мне тоже стало жалко. Дома. Книги раскиданы по полу, там же кучки из моей одежды, в центре — разбитая ваза. Но больше всего опечалил и разозлил вид довольных виновников, сидящих на кухне и поедающих мои любимые печеньки! Я спрятала их настолько хорошо, насколько это было возможно. Ну как они их нашли? Я не стала молчать, развела «шторм в кружке» и получила сладости обратно, а вдогонку и обещание, что они больше так делать не будут. Конечно, соврали.

Я много наблюдала за ними. Понятно, что мое мировоззрение перевернулось в тот момент, когда эти три идиота появились. Мир оказывался совершенно другим, и мне хотелось узнать, какой он. Чувства ничего мне не рассказывали и не отвечали на мои вопросы, но я внимательно их слушала и следила.

Я уже поняла, что есть высшие силы в лице, к примеру, госпожи Судьбы. И чувства как бы под ее руководством, но не постоянным присмотром. Чувства следуют каким-то правилам, кодексу. Они бессмертны, а еще…

— Скука, блин, не трогайте собаку! — как можно незаметней шипела на чувство я.

На улице был очередной хороший день. Я шла через парк, на скошенной траве которого отдыхало полрайона: то тут, то там грелись люди, играла детвора и скакали, как кузнечики, собаки. К одной из них и привязался Скука.

— Ой, какая прелесть! — вскрикнул парень в сером, увидев весело прыгающую таксу, и зацокал языком. — Иди-ка сюда!
— Скука, ты чего? Вас же никто не видит, кроме меня… — я оборвалась и с изумлением уставилась на собаку, которая уже довольно урчала от прочесывания животика Скукой.
— Ну, вообще-то, нас еще видят животные, — скромно объявил Одиночество.
— Что?! — я ошарашенно уставилась на троицу. — И вы молчали?
— А что бы это изменило? — безучастно поинтересовался Злость.

Я замялась. Ну да, в целом ничего бы не изменилось, но все же!

— Хорошо, теперь будем знать, — пожал плечами Злость.

Пока я размышляла о природе чувств, Скука уже успел что-то стащить у ближайшего пикника и вовсю пытался командовать таксой.

— А ну-ка, голос!

Собака с любопытством смотрела на кусок колбасы, болтающийся в руках странного парня в сером, и не в какую не хотела понимать, что он от нее хочет.

— Давай! Тяв! — продемонстрировал свое желание Скука.

Собака продолжала сидеть молча. Зато на колбасу обратили внимание еще парочка четвероногих. Они весело крутились вокруг скачущего и тявкающего Скуки и тоже ничего не понимали. 

Я оглянулась на Одиночество и Злость. Они даже не обращали внимания на причуды коллеги: видимо, это уже не впервые. Но меня стало беспокоить то, что теперь на нас смотрели не только животные, но и люди. Один за другим хозяева четвероногих нахмуривались и следили за кругом собак, пялящихся в пустоту.

В тот момент я просто надеялась, что они не видят еще кусок колбасы, летающий в воздухе. Но как мне потом объяснил Одиночество, предметы, что держат в руках чувства, люди не видят. Но все равно это не изменяло того факта, что я оставалась единственным человеком вблизи странного хоровода, и хозяева начинали подозрительного коситься уже на меня. Вот это мне не нравится.

Без лишних слов, я развернулась и пошла дальше. Злость приподнял брови и поинтересовался:

— Ты куда?
— Оставь ее. Она, наверное, хочет побыть в одиночестве, — томно сказало чувство в белом, провожая меня взглядом.

Я быстро достала телефон и, будто бы разговаривая с кем-то по мобильному, гневно сказала:

— Не хочу я быть в одиночестве! Мы просто привлекаем много внимания. Идемте, волоките Скуку.

Злость и Одиночество переглянулись и, схватив Скуку за ворот пальто, в прямом смысле поволокли его по земле. Тот выронил кусок колбасы, который сразу подхватила та самая такса.

— Ну что вы как звери! – взвыл сероволосый.

Одновременно чувства выпустили его из рук, и парень в сером обмяк на земле. Ему не очень хотелось вставать, но потом он все-таки решил догнать нас. Скука обхватил мою шею и Злости, прижал к себе и повис.

— А куда мы идем? — спросил он, корча из себя ребенка.
— Отвали, Скука, — раздраженно сбросил его с себя парень в черном.

Скука надул щеки и попытался ухватиться за Одиночество, но тот пнул его в бок и брезгливо отряхнул рукав.

— Ты весь в грязи!

Я с сомнениями посмотрела на каких-то совсем невеселых чувств и аккуратно выбралась из пыльных объятий Скуки.

— В детский сад, — ответила я на его вопрос.

При этих словах чувства, как один, вздрогнули, хотя черный и белый знали об этом.

— Куда? — возмутился Скука. — В детский сад? Ты что, не знаешь? Нас некоторые дети видят!
— В смысле? Вы же сказали…
— Нас не видят все, кроме тебя, животных и некоторых маленьких детей! — громко объяснил Скука, с негодованием глядя на меня, будто я виновата, что не знаю, чего они мне не сказали.

Я с агрессией уставилась на Злость, перевела взгляд на Одиночество – они бесцеремонно смотрели в противоположную сторону и не намеревались поворачивать головы. Они же знали, куда мы идем! Почему они промолчали и пошли за мной?

— Как ты могла, Мелисса, — укоризненно закачал головой Скука. 
— Да идите к черту! — все еще держа телефон у уха, возмутилась я. — Я не умею читать мысли и ничего о вас не знаю! А знаете почему? Потому что вы мне не рассказываете! Так еще и наезжаете на меня.

Блин, да что с ними такое? Понятное дело, что они странные (чувства, как ни крути), но они перебарщивают. Аж бить и кричать хочется!

Но тут я обычно вспоминаю, что нервные клетки не восстанавливаются, и стараюсь успокоиться. Пока не вспоминаю об еще одной их гадкой манере: не отвечать на мои вопросы. 

Как сейчас.

— Вы мне расскажете, почему я вижу вас? И сколько вам лет? А…
— Зачем мы идем в детсад? — не дав мне договорить, перебил Скука.

Я мысленно отсчитала до десяти, глубоко выдохнула и ответила:

— Пожалуйста, ответьте на мои вопросы сначала.
— Хорошо, только скажи, зачем мы идем в детсад, — не моргнув глазом, солгал вредина в сером.

Отсчет, выдох, ответ.

— Чтобы забрать девочку Лизу. Наша соседка, давний друг семьи, задерживается сегодня на работе. Попросила меня забрать из детского садика дочку. Теперь ответь на…
— А почему она задерживается? — не унимался Скука.
— Да откуда я знаю?! — взорвалась я. В черту клетки! — Дела какие-то! Мне сказали забрать ребенка и всё! Ответь, зараза, на мои вопро…
— Мы тебя тогда подождем около здания, — безразлично фыркнул Одиночество.
— Надеюсь, девчонка не из разряда «некоторые дети», — что-то для себя решив, кивнул Злость.
— О, а помните, как мы когда-то встретили… — и понесся в воспоминания Скука.

Я от злости, наверное, покраснела. Прям пар из носа и ушей пойдет. Я сжала сильнее кулаки и прикусила губу, чтобы не разреветься и не начать бить этих эгоистов. У-у, как они меня бесят.

На пике ненависти ко всему живому, я словила на себе просто омерзительно довольный собой взгляд Злости. Этот… Этот… Я даже не знаю, как этого гада в черном обозвать, чтобы передать все мое отношение к нему! А он смотрит и расплывается в своей дьявольской улыбочке. Чтоб его!..

Скука закончил свой «увлекательный рассказ», за время которого мы уже успели дойти до голубого детского садика. Я все еще метала ненавистные взгляды и шипела. Чувства переглянулись и уже втроем ехидно заулыбались.

— Мелиссочка, — сладко замурлыкал Одиночество.
— Мисочка, блин!
— Ну-ну, милая. Ты что, обиделась на нас? — приобнял меня за плечи Злость.
— Нет! — рыкнула я.

Молчание. Скука вопросительно посмотрел на Одиночество. Одиночество на Злость. Злость лишь пожал плечами. Задумались.

Я мерно вышагивала вдоль забора, ища вход в этот злосчастный садик. Что ж он такой большой? Я бы давным-давно сиганула в дырку под забором, если бы именно сегодня мне не выстрелило в голову надеть единственный в моем гардеробе сарафан. Хотя если бы не платье, я бы все равно полезла, но тогда со мной бы вышла какая-нибудь неловкость. Вот сто процентов! И эта троица долго бы потешалась надо мной. А это не есть приятно, да и стыдно как-то. Короче, не вариант.

Я недовольно скривила губы и убавила шаг. За спиной прозвучал щелчок.

— Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Сейчас Мелиссу разозлим опять! — неожиданно захихикал Злость и подмигнул Одиночеству со Скукой.
— Шесть. Семь. Восемь. Поиграем. В грязную дырку Мелиссу запихаем! — засмеялся Скука, хватая на пару с Одиночеством меня за руки и таща к дырке в заборе.
— Сто-оп! Вы что творите? — запищала я, выбиваясь из ледяных рук чувств. — Отпустите!
— Одиночество, на твой счет кидаем! — скомандовал Злость.
— Понял! — смеясь, кивнул головой парень в белом и получил от меня по лицу.
— Попробуй только сказать! — делая, как мне казалось, ужасающий вид, выкрикнула я. — И я тебя прибью!

Одиночество уперся в меня взглядом. Я, вися на руках у чувств, яростно пыхтела, не в силах выбраться: «посмеешь — убью, посмеешь — убью».

Мне показалась, что он сейчас меня отпустит, но Одиночество лукаво улыбнулся и так ласково мне в лицо, как заорет:

— «Девять, десять» — я скажу. И Мелиссу разозлю!

И в этот же момент я полетела не в дырку, как ожидала, а прямиком через забор. Они запустили меня в воздух! Летела я, конечно, недолго, но наругаться успела. Посадка тоже была не ахти какая мягкая.

Дальнейший диалог я опущу.

А еще мой список пополнился пунктом: единственное обещание, что они исполняют, - посадить меня на коня.

***

Лиза была белокурая миленькая девочка четырех лет. Маленький ангелочек. Правда, этот образ не состыковывался с джинсами и майкой с мотоциклом, ну да ладно, вкусы у молодежи разные.

Я Лизу и раньше с детского сада забирала, поэтому девочка даже не удивилась, увидев меня. Как обычно, приветливо махнула ручкой и кинулась обниматься.

Мы вышли из детского сада, у ворот которого стояли три парня, одетых не по погоде, и, не говоря ни слова, пошли обратно: мы с Лизой шли впереди, эти трое – сзади. Я стала расспрашивать у девочки о садике, о делах и всяком прочем неважном. Лиза болтала без умолку, но особенно ее понесло, когда я спросила о «великой любви». Она с таким энтузиазмом рассказывала о том, кто в кого влюбился, что я даже позавидовала.

Через время я заметила, что она постоянно оборачивается и как-то нервничает. Я тоже обернулась и увидела лишь каменные лица чувств, следующих за нами неподалеку. Неужели она…

— Лиза, чего ты все время оборачиваешься? — как бы между прочим спросила я.
— Меня, — тихо начала она, — меня пугают эти дяди в странной одежде.
— И вовсе у нас не странная одежда! — громко буркнул Скука.
— Извините, — вжала голову в плечи Лиза, смотря себе под ноги.

Бу-бух – это мое сердце ухнуло в пятки. Девочка видит чувства. Это значит, она относится к тому типу «некоторых детей». А что это вообще за тип?!

Я медленно обернулась на троицу. Они все поняли по моему взгляду и присвистнули.

— Вот это поворот, — догоняя нас, заулыбался Скука.
— Ну, давай знакомиться, Елизавета! — опускаясь на одно колено перед девочкой, растекся в галантной улыбке Одиночество.

***

— Вы как принцы! — восхищенно разглядывая чувства, пролепетала Лиза.

Естественно, мы ей не рассказали всю правду. Ограничились тем, что троица - мои друзья, и у них странные имена. И намекнули на то, что надо привлекать меньше внимания. Девочка маленькая, ничего плохого не заподозрила, однако вопросами завалила.

— А почему у вас такие странные имена? А что у вас с одеждой? Вам не жарко? — тараторила она.
— На земле все женщины такие болтливые и любопытные? — натянуто улыбаясь, процедил Злость.
— Она же милая, — нежно сказал Одиночество, который единственный обрадовался ребенку.
— И болтливая, — тихо возразил Скука, отмахиваясь от ручек девочки.

Не могла не согласиться с ним. Вопросов у нее было больше, чем у меня когда-то.

— А где ваши принцессы? Вы их все еще ищете? Или вы влюблены в Мелиссу все вместе? И не можете ее поделить? Ой, как это мило! А, может, и я буду вашей принцессой?..
— Нет, что ты. Мы просто… — хотел что-то сказать Одиночество, но его тотчас перебили.
— Ох, может, вы три брата, ищущие королевскую стрелу? — охнула Лиза и снова о чем-то своем залепетала. — А куда вы пойдете? А что вы сделали? А вы убили Горил Гориловича?
— Кого? — поднял брови Скука.
— Горил Гориловича! Это ты его пронзил стрелой? — глазами полного восторга уставилась она на Одиночество.

Тот только открыл рот, чтобы ответить и объяснить, что они даже не братья, как девочка вновь унеслась в своих фантазиях куда-то очень далеко.

Пока троица уже полным составом пожалела, что соизволила заговорить с нами, и пыталась отделаться от Лизы, я шла рядом довольная, как никогда. Мне так нравилось наблюдать, как чувства начинают терять терпение и беситься. Черт подери, есть все-таки справедливость! Теперь буду каждый раз приглашать в гости этого ангельского ребенка, когда эти заразы начнут капать на нервы. Как это великолепно! Масло для души.

Я зло захихикала и вызвала сразу три испепеляющих взгляда — блаженство. Можно мне еще?

Правда, для меня было загадкой, почему они еще не слиняли? Я же их не на привязи держу и даже не просила ходить за мной. Они могли в любой момент уйти, но почему-то продолжали гневно пыхтеть и почти смиренно идти рядом.

— Я придумала! — вдруг воскликнула Лиза. — Надо придумать вам нормальные имена, а то ваши Скуки и Злости… Ну, в общем, как у девочек.

Мне показалось, это было самое грубое оскорбление для них, удар ниже пояса. И в подтверждение моей догадки, чувства в голос зарычали.

— Эй, спокойно, — примирительно подняв руку, попросила я, — это всего лишь ребенок. Не надо устраивать тут шоу со спецэффектами.
— Ребенок — это, конечно, хорошо. Я люблю детей, но не таких разговорчивых и…
— Так, что ты говорила об именах? — не дав договорить Одиночеству, обернулась к девочке я с ироничным интересом.

Лиза невинно похлопала своими длинными ресницами, заметив, наконец, рассвирепевшие чувства, и аккуратно продолжила.

— То, что они девичьи?

Скука, Одиночество и Злость вновь заскрипели зубами. Я даже испугалась от такого громкого скрежета.

— Нет, — покачала головой я, притягивая девчонку поближе к себе. — Насчет новых.
— А! — снова заулыбалась та. — Я придумала новые имена трем принцам!
— Да? И какие же, — осторожно поинтересовалась я, многозначительно глядя на чувства.

Началась война глазами. Они гневным взглядом пронзали Елизавету, я заслоняла девчонку и сверлила взглядом в ответ, те укоризненно посматривали на меня… Напряженная была атмосфера. В горле пересохло.

Всевозможные боги, упасите Елизавету от глупостей и не дайте растерзать ее чувствам! Аминь.

— Вы! — с серьезным видом начала Лиза, тыкая пальцам в Скуку. — Будете теперь не Скука, а… Ваня! Иванушка-дурачок.

У бедного чувства отпала челюсть и всякое желание сотворить что-либо скверное в своей манере. Он изумленно смотрел на довольную такой реакцией девочку и даже не мог толком возразить.

— Дурачок? — Только и спросил обреченно он.
— Да! Мне кажется, вы такой глупенький, — захихикала беззаботно Лиза.
— В устах младенца глаголет истина! — стал заливисто хохотать на пару с Одиночеством Злость. — Иванушка-дурачок… В яблочко!

Девочка смущенно улыбнулась Злости, который до этого только хмурился и бушевал, и, почувствовав себя уверенней, указала на Одиночество.

— А ваше имя, сэр, Михаил! Миша — кратко. У меня в детском садике есть мальчик Миша, он тоже такой красивый блондин… У нас с ним любовь. Поэтому я буду звать вас Мишей! — торжественно объявила Лиза.
— А почему он не дурачок? — взвился Скука.
— Потому что он Миша, — не поняв вопроса, пожала плечами девочка.
— Так нечестно! — стал протестовать Иванушка-дурачок.

Пока Скука продолжал разглагольствовать о своих правах и несправедливости, Одиночество вновь заулыбался ребенку и просто согласился с новым именем. Тем более оно ему понравилось. Михаил — звучит гордо, как и одиночество.

— Ну, а мне какое имя дашь? — хитро прищурившись, склонился над Елизаветой Злость.
— Сашок! — кратко ответила девочка, отрывая свой взгляд от бесившегося Иванушки-дурачка.

Злость нахмурился, но решил не пылить раньше времени.

— Может, Александр? — решил поправить парень в черном.
— Если я назову вас Александром, вы совсем зазнаетесь, — прыснула Лиза и отвернулась от тихо закипающего Злости.
— Я не согласен на «дурачка»!

Так и мы дошли до дома: споря, ругаясь и смеясь. Уже после того, как уверенная в полной секретности существования трех принцев Лиза ушла домой, мы сидели и молча пили чай на кухне. Каждый ушел в свои мысли.

Я весело вспоминала злые лица этих оболтусов и их недовольства. Позавидовала непосредственности некоторых детей, и вдруг зацепилась за это «некоторых». Весь вечер меня это интересовало — что значит «некоторые дети»?

— Некоторые дети… — Злость задумался, как объяснить это «смертной тупоголовой». – Это дети, которые уже подвержены нашему влиянию. Обычно, человек знакомится со скукой, одиночеством и злостью в осознанном возрасте. Но есть дети, которые с ранних лет чувствуют себя брошенным, обиженными и несчастными: у них повышена чувствительность и потребность в поддержке. И, не осознавая этого, они могут видеть Одиночество, а с ним рядом и всех остальных. Скоро Лиза уже не сможет нас заметить и почувствовать, даже если мы будем около нее круглые сутки. Тут в основном начинает играть свою роль Время.
— То есть, ты хочешь сказать, что Лизе очень одиноко? — с нескрываемой грустью вздохнула я.
— Да, она несчастна, хоть сама того и не понимает, — кивнул «Сашок», удобнее устраиваясь в кресле.
— А на вид и не скажешь. Она была такая жизнерадостная, — я вспоминала улыбку и смех девочки.
— Потому что Лиза еще и умная, — опрокинув голову на стенку, на выдохе протянул Одиночество. — Она уже понимает, что нельзя окружающим показывать свою грусть и печаль. Всегда улыбайся и будь приветлив — ее девиз…

Вновь молчание. Я задумалась. Чувства не лгут в этих делах, значит, девочка и вправду одинокая. Но почему Лиза чувствует себя одиноко? В садике у нее друзей много и даже мальчик есть (а у меня нет!). Может, дело в родителях? Папы нет: бросил, когда Лиза еще не родилась и даже алименты отказывается выплачивать. Мама ее любит, но все время на работе. Поздно забирает из садика, рано приводит обратно. Они вместе редко куда-либо ходят, а если и ходят, то ненадолго и без фанатизма — дома еще много дел. Неужели из-за этого? Девочке просто не хватает внимания и общения со стороны родителей. Так многим не хватает! Многие так живут.

Я крутила ситуацию и так, и эдак, однако так и не смогла прийти к окончательному выводу и застопорилась на отношениях мама-дочка.

— У тебя такое напряженное выражение лица, что, мне кажется, твой маленький мозг сейчас сварится, — ласково улыбнулся Злость-Сашок.
— Я думала о причине одиночества Лизы, — пропустив мимо ушей колкость о размерах моего серого вещества, ответила я.
— И как успехи? — холодно поинтересовался Иванушка-дурачок, размешивая в чашке четвертый кубик сахара.

Я подумала-подумала, но все же решила предположить.

— Отсутствие полноценного общения с родителями?
— О, — удивленно покосился на меня парень в сером, оторвавшись от своей чашки, — почти угадала, Мелисса.
— Это одна из причин, — пояснил Михаил (Одиночеству нравится, когда его так называют теперь), — вторая причина — отсутствие друзей.
— Да быть такого не может! — воскликнула я. — Она мне столько раз рассказывала о своих детсадовцах! И даже тот мальчик Миша! Она же не могла все выдумать!
— Могла. И выдумала. Нет там никакого Миши, — гнусно ухмыляясь, отрезал Сашок.
— Как так? — ошарашено поразилась я и оглядела присутствующих.

Скука вновь принялся закидывать сахар в чашку и медленно помешивать напиток, Одиночество еще не устал смотрел в окно и только Злость не прятал от меня глаза и улыбался. Гад. Он радуется за несчастье Лизы. Довольствуется ее обидой. И моим сожалением. Какой же он… Это еще больше сердило! Будто прочитав мои мысли, он сказал.

— На то я и Злость.

Я встала из-за стола и пошла к себе в комнату. Не могу их больше видеть. Особенно эту мерзкую рожу Злости.

Я упала на кровать и зарылась лицом в подушки. Бедная-бедная Лиза. Почему с ней никто не дружит? Получается, что она совсем одна. Конечно, она будет чувствовать себя одинокой. Ни заботливых родителей, ни друзей… Я хочу ей помочь! Я стану ее другом и помогу завести новых! Нельзя все так оставлять, не хочу, чтобы она выросла такой же, как и я.

Как и я?

Мой поток мыслей оборвался. Верно, а я-то такая же. Без тепла родителей, без поддержки друзей и близких. Но я ведь сильная. Я справляюсь уже три года.

Хотя когда сестра уехала и оказалось, что все мои друзья были рядом только из-за того, чтобы быть в компании с ней, я не ощущала себя такой уж сильной. Казалось, весь мир рухнул и обернулся против меня. Мне было очень больно и обидно, сколько глупостей я тогда натворила. Но шаг за шагом, и сама смогла справиться и с подростковой депрессией, и с нехваткой внимания и тепла, и с многим другим.   

Но я одна. Никому не нужна, никто не думает обо мне, никто даже не знает, кто я теперь.

Я зарылась еще глубже в подушки. Как надоело думать об одном и том же уже в тысячный раз. Скучно.

Глава 3

Жизнь шла своим чередом. После истории, когда Одиночество за дело всадил нож Скуке в череп, я узнала, что чувства тоже могут испытывать минимальную боль, у них есть кровь и быстрая регенерация.

Такое количество фактов стало уже трудно держать в уме, поэтому я решила начать записывать их в блокнотик. Но после покрутив его в руках, я вдруг поняла, что это уже больше дневник.

— Хм, хорошая идея. Разгрузка, наблюдение, контроль.

Я открыла следующую страничку и написала «Дневник Чувств». Немного подумала и посередине вставила «моих».

Забавно, что первая запись там появилась такая:   

«Это же мой дневник, да? Отлично! Значит я могу со спокойной душой написать здесь:

ЧТОБ ИМ ПУСТО БЫЛО!

Эти три дурачка придумали новую забаву. Они решили «дать себе выходной». Будто это я им докучаю, а не они мне! Мне даже время потребовалось, чтобы проглотить залпом столько возмущения!

Уже три дня я их не видела. Но хочу признать, это время было полезным. Я, наконец, смогла досмотреть сериал, отоспаться и привести все в порядок. Также надежно все перепрятать, что мне дорого. А еще…

Я с ужасом осознала, что я к ним привыкла. Чувства стали моей повседневностью. Теперь, когда их нет рядом, я ощущаю себя одинокой, жизнь становится какой-то скучной, а сердце сковывает злость на них и себя. Но самое страшное – я теперь не уверена, что хочу от них избавиться…»

Но стоило мне только это написать, как выходной закончился, и я зачеркнула последнее предложение.

 — Привет, Мелисса! Завари чайку! — шумно пробегая по длинному коридору, заорал Скука.

Я выглянула из комнаты в коридор и удивленно подняла брови, стараясь, чтобы на лице не появилась радостная улыбка:

 — А где еще два?

Парень в сером, лениво развалившись на диване, щелкал каналы на телевизоре и скучающе размахивал ногой.

— Не знаю. Они сегодня не придут, — отмахнулся он.

Я окончательно выползла из комнаты и направилась на кухню.

— Почему?
— Не знаю, может, им скучно, — пожало плечами чувство.
— А ты чего пришел? — я плюхнулась на диван рядом со Скукой.
— Мне скучно…

Я вздохнула и пропустила его ответ мимо ушей. Мое тело стало медленно погружаться в какое-то оцепенение, навалилась сонливость. Захотелось потянуться и нырнуть в прохладную постельку. Заснуть. Навсегда.

Бр-р, что ж такое? Видимо, Скука так действует на меня. Он сегодня какой-то странный. Даже не попытался сильно напакостить. Атмосфера рядом с ним другая. Тяжелая и немного удушающая…

«Так! Я сейчас усну. Проснись, Мелисса, и пой! Восстань и сияй, как говорят англичане», — я быстро встала и пошла к чайнику.

Вроде бы я должна была заварить чай. Точно! Грузись мозг, грузись.

Молчание, нарушавшееся только болтовней телевизора, и эта атмосфера действовали на меня не самым лучшим образом, поэтому я попыталась вспомнить, на чем наш разговор остановился. Так и не вспомнив, я задала вполне логичный вопрос:

— А ты чего пришел?
— Ты уже спрашивала, — монотонно протянул Скука.
— Да? А что ты ответил? — пытаясь хоть как-то его разговорить, снова спросила я.
— Мне скучно… — и он снова замолк, зарывшись в свое серое пальто.

Я постояла, похлопала ресницами, а потом меня что-то понесло:

— Да что ты все заладил «скучно, скучно»? Сам ты скучный! Для того, чтобы не было «скучно», нужно что-то делать!

Парень вытащил свой нос из пальто и равнодушно посмотрел на меня:

— А сама-то что для этого делаешь?

Я открыла рот, чтобы ответить, и сразу же его закрыла. Я не знала, что ему сказать. Он попал в яблочко.

Что я делаю, чтобы не скучать? Мысленный штурм взывал к памяти. Хоть что-нибудь! Хотя бы какую-нибудь маленькую вещичку. Сериалы? Нет. Книги? Тоже нет. Спать? Нет, это скорее последствие моей неспособности избавиться от скуки и одиночества. Что же тогда?..

Я поспешно соображала.

— Ничего, — как приговор произнес Скука, — ты ничего не делаешь. Только томно вздыхаешь из-за своей человеческой глупости.
— Ну что за ерунда!
— Это не ерунда. Это — правда, которую ты не хочешь принимать, — как-то жестко произнес парень в сером.

Он резко перевернулся на бок и принял позу, сулящую длинный разговор.

— Вы думаете, что все просто окрасится в яркие краски? Как по волшебству? Кто-нибудь щелкнет пальцами, и ваша жизнь наполнится приключениями и весельем? – Скука демонстративно щелкнул пальцами и пожал плечами: – Нет.

Почему вы думаете, что жизнь станет интересной, если вы будете лежать на диване и смотреть телевизор? Или сидеть в интернете? Книги тоже не скрасят вашу беспомощность. Книги — это источник мудрости и опыта. Из них нужно черпать все, что только можно, но это все должно быть как дополнение к данной вам жизни. Верно, вы переживайте тысячи жизней вместе с разными персонажами, но разве они будут жить вместо вас? Разве это ваши воспоминания? Мелисса…

Я поняла, что не моргала все это время, и сжалась, как от огня, когда Скука серьезно посмотрел мне в глаза:

— Ты понимаешь, что я не просто приношу скуку? Я краду ваши жизни. Я — вор. Я — Скука. Я тот, кого следует бояться, когда меня много. Я забираю пустые жизни людей, без воспоминаний, без эмоций, без цели. Я — серая скучающая смерть. Ты это понимаешь?

В моем горле защипало. Он сурово смотрел на меня, и я не могла ответить ни слова. Мне было жутко не по себе. Сероволосый отвернулся, и постепенно до меня стали доходить его слова…

Я будто резко очнулась. О боже! Он же прав! Я вдруг поняла, что потеряла более трех лет своей жизни. Трех! Никаких воспоминаний и серьезных приключений, занятий. Единственным развлечением был ежегодный поход в парк, кино и кафе. Все! Ничего более. Пустота. Отсутствие.

Пока я изумленно смотрела на свою жизнь и пыталась совладать с мыслями, Скука продолжил:

— Люди… Они уже все мне поддаются в большей или меньшей степени. Вы теряете свой интерес и жизнь. Стоит отдать должное леди Лени, без нее никак, но она всего лишь вас притормозила и соблазнила. А вы повелись, пожалели себя. Потом еще и еще. Вот уж работы мне будет к концу века. По идее, это должно быть забавно, но мне как-то скучно и грустно. Все настолько предсказуемо стало.

Мелисса, вот возьмем даже тебя. Ты сидишь дома, и тебе неожиданно звонят твои одноклассницы. В коем-то веке предлагают сходить с ними в кафе. Что делаешь ты? Ты, считая их скучными и кафе неинтересным, отказываешься и продолжаешь сидеть дома под воздействием леди Лени. И ты даже не узнаешь, что эти твои одноклассницы уже лет пять как поумнели и стали любопытными личностями, а в том кафе сделали ремонт, и теперь это крутое заведение.

— Я бы не… — захотела возразить я.
— Конечно, зная все, что я тебе рассказал, ты не откажешься теперь, — фыркнул Скука, обдав меня презрительным взглядом. — Но раньше так и было. Просто признай это. Я существую уже много тысяч лет. Я уверен, что ты поступала именно так.

Я смиренно проглотила появившуюся пилюлю обиды — не время, не повод и совсем по-детски было бы обижаться — и, чуть замявшись, спросила:

— И как… Как мне с этим бороться?

Скука замер. Через пару секунд он выключил телевизор и сел ровно напротив меня. Он стал внимательно меня разглядывать, всматриваясь в черты лица и цвет глаз.
Затем перевел взгляд на мои руки и недокрашенные ногти на ногах. От такого пристального осмотра, мне стало еще больше не по себе, и я поежилась.

Сероволосы усмехнулся:
— Не любишь, когда тебя разглядывают?
— Не так бесцеремонно, — коротко ответила я.
— Крайне бесцеремонно было спрашивать у чувства, как с ним же бороться. А все остальное — мелочи, — недовольно, но спокойно сказал парень в сером.

Я мысленно ущипнула себя за свою предсказуемость и добавила плюс балл к интеллекту Скуки. Сейчас он мне совершенно не казался таким уж с ветром в голове, мне было даже страшновато, но я очень не хотела это ему показывать.

— Ой, ну прости, — я извиняюще заулыбалась.
— Глупая, — хмыкнул Скука и встал с дивана. — Я не могу тебе рассказать, но могу показать. Идем.

Он направился к двери, а я, как собачка, засеменила за ним. Ему пришлось подождать, пока я натяну кеды, и только тогда мы вышли из квартиры.

— Куда мы идем?
— Увидишь.

Как же бесят подобные ответы! Просто невероятно выводят из себя! Но я снова промолчала и постаралась, чтобы не сбивалось дыхание, пока я чуть ли не бежала за парнем в сером.

Я вновь внимательно присмотрелась к нему. Он снял свою привычную маску шутника и балагура и предстал во всей своей ужасающей красе.

От ветра волосы Скуки заметались во все стороны, и по моей коже пробежали мурашки. Как он смотрит на людей, проходящих мимо. С такой безразличностью, чуть кровожадностью и презрением. Глаза слегка прищурены, лицо расслабленно. Как сильнейший хищник на охоте, который однозначно знает о своей власти над безропотными жертвами. Знает и наслаждается этим. Хищник, у которого убийство — не более чем развлечение от скуки.

«Я — серая скучающая смерть», — эти слова никак не хотели выходить из моей головы. Глядя на него сейчас, у меня не оставалось сомнений в их правдивости.
Мы завернули на соседнюю небольшую улицу. Там было малолюдно и тихо. Скука задумчиво огляделся, взглянул на часы и снова осмотрелся.

— Опять время неправильно сказали. Какая скукотень!

Я осторожно поинтересовалась:

— А что сейчас должно было произойти?

Чувство, которое язык уже не поворачивался назвать Иванушкой-дурачком, напряженно замерло. Скука прислушивался и отвечать явно не собирался. Такое пренебрежение начинало надоедать. Я обиженно надула щеки и была готова начать возмущаться, но Скука прижал свой палец к моим губам и грозно цыкнул.

Узнав его такого, мне совершенно не хотелось интересоваться его реакцией на ссоры с надоедливыми взрослыми особями женского пола. Поэтому я замолчала и замерла на месте.

— О, наконец-то, — тоскующим тоном вымолвил Скука и повернулся на сто восемьдесят градусов.

Я последовала его примеру. Из-за угла дома выплыла гоп-стоп компания. Гопников девять от двадцати до тридцати лет. Утомленный и обозленный жизнью взгляд, чуть надменности и пафоса. Треники «Адидас», бутылочка пива, косячок — полный набор.
Компания медленно прошествовала мимо и приземлилась на лавочку одного из подъездов. Вроде тихо. Я вопросительно уставилась на Скуку.

— И?

Молчание. О, мне это надоело!
— Я иду домой, Скука! Я как со стенкой разговариваю!

Только я развернулась в обратном направлении, как почувствовала всепоглощающий взгляд на своем затылке. Волосы встали дыбом, и по коже пробежал холодок.

Ой-ей.

Я аккуратно развернулась и робко подняла глаза. На меня смотрели по-новому заблиставшие ясно-серые озера: к скучающему безразличию добавилась непривычная злость и черные огоньки.

— Если ты не заметила, я сегодня не в том расположении духа, что обычно. И на твоем месте, я бы меньше дергался и кудахтал. Стой смирно.

Грубо, но эффективно. У меня сразу отпало всякое желание куда-либо идти и перечить Скуке.

Снова тишина и спокойствие. Только иногда гогот гопников доносился до ушей. Что мы тут время теряем? От скуки стала вырисовывать ногой узоры на земле. К тому времени, когда парень в сером снова заговорил, я уже успела нарисовать половину персонажей из «Смешариков», дом с лавочкой и закат.

— Твое художественное мастерство находится на уровне детского сада. Если будет нечем заняться, научись рисовать, — мельком осмотрев мое творение, сухо сказал Скука.
— Ну, спасибо, — буркнула в душе обидевшаяся я.
— Не за что. А теперь послушай меня. Мелисса, — он снова чересчур серьезно посмотрел на меня, — каждый человек бывает под моим воздействием. Кто-то в меньшей, кто-то в большей степени. Как выяснили ваши ученые, я могу быть пяти типов. Не буду рассказывать, сама поищешь информацию, если надо будет. Но суть в том, что иногда я вызываю такие эмоции, как злость, раздражительность, чрезмерную агрессивность и поведение, при котором ты можешь совершить преступление. Даже убийство.

Я не так безобиден, каким кажусь поначалу. Так вот, эти ребята, — он указал на гопников, — на данном этапе жизни под сильнейшим моим влиянием. Они уже устали от бесцельных дней, утомлены и напряжены, а в совокупности — агрессивны. К слову, тут мы работаем вместе со Злостью. Он частый мой напарник, как и Одиночество. Но в данной ситуации, даже их присутствие необязательно. Сейчас достаточно одной искры, чтобы взорвать пороховую бочку. И это довольно легко обеспечить. Бью тем же оружием.

Скука торжественно развернулся и указал ладонью на выплывшего из-за того же угла мужчину. Тот был тридцати или тридцати пяти, среднего роста, с легкой, небрежной щетиной и равнодушным взглядом. Он чуть горбился и косолапил. Мужчина обвел взглядом улицу, потом дворик и заострил внимание на гоп-компании — оценивающе их оглядел.

Гопники что-то негромко обсуждали и ели семечки, ошметки от которых летели прямо на землю около подъезда. За ними же отправлялись пустые бутылки из-под пива и докуренные сигареты.

Увидев это, мужчина нахмурился и направился прямиком к той лавочке. Я с тревогой посмотрела на Скуку. Тот равнодушно пожал плечами и фыркнул.

— Еще одна особенность людей: скука создает иллюзии, попав в которые, человек начинает воображать себя героем.

Я снова уставилась на мужика, который уже успел дойти до скучающей компании. Гоп-стоп без особого энтузиазма поднял на него глаза:

— Чё-то надо, дедуля? — харкнув, поинтересовался один из них.
— Вы что здесь устроили? Засрали весь подъезд! — громче нужного, ответил «дедуля».
— Ничё мы не засрали. Не нравится — не смотри.

Мужчины завились с пол-оборота, и атмосфера сразу сгустилась. Пару ласковых, и начались угрозы.

— Убирайтесь отсюда, отморозки, а иначе я…
— Что ты? Полицию вызовешь? Ну так давай. Только смотри, чтобы тебя самого не засадили, — вставая, не дал закончить мужику, здоровущий гопник.
— Чё ты вообще к нам пристал? Где твоя квартира? Давай, проводим, — злостно усмехнулся еще один.
— Я не здесь живу, ублюдки…
— Как ты нас назвал? — снова перебил здоровяк.
— Эу, братаны, он нас «ублюдками» назвал. Давайте ему покажем, кто такие реальные ублюдки, а?
— Забейте на него. Мужику просто скучно. Наверное, его женушка из дома выгнала, так ему мозги никто давно не…
— Что ты сказал?!

Стала завариваться потасовка. Я с беспокойством оглянулась на Скуку. Как и положено такому чувству, он с видом вселенского безразличия лениво следил за развитием событий. Мужчину стали хватать за ворот и делать последние предупреждения, которые, естественно, вывели на новый уровень его вспыльчивость. В конце концов, он и начал первым махать кулаками.

Капли крови упали на треснутый асфальт.

***

— Хватит. Надо это прекратить! Ты обещал показать, как бороться с тобой, а не к чему ты приводишь! Останови их! — кинулась я на Скуку в то время, когда мужчина уже потерял один зуб.
— Если тебе это так надо, то вперед, — гадко ухмыльнувшись, повело рукой в сторону драки чувство.
— Я что, дура? Меня убьют! Не допускай того же, что допустил Злость в первую нашу встречу!

Скука вновь усмехнулся, но ничего не ответил, будто задумавшись над моими словами. Когда послышался хруст чьей-то руки, он даже бровью не повел. Скука не собирался вмешиваться и тем более спасать кого-нибудь. Какие они мерзкие!

И я снова не знала, что делать. Как тогда. Кошмар точь-в-точь повторялся. Я всем телом дрожала и готова была сама кричать от безысходности.
Гопники, словно одержимые, избивали мужчину.

Нет, я больше не могла это терпеть. Я хотела бежать в поисках людей, но Скука схватил за руку и пилил взглядом. Я пыталась вырываться — не получилась. Телефон перестал ловить сеть – черт! Никаких вариантов не оставалось, и я закричала:

— Прекратите! Остановитесь! Вы его убьете! Я вызвала милицию!

Но они не услышали. Мой крик просто не мог прорваться сквозь шум потасовки и звериного рычания. Мы были слишком далеко. Но будто почувствовав новый приток сил, я стала кричать и пищать, что было мочи, чтобы хоть кто-нибудь додумался выглянуть в окно. Возможно, я бы и смогла привлечь чье-нибудь внимание, но Скука быстро закрыл мне рот. «Нет, нет», - пыталась мычать я, пока не поняла, что это бесполезно, и не повисла молчаливо на его руках. Это какой-то кошмар!

Мужчина упал на колени, он был весь в крови.

— Зачем ты мне это показываешь? Зачем?! — снова набравшись сил, я укусила Скуку за руку.
— Мне скучно, — протянул парень в сером, глядя на полукруглый укус.
— Иди к черту со своей скукой! Я не понимаю, чего ты добиваешься?!

Я развернулась к нему лицом, и он с каким-то болезненным презрением бросил:

— А ты подумай.

Тяжелые стоны за спиной.

Что он хочет, чтобы я поняла? Чего добивается? Парень в сером просто стоял в нескольких сантиметрах от меня и равнодушно смотрел мне в глаза. Глубокие, серые, холодные глаза, в которых сложно было прочесть хоть что-нибудь. Хоть единую подсказку.

«Скучно». Что это? Как с этим бороться? Как это остановить?

«Хватить задавать вопросы! Ищи ответы!» — закричала сама на себя я, и в одно мгновение мысленный поток остановился.

Мне сложно описать, что происходило в моей голове, но это было похоже на картинку, где по бескрайней цветочной поляне несся бешеный табун черных лошадей. Но потом по щелчку пальцев все лошади исчезли и оставили после себя только измятые цветы. Однако если присмотреться, то можно было с самого начала заметить несколько пчел, которые безнадежно кружились над поляной в поисках не тронутых табуном цветов. И спустя время, среди всей разрухи и хаоса, они находили цветок за цветком.

Для пчел это было что-то обыденное, а я чувствовала восторг, как от неземного чуда. То, что казалось невозможным, потерянным, для них было доступным и реальным. Не теряя надежду, делая все, что могут.

Я кое-что поняла.

— Саморазвитие. Цели. Устремленность. Участие. Сила воли, — глядя в глаза Скуке, как заклинание, сказала я.

Меня окатила волна удовольствия. Его глаза будто ожили и стали, как прежде. Холодный и мутный серый цвет за секунды приобрел ясность. Жаль, что это длилось всего мгновение, но я догадалась, что двигаюсь в верном направление. Даже несмотря на его дальнейшую реплику:

— Что это за набор слов? — все так же бесстрастно спросил он.
— С тобой можно бороться, просто идя вперед. Не останавливаясь, имея цель и надежду. Саморазвитие — ключ в борьбе с тобой! Эволюция и жизнь, новые знания…
— Эволюция? Что за ерунду ты говоришь? — протестовал он, всем видом показывая мне, наоборот, продолжать.
— Да, человеческие чувства! Эмоции и действия, которые делают нас людьми! Логичность и нелогичность!..
— Это все бред! Ты даже тут не можешь ничего осознать…
— Точно, я поняла! Нам просто нельзя останавливаться. Чтобы ты не стал нашей погибелью, мы должны работать над собой и мечтой. Не давать себе шанса отлежаться в кровати, когда на улице светит солнце. Дать миру что-то от себя… — я захлебнулась от ответов на свои же вопросы.

Размахивая руками и расхаживая по кругу, я не понимала, как я раньше до этого не дошла? Скука — это чувство предсказуемости и однообразия, серости будней и рутины. Чтобы избежать этого чувства, достаточно просто что-то делать новое. Чем-то интересоваться, давать себе пинка под зад, чтобы искать и изучать хоть что-то. Не давать бегущей реке стать стоячей водой. Путешествовать, знакомиться, преодолевать себя и идти вперед.

Останавливаться, только ради самоанализа и недолгого отдыха. Отдых тоже важен, без него может все разрушиться.

Необходимо заставить себя научиться радоваться каждой минуте и каждому вздоху! Ценить жизнь во всех ее проявлениях, найти себя и свой путь. Главное — идти!
Парень в сером пальто то ли удрученно, то ли радостно водил за мной взглядом и молчал. На его лице шла настоящая борьба эмоций. Брови то взлетали вверх, то собирались на переносице. На висках учащенно пульсировала вена. Кулаки были сжаты, тело напряжено.

— Мелисса, — позвал он, не определившись со своими чувствами.

Я оторвалась от своего прозрения и непонимающе стала вглядываться в его лицо. Перескоки эмоций, передергивания, неровное дыхание, и одни глаза о чем-то настойчиво просили. Они просили меня разгадать еще одну загадку.

— Скука, ты не можешь мне сказать? — предположила я, когда его лицо стало особенно добродушным.

Чувство закачало головой и приняло свое флегматичное состояние.

— Почему?

Гримаса вновь переменилась и стала весьма агрессивной. Вслед за ней последовал довольно грубый ответ, на который мне пришлось смолчать. Сейчас было не время ссориться, да и это могло увести меня от самой загадки совершенно в другой лес. Тем более я стала понемногу догадываться, что происходит.

— Это связано с твоей сущностью? — аккуратно произнесла я, готовясь отскочить в сторону.

Но парень в сером лишь блеснул глазами и вновь переменился в лице.

«Продолжай», — мысленно говорил он.

Ха, легко сказать «продолжай»! Это как в крокодила играть, только отгадывать по мимике мировые тайны. Лучше бы сказал что-нибудь дельное, чем показывал мне свои рожицы.

Неожиданно в памяти всплыла одна фраза, которую сегодня произнес Скука. Зацепившись за нее, я стала раскручивать клубок догадок и от радости чуть не вскрикнула, когда она просто идеально подошла как ответ. Я не знала, что она значит, но интуиция кричала о верности решения.

— Я не могу тебе сказать, но могу показать, — торжественно произнесла я, надеясь, что моя сегодняшняя гениальность и тут будет удачно использована.

Как только я это произнесла, по его лицу проскользнуло облегчение и легкая досада, сменившись спокойствием и удовлетворением. Кулаки разжались, и он облегченно вздохнул, а потом…

Он порывисто обхватил мои плечи и настойчиво притянул к себе. Помедлив секунду, Скука нежно поцеловал меня в лоб. Мурашки вновь ордой пронеслись по коже, и тепло расплылось по телу. Уже через мгновение его холодные губы отстранились от моего лба, руки отпустили мои плечи, и сам он отошел на пару шагов назад.

Теперь на его лице сияла та самая ехидная улыбка, что и обычно, в глазах танцевали черти, а волосы вновь торчали во все стороны.

— Я думал, им придется убить его, пока ты не додумаешься, что к чему, — как ни в чем не бывало, Скука щелкнул пальцами в сторону подъезда.

Сразу же из-за угла выплыла милицейская машина вместе со скорой. Улица за секунду оживилась, и потасовка мгновенно прекратилась. Гопота попыталась бежать, однако стражи порядка оказались, на удивление, шустрей.

Новый поток шума, крики, сирена, разборки. Я, отойдя от потрясения, возмущенно посмотрела на Скуку.

— И как я должна была все понять про саморазвитие, глядя на то, как избивают до смерти мужика?
— Ну, — протянул в своей манере Скука, подняв глаза к небу, — очевидно, если бы мужик не прогуливал когда-то тренировки по борьбе из-за скуки, то сейчас бы его не увозила карета скорой помощи.
— Интересно, когда я должна была об этом узнать? — снова разозлилась я, в душе все же радуясь, что Иванушка-дурачок вернулся.
— А ты что, не знала? — изумленно округлив глаза, наигранно заохал Скука.
— Ты с ума сошел? Откуда я могла знать? Из-за тебя избили человека!..

Скука так и не сумел мне логично объяснить смысл побоища. Я понимала, что это была стрессовая ситуация без прямого воздействия на меня, чтобы заставить быстрее соображать, не подвергая опасности. Но опять же, что меня эта ситуация только больше запутала — это неважно, главное — результат. Подумаешь, чуть не забили мужика. Пф, каждый день такое.

Чувства есть чувства. Им не дано понять, что люди много не знают про других людей. И их методы жуткие. Я стала забывать об их природе, а у чувств нет как такового опыта в живом общение с людьми. Мне нужно было быть снова настороже.

Чуть позже Скука рассказал мне, что чувства не могут напрямую отвечать на вопросы о борьбе с их сущностью. Никто и не помнил об этом законе, пока они не встретили меня. Еще было интересно узнать, что чувствам приходится несладко, если у них начинают проявляться другие эмоции в момент их работы. 

Я все еще бухтела, когда мы вернулись домой, на что Скука, потянувшись на диване, сказал:

— Успокойся, все уже позади. Желаю, чтобы ты выучила мой урок. Прими новые знания, сделай вывод и иди вперед.

Я задумчиво остановилась у окна.

«Прими, сделай вывод, иди». Это все логично и довольно легко на первый взгляд, но… Как?

Вдруг экран моего мобильного телефона засветился, показал табличку с уведомлением и быстро потух. Я не успела разглядеть текст сообщения, поэтому просто удивленно посмотрела на оживший аппарат. Звонить-то некому, смс писать тоже, деньги на телефон я недавно клала, поэтому своеобразное оживление агрегата меня поразило.

Я постояла минуту-другую, тупо глядя на свой телефон и гадая, что за нечистая сила тут творится, и только потом соизволила взять его в руки. Сняла блокировку, зашла в папку с смс и кликнула на «новое сообщение».

От: Кристина Золотая Медаль.
Получено: 3 минуты назад.
Сообщение: Привет, Мел. Мы с девчонками идем в кино завтра. Всем женсоветом класса, так сказать :D Ты с нами? Кристина Б.

Я еще раза два прочитала сообщения и пустым взглядом уставилась в окно. Кристина, та самая зубрила с красивыми волосами, пригласила в кино со всеми меня? Мел… Не, так только меня зовут. То есть ошибки быть не может, сообщение пришло именно мне. Но, блин, кто сейчас смс пишет? И Кристина такая скучная зубрила…

Я осторожно покосилась на сопящего на диване Скуку и снова перевила взгляд на телефон. Чтобы он сказал, если бы узнал мои мысли? Наверное, уничтожил взглядом, а потом бы опять закинул в какую-нибудь «стрессовую ситуацию». Не, такого я не переживу. Да и правда, что это я?

«Сделать вывод и идти к цели»

Я улыбнулась, кинула телефон обратно на подоконник и пошла в комнату разбирать свой шкаф.

***

Скука бесшумно поднялся с дивана и аккуратно взял телефон Мелиссы с подоконника. Открыл отправленные сообщения и довольно хмыкнул.

Кому: Кристина Золотая Медаль.
Отправлено: 4 минуты назад.
Сообщение: Я с радостью! Давно пора было нам организовать совместный культпоход. Мел ;D

Глава 4

Стоит ли мне обращаться к тебе «дорогой дневник»?
Не знаю, но суть ты уже уловил.

Прошло полторы недели. Я до сих пор думаю о «подарке» Скуки. Я все еще в легком ужасе от того, что он сделал, но если откинуть эмоции и хорошенько подумать, то, как ни крути, а я получила отличный урок и начала уже делать работу над ошибками.
Мы с одноклассницами здорово сходили в кино. И в кафешку, и на каток. Я повеселилась от души. Стыдно признать, но девчонки действительно выросли и стали такими классными. Как я раньше этого не замечала?

Но все равно пропасть между нами была огромная. Они были веселые и чуть–чуть безголовые, а я как-то больше по сериалам и книгам. Девчонки очень приятные в общении, но все наши беседы заключались в обсуждении школы, общих знакомых и полученных вместе воспоминаний. Мне было трудно перестроиться на их ритм. Как итог, через какое-то время я немного захандрила.
– Мел, погнали по магазинам? Тут новый топ открылся!..
– Не, спасибо. Я лучше пересмотрю «Игры разума».
– Что это? Фильм такой?
– А там есть романтика?
– Немного…
– Ну ладно, пока.
– Пока.

И я вновь оставалась одна.

Мне теперь не бывает скучно. Я все время чем-то занимаюсь. Последовала совету Скуки и стала учиться рисовать. Еще я вспомнила, что мне нравилось в детстве заниматься рукоделием. Нашла кружок и уже сходила на два занятия.
Честно говоря, каждый раз, когда я выползала с дома на этой неделе, я очень надеялась, что именно сегодня я смогу завести новых друзей. Но это оказалось труднее, чем я думала. 

Я обнаружила, что плохо схожусь с людьми. Этот факт меня сильно озадачил и опечалил. Оказывается, я не могла заставить себя просто подсесть к кому-нибудь и заговорить, предложить помощь или довериться. Да, с этим возникли большие проблемы.

А мне уже так хотелось с кем-нибудь поговорить по душам, рассказать о себе, о своих мыслях. Послушать о чувствах другого человека, прикоснуться к его жизни. В тяжелой ситуации обнять и поддержать. Знать, что есть на свете человек, который в любую минуту придет тебе на помощь. Мое сердце ныло по ком-то, кого я смогу назвать другом.
– Эй, человек, ты съела все печенья с коровами? – донеслось шуршание с кухни.
– Я уже неделю не ем печенье, – спокойно ответила я, закрывая дневник.
– Иди сюда! – приказал нарастающий голос с кухни.
– Не-а, – не думая даже вставать из-за стола, буркнула я. 

Подозрительное рычание и тишина. Типичный Одиночество. С его приступами мании величия только так и можно справляться. Не поддаешься на провокацию и игнорируешь. Сначала он обращается с тобой, как с холопом, потом рычит и дуется минуты две, а затем вновь возвращает свой интеллигентный образ.
– Худеешь? – показались черствые, маловыразительные глаза из коридора.
– Нет, просто вы съедаете абсолютно все, что я покупаю себе. И смысл мне тратить деньги на то, что я даже не ем? – еще немного…
– Ради нас. Мы-то едим.
– Почему я должна тратить деньги на вас? – еще чуть-чуть…
– Потому что мы… Хм.
– Кто вы мне? – ну, давай!
– Твои хозяева.

Бум! Блин! Не отдавая себе отчета, я запустила в белобрысую голову ручку и опустила голову на тыльную сторону ладони.

Неужели так сложно сказать «друзья»? Еще одно стыдное признание: я хотела, чтобы они назвали меня другом. Я знаю, что это неправильно, но я с ними почти двадцать четыре на семь и у меня уже нет никого ближе. Я к ним притерлась всей душой, и если бы они сказали, что я их друг, я бы была намного счастливее.

Но нет, блин, «хозяева». Какие к черту хозяева? Я понимаю, что, возможно, в наших отношениях нет и доли той нормальной дружбы, но все же рабством тут не пахнет. Что вообще за взаимоотношения у нас такие? У меня непризнанная дружба, а у них рабство? Какой ужас!

Ручка, как и ожидалась, пролетела мимо, однако хмурым выражением лица мою цель наградила. Одиночество вслух недовольно пожаловался Злости на меня, и тот на пару со Скукой тоже объявился из воздуха посмотреть на «бешеную Мелиссу».
– О, как ты умудрился ее так разозлить? – счастливый как слон спросил Сашок-Злость.

Одиночество дословно пересказал наш диалог и пожал плечами. Я в этот момент едва слезы сдерживала. То ли я устала, то ли от накопившегося, но эта мелочь меня подбила. Мне было обидно и жалко себя.

И конечно это не скрылось от них. Чувства осторожно подошли к столу и окружили меня. Я чувствовала, как их взгляды прожигают мое лицо, которое я старательно прятала.
– Хм, может, это из-за печенья? – предположил Иванушка-дурачок. – Мелисса, ты не переживай так. Украдем мы тебе печенья, ладно.
Я молчала и только всячески старалась подавить комок в горле.
– Я думаю, это все от злости на должность раба. Хотя возможен и вариант Скуки, – нахмурился Сашок.
– Нет, все гораздо глубже, – вдруг тихо сказал Одиночество. – Я, кажется, понял.
Злость и Скука перевели взгляд на него, но тот приказал им соблюдать тишину. Михаил медленно опустился на колено около меня и дотронулся до моего плеча. Я вздрогнула от слишком низкой температуры его руки, но не подняла голову. И слава богу, так как с моих глаз потекли предательские слезинки. 

В комнате стало невероятно тихо и жарко.
– Друзья? – произнес он всего одно слово, от которого я внезапно зарыдала вслух и вжалась в стол.

Я не знаю, что со мной творилось, но я плакала и плакала. Они молча стояли вокруг, а я заливала стол своими слезами. Я уже поняла, что они элементарно подыгрывали мне все это время, что они еще до того, как появились в комнате, все знали. Они же чувства! Причем жестокие, иначе зачем они снова довели меня до слез?

Наверное, ответ нашелся сам, когда я почувствовала тяжесть на своей спине. Скука, Злость и Одиночество обвили меня руками и крепко обняли. Все трое.
– Очистись, – прошептал кто-то из них.

От внезапности я захлебнулась эмоциями. Мысли вовсе перестали идти последовательно, и от слез и неразберихи стала болеть голова. Они сжали объятия крепче, и я напряглась. Это было мило и ужасно одновременно: я вся мокрая, слюнявая, зажата в неудобных объятиях, в которых и так воздуха мало, так еще и сдавливают сильнее.

Мне стало очень душно. Дыхание начало перехватывать будто в удушье, но не успела и слова сказать, как голова резко отключилась, и я мгновенно провалилась в беспамятство.

***

– Похоже, пришел твой черед, – прогрохотало что-то в моей голове.
– А не много ли ей будет? За неполный месяц столько потрясений, – шипением отозвался кто-то.
– Много будет, если еще и мне придется руку приложить, а так нормально.
– Нет, перебор, – появился новый треск в моей голове. – Она очень слаба.
– Ты вообще без очереди влез, так что стой и молчи.

Постепенно грохот, шипение и треск стали приобретать привычное для меня звучание голосов чувств. Открывать глаза не хотелось, все тело ломило. Я лежала и слушала бред чувств, стараясь вспомнить все, что произошло.

Кажется, у меня случилась истерика. Почему? «Друзья». В сердце вновь закололо, но лениво и без сил. Ладно, я сидела за столом, но сейчас я лежу в рост – значит, перенесли на кровать. Хорошо. Нужно взять себя в руки.
– Мелисса, – позвал Михаил.

Я медленно открыла глаза. Злость, Одиночество и Скука стояли рядом и выжидающе смотрели на меня сверху. Не люблю, когда смотрят на меня сверху вниз.
– Да-да? – прохрипела я.
– Как ты себя чувствуешь? – как-то странно спросил меня Злость.
– Хорошо. Теперь я знаю, что значит выражение «чувства душат», – не двигаясь, ответила я.
– Хм, чувство юмора на месте. Жить будет, – заключил Скука и небрежно плюхнулся мне на ноги.

Напряженность спала, и господа в пальто будто облегченно вздохнули.
– Отлично, а то мы и вправду можем задушить. Скажи спасибо, – как бы между прочем кинул Злость и уселся в мое кресло.
– Спасибо. Я рада, что осталась жива, – глупо хихикнула я и неспешно села.

Одиночество присел рядом с кроватью на корточки и с серьезным видом посмотрел на меня. Я от такой обстоятельности даже испугаться успела, что у меня на лице не только слюни и слезы, но Михаил вдруг спросил:
– Ты слышала, о чем мы говорили?
– Н-нет, – пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из тех грохотов, пробормотала я.
Вся компания переглянулась и слегка кивнула головой.
– Я предлагаю тебе пройтись со мной, – хищно блеснув глазами, сказал Одиночество.


***

Я отпиралась, как могла. Однако «предлагаю» от Одиночества равносильно «приказываю». И вот я вновь куда-то бреду средь новеньких высоток и стареньких коротышек за абсолютно белым чувством – Одиночеством.

После такой прогулки со Скукой, я догадывалась, что рано или поздно меня сводят погулять и Михаил, и Сашок, но все же столько свиданий за короткое время – нехорошо. Я старалась держаться молодцом, готовилась к психической атаке, и все же дрожь волнения пробегала по коже при виде любого человека по пути.

Дожили. Я теперь еще и от людей шарахаюсь.
– Надеюсь, ты дашь мне лучшую картину для понимания, чем Скука, – то ли попросила, то ли понадеялась я.

Одиночество с минуту помолчал и как-то неотзывчиво сказал:
– Поверь, мою картину ты точно поймешь.

М-да, многообещающе.

На этот раз мы шли долго. Вместо ожидаемого поворота во дворы, мы свернули к центру города. Солнце садилось, люди празднично прогуливались по тротуарам, и я тоже невольно расслаблялась. Город в конце весны – это так атмосферно. Летние террасы, распустившиеся цветы, яркие флажки и горожане. Первые пикники на берегу реки, запах шашлыков из кафешек, песни под гитару от уличных музыкантов, танцы.
Не хотелось даже верить, что таким теплым вечером может что-то случиться ужасное.
Но мы вышли на мост, и я почувствовала, что здесь произойдет то самое. Картина Одиночества.
– Заранее прости меня.
– Что? – расслабленность тут же улетучилась.

Я испуганно посмотрела на чувство, но ответа не последовало. Как в принципе и любых намеков на то, что он не окаменел. Одиночество замер со стеклянным взглядом, и я будто учуяла запах надвигающейся катастрофы.

Внутри вновь все заныло о нежелание моральной (и не дай бог, физической) боли. Я надеялась, что Одиночество не будет сухарем, как Скука. Но что-то подсказывало, что парень в белом будет намного страшнее.

Этот вечер навсегда запомнится мне, как один из самых ужасных в моей жизни.
Был десятый час. Ветер переставал быть таким уж ласковым и неприятным сквозняком гулял по мосту. Машин ездило мало, люди тоже расползлись. Постепенно стало тихо и совсем темно.

Я услышала плач. Приглушенные всхлипы сливались с шепотом реки и будто исходили из нее самой. Посмотрела на Одиночество, и он без слов подвел меня к краю моста. Я уже догадывалась, что я увижу, посмотрев вниз, но очень хотелось ошибаться. Покрепче ухватилась за перила и нагнулась вперед.

Нагнулась - так и замерла. Страх стал сжимать желудок. Подо мной теперь бурлила черная река, и высота моста прозрачно намекала, что сомнительна вероятность выжить при прыжке. А прямо на хрупком, сетчатом козырьке моста сидела женщина, чей плачь я услышала. Она, обхватив голову, раскачивалась взад и вперед, и чудом оставалась на твердой поверхности.

Боже, и что мне делать?
– Хэй, извините меня, вы бы не могли мне помочь? – услышав сомнительные скрипы сетки, я сказала первое, что пришло в голову.

Женщина резко подняла голову, посмотрела на меня и заплакала еще больше. Она попыталась отползти в сторону, отчего козырек напряженно взвыл.
– Стоп, стоп, стоп! Я не хотела вас пугать, извините! И лучше не дергайтесь. Я просто хочу, чтобы вы мне помогли, – поторопилась ее успокоить я.
– Девочка, сама решай свои проблемы и не мешай мне решать свои, – сквозь всхлипы грубовато ответила женщина с мышиного цвета волосами и от собственной бестактности снова разрыдалась.

Я была в растерянности. Как мне нужно поступить, чтобы ее спасти? Что нужно говорить в таких случаях? 

Я знала, что это бесполезно, но с мольбой посмотрела на Одиночество. Нет, его тело было тут, но разум нет. Ладно, это его картина – картина одиночества – значит, нужно узнать историю и попытаться найти выход, верно?
– А какие у вас проблемы? – спросила я прежде, чем подумала, что напрямую как-то неправильно задавать такие вопросы в подобных ситуациях.

Женщина тоже это поняла и даже издала звук, отдаленно напоминающий смешок.
– Тебя это не касается, не думаешь? Уходи, – презрительно фыркнула она.
– Это общественное место. Где хочу, там и нахожусь, – вновь сказала я раньше, чем отфильтровала в голове.

Было темно, и я не могла четко разглядеть внешность незнакомки, но было очевидно, что ей около тридцати пяти, жизнь ее хорошенько помотала, но вроде не алкоголичка. Еще я сразу заметила, что на ней не было ни единого аксессуара и украшения: только синий сарафан и темный кардиган. Обуви тоже не было. Где она ее потеряла?
– Отвали, а. Это не фильм, чтобы тут из себя героиню корчить, – раздраженно, но уже без бесконечного потока слез рыкнула женщина.
– Сценариями к фильмам становится жизнь, поэтому тут вы не совсем правы, – я опять сморозила какую-то чушь, однако и это подействовало.

Женщина развернулась ко мне, посмотрела долгим взглядом и, отвернувшись, замолчала. Я, все еще соображая, что же мне делать, тоже держала паузу.
– Я все равно сегодня сделаю то, что задумала. У меня нет обратного пути. Но я бы не хотела, чтобы пострадал кто-то еще. Поэтому повторю еще раз: уходи.
– Ну конечно я не уйду, – теперь раздражение засвистело в моей интонации. А чего она ждала?

Без пяти минут суицидница закачала головой и пробормотала: "Это какой-то бред, я даже умереть нормально не могу".
– Может вы перелезете обратно? Расскажите свою историю, – без особой надежды предложила я.

Женщина словесно прополоскала мне все косточки и вцепилась ногтями в сетку карниза.
– Ну хорошо, сидите там. Но расскажите, почему у вас нет обратного пути?
– Потому что я все-таки сломалась, – чуть помедлив, ответила незнакомка.
– А по вам и не скажешь. "Сломанные" так не матерятся, – последнюю фразу я обиженно буркнула себе под нос.

Сетчатый карниз снова опасливо заскрипел, и я поднапряглась. Конструкция была старой и точно не предназначена для милых посиделок над бешеной рекой.
– Неужели никто не будет за вас волноваться? – я решила сразу заходить с краю одиночества.
– Нет, – с горечью выдохнула женщина: – Никто. Я никому никогда не была нужна.

Я попыталась сделать шаг поближе к ней.
– Не может такого быть. Среднестатически о каждом человеке волнуется два человека, – с головы взяла цифры я.

Женщины фыркнула:
– Девочка… Что ты знаешь? Ты теряла когда-нибудь детей? Тебя выкидывал муж с дома? Тебя травили с детства? Тебя разве презирали собственные родители? А потом тебя увольняли с работы из-за неудачного видео в Интернете? Нет! Я устала, меня больше ничего здесь не держит. Всем будет лучше, если меня не станет.

Я растерялась. У меня и так было мало идей, как действовать в такой ситуации, но что теперь говорить? Почему нет инструктажа? 

Мост вновь подал голос. Мои нервы передали ему привет. Сетка стала прогибаться ниже.
– Давайте вы перелезете, и я помогу вам все решить, – сделала два больших шага к женщине и протянула руки я.

Она вскрикнула и дернулась от моих рук. Что было дальше в моей памяти записалось, как секунда. Ржавый скрип, провал, мгновение замешательства, а потом сетка частями отрывается от моста, и женщина словно снежный ком начинает скатываться вниз. Я пытаюсь схватить ее за руку, она или сознательно отбивает мою руку, или не успевает, и инстинктивно цепляется в уцелевшее основание сетки.
– Возьмите меня за руку! – кричу я.

Она неоднозначно трясет головой, сетка отрывается в оставшихся местах и летит вниз. Я хватаю двумя руками женщину за ее кофту, мой живот со страшной болью впечатывается в перекладину моста и пальцы тут же начинают неметь. Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить в полной темноте, что она еще жива, и схватиться за выступ. Мне стало капельку легче, но дальше началась страшная пытка вытягивания человека с того света.    

Ни она, ни я не отдавали себя отчет в наших действиях. Я тянула ее за все, что могла схватиться. Она пыталась дотянуться ногами до опоры и оттолкнуться. Изнутри вырывался напряженный рык.

Как только чудо случилось и оставалось только перешагнуть через перила, женщина вдруг опомнилась, с гневом посмотрела на меня и хотела оттолкнуть, но я со злостью потащила ее на себя.

Нет, подруга, эта картину, картину Одиночества, я пройду без потерь. Я даже где-то внутри уже обрадовалась, что это было довольно легко.

Мы упали на асфальт, и к горящим болью частям тела добавился локоть. Небо заполнилось первой сотней звезд, холодный ветер погнал капли пота по лбу.
Женщины утробно завизжала и заплакала. Зачем-то ударила кулаком асфальт, и еще раз.
– Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!
– Ничего, я переживу, – без эмоций отмахнулась я.

Неудавшаяся суицидница посмотрела на меня сумасшедшими глазами и заорала:
– Будь ты проклята! – и уже знакомый набор нецензурной брани полился на меня.

Я отдышалась, села и завертела головой: где Одиночество? Уже можно уходить? Белоснежного чувства почему-то нигде не было, и я не восприняла это как хороший знак. Женщина тем временем уже переходила совсем на личности и затронула тему моего рождения. Я не выдержала, повернулась к ней и сказала:
– Вы можете орать на меня сколько угодно. Честно, мне тоже не привыкать. Я пропущу мимо ушей, вам станет легче, но не думаю, что в новом мире вам следует так обращаться с людьми. Это все-таки обидно. 

Ее ноздри задергались вверх, а голова мелко задрожала.
– Ты!..
Что-то ойкнуло у меня в голове, но я тут же была прижата к земле и словила первый случайный удар в бедро. Я хотела вжать голову в плечи, но шею перехватили:
– Я ненавижу себя! Ты не дала мне избавиться от моей никчемной жизнь! И еще думаешь меня учить?

"Хорошо, что женщина… Не сможет навредить…", – долю секунды до того, как полностью ушел в панику, пытался передразнить меня мозг, но первые звездочки перед глазами сделали свое дело.

Суицидница вдруг превратилась в садиста. Она, не обращая внимание на мои хаотичные попытки расцарапать ей лицо, сжала еще сильнее горло и резким движением подняла и приложила мою голову об асфальт. Я захлебнулась в попытках закашлять, и из глаз потекли слезы.
– Ты, мелкая… Даже ты считаешь себя умнее меня, выше меня! Я не настолько безвольное ничтожество, чтобы еще и какая-то девка относилась ко мне, как они!

Слюна брызгала мне на лицо. Я не могла достать до ее глаз, под ногтями уже собрались кусочки кожи, руки слабели. Когда обезумевшая только напрыгнула на меня, мои ноги оказались боком прижаты к асфальту. Я выбивалась, но единственное, чего мне удалось добиться, это вдобавок они запутались в юбке ее платья.

Женщина вдруг капельку расслабила руки, и я смогла сделать крохотный глоток воздуха. Она спохватилась и снова ударила голову об землю.
– Меня в детстве травили такие, как ты. Прикидывались подружками, а потом выставляли дурой. Эти ничтожества, что сейчас зовут себя мужчинами, унижали меня, издевались. Им было смешно, а мне даже родная мать не верила. Хватит! Считать! Меня! Идиоткой! И вруньей! – если бы белая пелена не застилала мне глаза, я бы могла увидеть, как лицо искажается в новых для нее гримасах обезумевшей злости. 

Но мое положение становилось отчаяние некуда. Я задыхалась. И не так быстро и легко, как от объятий чувств, а мучительно больно и в ужасе. В ушах звенело, легкие горели адским пламенем.

Я вдруг поняла, что еще мгновения, у меня не останется никаких сил. И если я прямо сейчас не вырвусь из ее рук и не вздохну, то она просто меня задушит.

– Семья – никто меня не любил! А потом муж. Он должен был защищать меня. Выкидыш – и все! Он относился ко мне, как все! Служанка! Рабыня! Никакой поддержки и любви! Я всегда была одна!

Я собрала все силы, на мгновение замерла и резко стала вырываться. Я сумела надорвать ее платье, она на секунду отвлекалась – мои локти и колени с еще большей яростью заколотили по ней. Где-то вдали показался приближающийся свет фар. Женщина растерялась, и я сбила ее с себя. Она упала на бок, а из моего горла вырвались жуткие хрипы. Страшная, страшная боль пульсировала в грудной клетке. Мое сознание находилось на грани, перед глазами все плыло, но на адреналине чувство самосохранение пыталось поднять меня на ноги.

Беги, беги, беги!

Разрываемая кашлем, ничего не видя перед собой и не слыша, я рывком встала на четвереньки и попыталась подняться, но вестибулярный аппарат был не готов, и я стала заваливаться. Боль резала изнутри. Вдруг поняла, что женщина снова рядом и тянет ко мне руки. Страх подхлестнул меня, и я броском попыталась вырваться хоть куда-нибудь.

А дальше был удар. Еще большая боль. И темнота.

Перед тем, как все стало вокруг чернее черного, мне показалось, что я вижу белый силуэт Одиночества рядом с собой.

Ты меня убил.



Глава 5

– Как она?
– Жить будет. Скорость была небольшой, серьезных травм удалось избежать…

Я лежу. Постепенно темнота меняет оттенки на светлые, и я догадываюсь, что снаружи все белое. Снаружи – если я открою глаза и вернусь в этот жестокий, калечащий меня мир. Не хочу. Мне больно.   

– Почему она не приходит в сознание? – теплый голос, который задавал вопросы, был мне незнаком.
– Не беспокойтесь, это нормально. Скоро очнется, – еще один, но спокойный.

Я в больнице, не трудно догадаться. Чья-то рука вдруг стала что-то делать с моей, я почувствовала дискомфорт. Видимо, капельница. Возвращалась чувствительность, и боль лавой вырвалась по телу.

Меня душила женщина, но что случилось дальше?

– А вы почему еще здесь? Вы не родственник, вам запрещено здесь находиться.
– Я знаю, знаю. Я ее старый друг, был во второй машине и…  – оборвался теплый незнакомый голос, зашелестели бумаги и спокойный голос, предупредив "что бы недолго", удалился.

Кто-то, кто назвался моим старым другом, подошел ближе. Любопытство аж притупило боль. Кто это? Я приоткрыла глаза и уставилась на жутко яркий профиль. Молодой мужчина, средний рост. Глаза постепенно привыкали к свету ламп, но я все равно не понимала. Кто это?!

Парень – не молодой мужчина, я ошиблась – сделал ко мне шаг и тоже удивленно замер, не зная, что делать.
– Мел, привет. Ты меня не узнаешь?

Я попыталась нахмуриться, но по голове будто чугунной сковородкой ударили: от боли аж зубы заскрипели. Что-то смутно знакомое пронеслось перед внутренним взором, лицо парня…
– Это я, Дэн. Мы в один детский садик ходили и во дворе гуляли.

Точно! Дэн. Ого. Голова сейчас взорвется.
– Что ты тут делаешь? – хотела спросить я, но вместо этого удалось выдавить из себя только набор скрипов и страданий.

С глаз побежали слезы. Глотку обожгло раскаленным железом.
– Тише-тише. Тебе не стоит разговаривать. Я сейчас позову врача, но меня тогда точно выгонят. Я еще толком не понял, что там у вас за битва была с той сумасшедшей – она, кстати, тоже пока тут –, но ты бросилась под машину. За рулем был мой друг. Я ехал на следующей машине... В общем, пожалуйста, поправляйся скорее. Тут такая буря поднимается…
– Молодой человек! – влетела в палату разъяренная медсестра.

Дэна сразу с криками выперли вон. Я не успела даже сообразить толком, о чем он говорил, как вместо него ко мне подошел другой человек. Глаза этого человека были полны тревоги и сострадания, и мне вдруг захотелось плакать совсем от другой боли.      
– Мама…

Ее руки мягко коснулись моего горящего лба, а губы с красной помадой неразборчиво зашептали какие-то нежности. Я тут же уснула.

***

- Ты точно уверена, что так и было? Ты сама кинулась под машину, все случайность?..
- Да, я не имею никаких претензий, - в сотый раз повторяла я маме и представителям закона.

Мне даже не хочется рассказывать про всю эту больнично-разбирательную рутину. Это было нудно и долго, а еще чертовски лицемерно. "Спасший" меня "старый друг" – невероятно удачное стечение обстоятельств для его мутных дружков из первой машины. Где еще и непонятно, кто именно был за рулем: пьяный, но с правами, или трезвый, но без прав. В любом случае, они какие-то наказания понесут, но хотя бы без заявления от сбившего человека, которое "по старой дружбе" было замято. Какая там искренняя забота, все ради выгоды.

Головой я ударилась сильно, на меня напала чрезвычайная доброта. Я не только чуть не отпустила Дэна совсем без возмещения (потом я решила все-таки взять у него некоторую денежную сумму и горы сладостей), но и на женщину отказалась писать заявление. Люди в форме сильно удивились, мама возмутилась, но я зачем-то решила максимально скрасить поступок женщины. Отчасти мне было жаль ее. Однако ее все равно собирались сдать как суицидницу в психушку, как только врачи согласятся, что переезд безопасен для ее здоровья.

Одиночество появился только через сутки после картины. Он молча стоял у стены палаты и равнодушно смотрел. Я отвечала ему взаимностью. Он исчез.

В моей голове четко складывался план дальнейших действий, а у врачей прогнозы по выписке. Меня собирались отпустить домой на четвертый день, чтобы я уже в домашней постели потела от летней жары. Но перед этим я планировала поговорить с женщиной, хотя психотерапевт, который теперь тоже за мной наблюдал, явно бы этого не одобрил.

Когда я в первый раз посмотрелась на себя в зеркало, я подумала, что я счастливица, что выпускной у меня в следующем году. Полопавшиеся капилляры в глазах, синяя шея, кровоподтеки и огромная шишка на голове. Такое ни одна косметика и пышная прическа не скроет. Зато в фильм ужасов без проб можно идти. Меня охватило странное чувство восхищения. Омерзительная вещь, когда ты радуешься любым переменам во внешности.

Опустив взгляд в пол, я поплелась по коридору. Исподтишка заглядывала в лица больных, приоткрытые двери палат, но нигде не могла найти суицидницу. Я знала, что ее не перевели еще, она должна была быть тут.

После второго захода, я случайно нашла ее. Медсестра на весь этаж звала пациентку, и фамилия показалась мне знакомой из разговоров милиционеров. Я проследила к кому направилась раздраженная медсестра и ужаснулась.

Чтобы женщина всегда была под присмотром, ей даже не выделили место в палате, и она лежала на кушетке в коридоре. Несчастная, свернувшаяся под одеялом лицом в стене, силуэтом даже не была похожа на взрослого человека.

Ее оттекшие глаза были не лучше моих.
- Что теперь с вами будет? – с трудом произнося слова, спросила я.

Мы сидели у нее на кушетке после долгого разговора.
- Не знаю, - снова дрогнул ее голос, и я сжала сильнее руку.
"Хватит слез, пожалуйста", - было значение этого жеста.
- Прости меня. Я не хотела тебя ранить. Я сошла с ума от одиночества.
"Я знаю", - кивала головой я.

Это не Стокгольмский синдром. Это простое человеческое понимание. Я не знаю, смогла бы я выдержать, не сломаться, если бы у меня была такая же судьба, как у нее. Ты не понимаешь, что у тебя в жизни все чудесно, пока не столкнешься с действительно отвратительными историями.

Травля в детстве и тяжелая юность – это реальность. Неверие родителей – это реальность. Любящий муж, который сначала подарил сказку, а после выкидыша и бесплодия стал издеваться, как над врагом, - это реальность. Отказ от дочери – это реальность. Увольнение с работы из-за видео в Интернете – это реальность! Поток оскорблений даже там, где ищут поддержки, – это реальность! Самоубийство – тоже реальность.

Мурашки бегали по моей кожи, когда я слушала историю женщины. Но самое страшное ведь то, что таких миллион. Людей, которых кидает из несчастья в несчастье. Частично из-за их особенностей характера, частично из-за темного колеса Фортуны. Зачастую их всех объединяет то, что им неоткуда получить помощь. Они просто одни или же "нельзя причинять беспокойство близким".

Верно говорят, что одиночество – неизменный спутник суицида.
Мне было жутко грустно. Слушая подобные рассказы и осознавая, что это не в кино, ты не можешь не чувствовать эту боль. Будто ты не человек, и тебя выбросили, как ненужную вещь. Предали и оставили в одиночестве. И со всех сторон тебе навязывают, что это нормально, так и надо, это естественный процесс. Ты, значит, заслужил.

Ну как это так, "заслужил"? Можно заслужить наказание, но одиночество… Вечное одиночество – страшнее любого наказания. За что люди так жестоки?

Сейчас весь мир пытается разделить людей, сделать дистанцию больше, разбить семейные связи. Для чего? Чтобы было проще управлять? Чтобы сломать? Чтобы запустить естественный отбор? У любой медали есть две стороны, и то, что может прятаться за "стань собой, раскрой свою индивидуальность и самобытность, наплевав на мнение близких", вплетается в культ-подражание одиночеству? Или… как много всего! Но ведь смысл один.

Даже начиная с малого. Компьютеры, телефоны, соцсети, видео – они создают комфортные условия для человека, и люди застревают в них, как в казино, считая, что они не в одиночестве, а в уединение. Ведь уединение – это хорошо. Добровольный отдых от социума, погружение в себя. Однако зачастую люди просто подменяют одни понятия другими, таким образом, пряча самое настоящее одиночество.

Называть одиночество уединением - это отказ от признания проблемы и проявление страха. Страха общения, страха быть отверженным, непринятым. Как бы парадоксальное не было, это и страх остаться одному. Люди создают среду, в которой они не только не чувствуют себя одинокими, но и порождают иллюзию нормальной, "веселой" жизни, чтобы не позволить окружающим считать себя жалким и нуждающимся в них. Ждут чуда, глупцы.

Но человек – социальное существо. Он не должен быть одиноким.

И как же больно тем, кто, стараясь преодолеть эту пропасть, сталкивается с жесткостью и непониманием. Как эта женщина.
- Может, это все-таки я сама виновата? Сначала пряталась от людей, затем отталкивала, после тянулась, но не к тем. Может, я сама притянула такую судьбу? Запрограммировала себя, не знаю… Я старалась быть хорошей, нравиться всем, стать популярной и нужной. Я же просто боялась остаться одна. И куда меня это завело? Я не нашла ни счастья, ни себя.

Ее перевели на следующий день, и больше я ничего о ней не слышала. Но я всей душой пожелала, чтобы за предстоящее время в психбольнице она поняла то, что поняла из истории я.
 
***

Я посмотрела в залитое солнцем окно. В доме, несмотря на открытый дачный сезон, свистела жизнь. Вода журчала по водосточным трубам, кто-то шелестел мусорным пакетом на лестничной площадке. После больницы я как-то полюбила подобные шумы.
Все еще с трудом поднявшись с постели, я поплелась на кухню за едой, и каждый шаг отдавался эхом в моей голове. Врачи сказали, что синяки пройдут через недели две, отдышка тоже скоро исчезнет. Правда, голова будет гудеть еще месяц, четырнадцать швов по телу нельзя беспокоить до снятия, ну а силы окончательно вернутся… как вернутся, у всех по-разному (тут врач сказал, что хоть я и молодая, но неспортивная и вообще дыхля, поэтому сложно предсказать). 

На кухне было непривычно. Я открыла холодильник и обнаружила там столько разной еды, сколько через моего холодного товарища не проходило за весь год. Ну да, родители же дома были. Заботясь обо мне, накупили продовольствия, как на целую армию.

Я вытащила подозрительный йогурт и уселась за стол. Огляделась, и мой взгляд наткнулся на старые добрые печеньки, которые я перестала покупать из-за того, что их все съедает Скука, Одиночество и Злость. Загипнотизировано взяла коробочку и встряхнула, но характерного звука не последовало. Что за ерунда? Я удивлено открыла коробку и заглянула внутрь – она была без печенья, но не пуста. Выпал маленький листик.
«Прости нас».

Ха, конечно.

Я отшвырнула записку в сторону, и там, где она упала, появились три парня в пальто. Кухня сразу же оживилась, несмотря на то, что они молча стояли и смотрели на меня.

Не прошло и двух недель. Как я все и думала.

С той минуты, как пришла в сознание, готовилась к этому моменту. Была максимально спокойна и сосредоточена. Но увидев их, у меня внутри будто молния злости ударила.

Они ждали, что я их прощу. Закричу, замашу руками, заплачу, прокляну все, на чем свет стоит, и прощу их. Ну нет, господа, это уже был бы перебор. Серьезно. Неужели они думают, что за такое прощают?

Ладно раньше, но тогда моя жизнь не находилась на такой тонкой ниточки от смерти! Я не валялась в больнице из-за их желания показать мне нечто. Я понимаю, они хотели сделать мне как лучше, но везде нужно знать меру! Да что там меру, нужно головой думать, а сможет ли человек после этого «лучше» жить!

Я молча и безразлично разглядывала их, как в больнице Одиночество. Он слова мне не сказал тогда, даже не попытался как-то оправдаться и приободрить. Стоял и смотрел. Безразличный истукан, смерть. А мне было еще больнее и обиднее из-за этого! Мое сердце разбивалось прямо у него на глазах.

Чувства хмурились. Серые глаза с разными оттенками смотрели на меня прямо, на лице подергивались мышцы от напряжения, кулаки то сжимались, то разжимались. Ха, похоже, от обычных чувств осталось только пальто.

Мне стало тошно от этих лиц, и я отвернулась. Стала есть йогурт будто их нет.
"А их ведь действительно нет!"

– Почему ты молчишь? – впервые за две недели заговорил Одиночество.

Однако, здравствуйте. Продолжаем режим игнорирования.
– Почему ты не говоришь с нами? – вновь спросило абсолютно белое чувство.

Я снова ничего не ответила. Невыносимые эгоисты.
– Ты не можешь просто взять и отвернуться от нас, - грубее обычного сказал Злость.
«Могу! Черта с два, могу! После того, как он отвернулся от меня, когда меня душили, думаешь, я не смогу отвернуться от вас? От всех! Могу и безумно хочу! И отвернусь!»

Мои мысли отразились на моем лице, и во взгляде Одиночества проскользнула грусть.
– Мелисса, не веди себя, как ребенок, - все тем же тоном отмахнулся Злость. – Да, эта картина была жестока. Да, она была опасна. Да, мы предполагали, что она может немного повредить твоему духу и здоровью…
«Немного?! Да ты хоть знаешь, что я чувствовала, когда меня «немного» машина сбила? Или, может, ты лучше осведомлен о том, как мне «немного» страшно было, когда я женщину вытаскивала с моста? Или о том, как мне «немного» в панике воздуха не хватало, когда я даже в больнице лежала? А, я поняла, ты, наверное, знаешь о том, как мне «немного» было одиноко все это время? Тогда ты также должен знать, как я «немного» сейчас вас ненавижу!»
– Мелисса, мы не думали, что все зайдет так далеко, – аккуратно вставил Скука, пытаясь подойти ко мне поближе.
– Не подходи ко мне! – наконец с неподдельной ненавистью вскрикнула я.
– Мел… – грустно позвал Скука и, встретив мой гневный взгляд, равнодушно отошел на свое место, больше не принимая попыток ко мне подойти.

Повисло молчание. Чувства без эмоций стояли посреди кухни, а я со злостью швырнула в мусорное ведро йогурт и быстро вышла из комнаты. Не хочу их больше видеть, не хочу их слышать, ничего не хочу.
– Прости меня. Я не мог поступить иначе. Правда, думал, ты справишься, – тихо сказал в спину Одиночество.

Не оборачиваясь, я залетела в ванну, закрыла на замок дверь. Все, финал. Я устала. По лицу беззвучно потекли слезы, которые обещали больше не появляться. Теперь к куче моих проблем можно еще приписать то, что я веду себя в последнее время, как девушка-девушка, и реву слишком часто. Боже, что делать с моей жизнью?..
– Мне… жаль, что так вышло, – шептал за дверью Одиночество.

От этих слов становилось еще обиднее и еще труднее сдерживать себя. Я включила воду и набрала в ладони холодную жидкость. Плеснула ее в лицо и громко вздохнула.
«Держи себя в руках. Ты обещала», – единственная мысль крутилась в голове.

Еще раз намочила холодной водой лицо и успокоилась. Одиночество тоже затих. Я еще раз глубоко вздохнула и подняла голову. Из зеркала на меня смотрела все та же жалкая, с безобразными кровоподтеками и полопавшимися сосудами, страшная девчонка.
– Это была ошибка. Мы не могли подойти к тебе. Поверь, я сожалею. Если бы я знал, что те машины… Одиночество – одно из самых страшных чувств, и «картины» в этой игре всегда ужасные. Я должен был понять, что ты еще не готова.

"Мел, ты ведь поняла, что это такое? – вдруг сами собой заговорили мысли в моей голове. - Чувство одиночества. Всепоглощающее. Оно сжигает человека, подводит к грани, наполняет его отрицанием и безумием. Заставляет возненавидеть весь мир, все живое. Люди начинают презирать человеческое. С легкостью переходят грань, губят чужие жизни. А в конце крадут все, что остается от жалкого подобия человека. И даже после его смерти оно все равно надсмехается над ним".

- А ведь стоит добавить всего одну каплю, и мой цвет изменится. Мелисса, ты понимаешь, что тебе надо сделать?

***

Прошло время. Я открыла двери и спокойно взглянула на остолбеневших парней в пальто. Злость угрюмо подпирал стену, Скука развалился на полу, Одиночество стоял около двери, и, резво открыв ее, я его подбила. Несмотря на всю печальность ситуации, меня позабавило, что в коем-то веке внимание было приковано ко мне и, чтобы я ни сказала, это все равно услышат.

Хоть в конце пути главные слова будут сказаны мной.

Прошла в зал, села в кресло и взглядом усадила парней напротив. Не то, что бы они были удивлены (эта эмоция для них – роскошь), но настороженность и интерес было трудно скрыть.
– Ну-с, – решил подтолкнуть меня к беседе Злость.

Я сверкнула глазами, и парень в черном хищно сузил глаза, злорадствуя, что даже в эту минуту умудряется меня злить. Идиот.

Они решили, что все теперь будет, как прежде.
– Слушай, Мел, нам действительно очень жаль, что так все вышло… – почему-то начал Иванушка-дурачок.
– Скука, Злость и Одиночество, - прервала его я, набрав воздуха в легкие, -  я больше не собираюсь участвовать в ваших «картинах». Одиночество, я поняла, что ты хотел мне показать той безумной картиной. И более того, я поняла, как стоит менять цвет. Но дело это не меняет. Я приняла решение: запрещаю вам ко мне приближаться. Я требую…

Чувства нахмурились. Я замялась, последний раз задумавшись, а правильно ли я делаю?
«Правильно!» – твердо ответил мой настрадавшийся разум.

И я уверенно произнесла:
– Я требую, чтобы вы раз и навсегда покинули меня, так как с нынешнего момента я не хочу вас больше видеть.

Глава 6.

Мелисса ушла в разгул.

Я не пью. Совсем. Я тот тип молодежи, который вообще не понимает смысла бухать. Мне бы чай и пледик с сериальчиком. Однако в этот вечер мои моральные и привычные устои ушли далеко на задний план.

Банальная история. У моей одноклассницы уехали родители на две недели, и она решила закатить крутой флэт, на который была приглашена и я. Поначалу я отнекивалась, но после разрыва с чувствами прошло уже полторы недели, и я контрено так заскучала. Лето, все гуляют и наслаждаются молодостью, а я лежу дома больная. Что-то я еще во всех красках вспомнила недавние события, и на эмоциях решила, что от маленькой прогулки хуже не будет. Вот и полетала на этот дурацкий флэт.

Удивительно, но там меня встретили, как родную, даже несмотря на то, что я и четверть того народа не знала. С порога всучили загадочный зеленый коктейль, который я, не особо задумываясь (опять-таки, была на горячих эмоциях), выхлебала за раз. Натощак.

Божечки, чем я думала?

Квартира у Светы (моей одноклассницы) была огромная: пятикомнатная с двумя туалетами и большой ванной в голубую плитку с ракушками (это я чудесно запомнила). Обставлена она была дорого, со вкусом. Сразу видно, Светина семья живет в достатке.

Поэтому логичным оказалось то, что половина из гостей так двадцати пяти тоже была подобающая: с последними "яблоками" в карманах, в дорогих шмотках и с нормальным алкоголем «в подарок хозяйке». Мои "попроще" одноклассницы сразу сообщили мне, кого из богатеньких сегодня будут очаровывать, в чем я сразу усомнилась, так как им темпами тостов светило "очаровывать" только унитаз.

Но тут меня удивила "богатенькая" половина. Буквально через полчаса, пока я допивала второй коктейль и старательно игнорировала головную боль, они дошли до кондиции, чтобы откинуть все свои понты, и врубили старую добрую Верку Сердючку. Хор недолго пел, пошли дикие танцы. И это было так неожиданно и смешно, что я на несколько минут совершено забыла, кто мы и как я тут оказалась.
- О-о, привет, братан! – вдруг заголосили парни, увидев кого-то в двери.

Музыка стала тише, и танцующая часть помчались здороваться с новым гостем. Оставшаяся часть – то есть мы – даже не пытались разглядеть в этой толпе новоприбывшего, а просто налегли на коктейли.
- Что, Дэн, все более-менее утряслось?.. – долетел чей-то вопрос до моих ушей. 
Дэн? Да ладно! Опять он?

Его появление вызвало у меня неоднозначные чувства. С одной стороны, мне было неприятно, так как он являлся напоминанием болезненных событий почти месячной давности и лицемерного внимания и заботы, чтобы я помогла замять историю. С другой стороны, мне было радостно: еще один знакомый человек на тусовке – это классно, что-то более близкое.

Когда выпившая в пятый раз "за встречу" толпа вернулась на импровизированный танцпол и мы – я и действительно-тот-самый-Дэн – встретились взглядами, прошло не меньше получаса и еще два коктейля. Я уже добра, хороша и без зла.
- Ого! И ты тут… - искреннее удивился и сконфузился Дэн.

Мы зачем-то обнялись, неловко засмеялись, и я поторопилась его успокоить, что все нормально, я не в обиде.
- Просто давай тусоваться, - предложила я после просьбы не говорить никому на флэте, какая история нас связывает.
- Конечно, - как болванчик, закивал "старый друг", но тут же иронично усмехнулся: - Но у тебя же сто процентов спрашивали, откуда такие синяки. Что ты отвечала?
- Они все поверили, что я с лестницы упала, - почему-то расхохоталась я.
Дэн тоже прыснул со смеху, и я почуяла, что общая тайна (совсем не алкоголь) создала тонкую связь между нами.   
- Честно, выглядит ужасно! — сочувственно закачал головой он и, оглядевшись, взял меня за плечи и развернул: — Вон там девушка сидит, видишь? С фиолетовыми волосами. Она на визажиста учится. Если ее очень попросить, то она может неплохо подретушировать тебя. Скажи, что я попросил.

Я, наконец, нашла взглядом девушку с фиолетовыми волосами и глупо заулыбалась.  На душе стало еще веселее, и я, запрокинув на плечо Дэну голову (привет, боль), хихикнула:
— Спасибо! Буду должна!
— Ха, исторически сложилось, что я перед тобой в долгу, а не ты. И не стоит такое говорить на подобных тусовках парням, — игриво засмеялся Дэн и отпустил мои плечи в полет.

Я ласточкой поплыла к девушке с – на секундочку - фиолетовыми кончиками волос, а не всей головой (вроде блондинка), которая сидела сразу с тремя парнями и отпускала шуточки направо и налево. И она была красивая, это точно.

То ли коктейль так подействовал, то ли я посмелела, но раньше я бы так просто к такой не подошла и в наглую не распихала бы хохочущих парней вокруг.
Девушка, выслушав мою просьбу, скривила губки, зыркнула на Дэна, но я была настырна. Когда она все-так согласилась, я радостно захлопала в ладоши и (боже, ну зачем?) сделала пару больших глотков с какой-то бутылки. Крепкий алкоголь обжег мое горло и ленивым удовольствием расползлась по нему. Музыка стала еще громче, а состояние "нестояния" еще ближе.

Я вывалилась за девушкой в прохладный коридор и уселась на предложенную мне табуретку. Щелкнул выключатель, и коридор, соединяющий кухню и первый туалет, наполнился светом.
— Где косметика?
— Нет косметики.
— Я своей не крашу, — резко выпрямилась визажистка с фиолетовыми кончиками волос, и я жадно уставилась на ее красоту. 

Девушка была ну очень красивой. Нетипичной, правда, но женственной. Сердцевидная форма лица, ясные глаза и светлые длинные ресницы. Все так гармонично смотрится с ее такими же светлыми бровями и корнями волнистых волос. Фигура, я бы сказала, идеальная, но вот грудь…

Поняв, о чем я думаю, совсем «незаметно» ее разглядывая, девушка улыбнулась и провела рукой по своей грудной клетке:
— Надежда умирает последней!

Я хихикнула.
— Меня Мелисса зовут.
— Приятно познакомиться, Надежда, — лукаво улыбнулась визажистка.

Я в испуге подняла глаза. Опять? Чувства? Где три идиота?
"Спокойно. Это просто имя. Имя Надежда, Надя сокращенно", - включилась на минутку голова, и я выдохнула.

Пока я ругала себя за накатившую вдруг тоску, Надя не теряла времени. Она вертела из стороны в сторону мое лицо и смешно двигала губами:
— Так уж и быть, я потрачу немного своей косметики. Но! Я накрашу тебя, а ты тогда мне пообещаешь рассказать, что с тобой случилось.
— Хорошо, — я пожала плечами и с чувством отхлебнула из коричневой бутылки с черной этикеткой, которая волшебным образом оказалась у меня в руках.

***

— А он меня кинул! Одиночество меня кину… кинул, представляешь? Я кричала-кричала, звала, а он ничего не сделал!.. Подонок! Они все такие! Ненавижу их! — изливала душу "уже готовенькая" я, пока Надя колдовала над моей шеей. — Но знаешь, что самое ужасное? Они даже не навестили меня в больнице. Когда я тихо стонала, корчилась от боли и ждала, когда же эти говн… говне… говнюки хотя бы капельку проявят участия.

Я на минуту замолчала, тупо глядя на стену, а потом своим сиплым голос прошептала:
— Знаешь, ведь я так надеялась, что они придут и пожалеют меня. Позаботятся о том, чтобы мне не было грустно и одиноко. Мне было больно, а они все не приходили… — я заревела. — Я… шмыг… так хотела, чтобы они назвали меня друго-о-ом…
— Так, нельзя плакать! — скомандовала Надя, замечая, что слезы потихоньку начинают снова портить макияж. — Я тебя заново красить не буду. Ну, Мел, перестань, глупо уже об этом плакать. Я уверена, им тоже было плохо от того, что они с тобой сделали.

Это продолжалось уже час. Я рассказывала историю о наших взаимоотношениях со Скукой, Одиночеством и Злостью, ревела, меня успокаивали, красили и слушали. А я все говорила и говорила, злилась, срывалась и снова говорила. Я просто не могла остановиться.
— Неправда! Им ни капельки не было стыдно! Злость вообще смеялся надо мной! Ик, — еще до кучи начала икать я, — он так ужасно смеялся, когда я сказала, что больше никогда не хочу их видеть! Он хохотал как черт! Ик.
— А Одиночество и Скука? — Надю совсем не смущали ни имена, ни вся ситуация в целом.
— Я… Ик. Не помню. Они что-то кричали и возмущались. Еще просили прощения…
— Вот видишь, а ты говоришь, что им все равно. Они просили прощения! Значит, ты для них что-то да значишь, — крепко держа меня за плечи, успокаивала девушка.
— Так они и пришли с извинениями, — тупо вымолвила я.
— Ну что же ты тогда? Очевидно, что они правда раскаялись.
— А Злость?!
— А он просто дурак. Он, наверное, не умеет толком проявлять свои чувства. В таких ситуациях все ведут себя по-разному. Кто-то ошарашен, кто-то возмущен, а кто-то не знает, как ему следует себя вести, и смеется. Это называется истерический смех. Такое бывает, когда у человека происходит сильное потрясение.
— Но он не человек. Он… Ик. Злость, — я смотрела, как дитё, на Надю и все удивлялась, как она все это понимает.
— Ну и что! Даже Злость способен испытывать различные эмоции, просто ему нельзя их ясно проявлять! — воодушевляла меня визажистка.

И тут что-то торкнуло мне в голову. Какая-то часть моего пьяного мозга заподозрила неладное. Что-то очень тонкое… Надя знает, о чем говорит, или же это просто слова утешения? Стоп, откуда она знает об эмоциях Злости?
— Готово! Только не плачь, — воскликнула Надя и подсунула мне под нос зеркало, обрывая всю связную мысль у меня в голове.

Я сфокусировалась на зеркале и обомлела. Даже пьяная я понимала, что такой красивой себя я уже давно не видела. Надя визажист от бога. Ни одного кровоподтека, ни одного синяка не было видно! Только глаза, правда, красные, но с этим ничего не поделаешь. А так… Красавица! Свежо, здорово и мило.
— Вау, спасибо! Надя, ты просто мастер! — вскрикнула я, попыталась встать со стула и шмякнулась на пол.

«Так. Больше не пить», — не в силах совладать с собственными ногами и руками, приказала себе я. Комната крутилось перед глазами, стул вдруг стал брыкаться, как дикий бык, а Надины руки все никак не могли подловить мое вьющиеся тело.
— Ох, давайте я вам помогу! — вовремя появился на горизонте Дэн, и вторая пара рук словила меня в тиски.
— Мелисса, тебе явно нужна помощь, как в личной жизни, так и в физической, — хохотала Надя.

***

В этот вечер я много смеялась и пыталась шутить. Алкоголь вдарил мне в голову и окончательно подчинил дурости, поэтому я еще и танцевала, и пела. А пою я так шикарно, что собаки разбегаются в испуге. Хотя недолго я горланила, связки еще не были готовы к таким приключениям.

Были и инциденты. Мажорчики грубовато подкатили к девчонкам "попроще", среди которых оказалась и я. Происходило что-то непонятное, не очень хорошо помню, я самолеты пыталась приземлить, но потом была драка. Дэн и один из мажорчиков. С учетом того, что толком драться не умел никто, это выглядело комично. Правда, Света и разбитых два цветка так не считали, поэтому хозяйка включила режим "бешеная" и получили по голове все.   
— Шухер! В дверь звонят менты! — очень громко зашипел кто-то.

Дальше все снова в тумане. На вопросы "почему, зачем и как" нет ответов. Я бегу в ванную, щучкой прыгаю в джакузи с пеной к ошеломленной парочке, радуюсь гениальности своего укрытия недолго, так как вслед за мной летит полный парень. Все, баста!

Я уже думала, какой жалкий будет конец. Скуку и Одиночество пережила, а умру в ванной с голой парочкой в обнимку. И следующее мое воспоминание наполнено погребальной мистикой: кругом непроглядная темнота, я вся мокрая и слышу стук сердца троих человек рядом, а откуда-то сверху доносится прерывистое дыхание еще пяти-семи человек. А где-то через толщи тел, за пределами этой комнаты, слышны девичьи всхлипы и грубые, мужские голоса. Удар дверью, тишина и резкий свет вырубает меня.

***

— Может, по пивку? — подняв голову со стола, предложил Дэн с огромным фингалом под левым глазом.
— Буэ, — ответила ему я, разминая отекшую шею.

Сон в джакузи — плохая вещь. Просто запомнить.

Утро было раннее, невеселое и нездоровое. Одежда чужая, неудобно, а еще живот крутит и во рту многим знакомые кошки. Голова и без того болела, а после рассказов про ночь, она чуть не взорвалась.

Дэн поведал, как после звонка в дверь, народ в испуге разбежался кто-куда, а я со словами «This is Sparta!» выбила замок в ванную и упала в романтическое джакузи. За мной последовали еще семь человек.

Милиция, слезы. Плюс в мажорчиках все-таки есть. Но после, естественно, вечеринка пошла на убывание и те, кто могли, расползлись по домам. Остались только самые стойкие. Ну, и мы с Дэном. Если я уснула еще в джакузи, то Дэн в туалете, откуда его потом любезно выволокли за стол.

И вот мы сидим вдвоем, размышляем о смысле жизни и слушаем, как храпит вся квартира. В коридоре послышалось шлепанье босых ног.
— Как делишки? — влетела на кухню счастливая, бодрая и абсолютно свежая Надя.
— Буэ, — в один голос ответили мы с Дэном.
— Э, чего это вы? Надеюсь, у вас просто похмелье.

Мы снова пробурчали нечто нечленораздельное, чем вызвали смех у Нади.
— Ну что ты смеешься? Я, между прочим, первый раз так напился… — буркнул Дэн, чьи русые волосы сбились во что-то похожее на гнездо.
— Хо, тогда с крещением тебя, салага! — хихикнула визажистка, заваривая чай.
— Я, кстати, тоже первый раз так напилась, — поднимая тяжелую голову, вставила я.
— Ой, да что ты там выпила, — отмахнулась от меня Надя, садясь третьей за стол.
— Нормально я выпила, — стала отстаивать свое подростковое достоинство я.
— Все это мелочи. Голова то от этого меньше болеть не будет. Я тоже очень редко пью, — усмехнулась девушка с фиолетовыми кончиками волос.
— А почему у тебя ничего не болит?

Надя открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Хитро сощурила свои голубые глазки и заговорщицки мне подмигнула. Я не поняла, что она этим хотела сказать, и постаралась показать это всем своим видом, но она все улыбалась и попивала чай.

Дэн, настороженный вдруг появившейся тишиной, поднял голову со стола и осмотрел нас:
— Вы чего вдруг замолчали?
— Да так, ничего. Просто у таких, как я, голова от похмелья никогда не болит.

Глава 7

"Дорогой дневник!

Надя очень странный человек. Она вся такая открытая, веселая, но при этом загадочная ужас. Ладно, не буду ходить вокруг да около: если бы не ряд факторов, я бы вообще была уверена, что она чувство. Надя, Надежда.

А так, во-первых, ее могу видеть не только я. Во-вторых, она не носит вещи одного цвета, и нет в ней той симметрии, что были у чувств. Да, в-третьих, она не заносчивый парень (хотя чувства и не говорили, что в их кругах только парни).

Но все эти ее недоговоренности, взгляды, улыбки. Она даже чашку с чаем держит также странно, как и мои три экс-друга (кружка стоит на ладони одной руки, а вторая держит ее вертикально). А еще как подозрительно спокойно отреагировала на мой рассказ".

Я в конец запуталась в своих рассуждениях. Однако точно я могла сказать, что что-то тут не так.
— Надеюсь, Дэн там с голоду не умрет, пока мы не вернемся с магазина, — хихикнула она, откидывая назад свои кучерявые волосы.
— Надеюсь, — повторила за ней я, в очередной раз заметив это «надеюсь». Уж больно часто она его повторяет.

Желанный магазин выплыл из-за угла, сверкая своим ярким стеклянным фасадом. Это был простой супермаркет, около которого весь район назначал встречи, поэтому у входа всегда были кучки людей.
— Блин, а я в таком виде, — поздно спохватилась насчет своей, мягко говоря, похмельной внешности несовершеннолетняя я. Надя, строго оглядев меня с ног до головы, признала мою правоту.
— М-да, выглядишь ты неважно. Надеюсь, ты не встретишь там своих знакомых.

Мысль о том, что я могу сейчас встретить кого-либо из школы, заставила меня вздрогнуть.
— А, может, я не пойду в сам магазин? Постою где-нибудь в стороночке, а?

Уговаривать долго не пришлось, и, выказав (снова) надежду, что мне вдруг не станет плохо, Надя весело ускакала в магазин. Нет, определенно с этой девушкой что-то было не так. Я все крутила-вертела ее образ и не могла успокоиться.
— Ох-хо-хо, в последнее время везет же мне на сомнительных личностей, — вздохнула я, откидывая гудящую голову назад.

Но не прошло и минуты покоя. Как только я попыталась расслабиться, мои закрытые глаза обнаружили перед собой неестественное потемнение. Инстинкты сработали, глаза распахнулись и неожиданно кто-то вскрикнул и стал материться. А, это была я. Прямо надо мной висело бездушное лицо Злости. Оно было словно восковое. Я зачем-то по нему ударила и вскочила на ноги. Пока Злость, вернувшийся в привычное состояние ехидно-живого, недовольно тер подбородок, на моем собственном лице отразился сигнал желудка "СОС". Только на доброй воле я успела добежать до кустов.

Шок, ярость, вина, недоумение, раздражение и толика счастья — все эти чувства вновь нахлынули на меня. И самое отвратительное, что я снова не знала, какие из них были правильные в данной ситуации. Зачем он пришел? Что ему надо? Я прогнала их, приказала больше никогда мне не показываться. Я мысленно с ними навсегда попрощалась! Почти смирилась и начала строить новую жизнь. Почему же я снова его вижу?

Когда я вернулась на «место встречи», Злость все еще тер подбородок и смотрел в пустоту. Его черные волосы разметались во все стороны, одежда выглядела впервые мятой и неидеальной. Вечно раздраженный и грубый Злость сейчас казался беспомощным. Глядя на него в таком состояние, я на секунду будто забыла о своих обидах. К моему ветру чувств добавилась старательно алкоголем ночью заливаемая, но не утопившаяся тоска и грусть.
— Ты чего приперся? — на выдохе спросила я.

Парень в черном пальто, наконец, перестал возиться со своим подбородком и медленно перевел взгляд на меня. Я видела, как вся его сущность напрягается. Не забавы ради он нарушил мой запрет.
— Смотрю, ты хорошо веселишься, — старательно напущено фыркнул Злость.
— Да, неплохо.

Молчание. Как в старые добрые времена. Он изучал меня взглядом, я в душе ежилась и ждала, пока он не соизволит перейти к делу.
— Друзей новых завела. Молодец, конечно. Не теряешь времени, — я остолбенела.

Что? Подождите… Я заплачу сотню баксов, если кто-то мне докажет, что нотки, которые я услышала в его интонации, были не ревностью!
— Уроки Одиночества и Скуки не прошли даром. Хоть чему-то ты смогла научиться. Не высший класс, но для тебя сойдет, — тут же переменил тон на презрение Злость и у меня внутри чуть вулкан не взорвался.

Однако я, подражая своему собеседнику, отмахнулась:
— Они здесь не при чем. Мне просто повезло, что я избавилась от вас и попала на тусовку. По крайней мере, теперь у меня есть хотя бы нормальные, добрые и эмоционально положительные знакомые, которые в дальнейшем, я надеюсь, станут отличным друзьями, — не без яда улыбнулась я.

Парень в черном пальто на мгновение замер, и в его серых глазах заиграли подозрительные огоньки.
— Хочешь сказать, что этот мальчишка сможет заменить тебе аж трех красавцев-богов? — высокомерно оскалился Злость.

Так. С каких пор это они «боги»?
— Да, Дэн определено будет лучше вас вместе взятых, — вскинув подбородок, сказала я, надеясь, что не солгала, — Он с Надей хотя бы меня в неприятностях не бросают! И…
— Надя… — вдруг сморщив лицо, процедил Злость. — Надежда. Как она сюда влезла? А я-то думал, что за неприятный запах.

Сердце упало в пятки. Мои подозрения были верны, если даже Злость так реагирует.
— Она — чувство? — тихо спросила я.

Злость еще больше скривился – считай, ответ.
— Но почему ее видят окружающие?

Лицо черного чувства отразило полное отвращение, и надменный взгляд полетел куда-то выше моей головы.
— Потому что во мне нуждаются и меня желают. Меня зовут, чествуют и возносят. Я намного выше некоторых низких, — почти пропела подошедшая со спины Надежда: — Здравствуй, Злость.
— На чужое заглядываешься? – минуя вежливость, процедил парень в черном.
— Ну почему же? Насколько мне известно, Мелисса отказалась от вас и была уже свободна, когда я ей предложила свою надежду на хорошее будущее, — улыбалась девушка.

Помните, как у Дэви Джонса из "Пиратов Карибского моря" в гневе щупальцы сворачивались? У Злости щупалец нет, но они бы в узлы завязались.
— Не слишком ли ты поторопила события? — при этом довольно сдержанно "поинтересовался" Злость.
— То же самое хочу спросить и у вас.
— Эй! Может, вы уже объясните мне, что здесь происходит? — мне, откровенно говоря, не хотелось слушать их придирки, как будто меня здесь нет, поэтому… Пф, я задала глупый вопрос с очевидным ответом.

Надежда — чувство, нашедшее меня на вечеринке и взявшее под свою опеку. Еще, оказывается, есть разделения между чувствами — высокие-низкие. И высокие чувства — это те, в которых люди нуждаются, поэтому у них больше привилегий. Логично, что Злость, Скука, Одиночество — низшие чувства, так как от них люди стремятся избавиться.

Значит, чем выше чувство, тем материальнее оно?

— Еще индивидуальности больше, — вновь ответила на мои мысли вслух Надя: — А, и высокие умеют мысли людей читать. Так легче определять, кому помогать, а кому нет.
«Вот черт», — была моя первая мысль, отчего девушка хихикнула.
— Эй! — на этот раз возмущался Злость. — Надежда, ты не можешь влезть в эту судьбу. Мы еще не закончили…
— В большой семье клювом не щелкают…

Пока эти двое вновь сцепились, как кошка с собакой, я медленно осваивала новую информацию о мире. Как чувства могут быть высокими и низкими? Как так устроено, что "высокие" могут спокойно жить среди людей? Люди могут их увидеть, потрогать, даже поговорить с ними. То есть так же можно предположить, что где-нибудь по улицам бродит тетенька-хиппи по имени Добро?
— Вообще-то, Добро — это дяденька-бомж в фиолетовых очках, — снова исправила мои мысли Надежда, отрываясь от любезностей со Злостью.
— А-а-а, — я «понимающе» закивала головой. — Классно.
— Надежда, ты не можешь сейчас брать ее под опеку. Уйди, — настаивал парень в черном пальто.
— Она отказалась от вас! Какие еще могут быть претензии? — снова вступила в спор девушка.

В этот момент Злость не выдержал и аж взмахнул руками:
— Черт! Глупая ты женщина. Другие правила! Обычные, – Злость особенно подчеркнул это слово, —  обычные люди выходят из-под опеки, когда чувства отказываются от человека, и наоборот, но в этом случае правила совершенно другие.
— Только не говори, что… — округлились глаза Надежды.
— Мелисса – необычный человек, она нас видит. Соответственно, с правилом "особого случая"… — парень в черном вдруг замялся и неоднозначно посмотрел на меня, — я объявил расследование, в течение которого только под нашей со Скукой и Одиночеством протекцией она может находиться. Госпожа Судьба дала согласие…
Чувства вдруг поменялись местами. Надя в ярости сжала кулаки.
— Ты… Расследование. Ты же просто игрушку себе завести решил. Ты будешь всю ее жизнь "расследовать". Или нет!.. Злость, неужели ты через успех расследования хочешь подняться на ступень выше?! Да ты не Злость, ты Лицемер!
— ..Но за такую дерзость, госпожа Судьба поставила условие, что если мы – три низших чувства – не выясним причину или решение аномалии за три активных действия до трех месяцев, то нас ждет наказание, а "Мелисса перестанет существовать". Мы поставили ставку на то, что она должна понять нас и стать выше нас. Мы показывали картины. И у нас осталась еще одна.

Надежда тяжело дышала и сверлила притихшего Злость уничтожающим взглядом. Все вокруг будто стало на несколько градусов холоднее, шумы тише, света меньше. Немая сцена, а я посредине. Оглушенная.

Единственное, захотелось залезть в какой-нибудь вакуум, чтобы вообще ничего не было.

Глава 8

– Мне страшно.

Действительно страшно. Мое тело сковал немой ужас, колени дрожали, пот лился ручьем. Если раньше я думала, что уже знаю, что такое животный страх, то я ошибалась.
– Все будет хорошо.
– Неправда.

Одно дело, когда ты образно знаешь, что когда-то умрешь, другое же дело, когда ты знаешь дату.
– Я не хочу.

Трудно описать кошмар, который творился у меня внутри. С каждым мгновением все хуже и хуже. Страшные мысли складывались в мозаику и все то, что я считала хорошим за два месяца, горело черным пламенем отчаянья.   
– Как много лжи.
– Это не совсем так, как ты думаешь.

Но это теперь было неважно. Факт оставался фактом: чувства не знали, почему я их вижу, "расследование" строилось на их догадке, что картины помогут, и осталось очень мало времени.
– Я умру. Шансов нет.
– Есть. Посмотри в глаза мне.

Холодные серые глаза предателя. Злые, волчьи. Еще грустнее и страшнее.
– Смириться хочется с судьбой овце. Тебе же уготован путь другой. Я верю. Не отчаивайся раньше времени. 

С самого начала я боялась Злости больше всего. Его чувство черное, густое и до безумия жгучее. Злость – вулкан, который без громадной силы воли не остановить. Он будет испепелять все вокруг, сжигать и рушить. Я не хочу потерять себя в этом огне.

Он провела рукой по моему плечу, и мне вдруг сразу стало ясно, что будет дальше.
– Знаешь, злость – это действительно интересная эмоция, – будничным тоном говорил парень в черном, пока мы шли по темнеющим дворам. – В ней намного больше красок, чем кажется на первый взгляд. 

Сзади плелись Одиночество, Скука и Надежда. Все, как один, шли с отстраненными и грустными лицами, мысль искать у них поддержки даже не появилась.

Было холодно для лета, но нашему народу это не помеха. Я краем глаза, по привычке замечала, как мужики заканчивали чинить свои колымаги, мамочки все еще следили за своими чадами, а бабки вновь восседали на лавках и поносили всех направо и налево. Все это напоминало тот день, когда я впервые встретила Злость.

И теперь то воспоминание больно кололо внутри сожалением. Зачем я тогда подошла именно к нему? Зачем я вышла с дома в тот день? Один неверный поступок, и моя жизнь висит на волоске. Как бы не было об этом глупо думать, эмоции не перебьешь.
– Мелисса, ты знаешь, что я бываю разным?

Холодный и чистый. Голос. Как будто раньше я этого не замечала. Злость был удивительно спокоен для своего обычного состояния. Даже слегка расслаблен. Обычно, он то кипит от своей эмоции, то равнодушен и полон ехидства, напряжен или самодоволен, как индюк. Но точно не спокоен, как… горное озеро.

Я отрицательно покачала головой.
– Тогда слушай. Злость – это сильная эмоция, способная с легкостью разрушить человека изнутри, да. Основным источником служит неудовлетворение. Наиболее распространен я через накапливающий эффект, – как учитель маленькому ребенку объяснял Злость. – К примеру, маленькие неприятности тебя все достают и достают…
Он многозначительно покосился на Скуку, который приобрел привычное свое скучающие состояние и плелся в метрах четырех от нас. Он всю дорогу то спотыкался, то кашлял от попавшей мошки в горло, то что-то ронял.
– Они начинают тебя раздражать, проходит время, а потом…

Скука вновь споткнулся, остановился и неожиданно вслух выругался.
– Ты взрываешься. Как чаша с водой, твоя злость переливается и образует чистую агрессию.
– Мне предстоит узнать, как с этим бороться.

Злость фыркнул.
– Ты хотя бы дослушай до конца, прежде чем кидаться в мою «картину». Но да, это будет один из вопросов.
«Один из вопросов», – екнуло сердце.
– Злость испытывают все люди, но иногда люди предпочитают не замечать меня, отрицать и подавлять, тем самым делая свои же отношения с близкими людьми только хуже.
– Почему? – недоумевала я. – Снова накапливающий эффект?
– Почти, – хитро сверкнуло глазами чувство. – Потому что я несу в себе еще частицу доверия и искренности. Когда ты злишься, ты обычно начинаешь кричать на нас и возмущаться, тем самым показывая, что чем-то недовольна в наших взаимоотношениях. Мы же в свою очередь, не будь «тремя идиотами», невольно бы прислушались и исправили то, что тебя раздражает. Таким образом, мы стабилизируем отношения. Но возьмем человека, которому ты не так доверяешь, как нам.
– Да я и вам особо не доверяю, – себе под нос буркнула я.
– Далеко ходить не надо. Надежда, – и теперь Злость покосился на девушку. – Ты знаешь ее всего ничего, и доверия она все-таки полного не внушает. Не отрицай это, не делай из себя еще большую дуру. Я к тому, что вспомни, ты хоть раз проявила с ней мое чувство? Нет. Это потому…
– Может, потому что она у меня его не вызывала? – перебила его я.

Парень в черном спокойно улыбнулся и покачал головой.
– Нет, Мелисса, потому что ты ей еще пока не готова это доверить. В нынешнем обществе злиться есть плохо и некрасиво, и отсюда следует, что проявление злости перед человеком считается как открытие чувств и истинных эмоций. Некоторые проблемы решаются куда быстрее, если мы злимся и вопим. Я очень интересный, как жаль, что пока не могу рассказать тебе всего.

Мы подходили к какому-то заброшенному зданию: стекла выбиты, стены разрисованы, двери проломаны, везде мусор. Не удивлена, самое подходящее место для моей кончины.

Злость грациозно залез в окно и, как джентльмен, подал мне руку. Я схватилась за холодную ладонь и далеко не как леди влезла за ним. Из-за этой глупой неуклюжести я почему-то стала злиться. Взглянула на Злость – все еще улыбается. Гад. Хотела что-нибудь едкое сказать, но вместо этого зацепилась за гвоздь и упала в кучу мусора. Молчаливые спутники подошли помочь мне подняться, а я, разозлившись еще больше, отпихнула Скуку и сама вскочила на ноги. Боги, как я хочу, чтобы все это побыстрей закончилось, и они исчезли из моей жизни.
– А сейчас ты заменяешь страх злостью, – как бы между прочим сказал парень в черном и быстрым шагом ушел в глубь здания.

Мы прошли по потрепанным коридорам развалин и остановились в овальной комнате будто школьного актового зала. Было пусто. Четыре огромных разбитых окна, полуголые стены, пол местами пробит.

Злость махнул головой, и Одиночество, Скука и Надежда отошли в самый темный угол. Ну все, это, видимо, начало. Не знаю почему, но больше не было такой нервозности и тревоги, как раньше. То есть желудок все равно связался в узел, но колени больше не дрожали. Привыкание? Смирение?
– Милое местечко.
– Знал, что тебе понравится.

Почему-то перед глазами возник образ папы. Даже удивиться и задуматься не успела, как он исчез, а Злость снова стал серьезным:
– Что ж, я – черная смерть по имени Злость. Непростое чувство. Это будет второй вопрос: почему я непростой, хотя основан на элементарных вещах? Ты должна знать, что одна из моих особенностей заключается в том, что я могу брать энергию из воздуха и создавать новые цели. В этом скрыта ни одна тайна. Ведь… «Иногда, чтобы продолжить жить, нужно хорошенько разозлиться». Так сказал мне один человек, – и Злость ушел в какие-то свои мысли. Я, напоминая о себе, закашляла.
– Я, как говорил ранее, бываю разным. От безобидного состояния до опасного безудержного бешенства, которое уже съедает все остальные эмоции и полностью подчиняет себе человека. Делает его своим безропотным рабом. Скрашивает все краски до черного и адски красного и наслаждается убийством души человека. Причины? Причины возникновения злости могут быть разнообразными: от бессилия и обиды, от страха и зависти или даже как защита. Люди еще любят маскировать под этим чувством другие эмоции. К примеру, нежность, вину, стыд, горе и так далее. Почему? Потому что я имею силу хорошего обезболивающего. Как бы испытывая стыд перед другим человеком, вы для уничтожения этого поганого чувства используете злость. Просто и эффективно. Так как…

Злость открыл рот, чтобы продолжить, но вдруг осекся.
– Нет, дальше ты должна понять все сама, – и замолчал.

Я переминалась с ноги на ногу и оглядывалась. Все было спокойно и умиротворенно, кроме моего силуэта. Видимо, только меня одну напрягала вся эта ситуация. Ах, ну да, кроме меня и еще парочки смертных, никто так не страдает. Но меня никто не держал за руку, никто не заставлял стоять на месте. Я могла прямо сейчас сбежать и не проходить «картину», которая сто процентов будет сверх ужасной и сложной. Но я уперто стояла в этом полуразрушенном зале и ждала.
– Эм, а где «картина»? – решила поинтересоваться я через какое-то время.
– Ищи, – непринужденно пожал плечами Злость.
– В смысле?
– Ох, тупое ты создание… Ладно, считай, что ее нет. Так будет проще.

Я недоверчиво обернулась к скрывающимся во тьме чувствам. Их было еле разглядеть, но они смирно стояли и наблюдали за происходящим, будто все так и должно быть. Я попыталась заглянуть в серые глаза Злости и не увидела лжи.

То есть никаких пьяных мужиков и гопников не будет? Точно? Фу-х. Меня никто сейчас не будет избивать! Никто не будет пытаться изнасиловать! Не надо наблюдать за чьей-нибудь смертью! Боже, как я счастлива! Я буду жить! Хотя стоп, тогда, что же мне делать?
– Мне нужно будет сейчас ответить только на вопросы? – радостно предположила я.
– Можно и так сказать, – наклонив голову набок, хмыкнул Злость.

Ну конечно, это же было бы слишком просто. Он притащил меня сюда, чтобы я ответила на три вопроса и все? Подозрительно, до ужаса подозрительно! Ну и ладно, отлично! Главное, что никто не будет покушаться на мою жизнь! Сейчас быстренько ответим на вопросы, и гуляй! Но… как бы я вопросы забыла.
– Повторить? – будто прочитав мои мысли, поинтересовался парень в черном пальто. – Первый вопрос: почему я непростое чувство? Второй вопрос: что я могу? Третий: как со мной бороться?
«Блин, такое ощущение, что я статью буду писать. Все равно как-то легко», – недовольно пронеслось у меня в голове.
– Возможно, вопросы и ответы покажутся тебе легкими, но мне важно, чтобы ты сердцем поняла, что они значат.
Да Ешкин кот, он что, мысли вдруг научился читать?
– Да, – расплылся в самодовольной улыбке Злость.

Мои глаза округлились до размера дна хорошей такой кружки. Он что, шутит? Нет, только не это! Не-ет!

Я сразу невольно стала думать о тех, вещах, которые я надеялась скрыть в своей памяти от Злости, но, черт подери, не думай о слоне – и ты будешь думать о слоне. Все мои секреты выползли наружу. Все косяки, все сердечные переживания! Какой стыд! Как отвлечься? Черт, не думай об… Ах!

И вот я уже заливаюсь краской и отвожу взгляд, куда угодно, лишь бы не смотреть ему в лицо, понимаю, что это катастрофа. Начинаю упорно считать овец и подавлять комок в горле. Господи, какой позор! Лучше бы ко мне мужики приставали, нежели Злость увидел мои мысли. Такие мысли и воспоминания есть у всех, а у меня, наверное, в двойном (и тройном) количестве.

Твою ж налево, он читал мои мысли все это время… Отчаянье, досада, возмущение мигом перерастают в гнев и раскаленную добела ярость. Бесит! И даже словечком не намекнул, что умеет такие вещи! Ненавижу! Мысленно на месте морд скачущих овец появилось наглое лицо черноволосого: я выбегаю в поле и начинаю с непередаваемым удовольствие кромсать новых барано-Злостей. Раз ты, сволочь, умеешь читать мысли, так любуйся, как весело у меня в голове теперь будет.

Где-то на заднем фоне кружилось напоминание о том, что читать мысли умеют только высокие чувства, к которым Злость не относится, но оно было успешно порублено на фарш вместе с очередным барано-Злостью. Вхожу во вкус. Поле все покрыто отрубленными головами барано-Злостей.

Как можно читать мысли девушки? Ах ты сволочь! Видеть тебя не хочу! В памяти снова всплывает один откровенный мой секрет. Слышу нервный смешок со стороны Злости, и моя ненависть достигает нового – максимального и конечного уровня – бешенство! Мозг отключается. Я хватаю какую-то палку и лечу на парня в черном. Мне показалось, что стены задрожали, но я ничего не вижу перед собой.

Не успевает мое оружие достигнуть черноволосой башки, как все вокруг резко белеет, и я оказываюсь в нигде. Словно яростный бык, кручусь на месте, а вокруг все белым бело. В обычной ситуации я бы в испуге осела, но в данную минуту бешенство настолько закипело в крови, что мне уже было все равно. Лишь бы достать негодника.
– Ха, грязная девочка потерялась? – захихикал откуда-то голос Злости.
– Что?! – взревела я и кинулась бежать по этому нескончаемому белому полю.

Все так преувеличено. И чувства, и адреналин, все вокруг. Контроля нет.
– А вот интересно, что скажет Скука, когда узнает о твоих жалких мыслях на его счет? – послышалось из-за спины. Резкий разворот, и моя импровизированная бита рассекает пустоту. Снова бегу в надежде найти источник голоса.
– А если я расскажу им о твоих вздохах по его белому высочеству?

Вновь я кидаюсь из стороны в сторону и кричу. Спотыкаюсь (как?!) на ровном месте, падаю, еще больше злюсь и уже во весь голос начинаю сквернословить. Впадаю в окончательную неадекватность, совершенно игнорируя возмущенный голос разума, который не может понять, про какие это вздохи по Одиночеству говорит Злость. Не могу себя контролировать.
– Или, может, мне поведать о том твоем унижении? – надсмехается голос. И снова не замечая недовольного протеста разума, я продолжаю бесчинствовать в пустоту.
– Прекрати! Выйди ко мне! Трус! Предатель! Не смей!
– Не-ет, – протянул голос где-то совсем рядом. – Я лучше покажу им это!

Вдруг я оказалась дома. Это был обычный вечер, вот только помимо меня дома был кто-то еще. Женский и мужской голоса о чем-то негромко, но напряженно разговаривали на кухне.

«Мама и папа!» – поняла я и быстрым шагом направилась в сторону кухни. С каждым шагом их разговор набирал темп и громкость, а мои шаги становились все медленнее и осторожней.
– … А мне чхать! – почти кричала мама. – Мне нужен развод! Ты слышишь меня? Я так больше не могу!
– Я не буду с тобой разводиться, – твердил папа, – у меня нет на это времени и…
– Мне надоело каждый раз спотыкаться на том, что я замужем! Мне нужен развод, слышишь? Завтра же…

Рядом послышался тихий всхлип. Я удивленно повернула голову и увидела… себя. Я была на года три младше, в черной длинной футболке и порванных шортах. Я-три-года-назад сидела в темной, перпендикулярной кухне комнате, и еле сдерживала злость на своих родителей. Внезапно я вспомнила этот день. Это действительно было три года назад, когда в один, как мне казалось, чудесный вечер мама и папа пришли домой вместе. Поначалу все было волшебно: мы вкусно поужинали, я рассказала о своих «успехах» в школе, родители же поделились впечатлениями о странах, в которых бывали в командировках, подарили мне небольшие подарки, и нам было почти что весело, а потом я отлучилась в магазин. Когда я вернулась, я застала их за этим разговором, при котором они сваливали друг на друга все проблемы в семье. Я попыталась прикоснуться к плачущей от злости Я, и, естественно, по всем законам жанра, моя рука прошла сквозь девочку, будто она была туманам. Девочка еще раз шмыгнула носом и подорвалась с места.
– Да не буду я ничего подписывать!
– Ты должен!

Бух!

Я-три-года-назад опрокинула первый горшок с цветами. Никакой ответной реакции с кухни не последовало, зато приполз мой милый кот. Он недоуменно посмотрел сначала на девочку, затем на меня, словно мог меня видеть, а затем умиротворенно уселся посредине ковра в ожидание дальнейших действий.
– Как ты надоела! Я не собираюсь потакать тебе и твоим любовникам!
– На своих бы куриц посмотрел!

Ба-бах!

На этот раз с грохотом полетело сразу два горшка с некогда любимыми мамиными цветами. Разговор прервался, но ненадолго.
– Что это?..
– Решено, завтра же начнем разбираться с бумагами.
– Я не стану!..
– Не перебивай меня!

Я-три-года-назад взвыла от кипевшей в жилах ненависти и стала опрокидывать на пол все, что попадалось мне под руку: статуэтки, фотографии, книги, брелки, какие-то еще безделушки. Все это падало и разбивалось, ломалось, а девочка давилась слезами от гнева. Внезапно ей на глаза попался папин кейс и мамина папка с документами. Поддаваясь эмоциям, я-три-года-назад схватила зажигалку-сувенир, что как раз валялась среди прочего барахла с дальних стран, вывалила все эти бумаги в одну кучу и подожгла. Кот дал драпу, родители, наконец, перестали перекрикивать друг друга и услышали неладное. Забежав в комнату и увидев меня среди всего этого разгрома, рядом с костром из их драгоценных бумажек, плачущую и просто перекошенную от злости, подняли панику. Меня грубо вышвырнули из комнаты, стали тушить костер и кричать пуще прежнего.

Меня очень сильно ругали. Таких разъяренных родителей я никогда не видела. Они из-за этих документов полностью потеряли рассудок. Они просто рвали волосы на голове и орали, как обезумевшие. Видимо, я сожгла нечто действительно ценное, ведь после этого они не смогли развестись. Отлично. Какими бы гневными словами они на меня ни кидались, как бы они ни бесились, я все равно была злее, и я была довольна.

Но самое страшное было, когда мама ударила меня, а потом заплакала, но я ничего не почувствовала. Кроме ликования и злорадства. Мне стало страшно, что я, похоже, не люблю маму, что я даже не сожалею, что теперь ее могут уволить с работы, и она потеряла очень важные вещи. Я чувствовала отвращение, превосходство и ожесточение по отношению к ней, и мне было отлично на душе!

Мне стало страшно оттого, насколько неправильны были мои чувства в этот момент. Мне очень стыдно не за свой поступок, а за эмоции, что я тогда испытывала. Нельзя давать им такой контроль над собой, какой дала я. Это очень больное мое воспоминание. Так как в нем окончательно разрушились все мои детские надежды.

Я моргнула и в ту же секунду оказалась в этой бесконечной белой комнате. Вот только теперь я не бегала по кругу в бешенстве, не орала, как тогда мои родители, а сквозь слезы озиралась. Я не знаю, что рассчитывал получить Злость, показывая это мое старательно забытое воспоминание, но я была пуста – это как подавленность, только до такой степени, что уже забываешь, каково это – чувствовать. Будто та я-три-года-назад забрала всю мою нынешнюю злость и оставила ни с чем. Только слезы лились сами по себе из глаз.
– Почему ты не кричишь? – озадачено спросил голос Злости.
– Я не знаю.

Воздух передо мной вздрогнул и появился парень в черном. Злость был спокоен, задумчив и умело скрывал свое замешательство. Он внимательно меня осмотрел и вопросительно заглянул мне в глаза. Не найдя там и остатка от своего чувства, парень нахмурился. Что-то явно пошло не так, как он планировал, и теперь, наверное, раздумывал, как бы это снова посадить меня на коня. Но мне было так все равно… Я просто стояла с опустошенным взглядом, вновь переваривала увиденное воспоминание, и мысленный поток где-то отстраненно что-то разжевывал для меня. Постепенно накатывала усталость, слезы потихоньку заканчивались. Я громко шмыгнула носом и прикрыла уставшие от этой белоснежности глаза.
– Хорош плакать, – тихо приказал Злость где-то около моего уха, и я почувствовала, как его ледяная рука вытирает слезы с моего лица.

Хоть и на эмоциональном уровне я сейчас была бревном, зато тело мое встрепенулось от… хм, удовольствия? Внезапности? Сложно описывать чувства, когда ты не совсем ими владеешь. Однако это не помешало мурашкам побежать по рукам, и появиться противной гусиной кожи.
– Что ты чувствуешь? – странный вопрос от чувства, которое умеет читать мысли.
– Ничего, – прошептала я, так и не открыв глаза.
– Ты уверена? – голос Злости переместился и оказался прямо передо мной.
– Да.

Парень в черном замолчал. Я не видела его, но я физически чувствовала, как он обдумывает какой-то поступок. Он был близко, я ощущала его холод, но от этого становилось спокойней. Где-то в подсознании кто-то изумился: «С каких это пор тебе стало спокойно в его присутствии?»
«А фиг его знает», – был ответ.
«Он прочитал все твои мысли. И тебе все равно спокойно?»
«Мне все равно».
В этот мысленный разговор встрял некто еще с каким-то важным напоминанием. Этот кто-то бормотал и бормотал, пока я вдруг не поняла, про что он.
«Только высокие! Только высокие! Злость – низкое чувство».
– Мелисса, я не совсем низкое чувство, – сказал парень в черном. – Я могу читать мысли только в момент моего воздействия, или когда предстаю как высокое чувство.
– В смысле высокое?
– А это уже ты должна думать.

Очень медленно, но мозг возвращался в обыденное состояние. Задворки сознания ликовали от хорошей вести (все-таки не все время он читал мои мысленные мемуары), и поток начинал набирать темп. Чем-то это состояние было похоже на превращение овоща в человека. Но эмоции так и не возвращались.
– Ты сейчас можешь прочесть мои мысли? – шепотом спросила я.
– Нет, ты сейчас не находишь под моей властью, – чуть разочарованно ответил Злость.
Если бы я могла, я бы сейчас вздохнула с облегчением.
– Однако, – продолжило чувство, – я могу вернуть тебя.
– Как? – мое тело напряглось от накатывающего холода.
– Вот так, – совсем близко от моего лица пронеслись эти слова, и в ту же минуту я ощутила ледяной поцелуй на моих губах.

Глава 9

Он придержал мою голову одной рукой, чтобы я не смогла улизнуть, и наклонил корпус немного в бок. Это все произошло так внезапно, что я не успела не то что среагировать, но и даже открыть глаза.

Бодрящий, холодный и чистый — будто со снегом поцеловалась. Его поцелуй был мягким и сдержанно агрессивным, но при этом аккуратным. Меня сразу же кинуло в жар, мурашки поскакали галопом по коже, а ноги как-то потяжелели. Это было неожиданно, странно и чудесно до такой степени, что я даже не стала ничего предпринимать. Тем более я солгу, если скажу, что мне не понравилось, и что это не круто целоваться даже с такими, но красавцами. Поэтому, да, это было безумно приятно и захватывающе. Наверное, если бы эмоции были более мне подвластны в ту секунду, я бы орала, как резанная, но я лишь спокойно ответила на вызов, все также не открывая глаза. Это было диковинкой для меня: я в коем-то веке устояла перед эмоциями. Я смогла сдержать ожидаемые от меня чувства и даже насладиться моментом. По ходу я начинаю понимать, что здесь происходит. Злость медленно разорвал поцелуй и вновь застыл в удивлении. Кажется, я снова сорвала один его гениальный план.

— Почему ты не кричишь? — опять этот забавный вопрос. Странные волны расползлись по моему телу. Жар понемногу стал спадать, а вот ноги не переставали наливаться свинцом. Однако в груди витала странная легкость. Наверное, это из-за выпавшего в те же ноги сердца. Я, поражаясь самой себе, не спеша, открыла глаза и умиротворенно улыбнулась.
— Зачем?
Злость подозрительно сузил свои ледяные серые глаза. Он отчаянно не понимал, как ему дальше быть. Все шло не так, как должно. Это его однозначно бесило, а мне льстило.
— Неужели ты даже не станешь возмущаться об украденном поцелуе? Моей наглости и бесстыдности? — при этом спокойно спрашивал парень в черном пальто.
— Нет, — снова улыбнулась я.
Да, я поняла, что делать.
— И даже не начнешь вопить по поводу того, что я залез тебе в голову, увидел и растоптал твои воспоминания и чувства?
— Нет.
Парень с взлохмаченными волосами недовольно на меня зыркнул, поняв, что вряд ли я на это куплюсь.
— Ладно… Хм, и что же ты теперь будешь делать?
— Не знаю, — я коварно улыбнулась, с удовольствием наблюдая перемены на его лице.

Ура, наконец-то, я ставлю его в тупик, а не он меня. Капелька восторга и триумфа уже пьянила мне мозг, не давая осознать все, что здесь происходит. Злость отошел от меня на метр и задумался. Повисшее молчание на этой белоснежной поляне меня подсознательно удручало, однако я тихо стояла и смотрела на это неоднозначное чувство. В очередной раз поражаясь его притягательной внешности, я впитывала все его перемены на лице. Злость, досада и недоумение, скрываемое за спокойствием и хладнокровием. Особенно это заметно по его рукам, которые все время в движение: то они взъерошат черные волосы, то сожмутся в кулак, то в задумчивости прикоснуться к губам. Губы… Недавно они прикасались к моим губам.

Стоп, что-то снова меня понесло не в ту степь. Первый опасный звоночек, так как раздражение потихоньку выползает из недр души. Нельзя допустит того, чтобы я оказалась вновь под властью Злости. Если он залезет, мне в голову, это будет полный провал. А я так красиво пока играю в эту игру.
Очередной накат раздражения. Звоночек начинает настойчиво пищать, напоминая хранить спокойствие. В ту же секунду, как прозвенел сигнал об опасности, Злость удивлено поднял на меня глаза и едва довольно заулыбался.

— А вот и прежняя Мелисса возвращается. М, что же заставило ее проснуться? — и он, хитро сощурив глаза, облизнул краешек своей губы.
Я зарделась. Как же сложно держать себя в руках, когда твой противник уже уловил все твои перемены и бьет тебя по твоим больным местам! Я начинаю скатываться с места «победителя».

Черт, черт, черт! Легкая паника, бесполезные попытки утихомириться и уже срывающийся звоночек… Сейчас все полетит в тар-тарары!
— Уже полетело, — вновь вернув свой напыщенный и самодовольный вид, исправил мои мысли Злость.
Да твою!.. Так нечестно! Иди в баню, гребанное чувство!
— Только с тобой, дорогая, — заулыбался Злость.
В голове мгновенно возникла картина парилки, в которой в одном полотенце сидим мы вдвоем. Везде пар, жар и только капельки пота скатываются по нашим телам. Я схватилась за голову и закричала, перебивая смех Злости. Да что же он творит? Что он делает с бедной одинокой подростковой фантазией?! Извращенец!
— Или можем отправиться в романтическое путешествие на моря…
Картина не заставила себя ждать: пляж, закат, фрукты и кто-то холодный нежно обнимает меня за талию. А-а, бесит!
— Так вот, как к тебе можно найти подход, любимая, — не мог нарадоваться Злость.
— Иди к черту!

«Надо что-то делать. Надо что-то менять! Надо выбираться из этой ловушки!» — орало у меня в голове.
— Злость! — вдруг выкрикнула я. — Я готова ответить на твои три вопроса!
Парень в черном перестал хихикать и с подозрением оглядел меня с ног до головы, будто перед ним стояла уже совсем не я.
— Да-а? — недоверчиво протянул он. — Так внезапно?
— Да. Я отвечу на твои вопросы, разгадаю твою сущность и избавлюсь от тебя раз и навсегда, если ты сейчас же покинешь мою голову! — твердо отчеканила я.
Одна бровь парня комически взлетела вверх и скептически там застыла. Ему понадобилось полминуты, чтобы обдумать такой «опасный» для него шаг, после чего он сказал:
— Хорошо. Первый вопрос был…
— Почему ты непростое чувство? Я помню.

Злость с помрачневшим видом стал чертить вокруг меня круги. Я давно заметила, что у чувств во время «картин» быстро меняется настроение, но все-таки ни Скуке, ни Одиночеству за Злостью не угнаться. Его настроение, поведение, характер и повадки меняются со скоростью ветра: то долго и расслаблено, то мгновенно и порывисто. Возможно, это еще одна подсказка. Стараясь сложить все части мозаики, я медленно начала:
— Злость — непростое чувство, имеющее несколько стадий, ответвлений и эффектов. Ты можешь быть, как и низким, так и высоким чувством, имеющим свои силы. Но, в отличие от всех остальных негативных эмоций, в числе которых находишься и ты, — я крутилась на месте, пытаясь словить взгляд парня в черном, — ты… Злость, ты можешь нести и положительные вещи в жизни людей.

Черноволосый зло скосил на меня глаза, но продолжил ходить по кругу. Блин, я хотя бы в правильном направлении иду? В правильном.
— Злость может не только разрушать и уничтожать, она также может давать повод идти дальше, бороться и что-то делать для того, чтобы все поменять к лучшему. К примеру, когда мой дед окончательно выходил из себя из-за скрипучей двери, он брал, наконец, масло и смазывал в доме все, что издавало хоть какой-то противный звук. Поддаваясь злости, он исправлял ошибки, на которые ему было лень смотреть. Или злость отлично может мотивировать человека на соревнованиях… Вот! К похудению! Ксюше сказали парни, что она жирная, и она, злая на обидчиков, за полгода похудела на девять килограммов! В общем, я к тому, что ты можешь быть и чувством, которое мотивирует людей к переменам, к целям и их достижениям. В разумных мерах, ты — полезен.

Я торжественно развернулась к парню, выражение лица которого совсем озверело.
— Я права? — осторожно поинтересовалась я, аккуратно отходя назад от испепеляющего грозового облака.
— Частями. Второй вопрос: что я могу? — в мгновение ока оказавшись рядом со мной и схватив за прядь волос, процедил Злость.
Меня будто в прорубь окунули от такой сильной эмоции, которая окружала еще минут пять назад хохотавшего парня в черном. Ох уж эти чувства. Я с ними скоро поседею.
Я сглотнула и осторожно вынула прядь волос из его рук. Мне задали вопрос. Я должна на него ответить, а я при этом не могу даже сосредоточиться, когда меня буравят эти глаза.

Злость опять сократил дистанцию между нами до минимума и, откровенно говоря, меня смущал.
— Ну-с? — как голодный демон, улыбался он. Я замялась. Да, блин, он специально меня отвлекает?
— Эм, ты бы не мог немного…
— Не мог, — отрезал Злость. — Отвечай на вопрос.
Я вздохнула и вновь попыталась вспомнить что-нибудь, что могло пригодиться. Что может этот черноволосый идиот? Да все.
— По-моему, как я уже и говорила, злость имеет возможность не только доводить до бешенства и сводить людей с ума, но и приносить пользу, мотивируя к поставленным целям…
— Что я могу? — твердо повторил свой вопрос парень в черном, дохнув на меня холодом. Гад. Что ему не нравится?
— Ты можешь заставить злиться на человека. Ненавидеть, соперничать, завидовать и презирать. Испытывать какие-либо сильные эмоции… Даже любить. От ненависти до любви один шаг как-никак, — на этих словах Злость грустно усмехнулся. — Еще ты можешь решать проблемы. Разрушать, создавать и усмирять человека. Злость может дать пинка к действиям и изменению жизни… Да много чего ты можешь сделать!
— Всё мне подвластно?
— Большинство, — уклонилась от прямого ответа я. Черноволосый перестал крутиться и с интересом заглянул мне в глаза. Ой, не нравится мне все это.
— Ты боишься меня…
— Боялась, — исправила Злость я. Тот покачал головой и ласково улыбнулся.
— Ты боишься меня, но скрываешь. Я знаю, что моей «картины» ты опасалась больше всего. И я знаю, что именно я вызываю в тебе самые… хм, красноречивые чувства.
— Что?! — взвилась я, «не понимая», о каких это чувствах он говорит.
— Все ты понимаешь. Подсознательно. Но о наших взаимоотношениях давай поговорим позже, дорогая, — вновь нагло заулыбался Злость. — Лучше скажи, может ли человек, к примеру, покалечить другого человека, подчиняясь мне?
— Да как два пальца об асфальт!
— А убить?

Я со стыдом еле сдержала порыв выкрикнуть с той же уверенностью положительный ответ. К чему этот вопрос? В чем подвох? Он явно скрывает под собой какой-то важный смысл, из-за которого меня потом снова могут запихать в мое же неприятное воспоминание. Да и… страшно было признавать за Злостью такое могущество. Убить.
В душе я знала, что это чувство способно на такой ужасный поступок. Что он с легкостью может довести человека до той границы, где рассудок отключается, и он уже теряет свою человечность, давая волю убийственным и смертельным желаниям. Где человек переступает через себя и убивает другого человека. Но я все никак не могла понять, какой ответ я должна дать. С одной стороны — я не хотела признавать власть Злости, так как, во-первых, гордость и так моя растоптана, во-вторых, это могло повлечь за собой очередное испытание/видение/картину, а меня уже все это достало.

Но с другой стороны — я действительно считала, что это чувство способно на убийство. Было опасно признавать за ним такое право — это орала моя интуиция. Она редко говорила мне нечто ценное и вообще ошибалась частенько, но сегодня я решила слепо верить этой невидимой советнице. Поэтому я тяжело вздохнула, заткнула бушующие мысли и твердо ответила:
— Нет, ты не сможешь заставить человека убить другого.
— Ах, и сама же не веришь собственным словам, — иронично улыбнулся Злость, так и не дав понять, угадала я или нет.
— Верю, — солгала я.
— Да что ты говоришь? Ох, не хотел я тебе устраивать испытание, но теперь…Теперь мне придется немного тебя переубедить, — подозрительно засмеялось чувство.

Я обреченно выдохнула. Не угадала. Он все-таки запихает меня куда-то. Не скажу, что это меня особо поразило (я все же в душе свыклась с тем, что все идет не по лучшему сценарию), но немного огорчила. Ну серьезно, сколько можно? Вот сейчас меня снова запихают в противное воспоминание, я поору, поплачу, он вновь будет надо мной смеяться и издеваться, я буду беситься и ужасаться всей гадости земной. Я устала от этого.
— Хо, боюсь, все не будет так гладко и предсказуемо, как ты думаешь, — улыбнувшись моим мыслям, промурлыкал Злость.
— Отлично! Так что же ты стоишь? Начинай свою детскую игру! — выкрикнула я.

Снова мерзкая улыбка расплылась по этому хитрющему лицу. Злость щелкнул пальцами, и вместо белоснежного поля я оказалась в темной комнате с пыльной мебелью. Небольшая, захламленная и совсем не пригодная для нормальной жизни. Одно окно с выцветшими зелеными занавесками, заросшее паутиной, нагоняло тоску. Опять подозрительное и неуютное место. Не из моей памяти.

Я, не торопясь, обошла комнату, удостоверившись, что в ней никого нет. Минута, две — ничего не происходит. Не став раньше времени паниковать и возмущаться, я спихнула эту задержку на опять неправильно сказанное чувствам время. Почему-то вспомнилось та первая встреча — убийство дедушки и общение Злости с кем-то выше. Тогда ему тоже неверно сказали время. Забавно осознавать, что не только у людей хромает системная организация.

Наконец, я услышала какие-то шорохи за дверью, которую до этого в упор не замечала. Звуки смутно напоминали тяжелый гул шагов по коридору очень тучного, неуклюжего человека, так как он то останавливался, то шуршал чем-то, то снова начинал свой нелегкий путь.

Мое тело напряглось, а сердце забило чечетку: не привыкнуть мне к «картинам».
Еще один звук неожиданно появился на сцене — детский всхлип. Я прильнула ухом к двери, как только поняла, что человек уже прошел мимо нее, и натужила слух. Вновь подозрительные шорохи, заминки и спотыкания, хриплое дыхание и всхлипы ребенка! Куда я попала?

Человек медленно пробирался по коридору, таща на себе нелегкий груз. Он остановился, послышался скрежет ключей и щелчок замка, скрип открывающейся двери и — о господи! — с десяток детских голосов! Неразборчивое рычание, падение на пол чего-то живого, всхлипы и хлопок дверью. Скрежет ключей, и человек, что уже вогнал меня в ужас, легкой походкой помчался обратно по коридору.

Черт возьми. Мой мозг уже представил сотню вариантов происходящего здесь, и, к еще большему ужасу, среди них ну очень мало положительного. Хотя, чего я ожидала от «картины»? Как мне это все не нравится.
Если там дети, мое сердце не выдержит… У меня и так все плохо с психикой. Пожалуйста, пускай мне послышалось…

Я понимала, что рано или поздно мне придется выйти из комнаты и все узнать, но колени все равно дрожали. Собравшись с мыслями и кое-как утихомирив нервы, я открыла скрипучую дверь и вышла в мрачный коридор, по которому минуту назад тащил нечто живое подозрительный человек. В коридоре было темнее, чем в комнате, и мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте и сориентироваться в пространстве.
Это был длинный проход, как в отеле, с лестницей на одном краю и окном — на другом, и параллельно идущими комнатами. Некоторые двери в комнаты были выбиты, в еще нескольких — они отсутствовали, но в основном были плотно заперты.
Я, не повторяя ошибок всех главных героинь в ужастиках (а у меня было именно такое ощущение ситуации), подняла с пола какую-то железяку, а после уже направилась на поиски той двери, за которой должны были быть живые люди. Дверь я нашла не сразу. Я наткнулась на нее только из-за того, что услышала очень тихие голоса и плачь. Подергала ручку — как и ожидалось, была заперта. Однако голоса сразу смолкли. Ни щелочки, ни скважинки, чтобы заглянуть внутрь, а без ключа не открыть. Я снова подергала ручку, не зная, что делать дальше.
— Эй! — шепотом позвала я. — Кто там?
Секундная тишина, и уже множество ножек бегут к двери.
— Ты кто?
— Спаси нас! Спаси!
— Нас запер тот дядька!
— Я очень голодная!
— Мне страшно…

Детские голоса. Там дети. Много детей. Им страшно, они голодны, они в западне. Все-таки самая страшная догадка в моей голове оправдалась. Я в испуге стала пытаться выломать дверь, стараться хоть как-то вызволить этих детей.
Это кошмар! Одно дело, когда страдают взрослые, и абсолютно другое — дети. Они же ничего не умеют, они не могут за себя постоять, они ни в чем не виноваты! За что?..
— Он сказал, что я могу сделать маме самый лучший подарок, и он мне поможет!..
— Что нам нужно съездить за подарком в парк аттракционов и забрать его оттуда…
— А потом он обещал отвезти меня домой и устроить маме вечеринку с ее друзьями…
— А я вдруг уснула и оказалась тут, — плакали дети.

Страх сменился злобой. Я с удвоенной силой стала бить по двери, ковыряться в замке и ломиться к несчастным. Нельзя детей трогать! Дети не должны участвовать в таком преступлении!
— Потише! — шептали несчастные постарше. — Нам нельзя шуметь, а то он заберет нас и сделает то же самое, что и с той девочкой.
— Она так кричала…

О господи!.. Если бы не мое желание спасти их, я бы убежала, куда глаза глядят, из этого страшного места.
— Не бойтесь, я вас высвобожу, — в лихорадке шептала я, обливаясь потом.
— М-мелисса? — вдруг я услышала девичий, до боли знакомый голос. От него душа ушла в пятки.
— Лиза? — прохрипела я дрожащим голосом.
— Я! Мелиссочка, пожалуйста, вытащи меня отсюда! Мне так страшно, — хлюпала носом девочка. — Сашок говорил, что я должна поехать с этим дядей, что все будет хорошо, но он, наверное, перепутал дядю. Мелисса, скажи ему, чтобы он меня спас!..

Я. Убью. Злость.
Я. Убью. Их. Похитителя.
Я убью любого, кто сейчас мне попадется под руку!

Как она сюда попала? Почему Лиза? Почему этот ангелочек? Какого черта Злость?..
Я вся тряслась от ненависти! От чистой, ни с чем не смешанной ненависти. От нее сил стало в тысячу раз больше, я заколотила в дверь с такой мощью, что стены стали вздрагивать. Теряя контроль, я закричала, пытаясь выбить ее плечом. Острая боль пронзила плечо, но сразу потухла от нового приступа «Сашка». Адреналин настолько вскипятил кровь, что покажись сейчас этот «дяденька», я бы кинулась на него с железной палкой наперевес. Я бы не стала прятаться, не стала выжидать, а просто кинулась бы на него!

Столько сил, сколько было у меня сейчас, могло заставить мертвую армию ожить. Долгожданный треск, и дверь наконец-то поддается моей кочерге! Дети начинают то ли от счастья, то ли от страха пищать. Я доламываю барьер, что разделяет нас, и врываюсь в комнату, что когда-то была детской. Голубые обои, миниатюрная мебель, потрепанные игрушки. Вот только окна заколочены, и в углах — плесень. А среди комнаты стоят чумазые, закутанные в шторы и полотенца логичные, но неестественные обитатели — дети.

Им было от четырех до восьми лет, три мальчика и шесть девочек. Девять несчастных заплаканных детей. Кто-то кинулся меня обнимать. Лиза. Ох, бедная девочка. Я и ее в эту страшную историю втянула. Следом за ней на мне повисли все остальные. Дети, забыв о запрете и не веря своему счастью, что-то в голос уже мямлят, плачут и одновременно смеются. От таких простых эмоций я на мгновение теряю бдительность и топлюсь в их объятиях. Крохотные ручки не хотят меня отпускать, а я, в свою очередь, не хочу оставлять никого без своего взрослого тепла.

«Пора бежать, Мелисса! Пора бежать! Быстрее!» — верещит сознание, и я лениво отрываю взор от этих чумазых комков и начинаю медленно, слишком медленно осознавать, что, черт возьми, оно право. Я напрягаю слух, боясь услышать те ужасающие шаги, сосредотачиваюсь, и тут же все счастье испаряется, так как я внезапно слышу щелчок – как выяснилось - от предохранителя в пистолете.


Глава 10

В меня целится пистолет. Не игрушечный, настоящий черный пистолет в руках потенциального убийцы. Мужчина, лысоватый, с приятными чертами лица, но перерезанными от морщин лбом. Высокий, худощавый, но с тяжелыми плечами. Белая рубашка, солидные штаны, пыльный длинноватый пиджак. На вид я бы дала ему лет сорок. Встреть на улице, не обратила бы внимания, однако пистолет в его руках, надеюсь, не в прямом смысле, намертво приковал к себе взор.

Дети в испуге запищали, кинулись врассыпную. Я, пользуясь мельтешением несчастных, покрепче зажала за спиной кочергу (будем называть так). Бог ты мой, меня сейчас убьют, если не случится чуда. Пистолет — это уже не мужики и не удушье, здесь один щелчок, и сразу смерть с такого расстояния. Без права на выживание.

Мужчина взмахнул пистолетом, давая знак поднять руки. Черт. Что же делать? Мне ни в коем случае нельзя кидать кочергу — это моя единственная надежда. Надежда… Как бы я хотела, чтобы она сейчас здесь появилась. Но, увы, никто не соизволил явиться и спасти меня. Снова. Мужчина более агрессивно взмахнул рукой. Я опять скорчила из себя дурочку и осталась в растерянности стоять на месте.
— Вверх руки, тупая ты… — дальше цензура.

От его резкого, чуть шепелявого голоса я вскочила на месте и захлопала ресницами. Дети тихо заплакали. Руки уже потянулись было подчиниться приказу, но вдруг похититель изменил тактику. Он схватил недалеко стоящий несчастный и ревущий в три ручья комок, грубо подтащил к себе и тыкнул дулом пистолета ему в голову. Ребенок — им оказался пятилетний мальчишка — стал в ужасе икать и задыхаться.
— Коллективная ответственность. Руки вверх, а иначе умрет он, — выговаривая четко каждое слово, прохрипел мужчина.

Паника. Что ж теперь делать?! Черт подери, как поступить?

Я подняла руки. Резко, без колебаний и лишних звуков. Или это просто мое сердце заглушило все звуки? Не знаю.
— Умница. А теперь на выход! — приказал похититель и для пущей эффектности встряхнул ребенка.

Тот еще прерывистей заикал и как тряпичная кукла повис. Несчастные дети в углах комнаты еле сдерживали слезы от страха, а мужчина буравил меня злым взглядом. Интересно, я когда-нибудь встречу персону, которая будет смотреть на меня с нежностью?
— Нет, — то ли отвечая на мысленный вопрос, то ли на приказ похитителя вдруг сказал какой-то голос. Стоп, это я сказала? Господи, почему я говорю, не думая?! Какого лешего?
— Что? — взревел преступник.
— Я не могу выйти, потому что…
Да потому что у меня кочерга между ног! И я если сдвинусь с места, она выпадет, и я не смогу тебя, ублюдок, ею уложить!

Что же делать? Ни одной идеи, ни одного шанса выжить.
— Потому что я… эм…
— Что ты несешь?! — заорал во все горло преступник. — Вышла немедленно из комнаты! Быстро!

Дети с перепуга закричали, и я, все же поддаваясь этим угрозам, в испуге сдвинулась с места. Кочерга выпала из моих ног и оглушительно ударилась о пол. Я непроизвольно кинула взгляд на свое бывшее оружие, и тем самым случайно дала повод похитителю действовать.

Выстрел, крик, и кругом пыль (какой идиот!). В темной детской воцарился непроглядный мрак и кошмар. Кто-то быстро начал метаться по комнате. Я, задыхаясь от упавшей с потолка штукатурки, потеряла ориентацию. Паника, царившая в детской, пробирала до костей.

Вдруг рядом оказалась мужская тень. Она выступила чернотой из мрака и схватила меня. Мужчина грубо потащил меня за дверь, я все никак не могла отдышаться и что-то увидеть. На секунду он меня отпустил, а когда я поняла, что мы в коридоре и нужно бежать, чудовищная тень с кочергой в руках уже зависла надо мной.

Рев застрял в горле. И только ноги остались верны надежде. Какой-то пьяный полушаг и полуразворот, и удар, что должен был прийтись по голове, прилетает по спине. Сознание отключается в ту же секунду, не желая больше терпеть какую-либо боль, тело тоже безвольно падает на пол, отказываясь воевать и проиграть в одиночку. Теперь я, наверное, умру.

***

Крик. Такой чистый, глубокий, пронзительный крик. Только дети, вдруг познавшие весь непозволительный ужас жизни, какой даже взрослым чаще всего недозволен; способны так кричать. Он добирается сначала до твоих ушей, затем переползает в горло, рот, отдаваясь горечью. Проникает льдом по ногам, рукам, шее. Потом он, не спеша, давая насладиться всеми оттенками страха, заполняет твой мозг, мучительно и полностью его порабощая. И только затем приступает к самой хрупкой части твоей сущности — душе. Этот крик ее вначале окружает, как туман, страшит, а потом очень неторопливо и аккуратно начинает в нее проникать, пожирать. Как яд, забирая радость, впечатываясь паникой, отчаяньем и ужасом, который ты никогда, никогда не забудешь. Ты будешь слышать его каждую ночь в кошмарах, ты будешь чувствовать его на коже, ты будешь бояться его вновь услышать, потому что страшнее чистого детского крика не найдете вещи.

И он пробивался ко мне, поглощал, пугал, а я даже закрыть уши не могла. Я не могла ни убежать, ни шевельнуться. Я не могла понять, где я, кто я, что происходит. А ребенок все кричал и кричал. Ребенок? Лиза? И память вдруг вернулась. Вернулось осознание, воспоминания, ощущения… чувства. Чувства. Убить бы их всех. Скуку, Одиночество и Злость — застрелить и больше никогда не видеть. Даже Надю больше не хочу видеть. Зачем мне все это? Зачем я сейчас лежу безвольно, не пойми где, и слышу этот мучительный крик Лизы?

Я не знаю, кто там на небесах или под землей, но, пожалуйста, спасите девочку, спасите детей! За что им-то страдать?

Крик сорвался и задрожал. Удары. Ропот рыданий подхватили еще несколько голосов.
Нет, никто вас не спасет бедные, несчастные дети. Никто даже не знает, где вы. А я, наверное, уже умерла. Как мне хотелось рыдать вместе с теми детьми, как мне хотелось так же кричать и орать. Сначала от боли и обиды, а потом… от ненависти и бешенства на этот несправедливый мир!

Мое отчаяние перевоплотилось в злобу, страх — в жесткость. Очередной удар, сильнее прежних, страшный кашель, и детский умоляющий вой вперемешку с сумасшедшим шепотом. Злость, как я тебя ненавижу. Это ведь твоих рук дело, твоя кровавая игра! Как ты мог так поступить? Как ты мог позволить детям стоять на этой шахматной доске?! Безжалостный!

Тяжелый человеческий запах. Госпожа Судьба, прошу вас в последний раз, остановите это! Прекратите! Это не по-человечески!

Колоссальная, пекущая, как ад, боль вздернула тело и душу. Перед глазами сиял
белый-белый свет, как будто телевизор сломался и среди него проступали какие-то силуэты. Волосы по всему телу встали дыбом. Я вернулась и услышала учащенный стук сердца. Теперь в груди пылала, нет, не боль — ненависть. Бешенство, что позволило открыть глаза. Ярость, что дала силы заставить тело двигаться.

Видимо, госпожа Судьба дала мне шанс вернуться, чтобы… очернить душу убийством? С удовольствием. 

Вдруг цвет вернулся. Я лежала все там же на коридоре. Атмосфера немного изменилась. Я сразу стала искать глазами оружие, но ничего не было. Пофиг. Попробовав пошевелиться, я наткнулась на физиологическую проблему — удар по спине такой силы без последствий не обходится — однако и ее я решила проигнорировать. Адреналин — полезная «вещь». Последний выдох, крик и я восстаю из мертвых.
Голова идет кругом, тошнота мутит сознание, но я все равно разгоняюсь и делаю шаги к запертой двери. Он там, с ними. Я толкаю дверь раз, два. Он слышит мои попытки. В изумлении открывает дверь (которая не была заперта), и я падаю на противника. Хватаюсь за штанины, пиджак, рубашку и тяну на себя и вниз. К холодному полу, к полу. Тот от неожиданности теряет баланс, но остается на ногах. Отпихивает меня, и я чувствую, как вместе с этим пистолет в его руке бьет меня по плечу.
— Вот живучая. Откуда ж тебя сюда принесло? — рычит мужчина.

В глазах снова пляшут звезды от боли, а желудок так и рвется избавиться от всего содержимого. Собирая всю волю в кулак, я с трудом фокусирую в темноте взгляд на похитителе и ужасаюсь его близости. Пистолет направлен в меня, я падаю, щелчок.
Опять пыль, мрак, кашель. Слава богу, он реально идиот.

Ползу под близко стоящий стол, противник теряет меня из виду. Дрожащими руками пытаюсь нащупать что-нибудь тяжелое, вдруг натыкаюсь на детскую ножку. Ребенок вздрагивает и испугано сворачивается комком. Сильный удар кочерги по дереву, и теперь вздрагиваю я.

Надо освободить детей.
— Быстро к двери! Она открыта. И других забери, — твердо шепчу ребенку.
Ребенок — в темноте даже непонятно, кто это — расторопно зашевелился, и в этот момент мой противник уже добрался до меня.  Острая боль в ноге, инстинктивно сгибаюсь к ней, он подхватывает вторую ногу и резко дергает на себя. Я падаю, обдираю лицо об пол и следующее, что чувствую - белый шум в животе. Еще удар. Кто бы что ни говорил, хуже боли, чем в животе, быть не может. Тупая, обжигающая боль, прокусываю губу и слезы градом льются из широко распахнутых глаз.

Он что-то кричит, но я не могу разобрать ни слова. Вдруг его тон меняется, и он уже кричит в сторону. Срывается с места.

Меня тошнит. Все тело орет от невыносимости. Я внезапно начинаю различать звуки, детский вскрик. Поворачиваю голову и на фоне двери вижу его силуэт: его руки прижимают другой, маленький силуэт к косяку, в ногах дергается еще один темный комок. Он их душит.

В голове одни маты.

Я пытаюсь крикнуть, чтобы он остановился, но мой голос хрипит и горло режет после рвоты. Но он обращает на меня внимание и снова спрашивает, кто я и что я здесь забыла. Я матерюсь. Он усмехается и надавливает на детей так, что они издают звук больше похожий на мычание ягнят. Он говорит, что не любит детский плач.
— Но я люблю, когда они меня боятся, — и он наклоняется к ребенку, которого прижимал за горло, и меня тошнит вновь.

Моя память блокирует все, но я знаю, что у него в руках нет пистолета и кочерги. Нужно найти. Нужно!..

Я внезапно узнаю в комке в его ногах Лизу. Она уже не брыкается, а просто держит своими ручками ногу, прижимающую ее грудь к полу. Девочка в сознании, но будто не здесь.

Ну почему она?!

Резкий хрип человеческой грязи, и тело ребенка падает на пол. Ругань. Педофил держится за губу и пинает мальчишку ногой, которая раньше давила Лизу. Девочка делает глубокий вдох, но не двигается в места.
— Лиза, беги! — сквозь боль рычу я.
— О, так вы знакомы? — моментально реагирует нечеловек.
— Нет!
Дура, дура.

Педофил, переводя взгляд с меня на сконфуженную девочку, противно засмеялся.
— А ваша мимика говорит о совершено другом! — он подхватил сопротивляющуюся девочку на руки и вздохнул.
— За тобой что, моя дорогая, пришли? Это твоя сестричка? — наигранно ласково заговорил мужчина ей на ухо.

Лиза молчит и отворачивается, он говорит что-то еще. Что придется убить нас двоих. Он повернул голову ко мне и демонстративно зарылся носом в волосы девочки. Он глубоко вдохнул их аромат и повел носом ниже. Девочка съежилась и попыталась оттолкнуть голову педофила. Я попыталась вскочить на ноги, у меня не удалось, я попыталась вновь. Оно зашипело:
— Стоп-стоп-стоп. Без лишних движений. Скоро и до тебя очередь дойдет.
Лиза заплакала.
— Где принцы? — я услышала сквозь слезы и попытки увернуться.

Я опустила голову и слезы закапали на пол. Бешенство от отчаяния на грани срыва.
Злость, что б ты в аду горел вечно! Это давным-давно перешло за край дозволенного! Злость, остановись! Останови это, тварь!
Я упираюсь рукой о край тумбы, мои пальцы ощущают что-то металлическое на ее поверхности. Я машинально ощупываю предмет и не могу поверить - пистолет! Я нашла его! Надежда и адреналин бьют в виски с новой силой.

Но я вдруг сомневаюсь. Смогу ли я выстрелить? Я была уверена, что да, но это…
Лиза замолкает на мгновение, и я слышу безнадежное мычание ребенка.
Меня будто из льда переместили резко в чан с густым кипятком. И если предположить, что я смогла выжить, то так, как поднимается в теле температура, точно так же росла моя ярость. Быстро и до сверхвысокой планки. И это было восхитительно, ведь теперь я могла, наконец, закончить эту кошмарную «картину».
В руках заветное оружие, гнев и решительность — на месте, сомнений нет, я убью отродье.

Пальцы крепко сжали пистолет. Рукоятка холодная и гладкая, равнодушная — полная моя противоположность. Нет страха. Он в этом пистолете. Не желая терпеть ни минуты больше, я последний раз глубоко вздыхаю, проверяю предохранитель и поднимаю голову.

Нечеловек мельком взглядывает на меня и возвращает свой взор к Лизе, в глазах который плещет просто океан ужаса. Она пищит, безуспешно вырывается.
Сердце снова бьет своим стуком по ушам. Но руки не дрожат.
Пакостное причмокивание.

Кипит, в венах все кипит. По ним будто пустили обжигающие реки ада. Они пульсируют, поджигают, требуют действий, крови.

Я вернулась из-за тебя с того света, урод. Или лучше сказать «для тебя».

Направляю пистолет на него. Грязь. Мерзкие руки держат тело ребенка.
Моментальный выход за все границы. Вот и финал моих чувств. Дальше их нет.
Он открыт почти всем телом ко мне. Лизу не заденет, особенно если я выстрелю в голову. С такого расстояния попадет любой. С такого расстояния невозможно ошибиться.
— Лиза, закрой глаза.

Выстрел.

Рука не дрогнула. Пуля попала ровно в огромный лоб.

Детский крик со всех сторон. Падение тела. Много крови и появляется запах.
Наступает тишина.

Я ничего не чувствую.

***

Я помню, как в тумане хватаю какую-то ткань, кидаю на тело и прикрикиваю на детей быстро выйти с комнаты. Тех, кого мешкает, из последних сил хватаю за руки и перетаскиваю через тело.

Ноги все липкие. Мне нечем тошнить.

Дети бегут в конец коридора, они больше не плачут. Я стою перед зловещей детской. Она – тьма, а теперь часть ее. Не могу оторвать взгляд от прикрытого тела. Тела, убитого мной маньяка…

Я убила человека. Я. Убила. Человека. Господи… Я все-таки убила. Забрала жизнь! Лишила хоть и такое ничтожество будущего! Я… убила и ничего не почувствовала. Я теперь убийца!..

Рано впадать в панику. Нужно понять, что делать дальше.
А он точно мертв?

Я будто сумасшедшая делаю шаг к темному пятну, только сейчас начинаю замечать, что у меня трясутся руки, тянусь…
— Ты что, после такого выстрела невозможно выжить, — внезапно раздается удивленный голос Злости.


Глава 11

Вернулось чувство страха. Этот голос рубил мое самообладание (или то, что я так называла) на маленькие кусочки и возвращал эмоции, которые я сейчас старалась не чувствовать.
— А ты даже его имени не знала, — продолжал голос из-под ткани. 

От ужаса у меня пропала речь. Ткань, прикрывающая труп, поползла в сторону, мертвое тело зашевелилось и стало медленно подыматься с пола.
Я даже не заметила, как уже вжалась в противоположную стенку и орала без звука.
Труп поднялся в полный рост, размял шею и резко открыл ледяные серые глаза. Его серые глаза.

***

— Все, перестань истерить. Уже бесит, — недовольно бурчал Злость, насытившись за пять минут моими конвульсиями.

Труп мужчины медленно подошел ко мне и, как истинный фокусник, провел ладонью перед своим окровавленным лицом – и о чудо! – вместо него появилось лицо Злости. Он улыбнулся. Словно водяные разводы окутали его тело, и теперь без единой царапины передо мной целиком стояло черное чувство.

Я все еще была в состоянии схожем на паническую атаку, и он еще раз взмахнул рукой, и все окрасилось в белоснежный. Этот яркий свет ударил по глазам, отрезвляя разум.
«Тише… Ты в безопасности… Ти-и-ише»

Слезы заканчивались. У меня началась будто лихорадка. Я сжалась в комочек. Меня колотило так, что зубы заболели, а пальцы рук не могли схватиться в замок.
Кажется, у меня эти… Струны… Порвались… нервные струны… Я сломалась. Слишком тяжело мне далось это испытание.

Злость угрюмо уставился на мою дрожащую фигуру. Что-то прикинув у себя в голове, он снял свое черное пальто и попытался меня им укрыть.
«Пошел вон!» — заорала в голове я, отпихивая чувство от себя.
Злость с равнодушным лицом все равно укрыл меня, а я продолжала мысленно его унижать.
«Монстр! Чудовище! Как ты мог? Изверг! Злость, как ты мог?»
— Я же Злость, чего ты так удивляешься?
«Как ты вообще посмел втянуть в это детей? Что теперь с ними будет?! Верни меня обратно, я должна им помочь!»
— Когда мы уже перейдем к нужной мне части с анализом ситуации? — не особо ожидая ответ, вздохнуло черное чувство.
«Ответь мне, Злость, как у тебя язык повернулся, заманить детей к этому педофилу? Как ты мог лгать Лизе прямо в глаза?»
— Я и не лгал.
«Ты заставил меня убить! Боже, зачем? Зачем тебе это надо? Я теперь убийца!»
— Ты сама этого хотела, если забыла.
«Я не этого хотела. Я…»
— Да ладно! Тебе процитировать твои же мысли?
«Я тебя ненавижу! Ты стольких заставил страдать! Ты…»
— Так, — резко оборвал наш «диалог» Злость, — хорош уже! Твой лимит времени на нытье, слезы и прочую человеческую бессмыслицу истек. Теперь включай башку.
«Я — человек! И я убила другого человека! Его кровь сейчас разбрызгана по всей детской, где он издевался над детьми, которые все еще в опасности! Какой лимит?! Я тебя убью следующим!»
— Ты и так уже это сделала. Но хорошо, могу организовать еще одну иллюзию, где ты меня пристрелишь лицо в лицо, — отмахнулся от меня Злость в нетерпении.
«Иллюзию? Это все было неправдой? Злость, я никого не убила? Иллюзии! Злость?!»
Я убрала волосы с лица и с надеждой впервые посмотрела в его глаза. Злость поправил ворот белой рубашки и холодно посмотрел в ответ:
— Да, это была иллюзия, в которой я воссоздал картину девятнадцатилетней давности и добавил туда Елизавету как знакомое тебе лицо. Однако факт остается фактом — ты совершила убийство.
«Но это иллюзия!»
— Это не меняет положения дела. Твой разум, тело и поведение полностью были под твоей властью. Ты руководила ситуацией, и ты нажала на курок. Ты убила, поддавшись эмоциями… поддавшись мне, Злости.
«Это была самооборона!»
— Это было убийство. Ты сознательно выстрелила в голову, хотя могла выстрелить в ногу или руку, тем самым его обездвижив. Ты же целенаправленно целилась в голову и выстрелила, не дав противнику возможность сдасться.
«Я же…»
— Просто поддалась эмоциям. Моему чувству, если быть точным, а это важно. Я знаю, я следил за твоими эмоциями и мыслями.
«Ублюдок…»
— Ха, беспроигрышный аргумент, — усмехнулся Злость, наклоняясь надо мной, — теперь-то мы уже можем приступить к анализу ситуации?

Я тупо уставилась в ткань черного пальто и вдруг заметила, что больше не трясусь и мое тело, как и мысли, подозрительно успокаиваются.
«Нет, подожди. Значит, иллюзия, сон. Но «воссоздал ситуацию», то есть она когда-то все-таки была? С детьми все в порядке?»
— Да. Эта история произошла девятнадцать лет назад. Все дети выжили, и сейчас им по двадцать с хвостом лет, — стоя надо мной, отвечал Злость.
«А мужчина… Что с ним на самом деле произошло?» — не поднимая глаз, мысленно интересовалась я.
— На него упал железный шкаф, — пожал плечами черноволосый.
«Где мы находились?»
— В заброшенном загородном доме в лесу, не скажу, чтобы очень далеко отсюда. Сейчас его снесли.
«Лиза?»
— Спит дома, как сурок. Все? Довольна?

Я нахмурилась, состыковывая все в голове. Что-то я упускала. Я пару раз вздохнула и поежилась от этой тени, висящей надо мной.
«Ты руководил педофилом? Ну, действиями, словами…»
— Не хочу отвечать, — выпрямившись, отрезал Злость.
«Ладно, — удержалась я от очевидного «почему», — Чего ты хочешь?»
Я, наконец, подняла глаза на черноволосого и первое, что увидела, это забавное выражение лица, так и кричащее: «Неужели!».
— Для начала, — Злость внезапно подхватил меня под руки и потянул вверх, — встать на ноги. Не спрашивай почему, сама потом спасибо скажешь.

Я неуклюже вернула себе вертикальное положение и с удивлением заметила, что ни спина, ни живот, ни вообще что-либо не болит. Только голова кружится от этой бесконечной белизны. Злость подхватил свое пальто, которое я забыла на полу белого поля, и, отводя взгляд, накинул мне на плечи: «Надевай». Уже подозревая неладное, я быстренько укуталась в пальто и вопросительно уставилась на чувство.
— Хорошо. Продолжим наш разговор до иллюзии, — улыбнувшись, предложил он.
Меня стало смущать, что мы как-то уж по-дружески болтаем для такой ситуации. Даже непривычно, что я не ору, что не хочу его убить.
«Э? Ты извини, конечно, но я вообще ничего не помню, что было до иллюзии. Мне твоя иллюзия всю память подчистила на разные разговоры»
— Ну-у, я напомню. Ты отвечала на второй вопрос о моих возможностях, а потом я спросил тебя про убийство. Способен ли человек убить, находясь под моим влиянием? Ты ответила — нет, и мне пришлось тебя переубедить.
«Ох, бедный-несчастный! Пришлось глупенькую Мелиссу в кошмарную иллюзию кидать, чтобы она там убила педофила и сорвала себе нервную систему», — хмыкнула я.
— Ха, естественно! Я, конечно, неплохой спец в иллюзиях, но оно-то энергии так забудьте-здрасте жрет. Даже твоя злость такое не компенсирует, — помотал пальцам у моего носа Злость.
«Уж извините, что мало нервных клеток на вас гроблю, господин Сашок!» — отмахнула руку я.
— Эй! Александр, вообще-то, — вдруг заулыбался Злость.
«Сашок, ох, Сашок!»
Злость заулыбался в тридцать два зуба и попытался схватить меня за нос. Его черные волосы снова в беспорядке разметались по голове. Глаза больше не сверкали льдом, а были теплы, как мягкий свитер.
Что за глобальное потепление?! Ладно я, так мои нервы просто в минусе, я как на самых мощных гормонах. А с ним что?
«Ладно, напомни мне третий вопрос», — попросила Злость я.

Он добродушно улыбнулся и спрятал руки в карманы штанов:
— Третий и последний вопрос: как со мной бороться?
Ох, что-то головушка уже не варит. Мысли размякли от всех этих потрясений, лениво бродят по сознанию и не хотят подсказывать. Как бороться с этим… улыбающимся… передо мной чувством? Ха, а это вообще возможно? Конечно, возможно. Злость — чувство не простое, но иногда вполне контролируемое. Точно, контролируемое!
— Этого недостаточно. Да и не сильно я заметил твой контроль надо мной буквально полчаса назад, — покачал головой Злость.
Ну, есть такие упражнения «антистресс». Там позанимаешься пять-шесть минут и вуа-ля! Никакой злости и напряжения.

Злость скорчил недовольную мину, грозящую перерасти в презрительную.
Ладно-ладно, сейчас придумаю! Очередной «картины» нам не надо.

Как можно бороться со злостью? Ненавистью и злобой, которые являются наиболее неистовыми среди всех эмоции? Сдерживать и все время подавлять их нельзя. Это приносит еще большие проблемы, нежели сами эти эмоции. Кто-то даже мне рассказывал, что если долго подавлять злость, то начнешь по психосоматике болеть.
Короче, все время игнорировать злость нельзя, но при этом и кидаться на всех направо и налево тоже нельзя. Для начала стоит успокоиться…

Парень в черном скептически поднял бровь.

Э, ладно, понимаю, не очень правдоподобно. Когда тебя захватывает такая сильная эмоция, это очень трудно просто взять и успокоиться. Хорошо, тогда для начала надо сделать паузу и осознать, что ты злишься. После осознания, нужно понять, на что ты злишься, а затем стоит заставить себя успокоиться и взглянуть на ситуацию безэмоционально. Потому что если мы и злимся на других людей, то мы в основном злимся на те качества в людях, от которых хотим сами избавиться или которых у нас мало, зато в других людях много. Разобрать все причины злости, осознать, прийти к беспристрастному выводу.

Черноволосый задумался, а потом усмехнулся, пронзив меня до жути высокомерным взглядом, а-ля «это насекомое вообще безмозглое».

Засранец, но, на собственное удивление, я на него не стала злиться. Он — чувство, и, как мне уже объясняли, во время всяких таких «картин» на правильном пути они начинают проявлять такие некрасивые эмоции, свойственные только им. Поэтому я снисходительно улыбнулась, чем, по-моему, еще больше его разозлила.
Отлично. Так. Еще способы. Хм, да когда ругаешься с человеком, и тебя душит злость, можно элементарно сообщить собеседнику о своих чувствах. Аккуратно, мягко и непублично. Не всегда, конечно, это прокатывает, но все же…

Глаза Злости недобро засверкали, и дьявольская улыбка растянулась по кровожадному лицу. Ох, он меня пугает.
— Ты меня бесишь со своим крошечным серым веществом, — процедил он, явно стараясь снова посадить меня на коня.
«Я тоже тебя люблю», — не давая увести меня от темы, парировала я.

Злость неожиданно стал глухо хохотать мне в лицо, отчего я все-таки поднапряглась, но стойко держала мысль в голове.

Как бороться еще? Как бороться с приступами агрессии и вечными срывами на близких? О, поняла, надо представлять стыд и вину, которые приходят после ссоры. Одна мысль об этом помогает воспринимать ситуацию в менее резком ключе и пытаться идти на примирение. Ну или… или просто дать волю чувствам! Точно, если все равно сдерживать их нельзя, то и другого выхода нет. Там в подушку пойти поорать, в тренажерный зал сходить, физически напрячься и через тяжелый труд избавиться от агрессии. После этого просто сил не остается на что-либо другое. Или выговариваться людям, которые могут поддержать. Если таких нет, то выписываться на листке бумаге. Или уже на худой конец с зеркалом поговорить. В общем, выговориться и выплеснуть все.

Лучше всего, правда, стимулировать себя юмором. Учиться расслабляться и абстрагироваться, слушать и понимать. А, вообще, идеальнее всего сразу воспитать в себе толерантность! Терпимость. Внимательно следить за людьми, изучать их и, наверное, сами того не замечая, мы научимся различать всякие психологические штучки в них, благодаря которым нам станет легко сближаться со всеми. Заодно и себя получше узнаем, а, значит, сможем контролировать свои порывы. Так ведь, Злость?

За все это время его лицо перекашивалась от невинного раздражения до испепеляющего бешенства раз десять. Дыхание было тяжелым, прерывистым. Иногда казалось пар из ноздрей пойдет. Он молча неистово кружился около меня, гоняя воздух и еще больше раскидывая в беспорядке свои черные лохмы на голове.
«Злость — эмоция сильная. Из-за тебя происходит довольно много бед, но с тобой
легко бороться, если с самого начала приучить себя быть толерантным и спокойным к людям. Уважительно к ним относиться и выказывать свое мнение нормальным тоном. Пытаться встать на место того человека, который вызвал в вас негативную эмоцию, и попытаться его понять. Также с тобой помогает бороться физический труд: спортзал, активный отдых и так далее, так как это съедает всю энергию, и у человека просто не остается больше сил. Еще дельный вариант высказывать все… Ну, вообще-то, все-таки выписывать. Выскажешь не тому человеку — и все, очередные проблемы. А так на бумаге написал, сжег и отлично. Отдых и расслабление, занятие любимым делом, всяческие методики… Это и есть мой ответ, Злость».

Я, полная энтузиазма и восхищения собой, в триумфе приготовилась к поражению парня без черного пальто. С каждым разом мне почему-то становилось все сложнее выдержать его гневный взгляд, но я победно выставила грудь и подбородок вперед, готовая ко всему. Злые глаза черноволосого в последний раз уничтожающе сверкнули и закрылись.

Прошла пара секунд, прежде чем Злость медленно открыл их и с неожиданной грустью и печалью воззрился на меня. Все чувство триумфа, как ветром сдуло. Я в растерянности застыла, не зная, что же делать. В его серых, вечно насмехающихся и высокомерных глазах сейчас плясала досада и разочарование, которые просто своим присутствием разрезали весь тот образ враждебного и надменного чувства.
Злость? Что случилось? Я что-то не то сказала? Эй…

Черноволосый посмотрел куда-то вверх, одними губами прошептал «Ах, Судьба» и горько усмехнулся. Я еще больше растерялась.
— С-сашок, — впервые за все это время попробовала прохрипеть я, осторожно дотрагиваясь рукой до опущенных плеч чувства.

Злость грустно улыбнулся мне и аккуратно взял мою руку в свою ладонь.
— Это точно твой окончательный ответ? Ты точно уверена, что хочешь этого?
— Д-да, — сомневаясь и подозревая нечистое, запнулась я.

Блин, ну я же вроде все верно сказала, что не так теперь? Я не знаю, как еще можно бороться со Злостью. Чего это с ним? Он загрустил так из-за того, что я где-то все же неправильно сказала, или что?
— Мелисса, я не думал, что ты настолько выросла с нашей первой встречи. Поздравляю, ты молодец. Ты ответила на три моих вопроса плюс-минус, но верно.
Я не понимала, что происходит. Если я права, то почему он так странно это говорит?
— Это была последняя картина. Последнее активное действие.

Я кивнула. Злость щелкнул пальцами, и мы в тот же момент очутились в том самом заброшенном здании, в которое, казалось, так давно привели меня чувства. В темном углу по-прежнему стояли Скука, Одиночество и Надежда и наблюдали за нами.
— По логике на этом наше расследование заканчивается. Ты стала выше нас, проработала нас.

Я еще раз кивнула, начиная догадываясь, что не так.
— Но мы не нашли ответ на вопрос, почему ты все еще нас видишь - и такой итог не подошел госпоже Судьбе. У нас осталось полмесяца до нашего наказания и до твоего «перестанет существовать», но ты больше не под нашей протекцией. 

Сердце ухнуло в пятки. И прежде, чем оно забилось вновь, я медленно, будто прочитала по губам, а не услышала то, что дальше произнесла Надежда:
- И теперь я призываю госпожу Судьбу в свидетели, что как высшее чувство прошу оставить Мелиссу в живых под моей опекой. И разумнее ограничить к ней доступ Скуки, Одиночества и Злости.

***

Три чувства и я смотрели на нее со смешанными эмоциями. С одной стороны, я получила билет в жизнь, и все были этому рады. С другой стороны, как она могла так вмешиваться, не спросив меня.

Просьба Надежды была быстро одобрена, и три парня в пальто резко почувствовали необходимость удалиться.

Я снова заволновалась: они же сейчас уйдут навсегда! А потом их накажут! Я совсем об этом не думала раньше, но их же могут… уничтожить! А вдруг…
Нет-нет-нет!

Злость хотел сразу направиться к выходу, но я схватила его за руку:
«Постой, нам нужно еще погово…»
— У тебя кровь идет, — перебил меня Злость, даже не обернувшись. — Надежда обработает тебе раны. Прости, я не учел, что тебя будет так кидать из стороны в сторону, а здесь все же много стекла… Пальто можешь оставить себе как компенсацию за испорченную одежду.

И он быстро ушел. Я в испуге попыталась нагнать его, дать подзатыльник, но режущая боль в ногах настойчиво меня затормозила. Я оглядела себя и ужаснулась. Во-первых, на мне кроме изодранных джинс, одного кеда и пальто Злости ничего не было! Во-вторых, я вся была в мелких, неглубоких порезах и царапинах. В-третьих, я умудрилась прямо сейчас наступить на стекляшку, которая теперь впилась в мою ногу, мешая идти. Я захлопала губами и беспомощно стала озираться. Скука, Одиночество и Надежда подошли ко мне как раз вовремя.
— Ох, ну и катастрофа ты, — вздохнула Надежда, доставая из своей сумочки ватку, перекись водорода и прочие вещи для обработки ран, будто ничего только что не произошло. — Ты себя калечишь получше всяких бандитов.

Она подала знак Одиночеству и Скуке, и первый подхватил меня на руки. Я снова захлопала губами и ошарашено на него уставилась. Они оба избегали смотреть мне в глаза. Скука подошел к моей ноге без кроссовка и стал разглядывать.
— Эти иллюзии Злости какое-то зверство. Ты так металась, что даже футболку себе разорвала. Вся в стекле… Ужас, - хлопотала над царапинами на лице Надя, не давая мне даже «промычать» что-либо моим друзьям.

Я дернула ногой, которую внимательно изучал Скука, и на секунду успела выловить его взгляд. Он был сердит и полон горечи. Но парень в сером ничего не сказал.
Я испуганно замерла на руках у равнодушного и абсолютно неприветливого Одиночества. Они что… Они на меня обижаются? Они решили, что это я ее попросила? Но это же не я!

Надежда виновато отвела взгляд, когда встретилась с моим вопросительным. Скука уже не церемонясь подхватил мою ногу, провел пальцем по болючей точке и стал совсем не нежно выдирать стеклышко. Я закусила губу, стараясь ровно дышать, чтобы Одиночество не почувствовал мою боль.

Я начала чувствовать себя отвратительно. Я будто не оправдала чьих-то надежд, да еще и предала – и не могу объясниться, что это не так!

Они не хотели на меня смотреть. Легкая паника подступала к горлу. Это же возможно последние минуты наши!

Скука выдрал из моей ступни стеклышко и без лишних слов куда-то ушел. На его место встала Надежда с ваткой, а я в страхе закрутила головой. Нет, только не так. Только не так они будут от меня уходить навсегда. Подожди, Скука, Злость! Не уходите, не поговорив, не попрощавшись. Я вас не бросала! Это не я! Мне столько еще нужно вам сказать…
— Нашел! — невесело подкидывая мой потерявшийся кроссовок, выплыл из тьмы парень в сером.

Сердце облегченно ойкнуло. Еще немного времени. С горем пополам они натащили обувь мне на ногу, опустили на пол, дали выпить какое-то лекарство и осмотрели на наличие других ссадин, из-за которых мой поход домой мог бы не осуществиться.
— Что ж, вроде все. Пусть немного посидит, пока лекарство не подействует. Мы пошли, Надежда. Прощай! — вдруг грустно сказал Одиночество, кивнул головой и стал вместе со Скукой удаляться во тьму развалин.

Без каких-либо речей, прощальных слов или даже взгляда.
Да как так? Неужели все, что мы вместе пережили, заслуживает такого смазанного прощания? Они просто уходят, а я ничего не могу сделать!

Душа безумно ревела, что я должна хоть что-нибудь сделать. Я не должна так просто их отпускать. Надя, как ты могла! Если они уйдут, то навсегда… Нет! Нет! Нельзя так прощаться!
— Скука, Одиночество, остановитесь! Ребята, пожалуйста, подождите, — хотелось бы мне закричать, но вот голос!

И никто же из этих двоих не умеет читать мысли! Черт, даже поверить не могу, я жалею о том, что они не умеют читать мои мысли… Да лучше бы они читали, чем вот так вот уходили! Надежда! Она же высокое чувство!
«Надя, скажи им! Скажи им сейчас же, пожалуйста! Останови их, Надя!»
Девушка с фиолетовыми кончиками волос виновато покачала головой:
— Прости, но я не могу. Пора перелистнуть эту страницу твоей истории.
«Да кому судить, что следует, а что нет оставлять мне в моей истории?! Останови их немедленно! Пожалуйста, Надежда! Я не хотела этого!»
— Нет. Они ушли уже.

Я в панике повернула голову в том направление, где только что были чувства, и захрипела, так как ни кричать, ни плакать не могла.
Я упустила их. Я так и не сказала им, насколько они мне помогли и какие они ценные. Я не сказала им, какие они классные. Я не успела сказать, что несмотря ни на что, я буду всегда их считать своими друзьями. Я не смогла сказать им, как я буду по ним скучать. Я… так и не сказала им «спасибо».


Глава 12


Я дура. Бесполезная, беспомощная и безмозглая дура, которая теперь век будет злиться на Надежду, ругать себя за глупость и безумно тосковать по трем идиотам. Прошло уже две недели, а я каждый день думала, где они, как они и какое наказание их ждет. Но я даже поговорить об этом нормально не могу!

Мы сидели у меня дома. Надежда колдовала над завтраком, щебеча какие-то девичьи глупости. Я, не выспавшаяся и лохматая, безразлично смотрела в окно и думала все о том же. Солнце настойчиво пригревало, дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Крики неуемных торгашей недалеко от дома назойливо отвлекали от чириканья птиц на ветках. День был обычный до необычности.

— Надя, а ты в любом случае даешь надежду всем, кто рядом с тобой? — вяло поинтересовалась я. Девушка подозрительно сузила глазки и надула губы.
— Допустим, а что?
— Да нет, ничего, — солгала я и заставила себя думать о каких-то невинных глупостях.

За эти две недели худо-бедно, но я научилась хоть как-то контролировать свои мысли. Видимо, у меня и сегодня это неплохо получилось, так как Надежда без подозрений продолжила болтать о чем-то своем.

Стук тарелки, последний штрих и глазунья с дольками сочного помидора и свежим укропом готова. Готовит Надя изумительно. Приходится признавать — с ней круто жить. Всегда вкусная еда, порядок и никаких неприятных сюрпризов. От такой чудной жизни я даже поправилась на пару килограммов.
— Чего приуныла? — попивая чаек, словила мой взгляд девушка.
— Я? Не, я просто еще не проснулась, — снова солгала я и отвернулась к окну.
— Ну ладно, я просто хотела тебе сказать… — ее мобильный затрещал, и Надежда, взглянув на экран, вылетела с кухни.

Проводив ее взглядом и удостоверившись, что мои мысли не достигнут ее, я горько вздохнула. Жить-то с ней здорово, но как я все-таки скучаю по тому безумию и веселью, что кружилось тут, когда здесь обитали господа в пальто.

И я все еще не могу совладать с эмоциями касательно Нади. Я злилась из-за того, что она закрыла «для моего же блага» доступ чувств ко мне, но не могла быть не благодарна за то, что она спасла мне жизнь. Будем честны, три низших чувства вряд ли б смогли разгадать то, что даже, по рассказам Нади, коалиции высших недоступно. Тут только сама госпожа Судьба могла знать правду и играть в игры.

Вновь воспоминания и мысли закружились в водовороте, едко напоминая о последнем вечере. Непонятная вина и тоска грызли меня изнутри. Как бы я хотела вновь их увидеть. Как бы я хотела с ними поговорить… Интересно, где они сейчас? Переживают ли они? В порядке ли они?

«Забудь! Забудь! Забудь! — требует разум. — Отпусти. Иди дальше. Не смей хвататься за прошлое! Ты больше никогда-никогда их не увидишь и не узнаешь ничего о них. Забудь»

Но сердце не могло. Слишком много я не успела сказать. Именно сказать, так как попрощаться с ними, я понимала, что рано или поздно придется.

Я схватилась за голову и встрепала непричесанные волосы. Палец запутался в очередном колтуне, и я обреченно упала головой прямо на стол. Я устала от этих грызущих мыслей и чувств.

В глаза из открытого окна на пару с невыносимо душным воздухом нагло лезло солнце. Хотя бы маленький ветерок дунул, а нет, лето! Пекитесь, смертные, в этой печке.

Не желая больше терпеть противную жару, я выдрала палец из собственной волосяной паутины на голове, сползла со стола и поплелась к окну со словами: «Боги, какой идиот попрется в такую погоду на улицу?».

На свое удивление, во дворе я все-таки нашла парочку индивидуумов, которым жить надоело. Дети, обливаясь потом и водой, радостно скакали на детской площадке, не обращая внимания ни на гневный рев родительниц: «Надень шапку немедленно! Или в больницу с солнечным ударом попасть хочешь?», ни на недовольное бормотание живучих бабок у подъезда. Я зависла в окне, глядя на эту дворовую романтику.

Внезапно окно соседней квартиры тоже открылось, и оттуда появилась белобрысая голова моей соседки тети Светы, мамы Лизы. Женщина стала крутить головой, в поисках своего чада и уткнулась взглядом в меня.
— О, доброе утро, Мелисса, — заулыбалась моему взлохмаченному котелку соседка.
— Доброе утро, — вымученно улыбнулась в ответ я.
— Как дела? Я думала, ты уехала куда-то. А то не слышно, не видно тебя в последнее время. Я, конечно, нечасто дома бываю, но обычно ты так шумишь, а тут тишина и покой. Вот я и подумала…
— А не, просто… жара. Лень с кровати даже вставать.
— Понятно все с тобой, — засмеялась женщина и, кивнув в сторону детской площадки, добавила. — Зато этой хоть бы хны. Целыми сутками на улице. Познакомилась с какими-то мальчиками и теперь невесть где пропадает. Вот и сейчас ее не вижу.
— Что за мальчики? — без особого интереса спросила я.
— Ай, я сама не знаю. Не видела ни разу. Похоже из другого двора. Она их почему-то «принцами» называет. Хоть бы эти принцы ее… — тетя Света стала описывать свои опасения по поводу этих «принцев», но я ее уже не слышала.

Что? Принцы?! Лиза так называла чувства. Тех трех идиотов называла принцами! Неужели они… Господи! Они же могут быть совсем близко…
— А где она сейчас? — стараясь не показывать свою взволнованность, оживилась я.
— Я ж говорю, не знаю. Сейчас позову. Ли-и-и-за! — и тетя Света что есть мочи закричала имя дочери.

Я, вылупив глаза, искала девочку во дворе. Уже забытая нервная дрожь вновь захватила мое тело. Сердце бешено заколотилось. Я, сама того не замечая, вцепилась ногтями в подоконник так, что те аж побелели.

Но все это было неважно! Просто неважно. Ведь если моя догадка верна, значит, и они будут…
— Здесь, — сорвалось на выдохе у меня с губ.

Белокурая Лиза выбежала из-под дерева и радостно замахала нам рукой. Неторопливо, о чем-то своем болтая, за ней последовали три высоких, стройных и обворожительных парня в белом, сером и черном пальто явно не по погоде. Они подняли головы в нашу сторону и замерли, точно так же, как и мое дыхание.

Я никогда не забуду эти глаза. Я никогда не забуду эти черты лица. Я никогда не забуду эти удивленные и раздосадованные рожи. Я чуть не сорвалась закричать их имена, но вместо этого я закусила губу, проглотила комок в горле и ринулась к дверям.

Нет, теперь вы никуда от меня не уйдете. Плевать мне на все запреты! Пока я с вами не поговорю, не выскажу все, что меня грызло все это время, никто и ничто меня не остановит!

Как и была одета в большую спальную майку, так и выбежала на лестничную клетку, прихватив только тапочки.
— Эй, ты куда? — еще говоря по телефону, схватила меня за руку Надежда, стоя на лестничной площадке.

Мне не стоило отвечать. Она все поняла по моему лицу. И ей это совсем не понравилась.
— Ты не можешь. Есть ограничения! Я дала тебе надежду и шанс выжить, Мелисса, очнись!
— Надя, я понимаю, но я не могу вот так, не попрощавшись… Мне нужно хотя бы две минуты! Я с ума сойду, если они исчезнут окончательно, — я умоляюще смотрела на девушку, но та была непреклонна.

Мы спорили, я в сотый раз слушала отрывки из лекции про «плохие чувства» и во мне боролось множество других. Мне было и больно, и обидно, и все равно, и желание скорее бежать вниз…
— Если ты сейчас уйдешь, ты меня больше не увидишь, — вдруг холодно сказала девушка, отпуская мою руку.

Я «вросла корнями в землю». Меня бесчестно снова заставили выбирать. И при чем ставки были моя жизнь против моего жизненного желания. Я…
— Как все-таки нечестно!

Я повернулась обратно к квартире и позволила Надежде закрыть за мной дверь. Слезы обиды уже предрекали мне горючий день, и я знала, что сдерживаться не буду, но вдруг я кое-что поняла.
— Подожди. Ты не сказала, что откажешься от меня? И «ограничить к ней доступ» - это же не полностью закрыть, верно? Ограничить с их стороны, но не с моей?
Девушка с фиолетовыми волосами тяжело посмотрела на меня. Я понимала, что она оправданно злится и я сейчас сильно предаю ее доверие, но…
— Надежда умирает последней. Я верю, что все будет хорошо и ты меня простишь, — быстро сказала я и рванула с места, чтобы не услышать ее ответ.
— Прощай, дуреха.

Скорее выбив, нежели открыв дверь в подъезде, я вылетела во двор и чуть не опрокинула на спину Лизу, которая спешила домой. Одна.
— Ой! — в испуге вскликнула девочка при виде меня летящей, как обезумевшая.
— Лиза, Лизочка, — зашептала я, хватая девочку за плечи. — Где принцы? Где Иванушка, Михаил и Сашок?
— Я… не-не знаю, — в растерянности стала запинаться Лиза. — Они, наверное, остались там, а, может, пошли гулять. Я не знаю. Они, кстати, просили мне тебе кое-что передать!..

Я больше не слушала ее. Я бежала вдогонку потерянным чувствам. Они сами мне все скажут, Лиза. Я теперь добьюсь этого.

Трое стояли под деревом. Злость опирался о могучий ствол, Одиночество, запрокинув голову, вглядывался в крону, а Скука повис на ветке, грозившей вот-вот обломиться. Чувства вяло спорили о чем-то, обрываясь на полу фразах. Каждый думал о своем и поддерживал спор только ради приличия.

Я замерла в метрах пяти от них, понимая, что вот только что забыла абсолютно все. Я забыла все те важные для меня вещи, которые так хотела им сказать. Я забыла и теперь не знала, что делать. Я растерялась! Парень в черном пальто повернул в мою сторону голову, спокойно встретился со мной взглядом и… грустно улыбнулся. Опять.
— Она все-таки пришла.

Эти слова стали такими же решающими, как и выстрел с «Авроры».

Одиночество и Скука повернули головы в мою сторону, и последний от удивления свалился с ветки. Больше не в силах стоять и просто смотреть на них, я сорвалась с места.

Один радостный шаг, второй. А потом у меня резко начало шуметь в ушах… Третий. В глазах стало мутнеть. Что-то не так. Я замахала головой. Бум-бум-бум.

Бум-бум.

Бум.

.
.
.

Я открыла глаза, все прошло. Лица чувств не успели даже перемениться от радости в испуг.

Я. Все. Поняла. Госпожа Судьба.

И я наконец сделала то, что так давно хотела: цепляя и таща за собой Скуку и Одиночество, кинулась в объятия черноволосого. Я уткнулась носом в новое черное пальто чувства, ухватилась одной рукой в непослушную серую гриву Скуки и другой за ворот рубашки Одиночества. Я притянула к себе их, что было мочи, и они молча потянулись в ответ — и вот они, долгожданные, дружеские объятия.

Мне стало хорошо. Я осознала все, вся история сложилась в одну целостную, полную и насыщенную картинку. Как же хорошо! Сильнее прижалась лицом к приятной ткани на груди Злости и улыбалась так, что стали болеть щеки. Скука опустил свою холодную голову на мою шею, от чего после такой жары побежали приятные мурашки по коже.

Одиночество обхватил всех нас своими длиннющими руками, и я почувствовала себя, как в холодильнике, но с хорошей стороны. Греющий душу холод.
— Вы мне важны. Настолько важны, что в какой-то момент я решила, что готова даже «перестать существовать». Пусть я и вела себя истерично, такая коза, боролась за свою нормальную жизнь, ха-ха, но я хочу, чтобы вы знали. Я… я вас очень люблю. Вы стали для меня очень близкими людь… чувствами, хотя поначалу и под конец я готова была вас застрелить…
«Ты и застрелила», — последовал едкий комментарий Злости.

— …Но я все равно была очень счастлива, что у меня были вы! Да, я ругалась, орала (вообще-то, и ваша вина была), но вы стали для меня настоящими друзьями. Это, конечно, ужасно, что мои лучшие друзья — невидимые чувства, однако… это здорово! Каждый из вас особенный, со своими странностями и причудами. Вы не плохие, как хотите казаться. Иногда вы даже сносные и приятные чувства. С вами было круто проводить время, наблюдать за вами и слушать чертовски сумбурные рассказы. Но вы все трое просто невероятные лю… чувства. Видите, я стала даже забывать, кто вы. Стала оговариваться на «люди».
Я знаю, что нам нужно прощаться. Мне тяжело. За это время вы так сумели изменить мое восприятие и в целом мировоззрение! Если бы в тот день я не встретила вас, я бы и осталась такой же замкнутой, скучающей, озлобленной (хотя с вами это вроде только увеличилось) и одинокой девочкой, которая бы всю свою жизнь просидела дома в амебном состояние. Спасибо вам… Спасибо от всего сердца! Спасибо за ваши старания изменить мою жизнь к лучшему (и не отрицайте это). Пусть даже и из-за расследования или каких-то там других причин, вы все равно это делали искренни, я знаю. Вы не хотели мне навредить и сделать больно, я не виню вас и не держу зла. Пусть даже мне потом скорее всего придется ваши картины еще раз прорабатывать с психотерапевтом, если я переживу разрыв с Надеждой. Я все равно вам благодарна, мои чувства. И все-таки самое ценное - за дружбу и чувство наполненности. Я буду скучать по вам.
- И кстати. Я не променяла вас на Надежду, я не просила ее, - добавила в конце я.

Они сжали меня сильнее, и мои щеки заныли в перенапряжении от улыбки. Я оторвала голову от груди Злости и попыталась заглянуть в каждые серые глаза. Теплые.
Наши объятия нехотя распались, и я невольно почувствовала на себе ошарашенные взгляды прохожих. Ха, ну да, я ж только в майке и тапочках! Стою во дворе по среди бела дня под деревом, скрюченная, но при этом раскинув руки в стороны, и толкаю прощальную речь неизвестно кому. Бабки, наверное, уже психушку вызвали. И мне так наплевать!

Я заулыбалась собственным мыслям. Скука, Одиночество и Злость тоже заметили комичность ситуации и ухмыльнулись.
— Может, спасти остатки твоей репутации у соседей? — предложил Скука.

Я отмахнулась рукой и заулыбалась еще шире. Какая мне разница на этих соседей, когда у меня в жизни, может быть, самое важное событие происходит? Да и не столько в моей, сколько в их…
— Мелисса мы… тоже рады за тебя. Знаешь, говорить какие-либо хорошие вещи и тем более на прощание — это точно не для таких чувств, как мы. Но снова уходить, ничего тебе не сказав, будет нечестно, — начал Злость.
— Да, прости нас, но мы вряд ли сможем тебе сейчас сказать столько же душевного, сколько и ты нам. Не в нашей это природе, — подхватил Скука.
— Но, знаешь, когда мы были все вместе, я даже иногда сам забывал, кто я на самом деле. И это было божественно, — вдруг мечтательно протянул Одиночество. — За столько лет я впервые стал ближе к человеку… Хочу тебя поблагодарить за это. Я на самом деле тоже буду тосковать по тем веселым дням с тобой. Мне было тепло. Хм, наверное, это называется семейный уют…

Злость и Скука в ступоре уставились на Одиночество. Сложно было понять, что именно их так поражало: то ли не совпадение их сухой прощальной речи, то ли белобрысый сейчас нарушал какое-то правило, по которому нельзя было противоречить своему природному чувству, то ли он выражал вслух все то, что было у них самих на душе.

Заметив ошеломление своих товарищей, Одиночество неловко улыбнулся:
— Если впереди нас ждет наказание, что уже мелочиться? — видимо, все-таки нарушают какой-то закон.
— Ну хотя да! — вдруг хихикал Скука. — Умирать - так с песней! Мелисса, я тоже буду… испытывать тоску по твоей тупой башке. Это время было одним из самых веселых за всю эту скучную работу! Ты не безнадежна, так что твори беспредел и радуйся жизни. Не смей себе позволять… скучать. Ведь у тебя-то жизнь одна, она может пролететь очень быстро. Пожалуйста, не проспи ее, — последние предложения он выделил настолько особенно, что они на очень долгие годы врезались мне в память.

Он дал мне хороший щелбан, и я не поняла даже от чего именно мое сердце так сжалось.
— Я… Мы… Это… — Злость (ну и ну!) смущенный, как мальчишка, не мог связать два слова.

Я от умиления аж в ладоши хлопнула. Кто бы мог подумать, что господин надменность бывает и таким! Скука и Одиночество, видимо, зная причину такой странной перемены и еле сдерживая хохот, в ожидании покосились на черноволосого. Я снова недоумевала, но тоже выжидающе уперлась взглядом в чувство.
— Если… Ну… Да ну вас к черту! — внезапно сорвался Злость. — Ну не умею я прощаться. Не-у-ме-ю! Все, довольны? Чего вы ржете? Хватит ржать! Я — Злость! Все мои прощания происходят на высоких нотах, с битьем посуды и хлопаньем двери! Ну уж точно не сюси-пуси! Да хвать ржать! Чего вы хотите? Чтобы я тоже сказал спасибо? Спасибо, Мелисса, я тоже тебя люблю!

Скука и Одиночество засмеялись еще громче и заливистей, а у меня как-то сразу перегорело. Хоть это и было сказано в другом контексте, от столь нежданной откровенности, жар вновь разлился медом по телу и в горле застыл комок.

Они сказали мне столько хорошего. Признались в том, что я им тоже была ценна. Что все эти переживания и улыбки были взаимны. Какие они молодцы! Как бурбалки, зашипело счастье по всему моему существу.
— Я вас очень люблю, — прошептала я под хохот белого и серого чувства, из последних сил сдерживая слезы радости.
— Не стоит их сдерживать. Это же счастье. Его никогда не надо скрывать, — все-таки услышав мои слова и заметив мое состояние, уже улыбаясь, так же тихо сказал мне Злость своим приятным голосом.

Его глаза, как и у остальных, были теплы словно серый шерстяной свитер, а улыбка была искренняя и такая добрая. Слезы ручьем покатились по щекам, и я снова оказалась в приятно прохладных объятиях.

Я смеялась, плакала и в последний раз обнимала их, мои чувства. Мне было одновременно и грустно, и радостно, и плохо, и хорошо. Я была безумно счастлива их смеху и откровению, но мне было печально оттого, что это конец. Теперь уже точный для нас. Как будто что-то колоссальное впервые заискрилось настолько ярко, что могло осветить все, но сразу же было обязано исчезнуть. Однако не разрушится.
— Ребят, все будет хорошо. С нами будет все в порядке.

Злость, Скука и Одиночество грустно переглянулись и спросили, неужели я так быстро успела набраться фразочек у Надежды.
— Это не надежда, это уверенность, — улыбнулась я.

Парни в пальто по-доброму потрепали меня по волосам и покачали головой. Ответа на расследование нет, их ждет наказание. Злость сказал:
— Как бы я не относился к Надежде, я рад, что она взяла над тобой опеку, ты останешься жить. И мы хотели, что бы ты знала, что все это время мы искали ответ, чтобы не спасти себя, а уберечь тебя.
Я знала это.
— И я уверен, что ты будешь не одинока и не несчастна, — поцеловал мне руку Одиночество.
Я засмеялась и присела в шуточном реверансе. 

— Знаете, если бы я могла, я бы призвала госпожу Судьбу и попросила бы быть свидетельницей того, что мы с вами когда-нибудь еще встретимся.
Они тоже засмеялись, и их волосы раскинул наконец добравшийся до моего района ветер. Стало чуть темнее и прохладнее, отчего все с облегчением вздохнули.
— Она явно была бы этим недовольна, — усмехнулся Скука.
— Зато был бы гарант, что вы будете еще жить.
— Ну мы что-нибудь придумаем, — хитро сверкнул глазами Злость.
— Ага, еще поборемся.

Я с восхищением смотрела на этих троих, которые похоже прямо сейчас косвенно бросали вызов самой госпоже Судьбе. Готовы были идти ей наперевес и бороться за собственное будущее. И я была этому больше всего рада!

Я тоже была готова быть смелой, отважной и уметь идти против течения. Я не хочу поддаваться всем правилам госпожи Судьбы, я не хочу жить по написанному кем-то сценарию. Я хочу жить в полном смысле этого слова! Не хочу, чтобы мое время было пустым. И оно не будет. Теперь уже это обещаю я.

Спасибо вам, мои дорогие Чувства, спасибо, что заставили меня это понять. Я буду всегда помнить и ценить вас.

Прощай, Мелисса.
Прощай, родная.
Мы клятву дали
На пороге Ада.
Ты помни нас,
Смеясь и улыбаясь.
Ты помни нас,
Грустя и унывая.
Не забывай урок,
Не забывай наш цвет,
Не забывай наш смех,
Не забывай и гнев.
Живи и с каждым днем
будь счастлива,
Мелисса.
Живи и каждый раз
ты радуйся цветку,
Мелисса.
Прощай, подруга.
Прощай, родная.
Мы клятву сдержим
На пороге Ада.

***

Так значит, смысл этого все был не во мне, а в них?
Утвердительно.
И не нужно было никакое расследования, никакого ограждения от других?
Утвердительно.
Цель была в их проверке на «правильность». Я была просто триггерным фактором. Нужно было, чтобы они раскрылись?
Утвердительно.
И для них будет лучше, если они раскроются?
Молчание.
Они не исчезнут? Они останутся в живых?
Молчание.
Я не хочу, чтобы им было плохо. Пожалуйста, если моя просьба что-то значит, пусть все будет хорошо с ними. И с Надей. И со мной.
Утвердительно. Белый свет.

..Лица чувств не успели даже перемениться от радости в испуг.

Глава 13

Спустя три года.

Студентка, будущий психолог и просто красотка с серо-зелеными глазами стояла на краю бассейна и любовалась видом моря, раскинувшегося за пределами аквапарка. Оно было спокойное, чистое, темно-синее с множеством солнечных бликов. Теплое на вид и холодное внутри.

Поездки с друзьями на эти бескрайние земные воды стали новоиспеченной традицией, как и обязательное совместное посещение аквапарка, дабы какая-нибудь Ксюша смогла (утопить) победить в экстремальном споре какого-нибудь Макса.

Мелисса улыбнулась своим измученным боем друзьям на шезлонгах и нырнула в голубоватую воду. Она приятно окутала все тело, и маленькие волны побежали во все стороны.
— Ах, как хорошо! — повиснув звездочкой и подставив личико солнцу, ахнула студентка.

Вообще ее отправили за напитками в бар, но вид пустого бассейна сделали свое дело. Мелисса так давно не плавала без опасения, что сейчас кто-нибудь утащит ее на дно, что уже и забыла, как это здорово! Тишина, покой, мирная вода вокруг…
— Ю-ху! — заверещал некто, кого Мелисса сразу возненавидела, и бомбочкой прыгнул в бассейн.

Тысячи брызгов разлетелись во все стороны. Волна, поднятая невоспитанным гражданином, затопила лицо студентки и та, кашляя и барахтаясь, ушла на дно. Вода с хлоркой мерзко заползла в нос, отчего зачесалось далеко в ухе… Пока, покой, ты был близок!

Вынырнув и откашлявшись, она злобно оглядела бассейн, ища виновника прервавшегося уединения.

«Ты будущий психолог, ты будущий психолог! Нельзя злиться от таких пустяков и кидаться на людей. Спокойствие, с кем не бывает. Ты будущий психолог…» - затараторил внутренний голос.
— Эй, научи делать сальто в воду!
— Отвали, Ван, — долетел до Мелиссы ответ тому невоспитанному гражданину от распластавшегося на шезлонге еще одного парня.

Она не видела их лиц – один был к ней спиной, другой прятал лицо под шляпой - однако татуировка на пол плеча в виде заумного узора у незнакомца на шезлонге была крутая. Голова в воде заныла, татуировка на шезлонге опять буркнула:
— Не хочу я в воду лезть. Дай отдохнуть, мы здесь уже пятый час с ума сходим. Иди лучше поищи этого ловеласа.

Голоса, который она еле могла расслышать, почему-то стали казаться Мелиссе смутно знакомыми. Но они замолчали, и студентка перевернулась в звездочку обратно.
Нет приятней сочетания, чем солнце и вода.

- Мел, какого фига ты тут прохлаждаешься? Мы думали, ты за напитками пошла и что-то случилось! — заорала на весь бассейн подруга Мелиссы.

Последняя недовольно раскрыла глаза и красноречиво посмотрела на подругу. Она, конечно, ее очень любила, они огонь и воду уже вместе прошли, но вот тут она могла уже и понять-простить ее. Но Катя явно не собиралась ее не понимать и не прощать, и лишь демонстративно уперла руки в боки.
— Ну ладно-ладно, иду я уже за напитками, - перевернулась обратно на живот Мелисса и поплыла к бортику.
— Не надо. Мы уже сами за ними сходили, — поддавая руку, уже улыбалась Катя.

Мелисса последний раз кинула взгляд на бассейн, так как знала, что больше у нее такой мирной возможности искупаться не будет, и мельком встретилась взглядом с тем самым Ваном.

Что-то очень хрупкое и давно забытое вспыхнуло в груди. Ноги стали подозрительно тяжелеть… Когда она снова обернулась к парню, желая удостовериться, что ей показалось, он уже снова был к ней спиной.

«Ч-что это было? Столько лет прошло, а они снова начинают мне мерещиться в каждом встречном? Что-то я, наверное, на солнышке перегрелась, надо в тенек…»

Де-жавю?

Катя потянула за руку, и студентки отправились в ближайший бар к друзьям.
— О, пропажа нашлась! И где ж тебя носило? — радостно приветствовал Мелиссу победитель сегодняшнего дня Макс - тот самый с которым она познакомились еще в школьные годы на флэте у своей одноклассницы.
— В бассейне звездочкой плавала, — ответила за нее Катя, подсовывая студентке под нос ее часть пиццы.

Все остальные засмеялись. Их компания из десяти человек хаотично разместилась за столиками и довольно уплетала пиццу. Уникальность таких компаний в том, что среди них всегда терялся кто-то лишний, втирался «в ряды» и сливался за общим смехом. Вот и сегодня вдруг Мелисса заметила нового парня среди них, который что-то ворковал одной из ее подруг. Он сидел к студентке полубоком, и лицо его было скрыто за русыми волосами девушки, внимательно слушавшей на ухо какой-то очень интересный рассказ.

Мелисса бы по привычке не обратила на него внимание (таких потеряшек у них все же очень много), но он его зацепил. Стройная спина парня с несильно загорелой кожей сильно контрастировала с загорелыми плечами подруги.
«Ему подошел бы костюм белый», — подсознательно заметила Мелисса.
И белые-белые волосы, как у…
— Черт! — одними губами произнесла девушка и медленно встала из-за стола.

На одубевших от волнения ногах она подошла к столику с парочкой и неловко прикоснулась к плечу парня. Он оторвался от уха подруги и обернулся к ней.
— Твою ж мать, Оди… Михаил! — будто и не пролетело этих трех лет.

Перед ней действительно сидел Михаил, чувство Одиночество, белая смерть. Все те же бездонные серые глаза, все те же аристократичные черты лица. Тонкие губы, скулы. Вот только, казалось, он стал старше своего обычного состояния. Одиночеству было на вид лет тридцать теперь.

Эмоции и давно забытые чувства с новой яркостью ударили по сердцу. Неужели она дождалась!..
— Да, это я. Прости, мы знакомы? — и все тот же бархатный голос.

Мелисса только хотела на радостях кинуться в объятия к белобрысому, но вопрос резко ее затормозил. 
— Это же я, Мелисса, — испугано пролепетала девушка.
— Э, прости меня, но я не помню, — и парень, виновато улыбнувшись, взъерошил волосы на затылке.

«Он… Он меня не помнит?! Может, это не Одиночество? Я уверена, он бы меня не забыл… Нет, это точно он. Его и зовут даже Михаил, но… Почему он меня не помнит?»
— Ну ничего, давай заново… Или, может, ты напомнишь, где мы познакомились до этого? — предложил Михаил, заметив невероятную грусть в глазах студентки.
— Три года назад… весна… на стадионе… — с каждым словом в глазах Михаила все больше проявлялась вина, крича, что ни черта он не помнит.
— А Сашок и Иванушка-дурачок?  - в горле уже сидел отчетливо ком.
И вдруг в глазах парня проскользнула ясность.
— Да, их конечно знаю. Сашок (хотя он дико не любит, когда его так называют) и Ван - мои младшие братья.

***

— Ради бога, прости, но я хоть убей не помню тебя, но ты, видимо, действительно была очень с нами близка, так как знаешь наши семейные клички, — извинялся Миша, любезно согласившись проводить чуть не разревевшуюся Мелиссу к своим братьям.

Девушка была в смятение. Да как так?

Она не знала, что и думать. Одиночество не помнило ее, как собственно и себя самого в виде чувства. Теперь это был простой красавчик с медицинским образованием из Беларуси по имени Миша, у которого есть два младших брата. Один — Александр — только выпустился и теперь начинает свою адвокатскую карьеру, второй — Ван — закончил первый курс в архитекторском. Жутко разношерстные по характеру, но держатся вместе. Как настоящая семья. Вот и отправились на море тоже вместе.
Они быстро подходили к бассейну, около которого Мелисса стояла буквально пятнадцать минут назад, и с каждым шагом пульс учащался так, что начинало ощутимо пульсировать в висках. Как же снова странно переживать эти эмоции, как же снова странно чувствовать эту дрожь по телу. И одновременно это бурлящее счастье и исполнение… надежды. Все эти три года она ждала этого момента! Она отрицала это, скрывала и утаивала от самой себя, но ждала! И вот он!

Вот он…
— Сашок, Ван, тут у нас интересная ситуация сложилась! — воскликнул Одиночество, швыряя своим мокрым полотенцем ровненько в лицо Скуки, повернувшего на зов голову.

Тот чертыхнулся, что-то недовольное забормотал и, откинув полотенце, встретился взглядом с Мелиссой.

На секунду девушке показалось, что он ее вспомнил, что вот он Скука, вот он сейчас выпрыгнет с бассейна, обнимет ее и кинет в воду в свойственной ему манере! Вот он, ее серый друг! Но…
— Кто это? — болезненно обжог Мелиссу его все также скучающий голос.

Он ее не помнит! Он ее не помнит! Внутри все сжалось. Все заледенело и оборвалось. Как же так? Как. Же. Так?! Ее окинули кипятком и льдом одновременно. Нити рвутся.
— Ты тоже ее не помнишь? Эту чудесную особо зовут Ма… Ме… Прости, как тебя зовут?

Злость, только уснувший, недовольно откинул шляпу с глаз и был вновь готов нарычать на братьев, как вдруг он заметил ту самую чудесную особу. Он застыл не в силах что-либо сказать или сделать.
— Мелисса, — печально ответила та, очень разочаровано глядя на непонимающего Вана.
— Мы типа знакомы? — небрежно поинтересовался парень в бассейне.
— Ну типа да, — ответил вместо девушки Михаил, — Она знает наши семейные имена! Я просто думал, что это у меня память дырявая, но…
— Я ее не знаю, — отмахнулся Ван.

На этих словах девушка всем телом вздрогнула и сжалась. С ней происходило что-то странное. Будто сейчас у нее внутри рушился целый мир. Жалко смотреть.
— Эй, ну ты чего? Сейчас все исправим, не расстраивайся. Может, ты нас с кем-то перепутала…
— Да ничего страшного, — совсем убито прошептала девушка, — Извините.

Она развернулась, чтобы уйти, даже не взглянув на третьего брата. Она бы не смогла перенести еще и его взгляд. Из всей этой тройки он был первым, кого она встретила. Он был первым, кто открыл ей их мир. И он был последним, чье испытание она прошла… Он чем-то был для нее особенным. Она не смогла бы заглянуть в его холодные глаза, ставшие для нее еще и чужими. Невыносимо больно.

Надо уходить. Надо бежать, пока эти теперь абсолютно чужие люди не увидели ее слез. Надо исчезнуть теперь окончательно…
— Мелисса, — вдруг непроизвольно вырвалось у Злости.

Три пары глаз уставились на черноволосого. Парень резко встал, подошел к остановившейся девушке со слезами на глазах и в нерешительности замер. Солнце теперь без опаски переплеталось с его черными волосами, гладило его все такую же светлую кожу, бликами вспыхивало в его темно-серых, как зимнее небо, глазах. Он стал человеком, стал другим. Изменился. Но внезапная надежда заставила сердце разогнаться до неземной скорости, решающие секунды и…

Она упала в его объятия. Его крепкие руки обвили ее спину. Она все-таки разревелась, только уже от счастья. Вцепилась в него и ревела. Он узнал ее. Он узнал ее! Он помнит! Все печали отступили, все барьеры сломались! Он вспомнил ее. Вспомнил и признал! Как она была счастлива! Впереди свет. Как разбившееся стекло в ясное будущее. Оставалось множество вопросов, но главное, что теперь они вместе. Они нашли друг друга!

Три года. Три года прошло с их последней встречи. Три года он хранил память не в силах осознать реальна она или нет. Реальны ли те безумные, странные воспоминания.

Госпожа Судьба сделала свое дело. Она наказала их за их «неправильность», сломанность как чувств, но по-своему хорошо. Стерла Одиночеству и Скуке память и сделала их всех людьми, вернув им то, что когда-то очень давно отобрала, - жизнь. Судьба, конечно, все равно подсолила им, оставив сомнения в их реальности, а главному хитрицу и часть воспоминаний, но все-таки это были ее любимцы. Она слышала, там под дубом, просьбу Мелиссы о следующей встречи и приняла ее. Пусть будет счастливый конец.
— Злость! Злость! Как я скучала! Сашок… — сквозь всхлипы, быстро говорила Мелисса.
— Тише-тише, Меллисочка, — гладило ее по голове очеловеченное чувство, — теперь мы рядом. Теперь мы вряд ли исчезнем…
— Теперь все будет хорошо.

Мелисса глубоко вздохнула и радостно улыбнулась. Это был действительно один из лучших вариантов. Спасибо!