Прошлое

Последний раз я видела своего отца сразу после рождения старшей дочери. У нас в гостях была свекровь. Он подарил мне пять тысяч рублей - по тем временам хорошие деньги, около ста пятидесяти долларов.
Муж мой, молодой папаша, был пьян и непроходимо глуп, пытался пить с моим отцом. Вроде бы, я говорила мужу, что папа мой кодированный, но был ли он в тот момент в завязке, не знаю, вроде бы он выпил. Вообще вся эта встреча прошла мимо меня, в суете. Мне было стыдно за свой неприбранный вид, за мужа, за обстановку.

Мой отец постарел. Он был практически лысым, остатки волос седые, лицо в морщинах. Мы ни о чем не поговорили.

Деньги я впопыхах засунула в ящик комода, потом оголтело искала, свекровь подумала, что я её заподозрила в краже этих денег, всё было плохо и хуже. Нашла. Продула в игровом зале. Туда им и дорога. Ничего мне не было нужно от него. Я металась, заполошная, не знала что делать, чего я хочу, то ли поговорить с глазу на глаз, то ли чтобы он уже уехал, исчез навсегда из моей жизни. После этого визита (наверняка он был разочарован моим видом, обстановкой моего жилища, моим поведением) он ни разу не позвонил. Звонила я. Это был разговор с самой собой: невпопад односложные ответы.

Я любила своего отца. Невыразимо, всей душой, очень сильно, не рассказать насколько.
Когда я видела по телеку Дартаньяна или Розенбаума или Александра Друзя, всё это был мой отец. Самый умный, самый красивый, самый отчаянный. Мой самый любимый навсегда, всегда.

Он ездил со мной на лыжах по лесу, красивый, сильный, быстрый, как лыжники в биатлоне, до сих пор смотрю на лыжников с замиранием сердца, Сенька ходит в лыжную секцию. Он писал мне записки и подсовывал под дверь. Он виртуозно рисовал на листочке автомобили и головы собак всех пород. Плел корзины из красных и зеленых прутьев. У него были щекотные усы. Когда он хохотал, невозможно было не засмеяться тоже. Он качал меня на ноге. А когда он спал на полу с разбитым лицом, я готова была на все, чтобы его спасти. Включал магнитофон: " приходит время люди головы теряют" и Джо Дассена и Адриано Челентано. У него всё было самое крутое мотоцикл "Ява" магнитофон кассетный импортный (марку не помню), фотоаппарат ФЭД. И машина всегда у него была, сначала красная, потом бежевая, потом вишнёвая, а у меня никогда.

Когда родители развелись, мне было девять. Менше чем сейчас старшей. Четыре жизни назад. Я сидела на лавочке у ворот и ела виноград, и обрывала лепестки сирени. Пять косточек, пять лепестков, и мой папа не уйдёт, останется... Не сработало.

Мы ездили с Анькой на дачу к нему, голые, маленькие стояли в бане, а он в плавках сине-красных , плескал из ведра на печь, шел пар. Что-то я сделала неправильно, он перепугался, съездил меня по затылку. Потом несколько часов просил прощения, а я не могла ни слова вымолвить, заклинило. Помню как пахло в бане, вениками. сыростью, березовыми чурками.

Утром меня стошнило на дверной косяк. Мы уехали домой раньше срока. Отключили электричество, чтобы мясо не протухло, мы везли его в Москву. Я ехала в кузове Нивы, где не было сидений. Отец их вытащил, чтобы было удобнее собаке Трое. Если бы он любил меня хотя бы наполовину так же, как свою собаку. Но нет. Даже этого я не заслужила фактом своего рождения.

Когда мы жили вместе, отец лупил меня ремнем.
Он сделал меня извращенкой. Чтобы возбудиться и кончить, мне нужно представить... представить. Нет, я не помню как это было со мной, но в памяти собрала целый каталог из фильмов spsinema.

Отец развозил книги. Привозил мне стопки книг. "Бэтси" и "Искатели приключений" Гарольда Роббинса, и много других еще в этом роде я прочла в свои 16. Жила этими книгами. Потеряла девственность с первым встречным женатым неожиданно для себя.

Тем же летом накануне 17-летия на даче своего отца я читала стопку журналов СтМ (Студенческий меридиан). Отец налил мне (и себе) водки. Я рассказала о том что уже не девственница, приврав и приукрасив, насколько это было возможно. То ли он завелся от моего рассказа, то ли давно уже придумывал себе про меня. Пытался меня трахнуть. Я была как кукла плюшевая послушная. Ничего не чувствовала но стонала,потому что думала, что так надо. У него не стоял. Он убегал в другую комнату и мазал член мазью, запах которой я помню до сих пор. Спрашивал, сладко ли мне? Всё это было глупо до горя, мне было жалко и его и себя, хотелось чтобы всё это закончилось. Я не могла сказать ему "нет". Просто не могла. Вообще никому не могла. Кто бы не хотел меня трахнуть, что до, что после, я была послушна и податлива.

И было особенно не по себе, что в другой комнате спит маленькая сестра, вдруг увидит, как я стою почти на мостике и мой голый отец дергается во мне. И что на даче до сих пор пахнет также, как когда жива была бабушка, и те же шкафчики и коробочки с нитками, и на стенах текстильные календари, нарисованные дядей Лёней.
Дом моего детства, запахи самые любимые и картинки из детства моего.

Я вела дневник. Он сказал что это все, что между нами было, туда нельзя записывать. Мы с Сеньшиной сожгли дневник в лесу. Я ей конечно же не рассказала, но то, что она со мной присутствовала при сожжении, для меня было важно. Я была не одна.

На своё 17-летие я нажралась до блевоты и до небоверчения. Мой будущий муж Андрей вел меня от дома Сеньшиной ко мне домой и держал за плечи пока я блевала в канаву. Я себя чувствовала испорченной, конченой бл@дью, которой нет ни прощения ни спасения. Накануне у меня начались месячные, и пить мне было нельзя совсем (мне нельзя пить вообще во время этих дел, в лучшем случае блюю, в худшем, теряю сознание).

Я до сих пор не понимаю, на каком я свете нахожусь после этого всего. Я из кожи вон лезла чтобы понравиться моему отцу, его жене Гале, Галиному сыну Лёшечке, невестке Оле. У Оли был ярко-жёлтый купальник. Она варила суп с колбасой и беспокоилась, будет ли вкусно. У всех были такие красивые дорогие иномарки... Моторная лодка долго не заводилась. Мы собирали грибы, купались в быстрой реке. Смотрели видео. Я попробовала соевый соус. Смотрела фильм "короткое замыкание" (про робота) в кинотеатре "Родина".

Анька приехала раньше. Когда приехали мы с Андреем на электричке, на ней не было лица. (Успел он что-то ей сделать? Надеюсь, нет. Говорить с ней об этом я по-пьяни пыталась, больше не стану, не могу, она делает вид что забыла. И я тоже.) Отец говорил, Анька похожа на Ким Бессинджер. Мы ушли от него втроем, я, Анька, Андрей, ушли от него в темноту, коровьими тропами, по полю, вдоль реки. Жгли костер.

На другой день трахались с Андреем в бане, мне было тревожно и насухую неприятно, но я не позволяла ему остановиться, забыться не могла никак. В лесу я набрала полведра поганых грибов, отец вывалил их на землю и орал, и я орала в ответ (что, не помню, это был безмолвный вопль, я любила, я очень сильно любила его, больше всего на свете, больше самой себя и всего этого леса, всего мира вокруг).

Андрей сжег руку петардой - тогда или в предыдущий приезд? Все перепуталось. Я сказала что беременна. Уж поймал лягушку и она жутко верещала. Отец подарил мне нелепого плющевого зверя зелено-бело-малинового. После выкидыша я часами ревела после того, как на этого зверя натыкалась дома у себя. Это было невыносимо. Где он тот Михрютка? Наверное, Андрей его выкинул по-тихому, он исчез.

Мой отец всё ещё жив. Вспоминает ли он меня так же часто как я его? Хотя бы иногда вспоминает он про меня, про дочь Геннадия?

Реву сижу. Надо же, как пробрало. А я думала, остыло уже. Оказывается, нет.

Снова пью.