На пороге беды морозной зимой 1939 года

На пороге беды
В Советском Союзе чуму и холеру основательно приструнили. Вспышки болезней случались, однако за них тут же брались медики и воевали до полного искоренения смертоносных бацилл. Однако, случалось, что эпидемия могла вырваться на свободу. Так произошло морозной зимой 1939 года.
Врачу Михаилу Россельсу, поднятому среди ночи двумя мрачными товарищами в форме НКВД, было поручено поставить диагноз коллеге, доктору Абраму Берлину, недавно приехавшему в столицу. Осмотрев пациента, он пришел к выводу, что у него крупозная пневномония.
Но это была ошибка! В организме больного разрасталась легочная чума! Это был страшный недуг, не дававший о себе знать много десятилетий…
Чума страшна не только силой, но и коварством, она прячется за симптомы других, не столь страшных заболеваний. Но потом, спустя пару дней, озверев, разрушает организм. Убив одного человека, чума тут же берется сокрушать других. Десятки, сотни, тысячи людей становятся ее жертвами. Если бы она, мерзкая тварь, вырвалась на волю, то устроила бы переполох в четырехмиллионной тогда Москве!
Как мог заразиться врач Берлин? Очень просто. Он с коллегами из Института микробиологии и эпидемиологии — Виктором Туманским и Евгенией Коробковой — проводили опыты на самих себе. Чтобы испытать новую противочумную вакцину.
Даже говорить об этом можно, лишь затаив дыхание. А каково было этим людям действовать, идти на такой риск?!
Результат эксперимента оказался успешным. Но только для Туманского и Коробковой. Берлин же заразился! Но не знал этого и приехал в Москву, чтобы выступить с докладом перед коллегами. И тут он почувствовал себя плохо.
Специалисты считают, что Берлин не выдержал положенного карантинного срока. В общем, проявил опасное легкомыслие…
Врач, спасший Москву
Берлина поместили в клинику 1-го Московского медицинского института у Петровских Ворот. Там его осмотрел дежурный врач Симон Горелик. И все понял: у больного не пневмония, а легочная чума!
Честь и слава этому врачу! Ему было суждено спасти от эпидемии всю Москву!
Вот несколько слов — вместо эпитафии. Он так и остался в тени истории, несмотря на свой гражданский подвиг. Горелик происходил из известной семьи, до революции учился в Сорбонне. И, возможно, из-за своего „буржуазного“ происхождения ничего особенного не достиг. Дожив до 54-х лет, он был всего лишь скромным ассистентом кафедры терапии.
Горелик не только поставил правильный диагноз, но и изолировал себя и коллегу. Оба были обречены, потому что, как их лечить, никто не знал.
Горелик, проявивший величайшее мужество успокаивал своего друга по несчастью и даже пытался облегчить его страдания, напрочь забыв о себе…
Московские чекисты тут же взялись за дело. Всех, кто имел дело с Берлиным, привезли в больницу на Соколиной Горе. Их было несколько десятков человек, в том числе, вся коллегия Наркомздрава. И еще — парикмахер, у которого брился пребывавший в отличном настроении Берлин
Цирюльник и стал последней, третьей жертвой легочной чумы, которая уже готова была совершить прыжок на улицы Москвы. Остальным повезло — они избежали заразы.
Спустя много лет, в 1952 году, коллег Берлина по опаснейшему эксперименту — Туманского и Коробкову наградили Сталинской премией. О Берлине никто не вспомнил. И — о Горелике, спасшем Москву от страшной эпидемии — тоже.
»Ваше благородие, госпожа Холера»