8-Художник

                Художник
         Если такие люди и встречаются в жизни,  то нам, мученикам суеты мирской они кажутся какими – то странными,  как по образу мыслей своих, так и по  манере поведения,  как казался многим и Павел Андреевич.  Потому что мир по представлению большинства, существует  только  для того чтобы пользоваться тем, что он содержит, а подобные Павлу Андреевичу  не только умели видеть и  восхищаться  красотою  этого мира,  но  по мере сил ещё и преумножали её.   
    Всю свою творческую жизнь Авсюков, словно писал одну бесконечную картину, переходя в ней от одного этапа к другому. И когда Афанасию Андриановичу  удавалось бывать в его мастерской,  стоя перед  работами своего приятеля ему всегда хотелось  понять, как же всё началось? Когда у Павла Андреевича зародился замысел этого полотна, «полотна» его судьбы, что создавал художник всю свою последующую жизнь. Однажды летом или осенью, или ещё в другую какую пору, жарким днём или на лёгком предвечернем ветерке, когда мир для него ещё состоял из бесформенных пятен и неопределённых звуков, когда лишь только - только вырисовывались линии будущего?
    Где-то там в самом начале надо бы отыскивать то его первое впечатление об окружающем, что впервые отложилось в памяти художника   и, оставаясь там,  волновало его всю последующую жизнь.
 Унаследованные им качества  побудили должно быть к созданию  этой картины его жизни, задумывая её прекрасной, как если бы это было сделано самой природой. Ещё без власти над самим собой,  должно быть, подчиняясь инстинктам, заготовил  Павел Андреевич этот «холст»  с надеждой прожить, «написать» его хорошо и достойно.  А уж с первым налетевшим порывистым ветерком, который он ощутил и осознал, при первом звуке, что он услышал и различил, притом буйстве  красок, разнообразие которых удивило его и пробудило в нём художника, нанёс он первый подмалёвок, с самого начала выдерживая благородный колорит. На его холсте жизни наметилась  удивительно тонкая живописная интонация, где небесный и зелёно- золотой цвет  царивший кругом должен был бы стать символом всего лучшего, что предстояло пережить в этом мире, в котором  соседствуют и уживаются мечты и уверенность, надежда  и ожидание.  Где отчаяние и растерянность сменяет утешение в упорстве и терпении, где победы и поражения, где дружба и измена,  где безраздельная любовь и разрушающая ненависть.  Где всегда надежда на будущее и не всегда забота и сострадание.  Где всё обновляет время, осень меняет лето, смех сменяют слёзы, где всё в движении, и лишь  не исчезает горечь утрат.
      От незаконченного холста, в силу его незавершенности исходило ещё нечто незримое, какая-то сила – следствие  действий художника, его поступков, какая - то неуловимая логика запоздалых ответных ходов борьбы автора с чем-то, что  видимо и было источником движения в этом  созданном на полотне буйстве чувств, звуков и красок мире.
     Прорыв через  плотную густую мглу стеной, стоявшую  перед Павлом Андреевичем, казалось, и было его целью. Для него главным было на жизненном пути не только отражать существующее вокруг нас, сколько обнаруживать нечто в себе, нечто важное без чего этот мир казалось, был для него не полон.
      Вот  тогда, ещё в самом начале, ещё живя пусто и бедно, когда с бесконечной печалью во влажном блеске глаз  смотрело  на него его собственное детство, он осознал вдруг свою причастность, своё подобие и родство ко всему движущемуся в этом вечном потоке.  Собственная его судьба взглянула на него неумолимо сияющими глазами, поднимая его над ипостасью своего существования. Возможно, тогда и пришло к нему озарение  о выборе своего пути в этой сбивчивой жизни, который предстояло  пройти  достойно, наперекор всему.  Это ли не цель к коей стремится каждый, повторяя и повторяя попытки достигнуть её.
     И, бывало, у него на этом пути складывалось всё хорошо, сообразно задуманного, гармонично вплетаясь в общий ритм, и это придавало уверенности в себе и сил. Бывало, что-то ускользало от него, и в этом ушедшем было и безвозвратное. Случалось и такое, когда со всех сторон был он уязвим и беззащитен. Но случалось и такое, когда сердце замирало  у него в осторожном восторге, оттого как хороша его жизнь, как полна вечных чувств душа его.