Записки художника

Картина 1

Сегодня я пришёл домой не как всегда, а немного с опозданием - в 18:42. Кроме клопов, игриво попискивающих в складках матраца, замотавшихся в катышки, меня ждёт табуретка и пустой белоснежный холст перед ней. К Катюше я не ходил уже два дня. Подготовив краски и воду, я начал с лазури. Немного поводив кисточкой, осмеливаюсь добавить пены, подчёркивающую спокойствие и равновесие моего внутреннего мира. Берег цвета кожи человека бережно огибает море, начинающее волноваться. Моя голова сползла вниз, а вслед за ней и дохлая рука, из последних сил сжимающая кисть.
Проснувшись, я увидел перед глазами холст, половина которого была закрашена мышиным цветом. Спустившись взглядом ниже, мои глаза уткнулись в сжавшуюся от холода деревянную лодку в бушующем море. Казалось, малейшее дыхание ветра тут же завернуло бы её в морскую простынку и потопило. В лодке сидел человек. Зубами он стучал по дубовой корме, жадно соскребая облупившуюся краску и наворачивая занозы, царапавшие дёсны, за обе щёки. Глаза - две голодные впадины, присосавшиеся к мертвенно-бледной коже лица, злобно уставились на меня, пока кровавая слюнка вытекала у человека изо рта в открытое море. Я попробовал увернуться от обмена взглядами, бегая по комнате то влево, то вправо, но глаза хищника следовали за мной повсюду.

Картина 2

Сегодня домой мне вернуться не удалось. Пришёл только под утро, когда все клопы ещё спали. Подрагивающая плоть всё равно не дала бы уснуть, так что я снова сажусь за пустой холст, приготовленный со вчерашнего дня. На этот раз он не ослепительно белый, а немного выцветший. С помощью оттенков жёлтого вырисовываются контуры небольшой комнатки, залитой янтарным светом. Посреди комнаты стою я - на коленях, разумеется. Передо мной стоит какая-то розовая шлюха со вздутым животом и широкими бёдрами. На её лице начинает появляться ухмылка. Глаза отсутствуют. Из улыбки начинают вылезать губы, свёрнутые трубочкой. Они, как хоботок комарихи, залезают ко мне в рот и начинают высасывать. Высасывают они всякое: нервы, органы, деньги, жизнь. Своей рукой я добавляю этой шлюхе фиолетовые волосы на голову - возможно, парик.

Картина -1

Сегодня я вернулся домой в чудесном расположении духа. Прыгая от радости, я галопом проскакиваю по ступенькам и врываюсь к себе в каморку. На матраце еле перебирает лапками полудохлая комариха, затравленная химикатами.
Сегодня решаюсь написать портрет. Розовой краской я вывожу ровный овал, покрытый фиолетовыми локонами. На овале начинает прорезаться бугорок - это нос. Нос дугой переходит в глаза, залитые цветом молока коровы-девственницы. Делаю подарок - кистью обвешиваю её уши серьгами, на вид очень дорогими. Над подбородком вырисовываются мясистые губы с торчащими конскими зубами. Девушка с портрета начинает повышать тон, плавно переходя на крик. Всё это с любовью выводит моя кисть.

Картина 0

В ярости я врываюсь к себе на квартиру и достаю виски. Подробностей не запомнил. Помню только, что под утро нашёл себя залитым рвотой и семенем. На полу лежал холст, полностью закрашенный чёрной краской. В некоторых местах картина начала трещать по швам, образуя белые порезы по периметру.

Картина 3

Сегодня я вернулся подавленный. Как следует прокурившись, пытаюсь отвлечься, с головой погрузившись в работу.
На закрашенном чёрным холсте медленно появляются губы - большие губы. Я сливаюсь с ними в долгом поцелуе, пока из них не начинает вылезать уродливое тельце с хрупкими косточками. Глаза - две отрешённые чёрные точки, как у агнца. Тельце напоминало больше всего слизня, бережно завёрнутого в розовую пуповину. Я с яростью набросился на маленького уродца, разорвал холст на куски и принялся их жевать. На миг мне показалось, что я случайно проглотил Бога. Не насытившись как следует, принялся писать следующих Богов. Просидел так до самого рассвета.

Картина 4

Вернувшись домой, четвёртую картину мне писать не пришлось. Она готовая стояла на том месте, где у меня находилось зеркало. На картине был изображён облысевший человек с нездорово-зелёной кожей. Его лысину мягко покрывала тусклость ультрафиолета. Выпучив глаза, человек языком жадно начал соскребать со дна разбитой бутылки остатки какого-то дешёвого пойла, не боясь вместе с ними проглотить осколки. Искусствовед, исходя из метафизики картины, в рецензии вынес бы вердикт: «Это - последняя картина автора».