Отшумели дубравы

                Светлой памяти
                Андреева Сергея Ивановича
                посвящается.


    Я так скажу!
    В появлении на свет подобной истории роковую роль сыграла наша застенчивая и искренняя русская природа. Не виноват же я, Закачурин Андрей, что родился в хуторе с поэтическим названием Яминский, в обласканном зорями и умытом вольным ветром Казачьем краю. Оттого во мне и развилась неуемная страсть к рассказам.
    Конечно! Заходишь в лес, - как в собор вступаешь! Блики вокруг тебя переливчатой волной бегут, звуки и запахи накатываются, сливаясь в одну, не всякому понятную, мелодию. Хочется стихи писать, песни петь и чувствуешь, как по жилам поток первобытной силы растекается!
    Поэтому и работаю я сейчас в Ольховском Мехлесхозе мастером. Друзья меня дразнят "лесником-затейником", так сказать, совмещая в прозвище, романтику моей профессии и природный юмор души. Это точно! Я и сам пошутить люблю, и про других такие истории знаю, что они не рады, но никогда, кстати, ничего не прибрехиваю. Истинную быль довожу, а что смешно получается - так ведь она жизнь такая! А ради знакомства расскажу тебе, дорогой читатель, как я "книгу писал".
    Начальник мой, Тараскин Анатолий Пантелеевич, очень серьезный человек. До того он, значит, серьезный, что абсолютно никаких шуток не понимает и даже в анекдоты верит! Сам такой маленький, плотный, нос пимпочкой, лысина сияет, а во рту всегда "Прима", как у Черчилля сигара. Раз, захожу я к нему в кабинет покурить, (у меня как нету сигарет - я к нему). Вот, насчет этого он...
    - Анатолий Пантелеич, закурить?
    - На! - Придвинул открытую пачку и коробку спичек сверху.
    Присел я в уголок на табуретку. Кабинет у него маленький, обоями весь облеплен серыми в жирное пятнышко. С потолка лампочка в патроне на проводе свисает, еще несколько разнокалиберных табуреток по углам стоят на случай проведения планерки или чего еще, а в центре полированный стол. За ним, спиной к окну, сам Тараскин, чей-то там пишет. Брови мохнатые сдвинул, сгорбился весь в сосредоточении и сигаретой пыхает. Вот такой интерьер. Сидим. Я курю, он работает. И вдруг меня, как толкнул кто-то.
    - Анатолий Пантелеич, - так серьёзно ему говорю. - Я книгу писать начал.
    Он сперва мельком, с досадой в мою сторону глянул, дескать, куришь так и сиди себе тихо, не мешай, а когда дошло... Глазенки на меня вытараскал, недоумевает - как это его подчиненный мастер может книгу писать?! Брови домиком встали и лысина, как будто, ярче заблестела. Не верит, но уже сомневается!
    - Как?! - Голос у него такой низкий, хриплый, как у Доцента в фильме
"Джентльмены удачи". - Про что книга?
    - Дык... Про наш лесхоз.
    А в лесхозе недостатков жуть сколько! Он, как я и думал, сильно насторожился и сразу все всерьез воспринял.
    - Да ты че?! И че за книга?! Как называется?! - Вопросы из него горохом
посыпались, аж на стуле выпрямился. Ну а я, чтобы смех не выказать, затянулся покрепче, вид принял озабоченный, даже, можно сказать, страдальческий.
    - Дык... как же, Анатолий Пантелеич, раз книга про наш лесхоз, значит и
название должно быть соответствующее. - Он сигарету изо рта вытащил, глазами луп, луп. - Вот я и назвал ее патетически... "Отшумели дубравы"!
    Он губами зашевелил, про себя еще раз повторяя. Анализирует! Почему это, думает, - отшумели?..
    - А... главный герой у тебя там кто?
    - Вы! - я говорю. - Вы, Анатолий Пантелеич, кто ж еще?!
    Он - в полной растерянности. Глазами ещё чаще заморгал, а я ему опомниться не даю.
    - Я ее еще только пишу... Она у меня, как говорится, пока только в процессе, но конец уж придумал. Вот... цитату зачитать?
    - Ну?!
    Я тут, конечно, паузу делаю, как положено, затянулся пару раз, для убедительности прищурился и, будто нехотя, начал:
    - Анатолий Пантелеич Тараскин вышел на крыльцо конторы, мутными глазами поглядел кудай-то вдаль, прижег недокуренную сигарету, снял вывеску с надписью "Ольховский Мехлесхоз" и... удалился в неизвестном направлении!
    На последних словах мы дружно встали. Я, вроде, шутя, а он, потому что
всерьез воспринял. У него лысина вспотела и таким тихим голосом он мне говорит:
    - А ну-ка, иди отседова... - Кулаками на стол оперся, аж костяшки побелели, а меня два раза просить не надо и так смех распирает, лишь слышу, вдогон кричит на меня: - И без вызова не заходи!!!
    Ребятам, конечно, рассказал. Посмеялись. А он, оказывается, понять-то понял, что все это шутка была, но все равно сомневается! Ну, вот человек он такой!
    Тут как раз нас на работу посылают - кирпичи у правления складывать. Назвали по старому субботником. Тараскин, конечно, возглавил эту работу. Командует, и все какой-то сосредоточенный, будто его что-то мучает. Вдруг подходит ко мне.
    - Андрей, отойдём. Поговорить надо.
    Ну, я че? Отходим. Он мне сигарету дает. Прикурили, помолчали. Думаю, точно сейчас или все руководство трудовым десантом мне перепоручит или в магазин пошлет, за средством для поддержки патриотического духа "десантников". Вдруг он глазами на меня сверкнул и спрашивает.
    - Ну? А начало-то твоей этой книги как?
    Я аж растерялся сперва, а когда понял о чем он... Вспоминаю все школьные уроки по литературе и доверительно говорю.
    - Анатолий Пантелеич, поскольку вы у меня главный герой, значит, не отходя от канвы повествования, с самого начала про вас и пишу. Слушайте. - Он по сторонам нервно зыркнул и на меня из-под кепки уставился. Не знаю уж, как я его пронзительный взгляд выдержал. Ну, начал. - Светило яркое весеннее солнышко, веселыми зайчиками отскакивая от лысой головы начальника лесхоза. В небе беззаботно щебетал жаворонок. Анатолий Пантелеевич Тараскин шел ровным, размашистым шагом, как владимирский тяжеловоз, подминая посев сосны!
    Он, как пойманная рыба, пару раз ртом воздух хапнул, палец поднял, да как заорет:
    - Это уж ты там не бряши! Как... тяжеловоз! - Сергей Кочетков, наш рабочий, рядом проходил, так все кирпичи поронял, от неожиданности, а Тараскин как балерун на цыпочках передо мной гарцует, пальцем трясет, хочет еще что-то сказать. Наконец сообразил. - И без вызова не заходи!!!
    Прошли выходные. В понедельник, как всегда, планерка. Долго я с утра в цеху маялся, а идти надо. Ладно, пошел в контору. Гляжу, а у Тараскина мой учитель из Арчединского лесного техникума. Он сухонький такой, лицо худощекое, востроносое, морщинистое. На нем фуфайка размера на два больше, брюки мятые в крупную коричневую клетку, заправлены в сапоги, а на голове шляпа.
    - Ах, здрасте! - обрадовался я. - Здрасте! Как у Вас дела?
- Здравствуй, Закачурин! - Узнал и он меня. От улыбки все лицо морщинами потрескалось. - Вот за доской приехал, уважите?
    - Конечно! Рад услужить!
    А Тараскин наблюдал эту картину и учителя моего спрашивает:
    - Твой кадр?
    - Да, - отвечает тот с готовностью. - У нас учился.
    Тараскин на меня, оценивающе так, посмотрел, паузу выдержал и, кивнув головой, многозначительно произнес:
    - КНИГУ пишет!
    Я рот открыл. Учитель - человек тут новый, ничего не знает и потому говорит:
    - Ну, а что? Может быть! - И в голосе гордость наполовину с искренним изумлением. - Мы стараемся воспитывать молодежь во всех сферах!
    Конечно! Престиж, какой! Дескать, кого мы только не учим! Вобщем, уверенность начальника в моей гениальности с того случая еще больше окрепла! Я уже этому и сам не рад. Без вызова стараюсь не заходить, гляжу, - вызывает. Открываю в его "офис" дверь - сидит. Накурил, невозможно как! Волнуется что ли?
    - Вызывали? - на всякий случай спрашиваю.
    - Вызывал. - Решительно так, говорит и на табуретку показывает. - Ну, вот
что! Это... Тайны-то ты мне открыл, как там у тебя начало, какой конец... Это понятно. - Он руки над столом сцепил, "Примой" пыхнул. - Ну, а... куда ж я удалился?
    Вот что мучает его! Я давай с мыслями собираться.
    - Анатолий Пантелеич, я еще никому этого не говорил. Но ВАМ скажу!  Это хоть и конец был... у книги моей, но скажу! Ладно! - Приглаживаю шевелюру, поправляю робу, и давай. - Спустя год его видели люди у попа, (а у нас как раз молельный дом открывался), он зарабатывал на жизнь гроши... молитвами!
    Его как током дзыбнуло!
    - УДИ!!! - Он мне. Вскочил, вспотел весь. - УДИ!!! УДИ И БЕЗ ВЫЗОВА НЕ ЗАХОДИ!!!
    Вот до какого состояния озверения может человека доверие довести! После этого я про книгу старался не упоминать. Посмеялись и ладно. Но закончилась эта история вот как.
    Прошло уже месяца два, а то и три. Вдруг однажды звонит Анатолий Пантелеевич мне домой, а нам только только телефон провели. Маняшка, жена моя, с огорода прибежала.
    - Але?
    - Кто такой?! - Тараскин с ходу спрашивает, голос у него строгий.
    - Закачурина, - она говорит и уточняет. - "Она"!
    - Хм, это ты че, нашего мастера жена что ль?
    - Да.
    - Ну, как он там? - Вроде неудобно сразу о деле, нужно интерес, какой проявить. А Маняшка моя страсть не любит, когда с ней серьезным тоном разговаривают, да еще ни "здрасте" тебе, ни "извините", она и отвечает.
    - Да, ничего, нормально... КНИГУ почти дописал!
    Так что работаю я теперь на самом дальнем участке нашего лесного хозяйства. Начальник мой этим, видимо, очень доволен, да и я, вобщем то, не в накладе на дорогу меньше времени уходит. Правда есть у меня один подчиненный - Васька по кличке Бублик, такой ушлый кадр, никакого сладу с ним нет! А главное у него язык за зубами не держится и фантазия до разных пакостей... Вобщем опасаюсь как бы он про меня чего "писать" не начал!