Заметки городского пешехода. Часть 1

***
Мой путь от дома до работы идет почти по прямой: по улице Герцена, затем по Малыгина, широкой и просторной. Всего минут сорок, а то и тридцать, если поспешить.
Но прямо я хожу редко. Достигнув улицы Малыгина, я обычно сворачиваю и иду дворами. И вот там-то есть странное место.
В общем-то это просто асфальтовая дорожка между школой и двором длинного, почти в квартал, дома. Справа решетчатый забор, слева — травянистый склон, ведущий к детским площадкам и подъездам. На склоне растут деревья и кусты: тополя, рябины, сосны, тальник, вишня. Все еще молодые, посаженные не так уж давно. Из больших деревьев только тополь на школьном дворе, но это с другой стороны.
Заканчивается дорожка трансформаторной будкой. Зимой я никогда не прохожу рядом с ней: над тротуаром часто нависают здоровенные сосульки. Обычно я сворачиваю, не доходя до будки, спускаюсь на тропинку (часто неразличимую под снегом) и иду между деревьями.
Каждый раз мне кажется, что я попала в лес. Справа и слева лапы молодых сосен, в ветках тополька или яблони мелькает синица. Снег усеян мелкими веточками, сосновыми иголками, слов-но, тревожа деревья, продирался сквозь чащу медведь. Только нет медвежьих следов. Но есть другие: иногда человеческие, иногда собачьи (или волчьи?). И почти всегда — тонкие, непонятные росчерки ворон и сорок. Случается, слышен трескучий сорочий голос.
Сквозь ветви видна красная кирпичная стена, впереди — улица, машины. Но я в лесу, и город кажется ненастоящим. Последнее дерево, «опушка», перелезаю через сугроб — сказка позади, я снова просто иду по тротуару.
Летом этого наваждения нет. А осенью и весной ложбину под склоном заливает водой. Это красиво, но в «лес» не войдешь. А зимой можно бывать там каждое утро: пусть мимолетно, всего полминуты, но ты в сказочной лесной чаще…

***
Весна. Снега много, но уже подтаивает. Подхожу к своей конторе, бросаю привычный взгляд на палисадник.
Не замечаю ни березы, ни шиповника, засыпанного снегом, кажется, даже идти начинаю боком, не в силах оторвать взгляд.
Передо мной лунная поверхность. Неровная, серовато-кремовая, покрытая малыми и большими, овальными и круглыми кратерами, темными пятнами «морей», неведомая планета. На ней нет следов. Никто не ступал на нее, открытую мгновение назад.
Я знаю — это просто снег со следами капели, упавших с крыши комочков снега и льда, городской копоти и пыли. Снег тает. Может быть, уже завтра планета станет невидимой под ярким солнцем.
Но пока она есть. Я вижу ее, словно в мощный телескоп, различая самые крошечные холмы и впадины на поверхности. Она очень красивая и настоящая. Я могу послать туда корабль и выбрать место для посадки. Могу сфотографировать. Могу показать ее другим. Могу просто любоваться.
Сегодня. А завтра… завтра она исчезнет в глубинах космоса.

***
Весна. Снег почти всюду стаял и обнажилась земля. Между школой и улицей она лежит широкой полосой — то ли обочина, то ли газон…
Вид неприглядный: земля сырая, грязная, с остатками бурой прошлогодней травы, отпечатками собачьих лап (иногда и чьих-то сапог или колес). Кое-где и мусор валяется — унылый, серый. Под кривыми раскидистыми кленами все усыпано семенами-«вертолетиками». Но и они какие-то тусклые.
На другой стороне улицы хотя бы лужи всё оживляют, отражая небо, солнце, деревья… Хотя утром еще подстывает. А здесь местечко повыше, и вода уже ушла. Только полосы в ложбинках напоминают о недавнем разливе.
Хочется чего-нибудь яркого, радостного. Конечно, когда вырастет новая трава, зацветут одуванчики, все изменится. Но травы пока нет. Рано. Не прогрелась земля. И взгляд скользит по грязно-серому.
В глаза вдруг брызжет яркая, невероятная, молодая зелень. Такой живой, веселый цвет, какого и не бывает, кажется…
На земле два кораблика, аккуратно свернутых из газеты. Рекламные страницы часто бывают цветными, кораблики сделаны из светло-зеленых.
Они стоят у края ложбинки — наверное, еще вчера на этом месте была обширная лужа, и капитан отправлял свои корабли в плавание. Один кораблик, видно, подмок и лежит на боку.
Но второй, зеленея бортами, стоит ровно, носом к «морю», готовый плыть хоть на край света. Он не кажется брошенным и забытым, напротив, он бодр и уверен: весна продолжается, ручьи текут, разливаются лужи. И капитан придет и отправит кораблик в новое плавание. А пока что кораблик радует глаз спешащим прохожим.
Мне становится весело, черно-серая земля уже не кажется унылой, ноги бегут быстрее…
Через день веселые кораблики исчезли. Я думаю, что мальчишки-младшеклассники отнесли их к другому «морю» и отправили в плавание… Весна ведь. А скоро и травка проклюнется…

***
Бегу на работу. Спешу: холодновато еще по утрам, пальцы мерзнут и уши. Хотя солнышко уже играет по-летнему. Почки на деревьях оттопырились немного, готовятся.
Шумно. Ветер шелестит, от машин гул идет.
Вдруг различаю нежный звук колокольчиков. Поднимаю глаза и верчу головой: где? А вот они — над домами словно бы платок на ветру мечется — то в одну сторону полетит, то мигом в другую взвихрится, то в высоту заберется, то плавно кружит к земле. И звенит, звенит…
Это свиристели. Так их зовут за тонкий вибрирующий свист. А вся стая засвиристит — похоже на колокольчики.
Вдруг раз — исчез в небе беспокойный платок. Смотрю: высоченный тополь словно листьями оделся. Свиристели передохнуть присели. Тех, что пониже сидят, и разглядеть можно.
Свиристель — птичка крупная, нарядная: желтые полоски на крыльях, на голове розоватый хохолок, важная осанка. А колокольчики звенят, звенят, не смолкают
Вообще-то свиристель — птица зимняя. Весной они на север улетают. И сейчас к отлету готовятся, на оставшиеся ранетки-яблочки и ягоды рябины налетают, подкрепляются. Колокольчики их уже не про мороз, а про тепло весеннее поют, спешить надо, лететь к новым гнездам, птенцов выводить.
И я шагу прибавляю. А колокольчики звенят уже почти не-различимо, звенят…

***
В нашем городе кошачий бульвар есть. Скверик такой вдоль типографии. Газончики, лавочки, деревца чахлые. Старые-то спилили, а эти пока вырастут... Летом — как на сковородке.
На трех постаментах там скульптуры кошек стоят. Спят, потягиваются, спины выгибают. Котята играют, по гранитным стенкам карабкаются.
Относятся к ним по-разному: кому нравится, кому не очень… Но народ возле них всегда почти крутится. Молодежь фотографируется с кошками, ребятня повыше взбирается, за хвосты и лапы зверей дергает. Те уж и облезли порядком.
А вчера вижу: по бульвару мальчик с девочкой бегут, на маму оглядываются, торопят: «Мама, смотри!» Небольшие такие, лет восемь-десять. Думаю, сейчас тоже на кошек залезут, фотографироваться.
Мимо уже прошла, слышу что-то ласковое, доброе. Оглядываюсь, а братик с сестричкой осторожно так котенка гладят, как живого, и приговаривают что-то. Серьезно так. А мама улыбается.

***
Конец мая. Все цветет: черемуха, сирень, яблони… Деревья листвой оделись — светлой еще, нежной, кудрявой. Трава уже выросла длинная, настоящая. Одуванчики вовсю цветут: иной раз целая россыпь маленьких солнышек сияет. А кое-где и белые головки виднеются. Почти лето.
На пришкольном участке как в парке, деревьев много. Высоченные тополя отгораживают школу от улицы. А в глубине — клены, яблони, липы… Трава под ними густая растет, мягкая. И самая разная: пырей, подорожник, кашка, горох мышиный… И одуванчики тоже есть — в тени светятся.
Город есть город — повсюду траву подстригают. На газонах, обочинах, вдоль заборов. Газонокосилки трещат. Свежей травой пахнет… Между прочим, одуванчикам хоть бы хны: только срежут их, день-два, и снова желтые головки всюду, только на коротеньких ножках.
Возле школы — ни разу не замечала, чтоб стригли. А тут бегу утром вдоль школьного забора: запах травы — с ума сойти! Откуда — не пойму. Привычного треска не слышно. Вдруг вижу, в школьном дворе под деревьями парень идет и косой-литовкой траву косит. Неспешно так, ловко. Совсем как в деревне. Это вам не газонокосилкой тарахтеть. Коси коса, пока роса!
Ну, весь участок он не скосил, конечно. Полосу только прошел. Так что в школьном дворе трава по-прежнему, как в лесу, мягкая, длинная. Только в одном месте покороче…

***
Совсем тепло уже стало. У птиц забот полон рот: новые гнезда вьют, старые поправляют. Вороны, галки, грачи — все делом заняты. И воробьи, конечно, не отстают: в клювах то пух, то веточки, то травинки тащат. Еще и петь успевают — иной воробей так раскричится, хоть уши затыкай, пуще сороки. Весна.
Сворачиваю на пыльную дорожку между старинным домом и большим тополем (тополь не очень высокий, обрезанный, зато толстый). В глаза бьет солнечный зайчик, мигает, мечется. Блеснуть там может — попадаются и осколки стекла, и мусор иногда валяется. Но чтоб прыгал…
Наконец удается разглядеть: бравый, нарядный воробей крепко ухватил клювом кусочек целлофана (наверное, от сигаретной пачки) и треплет его, мотая головой и подпрыгивая. Во все стороны летят солнечные искры.
Вид у воробья крайне деловитый и решительный. Увидев меня, он ничуть не испугался, только отскочил немного в сторонку.
Поразмыслив, взлетел на тополь. Уходя, вижу, как воробей скачет вверх по толстой ветке, и не думая выпускать целлофан.
Интересно, зачем он ему?

***
Одуванчиков нынче видимо-невидимо. Лето начаться не успело, а они уже по два раза отцвели. Обочины, полянки и газоны то сплошь в желтых солнышках, то белыми головками усыпаны. Сейчас вот белых больше. Кругом пушистые, нежные шарики: то на длинных ножках, то покороче. Дунь — улетят.
А мокрые одуванчики вы видели, после дождя? Видели, конечно: пушистые кисточки на концах парашютиков слипаются от воды, цветок взъерошенным кажется, весь в капельках, темные семечки хорошо видны… Каждый видел.
Только смотря какой дождь. Этой весной месяца полтора дождя не было. А уж когда пошел, кажется, все к земле прибил. Кое-где и у деревьев ветки обломал. У нас на работе даже внутри дождь был. Какие тут, думаю, одуванчики — все головки дождь и ветер посшибал.
На улице вижу, в траве полно цветов, только странных каких-то: вроде ромашки, но лепестки слишком узенькие, лишь к концу расширяются белым пятнышком, серединка темная. На колесико цветок похож, белое колесико с тонкими спицами. Повсюду такие колеса на ножках качаются. Что за штука?
Наклонилась поближе, а это одуванчик! Такой дождь сильный был, что не только пушинки склеил, но и тонкие стволики парашютиков пригнул, наклонил и друг к другу прижал. Совсем пушистую головку сплющил, из шарика в диск превратил. Все верхние парашютики набок легли, к нижним прилипли.
Вот и получилось колесо со спицами. Да ровненькое такое, аккуратное. Только у некоторых «колес» «спицы» немного кверху торчат, не слушаются. А я думала, облетят…
Упорный цветок — одуванчик. Нежный, воздушный, а такой ливень выдержал…

***
Неподалеку от моей работы газон покрыт коротенькой ершистой травкой (не подстриженной, между прочим). Только местами длинные травины торчат. В июне, когда полетел тополиный пух, газон стал похож на нарядную ткань. Комочки пуха застряли между щетинками травы, и получился ровный рисунок: крупный белый горох на светло-зеленом фоне. Хоть бери и сарафан шей. Летний наряд для веселой девчонки.

***
Забавная штука — городские газоны. Есть за чем понаблюдать. Хотя, может быть, в других городах иначе как-то… Нет, в нашем городе и обычные газоны есть, какие положено: на площадях, бульварах, перед офисами крупными ровненькая зеленая травка растет, цветники красивые, ухоженные. Поливают их, пропалывают. Хорошо.
А поближе к окраинам (да и в центре, стоит только несколько шагов в сторону от главных улиц сделать) газоны попроще. Мимо идешь — словно на вертолете над землей летишь. Расстилаются перед тобой и густые непроходимые «леса», и веселые «луга», и слегка порыжевшие, а то и вытоптанные «степи». После дождя «моря», «озера» встречаются, «затопленный лес».
И «деревья» растут дивные. Мелкая пушистая травка, кашка, одуванчики, лопухи-гиганты, аптечная ромашка, подорожник, хвощи-елочки… Сейчас, в середине лета, все это еще и цветет буйным цветом. Белые и желтые высокие стрелки донника, розовый и белый клевер, лиловый мышиный горох, ярко-желтая сурепка и лютики, колоски разных трав… И пахнет… Волшебный «лес».
Если, конечно, не подстригут. Но подстригают здесь редко, и трава успевает отрасти и зацвести снова.
Время от времени «дикие» газоны пытаются благоустроить. Нынче тоже: землю привезли, газонную травку посеяли, знаете, блестящую такую, словно ненастоящую.
По-разному получилось. Дождя долго не было, травка тоже не всходила, лишь кое-где иголочки проклюнулись. А потом та-кой пошел: потоки лились по улицам.
На нашей улице газоны немного ниже тротуаров и наклонные к дороге. Вся вода с крыш и тротуаров по газонам полилась. Стремительные ручьи «пропахали» в земле глубокие, извилистые русла. Кое-где и «озера» образовались.
А через неделю дружно взошла веселенькая травка. Сейчас она густая, красивая, только почему-то разного цвета: где полоса посветлее, где потемнее. Не заросли только сухие русла «рек» — семена-то вымыло. И газон неровный — с холмами и долинами. Словно африканская саванна после дождя, только реки уже успели пересохнуть. Но растительность еще свежая, ярко-зеленая.
А один благоустроенный газон не размыло. Трава взошла ровненькая, мощная, глаз радует. Только не та. Вся поверхность покрыта нежными, крепенькими лопушками. Словно посеяли их здесь. Через некоторое время лебеда стала видна и одуванчики кое-где.
А газонная травка где? И она взошла довольно дружно, только ее под лопухами и лебедой не видно совсем. Только после стрижки, когда лопухи и лебеду срезали, обнаружилась. Расправилась, окрепла.
Да «дикая» трава тоже не сдается: подумаешь, стрижка. Новые листья еще дружнее отрастают. Теперь на газоне «культурная» с «дикой» вперемешку. Победит ли кто-нибудь? Подождем…

***
Возвращаюсь с работы. Уже идти устала, скорей бы домой добраться. Последний светофор перед домом загорается красным. Но подосадовать на задержку не успеваю.
Справа раздается громкая команда: «Вперед!» Оборачиваюсь — с бульвара на зеленый свет едут два велосипедиста.
Один — мужчина в спортивном костюме. Велосипед у него тоже спортивный, большой. Педали человек крутит совсем потихоньку, едет медленно и внимательно смотрит за своим товарищем.
Товарищ — малыш лет четырех-пяти на трехколеснике. На малыше шапочка с помпончиком (вечер прохладный). Он тоже поглядывает на старшего и крутит педали так стремительно, что ног почти не видать. Только яркие пятнышки-кроссовки мелькают. Торопится, старается не отстать.
Въехав на тротуар, папа с сыном ненадолго останавливаются, решая, куда поехать. Папа спрашивает: «Не устал?», малыш мотает помпончиком, и они едут дальше.
Папа — медленно, важно, изредка описывая круги. Сын — бойко, весело, без задержки. Чувствуется, что обоим приятно. На прохожих они не обращают внимания. Хотя выглядят забавно. Гулливер с лилипутом. Оба очень серьезны.
Люди, задержавшиеся на перекрестке, ошалело смотрят им вслед. Все улыбаются.

***
Осень наступила как-то внезапно. То жара стояла, а то бац! Холодина, уши мерзнут, в куртке холодно. Да и пасмурно, дожди. Все мечтают, бабье лето будет ли? Деревья еще все зеленые стоят.
Бабье лето своим чередом пришло. Золотое, теплое, только короткое. Ясная погода подольше постояла, а по-настоящему теплых дней и было-то три-четыре.
Народ обрадовался, снова в одних рубашках и платьях стали ходить. Но вечерами уже не жарко, холодновато даже.
И деревья как-то вмиг, словно в одну ночь, наряд свой зеленый сменили. Особенно ярко липы зажелтели. И тополя зазолотились, и клены. Кое-где и оранжевыми стали, и даже красными. И ветер начал понемногу листья срывать. А трава еще зеленая совсем: словно ковер, ярко-желтой листвой усыпанный.
Иду как-то с работы, в куртке уже, прохожие кто как: в пиджачках, курточках. Навстречу мальчишка скачет, лет девяти, с папой-мамой, за руки их держит. Тонконогий, загорелый, в синем с желтыми полосками летнем костюмчике. Беззаботно ему, весело: занятия школьные закончились, родители рядом, впереди хороший вечер, и лето еще продолжается. Словно олененок резвится.
Пусть ветер холодный подул, листья зажелтели, взрослые утепляются, а мальчишка не хочет лето отпускать. Может, и впрямь постоят солнечные теплые деньки, а?

***
Ночью первый снег выпал. Утром темновато пока, а небо в окне розоватым светится. Наружу выгляни — и впрямь снег. Крыши белеют, а дорога блестит мокро-глянцево: недолго первый снег лежит, тает.
На улице все не так, как вчера. Тихо. Асфальт скользкий, ледком подернут. Груды мокрых листьев повсюду — снегом их посбивало. Трава словно дивным узором покрылась — штрихами легкими, белыми, чистыми.
Возьмешь комочек снега в ладонь, а он мягкий, нежный, податливый. Кажется, даже в ледышку его не скатать — так и растает мягким.
На белизне свежей птицы виднее стали: воробьи по-прежнему стайками суетятся, звонкие синички по деревьям прыгают, снегу удивляются. А пуще всех вороны стали видны: огромные, черно-серые. Топчутся по заснеженным листьям и траве, переваливаются, кружат, друг на друга поглядывают.
А одна ворона пристроилась между двух машин и головой вертит: направо поглядит, затем налево, не спеша повернется, снова вправо… Словно выбрать не может, на какой иномарке поехать? Чудачка.
Сорока, та наоборот, невидимкой почти сделалась. Бока ее белые на первом снегу не заметны совсем. Не поймешь, что птица это. Так, пятна какие-то бархатно чернеют. Разве что сбоку увидишь, когда хвост качающийся сорочий виден.
Вечером домой идти: думаешь, и снега никакого нет. И впрямь, черно под ногами, только изредка в сумеречном воздухе мелькают белые мухи. А под фонарем вдруг уже целый рой закружился.
А затем исчезают улицы, дома, машины, люди… Лишь крупные хлопья снега летят сквозь мрак прямо в лицо. И глаза, и рот, и куртка густо залеплены снегом.
Так же внезапно снегопад прекращается. Вдруг замечаешь, что небо на закате не черное, а зеленое, светящееся. Ветер уносит снеговую тучу дальше и дальше, светлая полоса расширяется и чуть бледнеет…

***
Сошел первый снег, и вроде снова золотая осень наступила. Похолодней только стало, и деревья сильней обнажились. На земле листьев видимо-невидимо. Возле нашей конторы газон на чашу, листвой наполненную, походить стал. Если, конечно, чаши треугольные бывают…
Дворникам работы полным-полно: только подметешь, снова листья нап;дают. А на газонах их вообще груды. Но дворники работают, не сдаются. Да еще с чудинкой.
Сегодня вот один пылесосом листья сгонял. Ну, может, не пылесос, а воздуходувка такая: из трубы дует, мелкая березовая листва так оранжевым облаком и вихрится. С дорожки листья согнал, и широкая полоска газона зазеленела. Что дальше будет, не знаю…
А возле школы дворник по-простому метет, метлой. Сами знаете, какие метлы бывают: веник-голик на черенок надет. А эта метла странная: прутики-то веничные в листьях все, да не в каких-нибудь засохших, а в веселых, зелененьких.
Невольно подумаешь, что май на дворе. Метелка вспомнила, как деревцем была. А теперь листьями листья сметает. Чудно;!

***
Моя дорога на работу и обратно солнышком отмечена. Утром — на восход, вечером — на закат. Сейчас темнеет рано. Задержишься на работе подольше — солнце уже село, в сумерках идешь. А су-мерки время странное.
Бывает, над головой небо погасло уже, чуть темно-синим отливает, а впереди день: зеленым, желтым, оранжевым сияет. Пока идешь, свет этот слабеет, меркнет понемногу. Дома, деревья в су-мерках тают, зыбкими становятся, ненастоящими. Взломанный асфальт (копают, как в любом городе) спиной невиданного чудища кажется. Правда, трещины словно чешуйки, а у «хребта» куски асфальта сильней топорщатся. Вот сейчас зашевелится и из-под земли какой-нибудь Горыныч выберется. Сумерки.
А впереди пока что светит — не насмотришься. На желтом, розовом, зеленом город словно из бумаги черной вырезан или тушью нарисован. Деревья странные, замысловатые узоры вычерчивают. И облака на закате часто бывают. То веером раскинутся, то полосами. Солнце их подсвечивает золотым, алым, розовым — словно дивные перья разлетелись. Уйдет солнце — и перья потемнеют.
А вчера вижу, небо уже неяркое, серо-голубое, а облака полосками горизонтальными идут, неширокими, темно-синими. Небо будто тельняшку надело, полинялую слегка, не новую.
Так всю дорогу и смотришь: в сумеречную пору картинки быстро меняются.
К дому подойдешь, глядь, а вокруг почти ночь. Звезды зажглись, фонари на улице тоже, черные тени на землю легли. Только на закате небо не погасло еще, зеленоватым или голубым светится.
В переулке темнота, но дом окнами светится, ждет. Вон, на кухне огонь горит. Бегу, вечерней сказке на сегодня конец, новая — завтра…

***
В нашем городе, как везде, копают. То водопровод чинят, то кабель прокладывают, то улицы расширяют. А то асфальт меняют или бордюры, например.
Я утром на почту заходила, решила путь до работы срезать немного, торопилась. Вот пробежка получилась — марш-бросок по пересеченной местности. Асфальт взломан, на тротуарах песок, щебень, трубы. Еще и плакат стоит: «Движение пешеходов по противоположной стороне улицы!» Ха! Мне на ту сторону не надо, наоборот, именно эта сторона нужна.
Не я одна такая — люди идут, и я за ними. Где по бордюру, где по отмостке бетонной, где по краешку асфальта, словно вдоль обрыва. Кое-где поневоле в песок да щебень залезешь. В иных местах мостки из досок настелены: проходи, пожалуйста! Один парень по телефону разговаривал, под ноги вроде и не смотрел, а миновал все препятствия как по ниточке, ловко, быстро.
Только из хаоса выбралась, вздохнула, грузовая машина путь перегородила: из-за забора выехала, весь тротуар заняла. И стоит. По дороге обходить пришлось.
Во дворы свернула. Уж тут-то, думаю, тихо. Да недолго я спокойно шла: снова щебенка, люди с лопатами, машины гудят. Асфальт укладывают.
Что делать, бегу дальше, на щебенке оступаюсь. У въезда в следующий двор большущая куча асфальта лежит. Горячая, дымится. А у самой кучи рыженькая собачка крутится, маленькая, нос пуговкой, пекинес называется. Лапками переступает, поворачивается, к асфальту поближе норовит. Мордочка довольная, греется она там, что ли: утро холодное, а от асфальтовой горы жаром пышет, как от печки.
Хозяин зовет собачку, зовет, а та не идет. Посмотрит и снова у асфальта топчется. Даже запах ее не отталкивает. Только через минуту-две собачка на зов откликнулась. Шествует не спеша, вперевалочку. На полпути еще и остановилась на двух девчонок поглазеть. Еле он дождался свою упрямицу.
Дальше я не видела, на работу заторопилась. Недалеко уже, и препятствий впереди не ожидается. Разве что асфальт на углу срезан, но это мелочь…

***
Ветер, ветер… Деревья, кажется, совсем обнажились. Глядя на них, чудные рисунки видишь… А ветер метет, кружит опавшие листья, то тут, то там вихорек пробежит. А листья то крупные тополиные, хрусткие, то мелкие, быстрые березовые.
Деревья не все голые: вдруг среди темных ветвей ярко-желтая липа или оранжево трепещущая березка. Плакучая ива возле нашего дома почти вся в серебристо-желтых, длинных листиках-копьях. Дунет ветер, сорвутся с веточек несколько копий. Падая, они быстро-быстро вращаются, словно скользят над землей.
Огромные тополя возле школы едва ли не первыми свою листву растеряли, а оказывается, не всю: словно в юбочках стоят. Некрупные листья на нижних ветвях висят чеканно, словно из тусклой меди отлитые. Даже странно, что под ветром не звенят.
А на молодых тополях, наоборот, все ветки голые, а на самых кончиках-верхушках листья остались, большущие, шелестят как флаги. Как только держатся?
Клены, что первыми желтеть начинают, еще летом, одетыми кажутся: сплошь усеяны кисточками семян-«вертолетиков». А с рябин листва давно улетела, только красно-оранжевые гроздья ягод видны. Им-то ветер не страшен.
С плакучих берез листья дождем сыплются: дунет ветер, и потекут резные рыжие звездочки волной. А под березками голубые елочки растут, еще не взрослые, невысокие. Березовые звездочки в иголках застревают — елочки словно игрушками украшены. Как на Новый год нарядил их ветер: чудак, еще и снега-то нет…

***
Хмурое утро сегодня. Рассвело, а словно бы солнце и не всходило. За окном серая хмарь: то ли туман, то ли морось.
На улицу вышла — и впрямь туман. Только не над самой землей, а выше: верхушки деревьев и домов в дымке тают. Или облака так низко опустились. Дождя нет, но сыро. Тусклое все, унылое.
Вдруг впереди блеснуло, потом исчезло. А вот опять. Треугольничек какой-то светится. Затем полукруг появился. Не сразу поняла, что это солнца кусочек. Нижний слой облаков быстро ветром несет, и в разрывы между неровными клочками солнце видно.
А свет у него не как всегда, а белый-белый и лучей нет. Это от того, что сквозь облака свет идет, через полупрозрачный верхний слой. Затмение так наблюдать хорошо.
Серые облака летят, и картинка меняется, загляделась я. То малый треугольничек, то полумесяц, то словно половинка каравая надкусанная. Или две половинки. А то весь диск сияет, словно монетка серебряная.
Все реже светлый кружок облаками заслоняет. Вон, над крышей будто прожектор повис.
Вдруг монетка словно оживает, разбрасывая яркие лучи, превращаясь в волшебный цветок.
Глядь, а мир вокруг уже не тускло-серый, а разноцветный: ветви деревьев коричневые, красноватые или зеленоватые, дома розовые, желтые, голубые. И прохожие в цветные куртки одеты, а не только в черные и серые.
Задираю голову, а нижних, темных облаков уже нет, верхние белые, нежные, чистые барашки тоже поредели, и видно небо такого голубого цвета, какой только ясным сентябрьским днем бывает. А ведь ноябрь, поздняя осень, снегу пора лечь.
Солнце еще мигает, словно бы жмурится, но все дольше распускает свои лучи-лепестки. Оживляются и суетятся птицы: галдят воробьи, озираются вороны, стрелой пролетают синицы. Похоже, разгорается хороший денек.
Конечно, погода сейчас неустойчивая, пять раз на дню поменяться может. Но, похоже, день все же ясный будет (так и оказалось). Уже и забылось, что утро хмурым было.

***
Кто в нашем городе подольше живет, знает, что славен он, помимо прочего, новыми заборами. Чуть где стройка, переделка, раскопать чего, неприглядный  вид от приезжего начальства прикрыть — тут тебе и забор. Да мигом. Вчера шел — ничего, сегодня — полквартала загорожено. Еще какими-нибудь ромбами или полосками из реек украсят. И выкрасят: чаще зеленым, густым, насыщенным, но бывает и розовым, лиловым, а то вдруг желтым.
Это деревянные заборы, конечно. Теперь-то нередко металлическими листами загораживают (тоже, кстати, зелеными). А какую-нибудь стройку покрупнее или промзону огородить — забор попрочнее ставят, бетонный.
Где заборы, там и надписи с рисунками. Надо сказать, пишут разное, и не только слова из трех букв или, к примеру, «Катька дура»», «М+В=Л». Зимой на заборе депо лозунг прочитала: «В шубах — только дуры!» Во как!
Рисуют на заборах часто, но редкому забору выпадает быть красивым рисунком покрытым. Уметь надо! Не каждый, кто в руки баллончик берет, может. Но если уж получится…
По дороге на мою работу есть одно место. Перед новыми домами там три старых осталось. Два — каменные, трехэтажные, с фасада очень похожими кажутся, хотя заметно различаются, если присмотреться. Третий — бревенчатый, покосившийся, с замшелой четырехскатной крышей. И яблони, клены рядом густо растут, хоть и небольшой, но сад. Позади домов еще и гаражи каменные стоят. И, конечно, квадрат этот забором огорожен. С фасада — деревянным, а сбоку — солидным, бетонным. Да сторожки кирпичной остатки видны.
Бетонная стена украшена яркой, светлой зеленью и розово-лиловыми стволами деревьев: потолще и потоньше, прямыми и наклонными. Если прямо на забор смотреть, то ветви настоящих деревьев, что поверх забора торчат, кажутся продолжением нарисованных. Словно и забора нет. Интересно.
А по краям радиоприемники поющие нарисованы: ноты по всему «лесу» разлетаются. И написано: «Живи в ритме города!» Рядом лавочки стоят, тоже в два цвета выкрашенные — лиловый и нежно-зеленый. Хочешь, присядь, послушай звуки города и «леса». Нескучный забор.
Конечно, со временем он поблек малость. Да еще щит рекламный перед ним установили (рекламу словно нарочно в таких местах ставят, где она вид портит). Но деревья, что на заборе, что за ним, глядят задорно. Каждый день смотрю, а не надоело.

***
Трех ворон утром видела. Летают. Крылья черно-серые широко раскинули и друг за дружкой цепочкой.
Первая ворона и выше поднимется, и вниз нырнет, и резко повернет, и плавно кружит. Прямо высший пилотаж. И две другие не отстают, все движения повторяют. Близко-близко друг к другу, словно отстать боятся. На хвост сели. Как тройка самолетов на параде.
Может, и правда, первая ворона удрать хотела, нарочно маневрировала, подруг с толку сбивала. Но так и не оторвалась. Подлетела к тополю, крутнулась меж ветвей и уселась. И две другие на соседних ветках пристроились как по команде.
Закончило воронье-самолетное звено свои упражнения. А я дальше пошла.

***
Зима нынче, верно, решила все сделать, что осень не поспела: дождей мало было, сухо. В первые неделю-две то и дело снегопад: то хлопьями валит, то крупкой сечет, то метель заметает. В три дня город снегом завалило, разгрести не успевают.
Выпал день морозный, ясный: сугробы ровные, белые, на солнце искрятся. А то вдруг с чистого неба блестки посыплются, переливаясь и шелестя.
Потеплело — снег хлопьями пошел. На гладкие сугробы круглыми комочками ложится. Комочки мягкими кажутся, как вата.
А потом снова холод наступил. То мелкий снег идет, то ясно. И ветер свистит, играет. Снег лижет, матовым его делает, твердым, заструги на сугробах появились.
Упадет ветер где-нибудь между домами — как ножом режет. Лица у прохожих малиновые, сморщенные, слезы текут: то ли плачут, то ли смеются. Забежит человек за ветер, проморгается, лицо варежкой потрет — и дальше.
А ветер не унимается: с крыш, козырьков длинными полупрозрачными языками-протуберанцами срывает снег. И вниз роняет не сразу — сначала кверху взметнет, закружит. Красиво. Вечером и засмотреться можно. Если, конечно, сам не на ветру. Постоять не дает, режет, морозит.
Все дорожки, тропинки, что люди проложить успели, перемело. То и дело через сугробы перелезать приходится. В сказочном моем «лесу» тоже тропы не стало. Все ровным белоснежным покрывалом покрыто. С будки трансформаторной уже успели сосульки полуметровые свеситься.
Думала снова тропку протоптать, сунулась — куда там! Выше колена провалилась, не пролезешь. Придется ждать: может, выдует ветром снег из ложбинки, удастся пройти. Дети помогут — они любят по сугробам лазить и через мой «лес», глядишь, проберутся. А я уж за ними.
А пока надо маршрут менять, новыми дорожками идти, может, и сказки новые встретятся…
2010 г.