Мёртвые думы. Том 2. 1ч. 14, 15 гл

14.
Телефонный звонок, раздавшийся в шесть утра, в который раз доказал, что сон и дружба — понятия несовместимые. Позвонил Уайт и крайне подавленным тоном, спросил у Блэка:
— Чайник, поставишь?
— Уже кипит! — Блэк положил трубку, встал с кровати и, заскочив на минутку в самый маленький закуток своей квартирки, поплёлся в кухню.
Звонок в дверь не заставил себя ждать. На пороге стоял Уайт. Он был гладко выбрит, подтянут, в новой, «фирменной» одежде и приятно пах. Запах дорогого парфюма волнообразно распространялся по всему подъезду, что вызвало у Блэка внезапное недержание «желчи»:
— У тебя чё, тараканов морили? А что ж, ко мне — то не зашли?
— Уймись, мудила! Это «Армани»! У человека горе, а он стебётся. Я ночь не спал. Все пальцы, вон, изгрыз. Жил себе не тужил, спал как убитый, и тут — на тебе! Вот что теперь делать? А если даже, найду? Что я смогу дать ей? Старенький автобус с «дискотекой»? Или крохотную квартирку, напополам со старенькой мамой? Вот теперь — то и призадумаешься над собственной ущербностью, сквозь призму квартирного вопроса. И в этой безвыходной ситуации, честно скажу тебе, брат Сергий, чувствую себя жалким, горемычным уёбищем, непонятно за что положившим целую жизнь за проживание здесь. Странно всё. Я Родину люблю, а она меня нет! Неее… Ну, надо же так…! Народиться на Свет Божий всего однажды, и почему — то, попасть, ****ь, именно сюда! Вот, хули это за жизнь? Смех, сквозь слёзы. Это только потом, посмертно, когда ты отдашь свой последний, *** знает кому и *** пойми за что, долг, тебе, может быть и выделят отдельную «жилплощадь», *****… два, на метр восемьдесят и метр семьдесят вглубь. Да и то, хуй знает в какой дали от родного города. Ну ладно, я… Тут, хоть с****ишь чего — то, объебёшь какого — нибудь мордоворота, с которого не убудет… А, простые работяги — то как живут?! Обрыдаешься.… И главное, с****ить — то им уже, бедолагам, нечего, потому что все, кому надо, всё, уже давно с****или.
— Погоди, погоди… Что — то я в толк не возьму, о чём речь? — остановил расстроенного друга, Блэк.
— Десса… — многозначительно произнёс Уайт, перевел дыхание и закурил.
— Серьёзное заявление. Я, честно говоря, тоже всю ночь проворочался. Давненько подобного не случалось. Может, объявятся? — попытался успокоить друга, Блэк.
— Да, даже если и объявятся… — обречённо произнёс Уайт, — Ну, на кой хер мы им сдались?! Ты видел, какие они холёные?! Таких, как мы, у них — пруд, пруди!
Серёгины стенания были прерваны неожиданным звонком в дверь. На пороге стояла Десса с зажженной свечой в руке.
— У вас в подъезде света нет. А я… тут рядом… по делам… Дай, думаю, зайду, посмотрю, как Серёга по мне страдает, — произнесла она и, задув свечу, по — хозяйски прошла в кухню, — Сиди, сиди, а то опять упадёшь, — и, засмеявшись, нежно провела рукой по намытой и хорошо причёсанной голове обескураженного Уайта, — И не надо меня по ночам звать, беспокоить. Я сама приду… когда надо… — загадочно произнесла Десса и присела рядом.
Блэк деликатно отвернулся и увидел в окно, стоящие у их подъезда, карету «скорой помощи» и полицейский автомобиль.
— Серёг, у нас труп, — заявил он, явно подражая одному из героев известного питерского, полицейского сериала. — Из девяносто пятой… — со знанием дела произнесла Десса, — Никитич.
Блэк хотел, было, поинтересоваться такой прозорливостью утренней гостьи, но в дверь снова раздался звонок. На пороге в чёрном платке стояла бабка Верка, жена Никитича из девяносто пятой… Всхлипывая, она спросила:
— Сярёжка то, не у тябя?
— У меня, баб Вер. Проходи. Она осторожно прошла в кухню и, несмотря, на обрушившееся горе, хитро взглянув на Дессу, мирно сидящую рядом с Уайтом, язвительно предположила:
— Нябось, с вячо;ра разойтица ня можетя?
— Никитич помер? — на корню обрубил Уайт.
— Помер… Ой, помер, ра — ди — май… — заголосила она, — А, как стонал — то, перед смертью… Ой, как стонал… — и заголосила пуще прежнего, — Наверно, виделось яму, радимаму, что самолёт яво подбили. Он же лётчиком был у мяня…
— Хватит выть тут! Не был он у «тябя»…никаким лётчиком! НКВДэшником он был! Расстрельщиком! Вот поэтому и стонал, когда всю толпу эту… перед собой увидел! Жертв своих… увидел! — жёстко прервала бабку Десса.
— А тябе то, по чём знать, кем мой дед был?! — изменилась в лице бабка и слёзы с её морщинистого лица мгновенно исчезли.
— Да я и не завела бы этот разговор, бабуся. Только ты же сюда не просто так пришла, а поприбедняться пришла. Типа, денег нет, хоронить не на что. Пусть, мол, Серёжка поможет, — и, резко поднявшись со стула, подвела черту под странным диалогом, — Есть у тебя деньги! Есть! Вы, ведь, вдвоём НКВДэшную пенсию получаете, потому что, вместе со своим Никитичем, ТАМ… на пару — то и служили! А деньги…?! На даче своей, в подполе, в бочке с огурцами поищи. Пшла вон!
Бабка Верка злобно прищурилась, резко, по — военному, развернулась и, громко захлопнув за собой дверь, удалилась. После повисшей в воздухе тяжелейшей паузы, Уайт осторожно спросил Дессу:
— Может, зря так? Для таких обвинений, ой какие факты нужны.
— Мне не нужны! — уверенно сообщила Десса, — Я там раньше работала! Очень… много… работала! И сейчас… время от времени… не забываю наведываться… И ещё, друзья, открою вам один секрет. Я — ваша коллега. Похоронный агент. САМОЙ! ВЫСШЕЙ! КАТЕГОРИИ!
15.
А пока, у входа в морг Уайта нетерпеливо дожидались некие суровые люди: бывший охранник покойного Василь Митрича Лемуренко, Гришка, и тоже уже, бывший, его водитель Славик. Чуть поодаль от них нервно курила новоиспечённая вдова Любаша, в шикарной, многотысячедолларовой шубе и чёрном платке из норки. Все они демонстративно посматривали на часы и угрюмо молчали. Когда Уайт засунул ключ в замочную скважину двери офиса, прозвучала фраза: «Ты чё так долго, в натуре?», которая замкнула в голове Уайта его внутренний калькулятор и предполагаемая им сумма похорон важного человека, увеличилась примерно вчетверо. «А на кладбище торопиться не надо», — неожиданно раздался голос Дессы.
Следует заметить, что эта дежурная фраза, является настолько убедительной, что срабатывает безотказно, на всех уровнях власти.
Пока безутешная вдова рылась в клатче от «Brioni», в поисках паспорта, Десса по — хозяйски устроилась в кресле Уайта и приготовилась внимательно слушать.
Список самых необходимых покойному вещей, по своей изощрённой сути, сильно смахивал на бред сумасшедшего. Но костюм, ботинки от «кутюр» и парфюм, не знамо от кого, сильно проигрывали в своей фантазии, антенке для мобильного телефона, которая, по «гениальному» замыслу Гришки, должна торчать прямо из могилы, на тот случай, если покойный Митрич, вдруг, решится на звонок другу. А коробка с сигарами, а виски, а трость, а спиннинг, наконец, которые безоговорочно было решено положить в гроб вместе с безвременно ушедшим, это ничто, по сравнению с пачкой дорогущих презервативов, засунутых, втайне от «безутешной» молодой вдовы, в задний карман его брюк, Славиком. Всенепременнейшим условием церемонии прощания, было значительное омоложение и здоровый вид лица, лежащего в тридцатитысячедолларовом гробу. Для этого, заботливая Любаша, решила пригласить парикмахера, визажиста, стилиста, косметолога и на всякий случай, тренера по фитнесу.
Список всех этих невероятных услуг и принадлежностей, который составила скорбящая вдова «со товарищи», поверг бы в шок простого российского обывателя, но для Уайта — это пыль. Он, лениво наблюдая за происходящим, сидел и думал только о том, что когда — нибудь закончится этот очередной рабочий день и живительная струя из запотевшей пивной бутылки, сначала вольётся, пьянящим водопадом, в его могучую грудь, а потом, вырывая ноздри, вылетит, отрыжкой, наружу.
Думы — думами, а работать надо. Разобравшись с документами и выслушав стенания вдовы о высочайшей значимости данного похоронного мероприятия, Десса молча выжидала момент объявления рождённой, в её голове, суммы. Когда этот момент настал, и цифра была озвучена, в воздухе повисла угрожающая, почти роковая, тишина.
— Нет, можно, конечно, и подешевле, только вот… — начала Десса, но вдова недовольно буркнула:
— Не надо нам… подешевле…
— Вы что тут все, опупели в натуре? Это же — грабёжь! — неожиданно раздался голос Славика.
Десса оторвала взгляд от документов и неожиданно хищно отозвалась:
— Уймись, бык! Тебя тут никто не спрашивает!
— Слышь, коза? Ты кого, в натуре, быком назвала? — с этими словами Славик рванулся вперёд, пытаясь схватить Дессу за руку, но вдруг, резко отшатнулся и с тихим ужасом в глазах, замертво рухнул на пол.
— Тромб, наверное, оторвался. Нельзя же, резко так… — равнодушно констатировала Десса и невозмутимо продолжила перебирать бумаги.
Всё произошло настолько молниеносно, что Уайт не успел даже прыгнуть на обидчика. Бывший охранник Гришка попытался вызвать «скорую», но телефон его, напрочь, отказался работать.
«Скорая» появилась сама собой и очаровательная брюнетка, выйдя из — за руля в накрахмаленном колпаке с красным крестом, присела рядом с бездыханным телом и, прощупав пульс, произнесла:
— Жив. Наверное, переутомился. Бедолага. Это была Лайфа. Она поднялась с колена, всем приветливо, как — то по весеннему улыбнулась и, глядя на Дессу, с лёгкой укоризной, произнесла:
— Ну, что ты, сестричка? Не время же ему…
— А я-то, что? Всё, эти тромбы проклятые, — наигранно оправдываясь, тоже, с улыбкой, парировала Десса.
Обалдевший от происходящего, Гришка вытащил бумажник, с намерением отблагодарить чудо — доктора, но чудо — доктор денег не взяла. Десса же, аккуратно присела к приподнявшемуся на локтях, «чутьбылоненовопреставленному» и тихо так, почти заискивающе, на ушко, спросила:
— Ну и как тебя ТАМ… встретили? Не обижали?
Славик медленно встал на ноги, распахнул свой кожаный плащ, отстегнул и со стуком бросил на пол кобуру с пистолетом, безучастно огляделся по сторонам, порылся в карманах, веером размахал по сторонам наличность и решительно зашагал прочь. «Вот и ладно…", тихо сказала Десса и добавила: «Неблагодарный…
Лайфа быстро засобиралась, сославшись на занятость и пообещав надолго не пропадать, села за руль своего микроавтобуса, со странной надписью: «НИИ Трансплантации Душ», тотчас укатила в неизвестном направлении. Десса поманила пальцем Любашу и спросила: «Мы можем поговорить тет — а — тет?». Вдова властно отмахнула рукой Гришке. Он вышел из кабинета. За ним последовали и наши друзья, плотно прикрыв за собой дверь.
— Пивка бы, — мечтательно произнёс Уайт.
— И я бы не отказался, — подтвердил Блэк.
Мысль о пиве, и не только о нём, очень мешала работать. Но, разразившийся телефонный звонок прервал сладостные грёзы, заставив друзей, позабыв обо всём, лететь в секционную, где судмедэксперт Фыриков и санитар Кумаркин, в этот момент, совершали вскрытие августейшего тела. Разложенные в рядок внутренние органы, распиленные головы и отдельно лежащие от них мозги, давно уже не шокировали Уайта, а вот у Блэка, чуть не вызвали законную рвоту.
— Что случилось?! Клад откопали?! — распахнув дверь секционной, спросил Уайт.
Фыриков, не отрывая взгляда от секционного стола, тихо процедил сквозь зубы и маску на полном серьёзе:
— Похоже, да! Ты точно выстрел слышал?
— Мне не веришь — вон, у Серёги спроси, — кивнул на Блэка Уайт.
— Ни пули нет. Ни дырки от неё. Здоров, как бык. Такого организма, ещё лет на двести бы хватило. И ещё… Коронки то у него, бриллиантовые… Что делать будем?
— Да ладно, не ****и. Так не бывает, — усомнился Уайт.
— Даблябудузубдаю, — «забожился» Кумаркин и для пущей убедительности провёл большим пальцем себе по горлу, — Посмотри вон, на подоконник.
— Ну, вообще — то, зубы — это не мой бизнес… — после недолгого раздумья ответил Уайт, — Но, добрый совет дать могу. В землю закопайте! А хули вам, богатым?!
— А вдруг, вдова «запалит»? — осторожно прошептал санитар Кумаркин. — Ага. Щас ****ь, «запалит»! Она им при жизни — то брезговала, а ты хочешь, чтобы она ему сейчас в жопу залезла?!
— В рот, — деликатно поправил Уайта, Фыриков.
— В наше странное время, для некоторых, это не имеет никакой разницы, — парировал Уайт, — Счастливо оставаться!
И вновь закипела работа. Фыриков и Кумаркин, забыв обо всём на свете, снова запустили все свои четыре окровавленные руки, в отработавший своё, организм Василь Митрича. Прежде чем уйти, Уайт, обернувшись на подоконник, на котором, горя всеми цветами радуги, сияя и переливаясь, лежали олигарховы бриллиантовые челюсти, коротко заметил:
— Спрятали бы, хоть…
— А, чужие здесь не ходят! — гордо ответил Кумаркин.
Поднимаясь вверх по лестнице, Блэк нутром почувствовал слежку. Обернувшись назад, он увидел, как кто — то прошмыгнул за угол.
— Серёг, похоже, за нами следят, — шепнул он.
— Мнительный ты, Серёг. Тебе же уже сказали, что чужие здесь не ходят, — отшутился Уайт и подмигнул.