Мёртвые думы. Том 2. 1ч. 3, 4, 5 гл

3.
Стоя по центру огромного кафедрального собора со свечой в руке, Уайт никак не мог поверить, что всего несколько дней назад на этом самом месте стоял гроб с телом его единственного друга Серёги (Блэка) Чернова и священник, размахивая кадилом и вкладывая в его окоченевшую ладонь какую — то бумажку, произносил: «Упокой Господи Душу новопреставленного раба твоего Сергия». Он вспоминал, как ещё совсем недавно они сидели в его автобусе, бухали и курили, искренне радуя друг друга общением.
Услышав неподобающий, для такого места смех, Уайт вздрогнул и обернулся. Позади него стояли Лайфа и Десса и чему — то улыбались.
— Серёга снился, — вместо приветствия, и даже несколько раздражённо произнёс Уайт, — Как наяву, снился.
— Просто так или просил о чём? — равнодушно, на полуулыбке спросила Десса.
— Помню какой — то домик, похожий на хижину и море. Из всего сна понял только, что ТАМ… ему, намного лучше, чем здесь.
- Значит, «дозвонился», всё-таки», — произнесла Лайфа с лёгкой усмешкой, — Тогда, не забудь свечку поставить. Так у вас, кажется, принято делать, чтобы покойники не снились?
— За здравие будешь ставить или… — тоже, с усмешкой спросила Десса.
— Я уж теперь и не знаю. Всё в голове перепуталось, — с досадой ответил Уайт.
— А ты, куда ни поставь — всё, за здравие будет, — посоветовала Десса.
Уайт чуть замешкался и поставил свечу на подсвечник, стоящий посередине.
— Вот видишь, — обратилась Десса к Лайфе, — Все мракобесия от неверия, — и, обратившись уже к Уайту, сказала, — Если хочешь другу своему что — нибудь передать, возьми бумажку, вон за тем столиком, где прихожане записки пишут. Пиши аккуратнее, а то Серёга пока ещё не догадывается, что он покойник, — чем ввела Уайта в окончательный ступор.
— Так покойник он или нет?! Я сейчас свихнусь! — чуть было ни закричал Уайт.
— Тише, тише… По вашим меркам — да. А вообще… нет, — «успокоила» его Десса и почему — то добавила, — Ваши мерки, вообще ничего не значат.
Уайт подошёл к столику и взял, сначала, бланк с надписью «за упокой», потом скомкал его и на листке с надписью «за здравие» принялся что — то писать.
— Вот и умничка, — улыбнулась Лайфа.
— Мужчина! — подмигнула Десса.
Из собора Уайт вышел один, потому что сёстры, как всегда, незаметно исчезли, растворившись в дыму восковых церковных свечей.
4.
Давно не посещая курортных зон и, наконец — то, оказавшись здесь, Блэк решил не тратить время на отягчающие душу воспоминания, а с пользой для своей пограничной психики провести время, не тратя его на сон, панически опасаясь внезапного возвращения обратно. На рассвете, тихо, словно боясь кого — то разбудить, он вышел на улицу и, тут же, оказался на берегу, где отыскал самый удобный, для размещения задницы, валун, на который её и пристроил. Опустив босые ноги в мягкую, солёную воду, неведомого доселе, гигантского водоёма, а голову, задрав вверх, он, как всегда, подумал о ВЕЧНОСТИ! Простираясь до горизонта, перед ним, как на ладони, лежало неопровержимое доказательство ЕЁ существования. «Как угодно, можно издеваться над великим Божьим созданием, Водой, — думал Блэк, — превращая её из ледяного состояния, в газообразное, постоянно смешивая с дерьмом и разбавляя ей низкопробный портвейн, до тех пор, пока она, поднявшись однажды до заоблачной выси, очистившись и напитавшись божественной энергией небесных рек, ни обрушится на своего главного обидчика — человека, неуёмной мощью бесконечных наводнений, тайфунов и цунами. У Воды — нет Смерти. И потому она, подобно Душе, не зная покоя и вечно переходя из одного состояния в другое, без устали странствует по Вселенной, в виде ледяных комет, которые подобно сперматозоидам, оплодотворяют безжизненные планеты, принося на них — саму Жизнь!».
С этими мыслями Блэк и встретил час, когда одно светило зашло за гору, а другое, осветив её сиренево — розоватым цветом, поднялось из — за горизонта и поползло вверх, пробуждая фантастическую, жёлто — фиолетовую природу. «Нет, это явно не Трускавец» — без труда догадался Блэк и не отяготился неведением. Ему было совершенно всё равно, где он и как ЭТО… называется. Главное — было очень хорошо! Приподнявшись с валуна, он с ходу нырнул в Воду, а через некоторое время, вынырнув, захохотал, ощущая себя — Человеком!
Если Серёга Блэк, когда — то и испытывал подобное ощущение истиной благодати, так это было давно, когда один его добрый приятель, священник отец Иоанн, однажды, благословил его на служение в храмовом алтаре.
Прихожане, лицезревшие Блэка до сего момента только в очереди за пивом, умилённо смотрели в его сторону, искренне веруя в чудесное исцеление. Может быть, вы не поверите, но с той поры жизнь непризнанного писателя действительно приобрела совершенно иную форму и истинное содержание. Совсем немного терпения потребовалось батюшке, чтобы уже через неделю алтарник Сергий бегло читал духовные книги, написанные на церковно — славянском языке. В его обязанность, помимо прочего, входило раннее пробуждение, после которого Блэк смиренно шагал в храм и, распахнув его массивные двери, раздавал прихожанам, принесённый из алтаря огонь, который они, в свою очередь, разносили по иконам и молились, в ожидании начала богослужения.
Постигая церковную жизнь, он больше и больше накапливал духовный опыт, всё чаще становясь свидетелем Божьего промысла, в простонародии называемого чудом. Одним из первых его проявлений было то, что матом он перестал не только говорить, но и думать, в первый же день его новой, церковной жизни и поэтому, стал гораздо молчаливее, чем был раньше.
С чудом он чаще всего сталкивался, в самом храмовом алтаре. Массивная бронзовая лампада, свисающая на цепях перед «горнем» местом (центральной иконой алтаря), начинала медленно раскачиваться, не испытывая на себе никакого физического воздействия, в тот момент, когда Блэк отрешённо думал о Боге, во время чтения церковных книг. Когда же он, грешный, уносился мыслями в иную ипостась, лампада застывала на месте и начинала нещадно чадить. Нет, не под воздействием кагора, происходили эти чудесные явления. Это был, истинно Божий промысел. Вообще, церковный период в жизни Блэка был самым спокойным и благодатным. Его совсем не занимали мысли о деньгах, которые заботят практически всё человечество. Единственное, в чём истинно солидарны все жители Земли, так это думами о них, проклятых. О деньгах думают все, но с различных позиций. Одни заботятся, где их добыть, другие — как не просрать и преумножить. Его же, это абсолютно не беспокоило и частенько, взобравшись на высокую колокольню и звоня в церковный колокол, на котором причудливыми вензелями было начертано: «В дар сему храму, от (такой — то, мол) братвы», он впитывал в себя этот, ни с чем несравнимый дух непричастности к суете сует.
5.
— Привет, Сергий! — послышалось за спиной. Блэк обернулся. Перед ним стоял его новый знакомый Баха, а рядом, такой же великолепный, благообразный старик, держащий в руках, неведомое морское животное, с рыбьей головой и черепашьим панцирем. Рядом со стариком стоял ещё один местный парень, в коричневой кожаной шляпе и причудливых «фенечках» на запястьях, ногах и шее.
— Имаро, — представился он.
— Андрес. Рыбак я, — представился старик.
— Как спалось? — спросил Баха. — Я почти не спал. Жаль время тратить на сон, — честно ответил Блэк.
— А ты не жалей его, время то. Оно же нас не жалеет, — усмехнулся Баха, — Вон, люди экономят его, спешат, носятся как угорелые, а в результате, смотришь — понесли… медленно и печально…
Тем временем, вода в море забурлила и Андрес предложил:
— Пойдем ко мне, пока они линять будут, — и, не дожидаясь ответа, ушёл вперёд.
— Кто линять будет? — не понял Блэк.
— Быки морские, — ответил Имаро и, сняв с себя шляпу, водрузил её ему на голову, — Дарю! У нас всю одежду и обувь шьют из кожи морских быков. Здесь не принято убивать, тем более, из — за куска кожи. Они, время от времени, сбрасывают её, а я её просто вылавливаю.
И они направились в сторону хижины Андреса.
Старик вежливо пропустил гостей в калитку и усадил за стол, который был сервирован приборами, сделанными исключительно из даров моря, без малейшего присутствия изделий привычного ширпотреба. В перламутровой раковине он заварил кипящим красным вином пепельно — голубоватую траву и накрыл листом, похожего на лопух, растения.
— Пусть настоится, а я пока с этим разберусь, — молвил старик и кивнул на трофей.
— Может, я помогу чем? — засуетился Блэк.
— Не лишай меня радости делать любимое дело. Отдыхай, — улыбнувшись, ответил Андрес.
Моментально разделавшись с тушкой диковинного морского животного, он проткнул её остро заточенной палочкой и, отложив в сторону переливающийся панцирь, расположил мясо над очагом.
— С лодки ловите? — поинтересовался Блэк.
— Ни к чему мне лодка. Я по воде хожу… Ну, в смысле… недалеко от берега, — немного смутился хозяин, — И рыбу я не ловлю. Она, когда её час приходит, приплывает сама, а я её просто собираю. И потом… далеко в море ходить — это такое же глупое занятие, как в космос летать. Придёт время, и Душа сама полетит, дальше и легче любой из ракет. Не нужно опережать события… — ответил Андрес и перевернул, шипящее на огне, мясо.
«****ееец…» — подумал Блэк, искренне, чисто по — своему, восхищаясь происходящим, тихо проклиная в Душе, тот пресловутый научный прогресс, благодаря которому, в самое ближайшее время, какой — нибудь «спятивший» компьютер нарушит чью — то «мирную» ядерную программу и в очередной раз вернёт красавицу Землю в её первобытное состояние.
— Ты о чём так громко думаешь? — улыбнувшись, поинтересовался Имаро.
— Ой, извини… — осёкся Блэк и даже вздрогнул от того, что Имаро, также, как и Лайфа, умеет читать мысли, — Где ты этому научился?
— Здесь, все это умеют. Потому, что скрывать нечего. Ты заметил, здесь говорят мало? И так, все друг друга понимают. Слова, чаще всего — ширма для сокрытия мыслей. Чем больше слов, тем затаённей и злее мысль, — улыбнулся Имаро.
— Теперь, я понимаю, почему все политики так красноречивы, — и они оба многозначительно улыбнулись.
Пока Андрес разбирался с очагом, Баха положил на стол необычайно вкусные, фиолетовые «кустики» с лёгким креветочным привкусом.
— Мягкие кораллы, — прокомментировал он, — Это, наш деликатес. Сегодня утром к берегу прибило.
— А, попробуй — ка это… — Андрес налил в панцирь пепельно — голубой дымящийся отвар, — Вместо вашего чая. Горный мох.
Напиток Андреса мгновенно разогнал кровь и капли пота покрыли, тронутое морщинами, лицо Блэка, странно стягивая кожу. Имаро подал ему большой панцирь с водой и предложил:
— Ну — ка, взгляни…
Блэк посмотрел на своё отражение и увидел молодой, красивый лик, с искорками прозрения, в некогда увядшем, взоре.
— Пойдёт? — торжествующе вопросил Имаро.
— Нереально… — только и смог вымолвить Блэк.
Тем временем, вода в море успокоилась и Имаро, отложив в сторону фиолетовый куст, бросился в воду. Все устремились ему на помощь и примерно через пять минут вытянули на берег две кожаные, лёгкие шкуры, с похожими на рога, наростами и большими костяными плавниками.
— Ну вот! Новую шляпу себе справлю. А жене — сапоги… — засмеялся Имаро, явно намекая на одного нашего любителя бабочек, так грамотно наказавшего пол страны за безбашенную алчность и бесшабашную веру в манну небесную.
Разложив шкуры на берегу, гости вернулись в хижину Андреса, где Баха, разливая, из запотевшего кувшина вино, торжественно произнёс:
— Теперь — сам Бог велел!
Находясь в окружении этих фантастически симпатичных людей Блэк, даже не смотря на расслабляющую, почти убаюкивающую, атмосферу, никак не мог остановить свой внутренний маховик, который не позволял спокойно сидеть на месте, призывая его организм к действиям.
— Да расслабься ты, Сергий. То, что нам положено было сделать на сегодня, мы сделали, а вполне, могли бы и не делать. Просто — захотелось, — попытался остановить «маховик» Блэка, Имаро, — Забудь ты… Всё уже… Отдыхай. А если есть желание проявить себя — наcобирай, вон, кореньев для очага. Видишь, волной прибило?