Пастор

Джон почему-то вспоминал именно то, как его раскусили именно в Коннектикуте – и ведь хорошо, что все не закончилось тюремным сроком, и Донахью дал ему верное, точное, какое-то бомбометательное определение:
Липкий.
Это б теперь и повторить – Липкий. Джон Подтянул к себе клавиатуру и написал:

Версавия. Главный редактор издательства «Улития».

- Что ж, - сказал он себе, - гробница доблестных — вся земля.
Весь 99-й год он представлялся Пастором и собирал деньги, пока и не произошел акт вскрытия – словно бы взяли и отпаяли горлышко у бутылки с веществом под названием goo. Сила – это понимание того, что люди заняты своими делами, и чем больше дел, тем сильнее автоматизм. Но сильнее всего – дурак, как способ, как средство, как строительный материал для умелых специалистов. Джон, было, решил подвергнуть себя анализу – где же прокололся Пастор? Может быть, червь подточил мостки дороги где-то в процессе прохождения, но между анализом и самоанализом – пропасть. Кислота лишает отваги. Наоборот, движение вперед без оглядки одухотворяет, и здесь ты – первооткрыватель миров и субстанций.
Декларация истин и публичные выступления не были его сильной стороной. Игра? Да, но в любой игре важно, где у тебя лучше получается. В свое время Интернет явил людям чудеса возможностей. Игра в женщину у Джона совсем не получалась, да он и не хотел полного перевоплощение, зато, пару раз он крепко получил по лицу и с тех пор не экспериментировал в реале.
Спустя много лет Донахью зачем-то прислал ему сообщение:
- Жив ли ты, Пастор?
Джон загрустил. Зачем отвечать? Нет, он тоже, непонятно зачем, ответил:
- Жив. Что приятнее – жив или мертв?
- Не грустил бы по поводу второго, - ответил Донахью, - но человек – тварь земная, создание божье. Но жалости нет.
- Ненавидишь? – спросил Экс-пастор.
- Да. Но Бог просит меня верить ему, а не животной жидкости.
- Я с тобой, - ответил Джон Липкий.
Его звали Миша. Джоном он стал в 90-х годах, когда хотел поменять пол, но пол так и не поменял. Вспоминал союз. Вспомнил, как вступил в половую связь с Васей Боцманом, как потом уехал в Штаты и по первой потерялся – надо было искать новое – хотя все вокруг и было новьем, но новьем в своей свежести суровым, тугим, закрученным. Одно дело – жил ты как птенец большой черной птицы, был открыт твой клюв, и постоянно говорили ты – дай. Открыл ты клюв, и туда летит пайковое семечко или червячок. И вот, привык ты, что летит червячок, а тут бац – и не летит больше червячок, а новая жизнь – словно бы тут и газ атмосферы другой.
Суть поменять нельзя. Дерево – это дерево. Камень – это камень. Дерево если и бывает камнем, то уже вопрос про всякие архейские эры.
- Ты, Джон, выдаешь себя тем, что ты все придумываешь одинаково, - говорил Донахью, - а так как большинству людей ничего и задаром не надо от других, если дела эти бесплатные, то они и не замечают. В этом деле есть либо гении, либо лузеры. Но одно дело – лузеры весёлые. И не жалко, что лузер. А если ты лузер липкий, то ты есть Sticky, приятель. Ты воспользовался моим доверием, но я до сих пор не могу поверить в то, что ты все это делал со зла, а не в силу определенного слабоумия. Бывай. Удачи не желаю.
Появилась Зухра Прибыткова, русская эмигрантка, которая предлагала русским заработать, продавая идеи. На для вступления надо было, собственно, вступить – словно многозначное, но чаще всего – с народным оттенком, потому что все мы знаем, что означает выражение «я вступил». Да, нам бы надо было поговорить, чем занимался Миша до оккупации мира Интернетом – но там было маловато замечательных ходов, за исключением, впрочем, одной штуки  - Миша был графоманом. Куда он ни посылал свои произведения, там они и терялись – словно бы он пулял их в черную дыру. Поедала все дыра. Еще в ту пору вышел хит “Black hole sun”, и как будто бы про Мишу это и было. Зухра Прибыткова, если разобраться, была еще раньше, под никами Гульнур Денжицкая, Алексей Лыжин, Лариса Коробковская, Анна Ростоцкая, Нинель Корецкая – но теперь все это были сплошь усохшие фантомы. Какие-то другие? Душа вдруг распухала – можно было представить ее в виде палатки в лесу, внутри которой горел примус – и вот, от жара оболочка все шире, а снаружи – ветер, колючий и безымянный. И ничего, и никого.
Воображение сильнее любого ядерного реактора.
Под авторством Алексея Лыжина тексты росли легко, произвольно. А еще помните, в Нигерии был обнаружен ядерный реактор природного происхождения? Куда там реактору до мозгов, оснащенных неиссякаемой искрой?  О Гульнур Денжицкой сообщалось, что она – самая читаемая писательница бывшего СНГ. Примерно то же говорилось и о Ларисе Коробковской, но все это вряд ли могло взволновать сердца случайных посетителей страниц, где об этом сообщалось. Заработала ли Зухра Прибыткова хоть один доллар?
Исчезла Зухра Прибыткова, закатилась за шкаф, а Миша в тот наконец сумел переехать немного к северу, где за жилье платил всего лишь 700$, а работа представляла из себя нечто вроде call-центра на дому. Старел Миша. По соседству жила мадам со странным именем Версавия, при собачке. Собачка белая, словно бы копия Версавии. Мадам захватила Мишу своим магнитным одиночеством.
- У вас была жена? – спросила она. – Майкл. Или Джон?
- И Джон. И Майкл. Ммм… Да…
- Не было. У вас глаза подергиваются вправо.
- Нет, была. Просто недолго.
- Почему недолго?
- Она….
- Она вас раскусила – вы делаете такой жест руками, какой обычно делают люди, пытающиеся что-то скрыть.
- Я ничего не скрываю.
- Нет, просто здесь нет мужчин, а у вас странно бегает взгляд. Вы хотите женщину?
- Да. Конечно.
- Вы все время врёте. Верно?
- Я вообще не вру, - ответил Миша.
- Нет, это не осуждение, просто вы хотите, чтобы о вас не подумали дурно, вы говорите, что да, а на самом деле нет. Вы врете – никого вы не хотите. Вы таитесь.
- Но я не вру.
- Ага. Сейчас проверим.
Версавия отошла к стулу, чтобы складывать на нее одежду – здесь она и разделась.
- Жду вашей реакции, - сказала она.
- Вы хорошая, - сказал Миша-Джон.
- Посмотрим, как вы хороший.
Секс – не спорт. Вот, допустим, в марафоне можно бежать, бежать, пока не упадешь – получается, что ты можешь выжать себя, высушить, превратив в выцветшую ткань, а здесь – даже если ты в душе герой, но ведь и геройство может быть показное, выдуманное. Мучился Миша, сам не зная зачем. Но уже спустя месяц Версавия продала дом и уехала, не попрощавшись, но оставив записку:

Джон, нехорошо уезжать молча, но хочу тебе сказать – природу не обманешь. Какой-то ты липкий человек – кажется, что ты пытаешься всех обмануть, а на деле это не обман, а самообман. Просто ты тряпка, мочалка, барахло. Прости, если обидела. Но так сильно хотелось тебя обидеть, а лицо сказать тебе это я опасалась – вдруг ты скрытый маньяк? Все маньяки – вот такие как ты. Они постоянно таятся, и взгляд у них нечистый, какой-то с маслом. Прощай, Джон. Вернее, ты же Майкл? Может, это два человека? Да-да, почему-то я так и подумала, что это – именно два человека. Передавай привет Майклу. Вам вместе не будет одиноко.

Было ли грустно? Нет, не было. Зато от Версавии остался фотоальбом, он и был позже использован по назначению. Главный редактор издательства «Улития» - Версавия Май, на аватарке была представлена фотографией Версавии. отбывшей в неизвестном направлении.

Юрий Мешков писал:
«Дорогая Версавия. Поверьте, я – один из лучших писателей России, вы можете смело сравнивать меня с Гоголем – не промахнетесь. Но я лучше. Как бы странно это ни звучало, уверяю вас, я – лучше. Вы можете зайти в мой профайл на сайте «Душа Березовая» и удостовериться – я написал так много, что и не всякий классик может встать со мной рядом – скорее, он поскользнется и упадет. Я бы хотел, чтобы вы издали мой роман «Прозрение»  - я уверен, что как только читатель познакомится с ним, так и весь мир тут же узнает обо мне».

Ах, обнадеживал ответ Версавии Май:

«Хэллоу, дорогой Юрий Мэшков. Наши издательство объединило людей по всему миру. Мы издаем книги тиражами от 50 000 экземпляров, и ваш рассказ не исключение – он также выйдет тиражом в 50 тыс. Америка – страна больших возможностей. Ваша книга очень быстро найдет своего читателя, и вы станете мировой знаменитостью».

То был период переходный в жизни Юрия Мешкова. Мир реальный, если разобраться, прост – надо лишь соответствовать контексту или создавать контекст – но главной тут была жена Юрия, Лена Мешкова, женщина о сорока трех годах. Лена вдруг стала замечать, что муж все больше ленится, что денег стало меньше, а виной всему внеурочное просиживание за компьютером, за книгой – кому бы она была нужна, книга? Лена сделала в своей голове перечисление: у Тани муж – таксист. Он ее обслуживает, а она одевается как королевна. А у Светы муж не стесняется быть водопроводчиком – а в свободное время он ходит и шабашит, и вот, о чудо – они поехали в автобусный тур!
Автобусный тур!
Слезы закапали. Лена Мешкова вытерла слезы. И Петрова была в автобусном туре, и Маша Данилова, и ездили, как и положено, без мужей – мужья работали для обслуживания широкого набора потребностей. Егорова в Турции была, уже два раза, правда, один раз – с мужем.
- Чего ты плачешь? – спросил Димочка Мешков.
- Наш папа – дурак, - ответила мама.
Все вскоре усугубилось – Юрий заявил жене, что он уже почти знаменит, что он подписал договор с всемирно известным американским издательством «Улития», и что тираж будущей книги – 50 тысяч экземпляров, что нужно лишь заплатить семь тысяч за международный стандартный книжный номер. Куда же деваться - согласилась Лена Мешкова, хотя в душе оставались…
А далее – пошел поток. В Африке много диких животных, а на севере постоянно идет снег, в океанах и морях плавает рыба, акула, кит, Россия – страна писателей и поэтов. Разве кто-то отменял мечты о славе? Игорь Егоров в то утро слез со второго яруса кровати и засобирался на работу. Вахта – дело такое, иной раз можно и потерпеть, зато на сайте Версавии появилась новая графа в разделе «Издано». И ничего, что обложка была чем-то, наскоро сделанным на коленке, зато имелась ссылка на магазин Амазон. Оно ведь и сейчас не всем понятно, что продавать любой товар, в том числе, и собранный с помощью конструктора текст, может практически любой, а в то время загадок было больше. При покупке в рублях книга Игоря Егорова «Русская сторона» зашкаливала за тысячу. Потрудись Игорь узнать об условиях публикации на Амазона, он бы тотчас узнал, что никакого тиража при самопубликации не существует, а если бы существовал, то продавец был должен заплатить ему никак не меньше 50 тысячи долларов. Многочисленные сайты для публикации в рунете приучили авторов, что писатель – это что-то случайное, бесплатное, обязательно – не совсем нормальное, а потому, Игорю даже и в голову не пришло, что кто-то ему что-то должен. А уж на сайте издательства «Улития» теперь значилось:

Игорь Егоров, один из лучших писателей России. Газовик-вахтовик, пишет о судьбах русских людей.

Первую ночь Игорю Егорову сильно не спалось. Сосед его по двуярусной кровати, Казбек, спросил:
- Чо не спишь, Игар?
- А?
- Чо не спишь-то?
- Да так. Просто.
- Глаза у тебя странно блестят. Я на потолке отражение увидел. У тебя что, фонарик в глазах?
- Да ты не поймешь.
- Ладно.
Но тут он спохватился:
- Игар. А ты не того?
- Чего, того? – без возмущения спросил всемирно известный писатель.
- Ну, может, ты торчишь?
- А, ты про это, - вздохнул Игорь, - а тебе не понять. Может, ты и можешь понять, так это объяснять надо?
- Есть чо? – сквозь сон спросил с соседней койки Василий и захрапел.
На второй день поделился Игорь новостью.
- Ништяк, братан, - отвечал Казбек, - дашь почитать?
- Да заказывать надо.
- А что тебе не прислали?
- Да не. Ну ты понимаешь, дело не в это,
- А что вообще по бабкам?
- Да дело не в бабках.
- Да как. Я так понимаю – вот делаешь ты работу, делаешь ты плохо, и платят тебе мало. А делаешь хорошо, то платят тебе много. Если ты делаешь хорошо, а платят тебе мало, то надо разбираться почему так – может, ты парень ты умный, а в делах денег – лох, сели тебе на шею, работаешь ты задарма. Это значит, что надо что-то поменять. Про депутатов не говорю. Я б не смог. А вот ты – всемирный писатель, а ты говоришь, дело не в бабках.
Писательское возмущение копилось внутри, но выхода не было – это был такой тип пузыря, который, надуваясь, не имел тенденции к разрыву. Впрочем, на параллельные вещи всегда можно наплевать, тем более, что графомания по своей сути – форма наркомании, где в роли вещества выступает мозг созидателя. Можно только представить себе размеры внутренней вселенной. Работаешь, положим, ты на вахте, завариваешь в комнате на 8 человек доширак – вечер, телевизор, федеральные каналы, а рядом, внутри соседней головы – путь в бесконечность. А оно тебе надо?
Пуще прежнего трудился Игорь Егоров. Приехал он домой, полученные деньги тут же разошлись на детей. Жена с грустью смотрела в дождевую прорву ночного окна.
- Что с тобой? – спросил Игорь.
- Соседка, она на машине уже ездит, - всхлипнула она.
- В смысле.
- Ку-пи-ли…..
- Тебе денег, что ли, мало? Я что, мал привожу? Я. Ты знаешь, с кем разговариваешь? Твой муж – один из лучших писателей России.
Жена заплакала и долго не могла остановиться.
Мне как-то сказали: в мире много прекрасного, на что я возразил – побольше оглядывайтесь вокруг себя. Найти прекрасное внутри мира своих чувств и привычек несложно, а далее, все зависит от условий – получится ли у вас изолироваться или же какая-та проблема будет вас донимать. Собственно, чтобы не было проблем, человек должен не работать и получать пансион – эх, окажись вся эта история с всемирно известным издательством «Улития» правдой, эх. Смотреть на вещи субъективно умеет и кот, а вот попробуйте оценить явление словно сторонний наблюдатель.
Сергей Борисов с Версавией вроде бы сошелся, через сеть, однако, деньги платить не спешил. У Сергей был сайт, который он самостоятельно развивал.

Сэргей! – писала Версавия. – Я волнуюсь о проблэмах экологии. Моя статья затрагивает острые углы дельфинов! Дэльфины гибнут. Мы должны их поддэржать дэльфинов и китов. Кстати, я хочу передать вам привет от Боно из U-2. Боно знает о нашем проекте и в дальнейшем готов подключиться.

Надо сказать, что и Сергей повелся, но денег не платил – меж тем, издательство "Улития» выпустила еще ряд книг. Процесс ширился. О перипетиях любви писал Матвеев Олег. Поэзия белизны русских берез в исполнении Максима Шумного «уже произвела переворот в сознании читателей во всем мире» (так писала Версавия), оставалось лишь закрыть глаза на крайне неудачно сделанную обложку, которую можно было лицезреть как на Амазоне, так и на сайте издательства «Улития». На писательских порталах, коих в России так много, что можно на этой почве поймать когнитивный диссонанс, в аккаунтах прекрасной Версавии стояла целая очередь. Нехитрые истории, сочиненные «известной писательницей», комментировалось жирно и густо. Те, кому посчастливилось войти в число писателей издательства, славили Версавию без оглядки. Нашелся, впрочем, некий Орехов Константин. Все ж начиналось красиво:

«Прэкрасная проза прозаика русского севера Константина Орехова открывает нам набор духовных исканий и надежд. Русская река. Душа среди полей и лесов, трудный и прэкрасный путь»

Сначала Орехова Константина не удовлетворила обложка «тиража в 50 тысяч», но он смолчал. Потом, в разговоре с провинциальным поэтом, руководителем студии «У Лукоморья – осина» Никитиным, Константин услышал такой вопрос:
- Слушай, Костя, пятьдесят тысяч. Ого. Возьми хотя бы по десять центов с книги. Уже пять тысяч долларов.
- Правда, - согласился Константин.
- Ты уверен, что тебя там за нос не водят. Покажи свои авторские экземпляры.
Тут Никитин своего приятеля и разделал: книжка была, конечно, в мягкой обложке, качества, мягко сказать, минимального, а уж сама художественная композиция, да шрифт «Вердана», не до конца отцентрованный по отношению к краям книги, навевал тоску. Собственно, когда сам Никитин заказывал себе тираж в тридцать экземпляров в местной типографии, дизайн был ничем не лучше – но тут ведь разница была. Тут он было по месту, тут его знали и в своих кругах ценили.
- Набрал в гугле это издательство, «Улития», - сказал Никитин, - сайт корявенкий. Не обижайся, Костя. Но я бы на такое не повёлся? Я понимаю, все мы славы хотим, ну хоть кусочек. Хоть на минутку. Оно, лучше, к нам приходи в литгостинную, у нас завоз коньяка был. А? Придешь.
- А много его, коньяка? Не так, как в прошлый раз? – осведомился Константин Орехов.
- Да тебе, что ли, много надо?
Орехову повезло – дочь его, Наташа, хорошо знала английский язык, а потому, не впадала в ступор при виде иностранных ресурсов. Орехов начал с того, что дизайнером обложек значился некий Нико Ромни, с которым Орехов даже вступал в переписку – Ромни писал (именно писал) на ломаном русском, вставляя, где надо и не надо, «э» вместо «е», как зачастую делала и сама Версавия Май.  Наташа нагуглила немало объявлений под именем некого Нико Ромни, при чем, все они были связаны с разными областями, но, чаще всего, это были идеи об открытии того или иного бизнеса (поиск инвестора). Наташа обратился внимание, что во многих местах среди комментариев находился и некий Майкл, иногда даже и Михаил (почта – одинаковая, а аккаунты в соцсетях в ту пору были не у всех). Далее, используя уже эту почту, Наташа нашла и прочие ники, после чего нашла и телефон.
- Вот, - сказала она, - па. Ищи деньги на ip-телефонию. Звоним в штаты.
Тут нельзя сказать, чтобы Михаил так уж и был мошенником, потому что сетевая литература, игра в персонажи, множественность ников, все это еще было делом достаточно новым, и игроков тут завсегда было очень много. Понимание связи данной сферы с бизнесом в Ру-Нете было минимальным. Боллитра, как сообщество тех, кто пролез первым, уже давно сформировалась, а правила для всей прочей массы все еще находились в стадии брожения. Наташа позже признавала, что ей надо было работать шпионом – Михаила-Джона (Версавию Май) она развела совершенно интуитивно. Было что-то такое.
- Разве ты меня не помнишь? – спросила Наташа.
- Но это не ты.
- Почему не я. Хотела узнать, как ты живешь?
- Версавия?
- А, забыл про меня….
- Нет, не может быть, чтобы это была ты.
- Как твоя литература?
- Хорошо. Но разве ты интересуешься. А, это ты. Донахью!
- Гм. ОК.
Хитрость Пастора работала далеко не везде, а, так как среди комментариев, которые прежде давали как и лже-Версавия, так и Нико Ромни (впрочем, ников там было побольше) пару раз проскакивал некий Донахью, оставалось лишь написать ему письмо. Донахью ответил – стало ясно, кто такая Версавия на самом деле, и как она (он) дурачит наивных русскоязычных авторов.
Орехов Константин написал разоблачающую статью, которую прочитало определенное количество людей, что, собственно, мало что поменяло – люди продолжали бежать к Версавии, мечтая издаться в «Улитии» и войти в мэждународную гильдию писателей. В комментариях шли многочисленные признания в любви, гениальности, тоннаж благодарностей был большим. В какой-то момент уже и Орехов Константин начал жалеть о содеянном, но уж пути назад не было.
Счастлив ли был Джон? Осень жизни его озарилась встречей с мальчиком. Мальчик был бархатный, тонкокожий, правда, с голосом резким – когда он смеялся, казалось, что каркала ворона, но Джон был готов смириться со всем. Способности Пастора вернулись к нему. В ту осень у него было много друзей, очень молодых и пьяных. Так вот, способности к сверхзнанию есть у многих людей, но чаще всего, разбирая их по пунктам, мы не можем понять – каков смысл, какое продолжение? Способность эта, надо полагать, природная – один рассказывает, другие слушают с упоением. А вот практика – да, практика в этом плане вещь строго полярная.  Что случилось далее, никто точно не знает, потому как после того, как к дому Джона подъехал полицейский автомобиль, Версавия, главный редактор мэждународного издательства «Улития» боьше уже на связь не выходила.
Василина Невзорова, уже спустя пару лет после того, писала в комментариях:
- Вы – невероятная!
Имелся в виду какой-то мучительный текст, где автор в свое время надуманно смешал женскую мысль с показной эмигрантской накруткой. Невзорова, заплатив в свое время 7 тысяч рублей и увидев свою книгу на Амазоне, долго летала в облаках. Хотя вылететь из облаков ей было не суждено, жар сердца немного поменял свой спин, однако, американское издание ее книги неизменно присутствовало в ее авторском портфолио.
Прошло потом уж лет, может быть 6 или 7, как от Версавии было ни слуху, ни духу, Александр Макаренко, престарелый автор историй о сексе (обычно – старик и молодка), написал длинный комментарий к одному из рассказов Версавии, что был написал со свойственными эмигрантскому стилю ошибками. Александр написал много хвалебных слов, видимо, полагая, что знатная редакторша заметит его. В ответ – ожидаемая тишина, хотя сам Александр думал, что уж на такие дифирамбы Версавия Май точно купится.
Сайт «Улитии» мал-по-малу исчез из поисковых запросов. Нельзя было найти и Нико Ромни. Авторы же продолжали строчить. Даже скоростные пулеметы так быстро не строчат. Это и коту известно.