Круглый год. Осень. Родители

Церковный год осенью только начинается, а мирской заканчивается, все мы к этому привыкли и принимаем как есть. Но мне по душе отеческое рассуждение, не помню чьё, что Господь сотворил мир сразу во всей полноте - то есть плодоносящим, зрелым, осенним.

14 сентября начался 7529-й год от сотворения мира, и для меня это значило, что уже 29 лет нет брата, и скоро 30 лет, как я пришла на свою первую исповедь и вскоре и его привела, на Пасху 1992-го года. 7500 - это была круглая дата, которую мир не заметил, но для меня памятная навсегда.

Когда брат погиб, нам несколько дней не выдавали тело из морга судмедэкспертизы, хоронить его родители сразу решили в Сыктывкаре, а отпевали мы его заочно в Иркутске, пока ждали там самолёт. В Знаменской церкви, на горочке, но выведи меня сейчас в центр города - не нашла бы её, всё как в страшном сне было.

Мама в эти дни ничего не ела, в храм мы пришли к началу Литургии, и я позвала её  с собой исповедаться и причаститься, и она, и отец в детстве были крещены. Мама посмотрела на меня отстранённо и отказалась. Отца на отпевании не было, когда мы прилетели с телом домой, то ночь гроб простоял посреди гостиной, и мы с подружками читали у него Псалтирь, но когда я заикнулась о том, чтобы позвать священника отслужить дома или на кладбище панихиду, отец почернел и закричал, что закопает меня вместе с попом: - Это вы, вы, вы, всему виной!

Для меня то, что перед смертью брат причастился со мной на Пасху, было не то что облегчением, а просто свершившимся фактом. Свершилось! Я не простилась с ним перед смертью, сначала не пустили в реанимацию, потом не нашли меня и его невесту, мы у её подружки заночевали.

Я в ту ночь читала, не помню, вслух или про себя, Евангелие, открылось на воскрешении сына наинской вдовы, и когда наутро мне сказали в реанимации, куда я, наконец, прошла одна, не понимая, почему никого из наших нет (шла в больницу через храм), что Серёжа ночью умер, и сейчас тело в морге, то я не застыла, а продолжила движение, пробилась в морг и надела на его искалеченное тело свой крест, на нём не было, сняли.

И стала читать Псалтирь, и хотя явно была вне себя, всё думала, помню: а вдруг и он воскреснет, - но мне было легче, чем родителям, я верила, что его жизнь не закончилась с гибелью тела. Что творилось в душе у родителей после похорон, я не знаю, не лезла туда больше. Почти 30 лет. За это время повенчались и я, и моя дочка, долгое время их единственная внучка, родился внук и правнуки. Родители были в храме на наших венчаниях и крестинах. И только.

Когда я с младшим уезжала с севера, то ещё надеялась и их оттуда уговорить уехать, но нет, какое там, рядом с братом и бабушкой по отцу они уже приготовили там себе место на кладбище. Отец последние 5 лет твердил, что пора мне с сыном вернуться, помогать им, а мама: - Нет, не надо, справляюсь сама.

И вот мама уже два месяца  по больницам, какое там "справляюсь". Дочка с конца октября просила приехать, а я была в ступоре: вроде и собралась уже, но попал сын в больницу, страшно было потом одного его оставить, стала искать домработницу, чтобы присмотрела за ним без меня - безуспешно, никого не прельщает моя небольшая пенсия, а больше мне нечего предложить.

О том, чтобы вместе поехать, речи нет, тащиться к родителям с сыном и Тишкой -  целая история, в прошлый раз пришлось машину нанимать, не было сил мотаться с чемоданами и переноской с собакой по вокзалам. Но, увы, нет больше таких отважных, как тот парень, что в прошлый раз нас отвозил и забирал. Да и не хватит моих слабых сил на всё сразу.

Пару недель провёл с моим отцом муж, пригласил священника, и тот пособоровал дома отца и всех присоединившихся желающих, мама была в больнице. У сына закончилась четверть, и я, наконец, решилась оставить его на каникулах одного и 1 января отправиться к родителям.

Странное чувство:  уходящий 2021-й год может быть последним на родине. Я провела его здесь безвыездно, даже в Минск или соседние Гомель с Могилёвом не было поводов съездить, как в прежние годы. Только в окрестностях работала до мая и летом бывала у знакомых на даче, осенью не выбралась дальше дальних кладбищ, старого и нового. Убралась на зиму у своих и у свежей могилы молодой, 38-летней знакомой и тёзки, на новом кладбище побывала.

Тихо там, на кладбищах. На старом хорошо, а на новом страшно. Не только потому, что на старом - большие деревья и в любое время года чудно, а потому, что новое очень быстро растёт, деревьев там нет, не разрешают сажать, и уходят к горизонту в чистом поле ряды свежих песчаных холмиков под крестами.

Метр с кепкой  в ширину на одну могилу, и я сказала мужу и сыну:

- Не хочу там лежать, хочу с бабушками, возле них хватит мне места. Пришла пора на 60-м году жизни это озвучить, про себя-то давно думала, с Серёжиной смерти.

Вторая, осенняя, пневмония морально меня подкосила больше, чем физически, понятно, что все мы одинаково болеем и умираем, и верующие, и атеисты, но лучше тем, кто знает, что делать и чего хотеть. А я не знаю. На всё воля Божия, я вот всё лето "закалялась", как могла, а толку 0. Хотя как посмотреть, всё-таки жива, значит, зачем-то ещё нужна поверх земли.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете!

Верую, Господи, помоги моему неверию!

Благодарю за этот год, который подходит к концу, и снова после непроглядной осенней темноты светло не только от новогодних городских огней, но и от снега, который после безконечных северных зим радует глаза, но не сердце, сердцу нужно только тепло, которого всем нам так не хватает!

Одиноким, уставшим, растерянным. И всё-таки с неизбывной надеждой на Твою милость ждущим новый год и завтрашний день!