Соточник

Вне бабок нет никакой жизни. Это как мысли о космосе. Оно хорошо в телефоне обитать. А там летает иссушенный воздержанием космонавт. Как он там – бром пьет или так справляется? А ты находишься в коконе, и, кажется, уже никогда оттуда не выберешься. За окном, быть может, снега, ветер, а у тебя руль фирмы “AJS”, гидроусилитель “ZF”, и ты готов смотреть на людей сверху вниз.
В Африке напрасно не играют в футбол. Гротеск должен был шире, или вы скажет, что хватит и этого? Флешка весело помигивает, играет какой-нибудь русский рок, или, скорее всего, радио.

В мире ветров, в квартире полей
Там где машины проносятся в плоскости глаз
Свежая кровь из вспоротых вен
Льется и хочет, чтоб все было здесь и сейчас

Нормально, чо. Телефон, чо. Звонок, чо. Чо по бабкам, чо.

И дальше бегут вместе, дорога и песня.

Эта звезда по имени Смерть
Тебя и меня нас по странным
Дорогам ведет
Ее Личный Шофер приказал тебе сесть
И ты вместе с ней к своей гибели
Мчишься вперед


У вещей есть предназначение. Если нет этого, то и непонятно, как же вышло, что, например, технологии, созданные для того, чтобы улучшить жизнь, работают для того, чтобы закручивать гайки. Но всякий по-своему воспринимает бытыею
Олех ехал. Олех рулил. Мечты его сопровождались грохотом сознанья. Но подтвердить величие сложно, и потому, метод вырабатывается сам собой: это найти какого-то кента и нагрузить по ушам ему. Кент должен быть малость припудренным. Попал бы он на человека с наличием критической мышцы на языке, а тот бы стал вопросы задавать. Оно и ладно, фиг положим мы на вопросы, ведь цель же не в этом, однако, нужно, чтобы условие выполнялось. А дело не только в соточке, хотя здесь были этапы. А ведь годы уходят куда-то в жидкость. Нет, во мглу уходят они только у людей, у которых в голове один этаж.
Хорошо рулить.
Бегут, бегут столбцы, дома, окна, и когда мысли вообще никакой нет, так это просто праздник психоразума, потому как по возвращению в привычную ячейку рассуждений, что-то снова начинает свербить. Телефон – китайское существо. Так как передать китайский язык нельзя, человек начинает чего-то сюсюкать, генерируя мелкие насекомые звуки, а фиг. Это не обязательно. Кормит тебя это существо?
Заправочка.
 Девушка-свёкла в своих поздних за пятьдесят. Химический фуфломицин, энергетик.
- Здоров, братан, как сам?
«Братан» по ту сторону телефону булькатит, говорит быстро, он очень любит говорить, и, если дать ему возможно все время говорить, он никогда не остановится.  Категория «специалист во всем» очень распространена на Руси. Это когда ты все знаешь, хотя иногда кажется, что совсем ничего не знаешь, хотя вроде бы отмечается наше преимущество перед прочими странами в том, что у них учат специалиста в одной области – и он это знает. А все остальное не знает. У нас все весомее, разнокалибернее, пестрее. Вот и Дима, которому Олех звонил, был крайне заковырист, ветвист в своем смысле: ну, то что все кругом поэты, это понятно. Олех потом и звонил, что сам был поэт. Далее – если ты поэт, значит, и политик, а в этом плане эту землю уж точно посетило национальное однообразие, схожесть во мнении, куда включаются также и вопросы Американоведения, а также «в Европе кругом черные». Возможно, продолжать в том духе, что и растения и животные – тоже поэты, совсем не ново. Но суть вещей не меняется, и набор элементов, хотя и различается от территории к территории, в общем плане одинаков. Но и не про детали речь.
- Как там? – спросил Дима.
- Да и неплохо.
- А деньги чо там, платят, Володя?
- Да. Но хотелось бы большего.
- А я так. Соточка. Ну хотя да, забыл. В принципе, две соточки.
- Ну ты молодец.
- Да так, кручусь. Да башлять много приходится.
Внимательный человек бы сразу сказал, что довольно сложно соточку перепутать с двумя, но раз уж речь идет понимании процесса, то так и скажем: машины бывают легковые и грузовые. А продукты бывают (да, уже не бывают) дешевые и дорогие. А простые люди, не входящие в субъективный средний класс, делятся на простых и соточников.
- Ну и хорошо ты получаешь, - заметил Володя.
- Да так. Пойдет.
Олех перенял манеру говорить у одного директора, который стрелял словами очень пулеметно, подчеркивая этим, что ему некогда, а все вокруг должны заниматься (давайте, все, давайте, занимайтесь). До директора можно было взойти в мечтах. Зато как приезжал он в Чичкино к родителям (если не знаете, где это, то посмотрите на карте), да как заходил ко всяким товарищам, так спрашивал:
- Ну чо, как.
Слова тоже вылетали как патроны.
- Да сойдет, - отвечал ему, например, Толян.
- Чо.. эта чо тут… чо по бабкам?
- Да так. А там как?
- Ну так, соточка. Ну хотя две. Ну, если три, то это так.
Если Толян ничего не замечал, то жена его, Клава (редчайшее на сегодня имя) как-то сказала:
- Олех по палтосу себе все время прибавляет.
- Ну, в Питере, там же много получают.
- Думаешь, так и получают? Виталик юристом работает в Москве, 80 получает. А он простым водителем – соточка, две.
- Ну да.
- Ну прикинь, соточка, а, да, забыл, две. Ты б забыл, что у тебя еще сто тысяч есть?
- Ну.
- Да он просто соточник. Это как Головняк Славик. Десять тысяч получает, рассказывает, что у него сотка.
- Ну да. И Жека трет, что сотка, а бабок нет.
- Нихрена у него ничего нет. Я ж видела, пиво самое дешевое купил, да зажопил третью купить. Мы и то больше купили. Хотя у нас денег нет.
Давно уже была весна. Была, быть может, и весна в более широком понимании этого слова, но ведь места разные, хотя и кругл земной шар. Где-то земля более плоская, а где-то – как стиральная доска. А потом уж и лето отгорело, был жарко и даже где-то мучительно. А уж осенью все ветра и сквозняки сбалансировались. Звезды ночами были покрыты ясным маслом сентября, а солнце днем очеловечилось и радовало лучами, смешанными с голосом сфер.
Оно когда-то по тридцать рублей доллар был, все чего-то не хватало. «Фикс-Прайс», открывшийся 10 лет назад в Чичкино, уже не был местом дешевой надежды. Там Олех и встретил Володю:
- О, я хотел зайти, – сказал Олех, - как там?
- Нормально.
- Чо там, чо. Чо там делают? Я смотрю, народ тут не особо так. Чо, чо. Сидят, ничо не делают. В городе вон народ пошустрее.
- Да почему? Кто как.
- Не, ну тут чо, я Гарика встретил, а тот прямо пресса денег нес. Вертит, короче. Чо, бабки делает, пресса вот такие вот.  А что, что по бабкам?
- Да двадцать.
- Ну оно может в Чичкино и сойдет. Даже много для Чичкино. Ты, да давай может по мелочи там соберемся. Я у Толяна был, нормально. Я скажу, да он придет. Он же у вас работает? Говорит, на досуге делает телефоны. Нормальный пацан. Может, шашлыка возьмем? Или как?
- А давай.
Так вот, весной, хотя уже прошлой, Олех пытался быть певцом. Даже пару раз в клубе выступил. Даже песни сам сочинил. Никто его не оценил, хотя и не свистели. Но Ютуб канал прошел практически тенью, самый посещаемый ролик набрал 120 просмотров.
- Ты это, - звонил тогда Олех Толяну в Чичкино, - там чо там делать у вас? Давай чуток поработаешь.
Толян вел канал, с некоторой надеждой, что, когда канал раскрутится, польются деньги.  Канал не раскрутился. Олех каждый день звонил Толяну, давая указания. Олех каждый день звонил Володе, давая указания. Он еще пытался звонит Генке Трубину, тот его раскусил и просто не отвечал на звонки. Планы величились. Помимо Ютуба, Олех хотел создать крупный бизнес. Штаб-квартира – в Питере, первый филиал – в Чичкино. Генка Трубин потому и раскусил все, когда услышал про первый филиал в Чичкино, но промолчал и просто решил не отвечать на звонки.
Канал умер, не родившись. Эстрадная карьера не задалась. Олех стал работать водителем пятитонника.
А осень в Чичкино хороша тем, что воздух словно бы меняет свой молекулярный состав, и так хорошо дышится, и так звонко лают собаки во дворах. К вечеру лай их сливается в какое-то общий звуковой праздник (собачий, естественно). Да и петухи поют. Думаете, ночью не поют – так только ночью они и поют. А тут и шашлык подошел, и Олех учил всех, и как шашлык жарить, и как правильно кружки к пиву готовить. А у Генки Трубина он спросил:
- Ты ж самогон гонишь?
- Ну да.
- А это. Чо. Ну, можно, литров двести, триста.
- А зачем так много.
- Да знаю людей. Могут брать.
Генка Трубин уж много раз слышал, что Олех знает людей, что «у меня есть люди», или «у меня есть человечек», и даже «да я всех знаю», а потому, немного охнул, да даже пришли немного  выпить. Клава, жена Толянв, напилась и галдела. И сын Толяна был, тоже чо-то галдел, и был еще водитель Ярик.
- А сколько у вас там зарабатывают? – спросил Ярик.
- Смотря где. Смотря кто.
- Ну так, вообще.
-Ну, кто-то работает. А кто-то сидит.
Олех повторял избитый маневр: уехал ты из Чичкино, значит, по приезду надо играть роль эдакого городского богатея, постоянно спрашивая: ну чо, чо вы тут, чо вы сидите, ничо не делаете.
- Ну на «Газели» сколько зарабатывают.
- Пять, семь. Девять.
- Ого. У нас тут тыщу если заработаешь за день, то уже хорошо.
- Человек сам выбирает, сколько ему надо, - важно, очень быстро, по-директорски стреляя словами, говорил Олех.
- А по чем у вас помидоры? – спросила Клава.
- Десять, пятнадцать.
- Да не может того быть.
- Кроме шуток. В ларьке возле дома.
Оно ж известно – когда брешет человек, то слушатель далеко не всегда может понять, в чем дело. Фильтр – это еще та штука. Тут хорошая мысля, как говорят, приходят опосля. До Клавы дошло таки на перекуре, и она сказала Толяну:
- Что-то чешет Олех. 9 в день, посчитай. Это водитель на Газели больше директора получает? Ты посмотри на него. Что-то не по бабкам он одет простовато. И пива принес мало.
- Ну да, - проговорил Толян.
Но все же, весело было, и шашлык вкусный, и даже кот на стол успел заскочить и прямо там начать есть. Как народ стал назад заходить, так и смотрели они на рыжую бесцеремонность, и никто особо и не возмущался.
А к Гарику Олех потом не пошел, там такое дело было:  Гарик ту ночь проспал в машине. Начавшийся еще в четверг у жены припадок «яжпринцесса» усилился, достигнув к вечеру пятницы пика. Напрасно ж думать, что существуют вещи вне бабок – хотя вы скажите, что существуют люди принципов и идей – но все это уж крайне факультативно.
На горизонте стояли перспективы полей, полоски лесополос,  с кучевыми облаками ближе к горизонту, а в голове висел словно пришелец из космоса луч творческого припадка. Олех сел за телефон о стал сочинять стих.
Псевдоним был у него Олег Вепрь. Никому до того дела не было, только у Толяна жена высказала по этому поводу мнение:
- Хреново.
- А что хренового? – спросил Толян.
- Да просто, хреново.
Трасса – оно тоже сорт стиха, но если взять тыщу, то из тыщи будет, быть может, ноль, кто это поймет, а из десяти – половина, может быть, человека. Стало быть, все идет с рождения, а уже потом все это, развиваясь, обретает отчетливые контуры. Флешка мигала веселым зеленым цветом. Флешку глючило, но в целях экономии Олех новую не покупал. Надо было приехать на базу и загрузиться сахаром, чтобы вести потом этот сахар в Питер. Ах да, вы скажете, сахар в наши дни пишется с большой буквы, но я вас разочарую – все, что я тут описал, было год назад, или два, а то и три. Тут особой разницы нет – то была совсем другая пора.