Солдаты империи Глава 32

Сражение немногочисленных советских военнопленных с моджахедами продолжалось. Душманы отчаянно наступали, теряя множество людей. Восставшие тоже несли потери. Погиб Кирюшкин, посекло осколками Духовченко, и он истёк кровью.
- Долго мы не продержимся… - понимал Сергей Рязанцев.
Но проснувшиеся в его душе боевые инстинкты предков заставляли биться до конца. Он уже не обращал внимания на мелкие раны, совсем не чувствовал боли, холода и голода.
- Во мне проснулся дух настоящего воина! - с удивлением осознал Сергей.
Наверное, то же самое происходило и с его побратимами. Несмотря на очевидную вероятность погибнуть каждую минуту они лупили по «духам» со всех стволов.
- Слева заходят! - крикнул товарищам Рязанцев.
Лёжа на полу в луже крови, натёкшей из Духовченко, который умирал рядом с ним, Сергей наблюдал за происходящим, словно со стороны. Он всё видел будто в замедленной съёмке, настолько его собственные рефлексы обострились. Небольшая группа боевиков человека в четыре перебегала в сторону склада, пытаясь укрыться за побитыми пулями деревьями во дворе.
- Стреляй, Николай! - воскликнул Сергей.
Шевченко, стреляя одиночными, на его глазах подстрелил сразу двоих боевиков, пытавшихся скрыться и перебегавших простреливаемый участок. Но один выстрелил очередями в ответ, прошив по диагонали ноги старшины.

Франция
Перспектива женитьбы на дочери швейцарского богача сильно испугала Егора Рязанцева. Он не собирался становиться буржуа. Воспользовавшись швейцарским паспортом на имя Мишеля Дюпо и пропуском, который оформил для него несостоявшийся тесть, он перешёл границу с Францией.
- Почему французский швейцарец говорит только на немецком языке? - первый же патруль оккупантов усомнился в его документах и Рязанцева отправили в концлагерь Монгобан.
Там содержались советские военнопленные, и он сдружился с сержантом Красной Армии Давидом Шлаеном. Его взяли в плен в начале войны и отправили на работу во Францию.
- Это спасло мне жизнь, - признался бывший красноармеец. - Здесь к евреям относились более терпимо.
Недавно за какую-то провинность его отправили в концлагерь. Через несколько дней после заключения Егора, гитлеровцы решили проверить прибывших недавно заключённых на предмет еврейства.
- Война скоро закончиться, - понимал Рязанцев. - И фашисты хотят уничтожить как можно больше евреев.
Проверка заключалась в том, что их построили во дворе лагеря и называли подозрительные фамилии. Человек выходил из строя, и если лицо совпадало с канонами еврейской нации, его отправляли на расстрел. Если палачи сомневались, заключённому приказывали спустить полосатые штаны.
- Зачем? - опешил Егор.
- Проверяют, - пояснил Давид. - Обрезан ли… Погиб я!
Когда назвали его фамилию, из строя неожиданно шагнул Рязанцев.
- Ты Шлаен? - переспросил надзиратель.
- Да, - подтвердил по-немецки светловолосый парень. - Штаны снимать?
Рязанцев стал помогать уборщице француженке Жанетт, таскал за ней мусор. Он придумал план побега, простой, но дерзкий. Жанетт вывезла его и Давида за пределы лагеря вместе с мусором  в лес, к партизанам.
- Век тебя не забуду! - пообещал ему Шлаен.
Егора назначили командиром разведгруппы. Спустя месяц, когда он спустил под откос товарняк с немецким оружием, его представили к первой французской награде. Рязанцев стал практиковать походы в тыл врага в форме немецких офицеров. Особое внимание уделял немецким документам. В форме капитана он повёл группу диверсантов на сложное задание:
- Надо остановить эшелон с детьми, отправляемыми в Германию!
Они уничтожили охрану поезда, и вывезли всех детей в лес, но Егор получил ранение и потерял сознание. Он лежал у железнодорожного полотна. Французские партизаны вернулись за ним, но его уже нашли немцы.
- Мишеля примут за раненого во время нашего налёта немецкого офицера… - надеялся Давид.
В кармане были безупречно выполненные немецкие документы, а также фото женщины с двумя русоволосыми детьми, на обороте которого надпись:
- «Моему дорогому Хайнцу от любящей Евы и детей!»
Рязанцев пришёл в себя, когда понял, что найден немцами и обыскан. Он изобразил бред умирающего и прошептал:
- Ева, ухожу из жизни с мыслью о тебе, детях и великой Германии.
Его отправили в немецкий офицерский госпиталь. Острый запах карболки и йодоформа отрезвил Егора. В купе спального вагона между шторами пробивался свет. Он лежал на удобном диване, напротив сидел раненый полковник. Поезд стоял, было тихо, только полковник, опустив на коврик белые худые ноги в кальсонах, покачивался и скулил:
- Мучение! Болит, сил нет терпеть…
Увидев, что сосед проснулся, он приподнял забинтованный обрубок левой руки, помассировал его здоровой рукой и сказал:
- Всю ночь не спал. А вы спали как сурок. Счастливый.
Рязанцев не успел открыть рта, как зеркальная дверь купе бесшумно раскрылась и в проёме появилась фигура в чёрной сутане. Совершенно лысая голова пастора поблёскивала на фоне коридорного окна.
- Господа офицеры! Именем Господним призываю вас с покорностью воле Божьей выслушать прискорбную весть, - начал он глухим голосом. - Врагами великого рейха, дьявольской силой в образе большевистских подводных лодок потоплены два судна с мужественными сынами великой Германии, не доплывшими до Кенигсберга. Давайте вместе помолимся за погребённых в пучине морской, чтобы души их попали в царство Божие...
- Что ж это, ваше преподобие, выходит, что сразу десять тысяч человек пошли на дно? - захрипел полковник.
Но пастор, словно не слыша вопроса, продолжал проповедь:
- Давайте, господа офицеры, возблагодарим Господа за ваше спасение, - он метнул колючий взгляд из-под очков в сторону полковника, - и помянем тех, кому не дано было благополучного избавления. Всё в воле Господней!
Он, вдруг расплывшись в благостной улыбке, добавил:
- А теперь разрешите предложить вам, воевавшим и пострадавшим за родину, небольшой подарок от Красного Креста.
Он уступил место трём дамам в белых халатах и накрахмаленных накидках с красными крестами, укреплёнными заколками на высоких причёсках. Дамы выложили из корзин для каждого по две бутылки коньяка «Мартель», по пять плиток шоколада и по три огромные жёлтые груши.
- Выздоравливайте! - церемонно раскланявшись, все вышли.
Полковник, поглядев на китель Егора с разрезанным рукавом, сказал:
- Ну что же, капитан!.. Утопшим вода морская, а живым коньячок. Только как раскупоривать будем?.. У нас на двоих две руки.
- Так я буду одной рукой держать, а вы другой орудуйте.
У полковника, как истинного немца, был с собой дорожный несессер со стаканчиками. Он нажал кнопку звонка и вызвал санитара.
- Что изволите, господин полковник? - спросил тот.
- Вот что, голубчик, сообрази-ка нам с капитаном бутерброды с ветчиной и паштетом и горячий кофе.
- Слушаюсь, господин полковник! - санитар вышел, прикрыв дверь.
К месту лечения они приехали сытыми и пьяными. Огромный немецкий госпиталь разместился в нескольких корпусах в старом парке. После проверки документов и медицинских заключений раненых распределили по палатам. Двое санитаров втащили носилки Рязанцева на второй этаж главного корпуса в палату для офицеров.
- Дома так не спал… - на широкой никелированной кровати он утонул в мягкой перине под белоснежным бельём и на крахмальных простынях.
Однако среди всей этой стерильной обстановки его донимали вши.
- Где-то в пути они забрались под гипсовые накладки, - понял Егор, - и до снятия гипса уничтожить их просто невозможно.
Паразиты кусали его шею и плечи, и раненый с подвешенной рукой, с неподвижной шеей должен был терпеть. Особенно трудно было по ночам, приходилось принимать солидную дозу снотворного.
- Нужно переменить гипс, - решил доктор, - несмотря на то, что это крайне опасно для шейных позвонков.
Медсестра Магда сделала ему укол морфия, чтобы он мог отоспаться за несколько ночей. Проснувшись утром, Рязанцев услышал разговор соседей по палате. Они обсуждали официальное сообщение о смерти Роммеля.
- Роммель был ранен во время бомбардировки американской авиацией, - говорил полковник, - лечился в Париже, а затем переехал в поместье в Ульм.
- Так оно и было, - подтвердил майор. - Но к нему фюрер прислал двух генералов, которые увезли его в Берлин. По дороге сообщили Роммелю, что он причастен к заговору против Гитлера, и предложили принять яд, что он и сделал... Гиммлер пощадил имя Роммеля, в Берлине его хоронили с помпой, как «героя нации». А полковник Штауффенберг, подложивший бомбу в портфеле в летней резиденции Гитлера двадцатого июля расстрелян в Берлине во дворе военного министерства. Пошли повальные аресты. Пять тысяч казнённых и десять тысяч в лагерях. Это всё высший командный состав... Большая потеря для армии...
- Слава богу, мы ещё живы, - заметил полковник. - Так что, пожалуй, лучше оказаться без одной ноги, чем с двумя ногами, но без головы.
- Здесь вы правы, - согласился майор. - Такое сейчас время...
Грузный полковник, у которого была ампутирована нога, сел на кровати и опустил на коврик ногу в тёплом носке.
- Мне надо начать ходить, - он потянулся за костылями, стоявшими рядом. - Попробую освоить эти костыли…
Майор, с простреленной рукой и с осколком в бедре, лежал, не вставая, и внимательно наблюдал за попытками полковника уместить своё тучное тело между костылями, которые чуть ли не подгибались под ним.
- Э-э, жидки костылики. Не могу даже как следует на них опереться, вот-вот треснут! - полковник тихо рассмеялся. - Вот ведь как судьба играет человеком. Есть у меня в поместье, в сарае, старая коляска с рычажками, в ней ездил мой покойный батюшка, когда у него отнялись ноги. Я собирался её выбросить. Распоряжусь, бывало, а жена у меня бережливая, спрячет её до следующей уборки. Я ведь смогу в ней прекрасно передвигаться. 
- Но у вас вторая нога здорова, господин полковник, можно заказать протез и ходить просто с палкой, - сказал майор, чистивший яблоко.
- Здоровая нога у меня без пальцев, - ответил полковник. - Чёрт меня дёрнул обуться в хромовые сапоги зимой в проклятой России! Сапоги были узковаты, и я начисто отморозил пальцы. 
- Где же это было? - спросил майор, с аппетитом жуя яблоки.
- Под Москвой, в сорок первом в начале декабря. 
В палату зашла медсестра Магда с термометрами: 
- С добрым утром, господа офицеры! Как спалось? Как самочувствие?
- С добрым утром, исцелительница. Как прошло ночное дежурство?
- Не совсем благополучно, - сказала медсестра, ставя им градусники. - Двое русских подрались костылями.
- Откуда же они тут у вас взялись? - не выдержал Егор.
- На первом этаже целая палата, господин капитан. Солдаты русского генерала Власова. Орут, горланят, пьют и дерутся. Представьте, залезли ко мне в тумбочку, - пожаловалась Магда, - вытащили бутылку со спиртом. 
- Замки вешать надо, - проворчал полковник.
- Не замки, а их вешать надо, - чертыхнулся майор. - Вот уж кому-кому, а им я никогда не доверил бы немецкого оружия. Хамьё! Скоты, а не люди!