Цветут ли лютики на границе нижнего мира

— Настя, ты где? – Голос в наушнике выдёргивает меня из оцепенения.
— Не знаю, — едва слышно отвечаю я.
— Спокойно оглядись вокруг. Что ты видишь? Не молчи.
— Тут так темно. И я не уверена, что что-то, действительно, вижу, а не придумываю.
— Фонарик. У тебя в сумочке должен быть фонарик. Помнишь, я тебе его дал вместе с ручкой и блокнотом. Достань его, включи и осмотрись.

Я лихорадочно шарю рукой в сумке. Зонт (всегда со мной, даже зимой). Маленькая бутылочка с питьевой водой. Блокнот (купила его стопятьсот лет назад, меняю страницы, очень удобно). Очечник (без него никак). Санитайзер (остался ещё со времён пандемии). Пилка для ногтей (не ношу длинных ногтей, но иногда и короткие ломаются). Конфета. Ещё одна. И ещё (я не сладкоежка, но от внезапного головокружения отлично спасает). Упаковка таблеток от головной боли (на случай, если конфета не поможет). Кошелёк. Телефон (ну как же без него? Только я не уверена, что здесь он мне пригодится).

— У меня нет фонарика! И блокнота, что ты дал, тоже нет. И ручки. В сумке только мои вещи. – Как бы я ни старалась, голос предательски выдаёт наступающую панику.
— Я дал их тебе, значит, они теперь тоже твои.
— Но…
— Просто поверь и ищи.

Я снова запускаю руку в сумку: зонт, бутылка, блокнот, санитайзер, пилка, кошелёк, телефон. А это что? Фонарик? Или ручка? Или два в одном?
— Ради бога, Настя, ты что, фонарика ни разу в руках не держала? Ну же, соберись! Фонарик, а не лазерная указка, — раздражённо кричу я себе и сжимаю в ладони рукоять большого (больше зонтика) фонарика. Теперь главное – вытащить его из сумки и включить.

Темнота поглощает свет. Яркий луч тускнеет и растворяется в её пустоте. Он мечется в панике, пытаясь найти хоть какую-то опору. Потом опускается вниз, освещая мои кроссовки и место, на котором я стою. Медленно обшаривает поверхность вокруг. Я вдруг соображаю, что фонарик не действует сам по себе, он подчиняется мне. Я присаживаюсь на корточки, осторожно прикасаюсь к черноте под ногами. Похоже на землю. Тщательно вытоптанную площадку. Нет даже намёка на траву. А ведь должна быть, если это земля. Мне это очень нужно.

— Настя, что у тебя там? Не молчи. – Голос в наушнике напоминает, что я не одна.
— Я нашла фонарик. Но вокруг пустота. Ни стен, ни гор, ни деревьев. Представляешь? Словно я в космосе на безжизненной планете. Мне страшно. Я хочу домой.
— Страшно? Это нормально. Ты хочешь домой? Это тоже нормально. Давай, ты сейчас немного продышишься. Вспомнишь, зачем ты здесь. Оглядишься ещё раз внимательно по сторонам. И тогда уже решишь – идти дальше или возвращаться. Договорились? Если что — три громких хлопка.
Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и, наконец, коротко выдыхаю:
— Договорились.

* * *
Я наблюдал за Настей, растерянно топтавшейся на месте: одной рукой она прижимала к животу небольшую сумку, другой беспорядочно размахивала фонариком. Я ждал. Наконец, она успокоилась, опустила руку с фонариком вниз, долго рассматривала свои кроссовки, потом присела на корточки и стала ощупывать землю под ногами. Она освещала фонариком площадку рядом с собой, вглядывалась в неё, искала хотя бы маленькую зелёную травинку. Не знаю, что делать с этой девчонкой. Ну не может она, хоть убей, выполнять инструкции. Или не хочет?

Всякий раз, когда я имею с ней дело, мне хочется вздыхать и восклицать: «Ох уж эта Настя!». Непредсказуемая она какая-то. Вроде бы, открытая книга, а не разобраться. И это раздражает. Нет, это бесит. Несколько раз я даже хотел её убить. Но, честно говоря, рука не поднялась. Да и подумалось, что уничтожать непонятное и неудобное проще, чем разбираться и стараться понять. А это варварством попахивает и мракобесием. Для двадцать первого века как-то пошловато.

И тогда я создал для своей героини новый мир – мир в её голове. Рассуждения мои были просты, как реалити-шоу: Настя в своей голове живёт, я за ней наблюдаю в режиме реального времени и разбираюсь, что она за штучка такая. Но, как всегда бывает с Анастасией Петровной, что-то пошло не так. «Штучка» быстро разобралась в чём дело и даже посмеялась надо мной, своим Творцом. Обвела вокруг пальца. Ну а что ещё можно ожидать от девицы с фамилией Перевертун? Сам, кстати, такую фамилию ей придумал, вот и переворачиваюсь теперь вместе с ней.

Но это путешествие – не моя идея, а Настина. Просто пришла однажды и спросила: «Цветут ли лютики на границе нижнего мира?» А я возьми и ляпни в ответ: «Сходи да проверь». И вот теперь она в растерянности топчется на одном месте и никак не может найти эту границу нижнего мира. А ведь я её предупреждал – никакой паники. Сердце, конечно, должно биться сильно и часто, но разум должен быть ясным, чистым, свободным, а не зажатым в тисках страха и безысходности. И никакого самоконтроля и ожиданий. Ох уж эта Настя, зачем я опять поддался её уговорам?

* * *
Настя сидела на земле, обхватив колени руками, и вслух проговаривала план действий, который Творец заставил её выучить наизусть.

– Мне нужно представить вход в нижний мир. Сказать легче, чем сделать, – она тяжело вздохнула, – я ведь даже не позаботилась об этом, думала, на месте сориентируюсь. Что я дупло или нору не представлю? А вот пришло время и – никак.

Она закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и, открыв глаза, вскочила на ноги: перед ней плотной тёмной стеной стоял лес. И Настя ни секунды не сомневалась, что он настолько дремучий, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Настя постучала по наушнику:
– Ты со мной? – Шёпотом спросила она.
– Да, конечно. Я рядом, – услышала она спокойный голос Творца. Сердце её колотилось часто-часто. Настя снова закрыла глаза, глубоко вдохнула, медленно выдохнула и открыла глаза.
– Картинка не изменилась, – проговорила она вполголоса. – Пошла искать стража.
– Будь внимательна и осторожна. – Голос Творца слегка дрогнул. – Удачи.
– Спасибо, – ответила Настя. И улыбнулась: какой же он, всё-таки, милый и заботливый. С этой улыбкой на лице она вошла в дремучий лес.

* * *
Лежу я себе на печи, косточки грею. Баюн под боком мурлычет, сон навевает. Как вдруг потянуло в окно чем-то гадким. Отвратительно-омерзительным. Дышать невозможно. Давно такого запаха не было и вот опять.

Ну я сползла с печи, дверь распахнула, на крыльцо вышла да как закричу:
– Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
А в ответ слышу смиренный голосок:
– Это я, бабушка! Настенька!
Ну, думаю, из «Морозка», наверное, девка-то пришла, или из «Аленького цветочка». Только что ей от меня-то надо? Непонятно.

– Зачем ко мне пожаловала, красна девица? Волей или неволей?
А она мне в ответ:
– Ах, баба-яга, костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда и выспрашивала!
Дерзкая девка, но ведь и не поспоришь.
– А и то правда, – говорю ей.
Накормила я Настеньку, напоила, в бане выпарила, а она мне и рассказала о жизни своей тяжёлой подневольной, да о желании своём заветном – увидать, как цветут лютики на границе нижнего мира.

Смешное, как по мне, желание. Эти лютики, где только не растут, разве что в пустыне да в вечной мерзлоте их не найти. Стоило ли из-за такой малости в такую даль переться? Но задумалась я крепко. Показать-то не сложно: сделай пару шагов влево или вправо от избушки и вот тебе лютиковая поляна, любуйся, на сколько здоровья хватит. Но ведь против закона это. Не должно желание так легко исполняться, потрудиться надобно.

Только девка-то ладная такая, стройная, что берёзка. Волосы огненно-красные, словно закат, ветры предвещающий. И глаза тёмно-зелёные, как лапы елей. То колючие, а то мягкие. Одно слово, ладная девка.

– Хорошо, – говорю, – поживи ты наперёд да поработай у меня, тогда и свожу тебя на лютики цветущие посмотреть; а коли нет, так я тебя съем!

* * *
– Настя, ты как там? – голос в наушнике выдернул меня из полудрёмы.
– А, Творец. Нормально я. Устала только. Как думаешь, сколько мне у бабы-яги работать? Как обычно в сказках, три дня или дольше? – Тишина в наушнике сопровождалась тяжёлым сопением.
– Вообще-то, ты у нас тут учитель литературы, – сопение, наконец, сменилось язвительным тоном. – Вот ты и скажи, как там в русских народных сказках случается?
– Так в том-то и дело, что в сказках по-разному бывает. А мне хочется знать наверняка.
Творец тяжело вздохнул и ответил тихо:
– Ох уж эта Настя. Освободи свой разум и прекрати всё контролировать. Отбой связи.

Ну отбой, так отбой. Под мурлыканье Баюна я тихонечко заснула.

Три дня прожила я на границе нижнего мира. Видела и белого всадника на белом коне, и красного на красном, и чёрного на чёрном. И три пары рук, что и пшеницу смолоть, и масло из маку выжать запросто могут. Но вопросов бабе-яге не задавала, не хотела старушку нервировать.

А на третий день баба-яга меня сама на лужайку неподалёку от избушки отвела и говорит: «Вот, смотри, Настенька, как цветут лютики на границе нижнего мира. Смотри да не забывай». И я смотрела и радовалась – не каждому такую красоту увидеть случится.

Поблагодарила я бабу-ягу и уже хотела Творцу своему сигнал подать, чтобы из нижнего мира меня забирал, а баба-яга мне и говорит:
– За службу твою верную да характер твой добрый держи, девица, от меня подарочек на вечную память. – И подаёт свёрток в салфетку белую завёрнутый. – Здесь, – говорит, – лютики сушёные. Истолчёшь их, смешаешь с молоком и мёдом. Дашь на солнце осуриться* в течение трёх дней. А потом можешь пить его трижды в день для прибавления сил и для связи с богами и предками.

Я так расчувствовалась, что не сдержалась и кинулась обнимать бабушку-ягушку. А она меня отталкивать не стала, обняла в ответ. Славная старушка оказалась. Добрая.

Распрощалась я с бабой-ягой. Хлопнула громко трижды в ладоши, и Творец вернул меня в Здесь и Сейчас.

И сидели мы друг напротив друга – Творец и его героиня. Я рассказывала ему о лютиках в подземном мире, а он слушал и улыбался.

-------------—
*Осуриться – забродить.