Китайская Демократия, Книга Первая

Предисловие
Если вы начали читать этот рассказ, то учтите: он только для совершеннолетних. Дело не только в порнографии и массовых убийствах; дело в слоге, которым он написан…
Если же вы несовершеннолетние, то крепитесь: книга будет жёсткой и очень, очень аморальной.
Названия книги и глав взяты из альбома «CHINESE DEMOCRACY» две тысячи восьмого года группы «GUNS N’ ROSES». Все права не защищены.
Перейдём же к делу…
(Дата рождения книги – 08. 05. 16)

ГЛАВА ПЕРВАЯ: КИТАЙСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ
– Да, я ожидал большего от этой азиатской страны, граничащей с самой большой. – Произнёс негромко Смит, черноволосый парень с кепкой, где было написано красными буквами, «AC/DC», с чуть широкими глазами и смугловатой кожей.
– А ты как думал? Китай – он такой, да. – Подхватил Джек, темнокожий с рыжими волосами и шрамом на правой щеке.
– Вы чё встали-то? Нам идти дальше надо или забыли? – Вскрикнул на обоих Чан, китайский брат Смита. У него были немного более узкие глаза, чем у его американского индейского двоюродного брата.
– Эй, эй, полегче! Они впервые в Китае, в отличие от тебя, Чан! – сказал тому Майкл, русый парень из Восточной Европы.
– Как с ними можно быть полегче, если они, какого-то чёрта, встали посреди аэропорта, где постоянно летают самолёты! Это даже больший шанс умереть, чем сгореть заживо! *
– А, так вот почему ты взъелся? Так бы и сказал, мой заботливый, двоюродный братец. – Сказал Смит и хотел обнять того.
– Да пошёл ты! Тебе восемнадцать, восемнадцать, сука, лет, а ты ведёшь себя всё ещё как беспечный подросток, типа тех двоих, забыл, как они называются… – Оттолкнул от себя Чан Смита.
– Бивис и Баттхед, ты про них, что ли? – Догадался Джек.
– Да, они самые! Что одни черти, что эти двое! У меня иногда складывается впечатление, что лучше бы я с вами сюда не поехал, а вернулся в свой родной Тайбэй. – Начал причитать китаец.
– Ладно, ладно, хватит ссориться, поехали найдём квартиру здесь. – Предложил Майкл.
– Хоть что-то. – Сказал Чан и за ним покатил свой красный чемодан.
– Делать нечего! Придётся за ними ехать. – Подумал Смит и одновременно с Джеком пошёл за ними.
Вскоре они поймали такси и доехали до жилого района в этом городе. Отдав два юаня, они нажили себе первого врага, но они, пока что, не догадывались об этом.
Им навстречу вышла привлекательная китаянка, которая была хозяйкой этого дома. Чан с ней поговорил, в результате чего они условились отдавать три юаня в месяц; это было им очень выгодно. Смит, когда смотрел на неё, представлял её обнажённой и поэтому, как только они все
вместе вошли в свой новый дом, он начал мастурбировать.
– Ты чё дурак, что ли? – Спросил Чан. – Здесь есть правила!
Он указал на иероглифы, под которыми было написано и по-английски, и по-русски:
; «Никакого шума здесь не должно быть (дом может развалиться)!
; Музыку можно слушать только в наушниках!
; Никакого гомосексуализма!
; Никакого секса (кроме только если со мной) (включая мастурбацию)!
; Никаких шпионов (сдам властям! )! »
– Блин, значит, это судьба! – Подумал Смит.
– Ты прочитал? «Никакого секса! Включая мастурбацию! »
– Да, да, какой же ты зануда. – Пробурчал Смит.
– Я – зануда? Нет, вы это слышали? – Сказал громко Чан.
Тут в дверях появилась хозяйка, которая пригрозила пальцем Чану и краем глаза посмотрела на Смита с улыбкой на лице.
– Ещё один шум и выгоню вас всех, кроме того красавца. – Сказала она мягким, сдержанным тоном, с ломаным английским.
Смит улыбнулся ей, после чего та скрылась.
– Круто, я ей нравлюсь! Вот так везение! – сказал коренной американец.
В ответ на это Чан покачал лишь головой и продолжил разбирать свои вещи. Закончив примерно через полчаса, он написал на четырёх листах расписание каждого дня и раздал его каждому, включая себя:
– Итак, Майкл, Смит и Джек, извольте прочесть расписание, которое я каждому из вас выдал. Если кому-то из вас лень читать, то: «9 утра – подъем; 10 утра – завтрак; 11 утра – прогулка по городу; 2 часа дня – обед в каком-либо ресторане; 3 часа дня – занятия спортом; 6 часов вечера – вечерняя прогулка по городу; 9 часов вечера – ужин в каком-либо ресторане; 11 часов ночи – отбой». Попрошу вас соблюдать его строго. За нарушение будете отвечать сами.
– Можно вопрос? – спросил Джек.
– Да, конечно. – Посмотрел своим холодным взглядом Чан.
– Какое наказание и почему всё так строго?
Чан вздохнул и уже хотел закурить свою сигару, но не нашёл и вспомнил, что оставил их дома, в Тайване:
– Наказание – нарушение режима передвижения по городу несовершеннолетним. Здесь такие же правила, как в вашей стране: несовершеннолетние – люди, не достигшие двадцать одного года. Правила, они, как бы тебе сказать, они не строгие; они такие, как я люблю – справедливые. Ещё есть вопросы?
– Нет! – сказали все остальные хоровым шёпотом.
– Шикарно. – Улыбнулся Чан. – Я собираюсь прогуляться по этому городу, вы со мной?
Джек и Майкл пошли за ним. Лицо Чана опять приняло прежний, хладнокровный вид:
– Ты не пойдёшь, что ли, а, Смит?
– Неа, тут нечего смотреть: такой же Нью-Йорк**, только с большим количеством китайцев. – Сказал Смит.
– Зря ты так, Шанхай лучше, чем твой Нью-Йорк. – Сказал Чан и вышел на улицу.



ПРИМЕЧАНИЯ:



; «- Как с ними можно быть полегче, если они, какого-то чёрта, встали посреди аэропорта, где постоянно летают самолёты! Это даже больший шанс умереть, чем сгореть заживо! *» – отсылка к «5 друзей: путь к замку», где один из главных персонажей сгорает заживо.
; «- Неа, тут нечего смотреть: такой же Нью-Йорк**, только с большим количеством китайцев. » – отсылка опять к той же книге, где действие начинается именно в Имперском Городе.

ГЛАВА ВТОРАЯ: ПРОСТИТУТКА I
– А говорит, что умнее всех нас, а сам, как будто не догадался, чем я здесь буду заниматься. – Подумал про себя коренной американец. После этого он достал из своего чемодана плакат Jay-Z и повесил его напротив кровати.
– Шикарно. – Подумал он про себя.
Спустя пять минут ему вспомнилась та обворожительная китаянка. Он решил к ней зайти с одной лишь целью: заняться с ней любовью. Было только одно «но»: он не знал, в какой квартире она живёт.
Через некоторое время он заснул. Разбудила его та же китаянка, которая стояла перед дверью, которую она же и открыла, с улыбкой на лице и в халате.
– Пошли, парень, со мной. Я хочу тебя. – Сказала она.
Он не поверил своим ушам и ущипнул себя. Как оказалось, это был лишь сон.
Вскоре он вновь закрыл глаза и ему приснился другой, совершенно другой, сон. Ему приснился тот же таксист, со стволом в руках, толстый китаец, эта китаянка, стоявшая около него и целовавшая его страстно в щёку, цепи, русский с тонкими и улыбающимися губами и японец, говорящий по-английски практически без акцента:
– Если вы хотите, чтобы мы выпустили вас на свободу, то одному из вас придётся погибнуть от пуль моего друга-таксиста. Я думаю, придётся этому… – он указал пальцем на Джека. – Если же вы не хотите ни свободы, или чего-то ещё в этом роде, то выбирайте одно: вещь, противоположную жизни.
– Пап, останови этого психа! – сказала проститутка своему толстому папе.
Тот в ответ промолчал и сказал японцу, чтобы тот застрелил Джека в висок.
– Будет сделано, господин министр. – Сказал японец спокойным видом и сказал то же таксисту.
Смит проснулся от шума выстрела в его голове. Оглядевшись вокруг, он не нашёл ничего ни нового, ни необычного. Вскоре он решил пойти к той китаянке, чтобы всё же заняться сексом.
Несмотря на тот факт, что он занимался мастурбацией фактически всё свободное время, он всё равно боялся того, что он «сделает всё неправильно».

II
Спустя некоторое время, поборов все свои страхи и стереотипы, он пошёл в крайне правую дверь. Он выглядела как реклама бордели: лифчики, трусики и прочая обнажёнка была нарисована на двери, и перед ней был коврик со словами по-китайски: «ЗАХОДИ, НЕ БОЙСЯ, Я ПРОСТО ВЫЖМУ ВСЕ ТВОИ СОКИ! » Рядом с ней была китаянка с сигаретой в руках. ***
Когда он постучался в первый раз, ему никто не открыл. Он не знал, что дверь была открыта и что та занималась тем же, чем и он каждое свободное время.
Об этом сложно было догадаться, ведь она это делала бесшумно, не нарушая установленные ею же правила. Затем она пошла в ванную, чтобы сесть в ванну, но она не вошла: она услышала стуки в дверь и подошла к глазку.
Увидев Смита, она улыбнулась и сказала ему, чтобы тот заходил. На ней был только халатик, поношенный и принадлежавший когда-то давно её матери, о которой она ничего не знала и трусики, похожие скорее на стринги, особенно сзади.
Коренной американец осмотрел её апартаменты: слева от входной двери была кухня, где звучала песня 1, которую Смит не стал бы никогда слушать из-за своих музыкальных предпочтений, кухня была небольшой: один стол, одно окно, одна лампа, одна плита и два стула, включая проход, где раньше стояла дверь. Справа от него стояла китаянка и снимала с него верхнюю одежду. Перед ним был коридор, длиною в метр, который заканчивался на развилке: слева – была её спальня, справа – её комната для, как она ему позже говорила, «занятия любовью и прочей ежедневной фигнёй». По центру была ванная и туалет, два в одном.
Вскоре он, осмотрев и её, понял, что всё идёт к тому, чем он хотел с ней заняться. Он не подозревал, что она в этом деле профи, ведь она зарабатывала этим на жизнь. Она не подозревала, что он был довольно пошлым и тем самым неприятным ей человеком, которых она всегда сторонилась. Но их взаимная любовь тянула и её, и его.
Вскоре он был уже готов: голова начала бурлить, кровь перетекала из головы в половой орган. Между тем у неё к этому моменту был готов чай и как раз во время. Вспоминая все не ругательные английские слова, она его пригласила к чаю.
Чаепитие было довольно странным: они пили чай, стараясь друг на друга не смотреть. Несмотря на это, она всё равно толком чай не пила, так как её рот был занят зубами, до такой степени он ей нравился. В то же время она думала, как с него снять его майку. Он старался не думать, как она выглядит голая, хотя при произнесении этого прилагательного, он сразу начинал материться. Вскоре он допил чай, и она взяла его за воротник, когда он собирался уйти, и поцеловала прямо в губы. В результате и он, и она покраснели, и обоим стало ясно, что они хотят друг от друга.
Целуя друг друга, они шли и не видели, как они идут, зато она знала точно куда. После того, как они дошли до спальни, она сразу сняла с него всё, что попалось на глаза, то же делал и он, пока не понял окончательно, что на ней нет ничего.
Её белое нижнее бельё лежало на полу, как и его трусы с флагом его родной Америки. Сначала было то, что он услышал от названия четырнадцатого альбома группы «Aerosmith» “Honkin’ on bobo”****. После этого последовал дикое занятие любовью, кончившееся тем, что его семя попало в неё.
Её и его крики были еле сдержанными, но у них это получилось, потому что под конец она заклеила и себе и ему рот скотчем.
После этого они поцеловались снова, попили чай, и он ушёл домой, сказав «До завтра! » и объяснив смысл словосочетания «“Honkin’ on bobo». Она улыбнулась и после его ухода начала, сама того не подозревая, беременеть.





ПРИМЕЧАНИЯ:



; «Рядом с ней была китаянка с сигаретой в руках. » Отсылка к обложке промо-сингла Guns N’ Roses «Street of dreams».
; «Сначала было то, что он услышал от названия четырнадцатого альбома группы «Aerosmith» “Honkin’ on bobo”. » На американском сленге это означает минет.
; «где звучала песня 1, которую Смит не стал бы никогда слушать из-за своих музыкальных предпочтений» – песня данная была в жанре блюз. А музыкальные предпочтения Смита – как нетрудно догадаться, производный от него хип-хоп.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ: УЛИЦА ГРЁЗ. I
В то время как американец и китаянка делали ребёнка, Чан, Майкл и Джек гуляли по ближайшему парку. Там было гораздо спокойнее, чем во всём остальном городе: людей практически не было, единственным шумом были машины, которых было много. Чан наконец-то улыбался нормальной улыбкой, в которой не было ничего подозрительного. Майкл был одет в куртку, дабы было теплее. Джек был в своих солнечных очках, которые он когда-то давно купил на выставке аксессуаров, связанных с «Людьми в черном». Парк был наполнен скамейками и деревьями. Кой-где можно было услышать, как подростки целовались, ещё меньше было мест, где было слышно, как люди занимались любовью. Хотя по лицу Чана не было этого видно, что ему не нравятся эти звуки. Особенно периодические восклицания на китайском языке вроде «Я люблю тебя! » и «Я хочу тебя, милый! ». 
Спустя час прогулки они остались во всём парки одни. 
– Наконец-то, Господи. – Вздохнул Чан, опять ища свои сигары по задним карманам. – Чёртово колесо, надо было всё-таки взять их, когда дед давал. 
– Может, без них обойдёшься? – Сказал Джек, снимая солнечные очки. 
Еле сдерживаемая улыбка на лице Чана исчезла окончательно после произнесения этого, как он считал, «оскорбительного», предложения. Вместо неё появилась хладнокровная улыбка, которая означало одно: «Я тебя убью, сука! » 
– ОБОЙДУСЬ? А ПОПРОБУЙ ТЫ ОБОЙТИСЬ БЕЗ СВОЕГО РЭПЕРА БЕЗДАРНОГО! ПОПРОБУЙ! – закричал ему прямо в ухо тайванский китаец. 
Тут пришёл черёд Джека. Но их обоих остановил Майкл: 
– Вы чё ссоритесь? Вы понимаете, что мы в совершенно другой стране, где нас могут запросто убить! – говорил он, отстраняя их друг от друга. 
– Я лично не против, если его убьют. Так ему и надо: он – бездарь, лентяй, задрот и тому подобное. – Улыбнулся своей хитрой улыбкой Чан. 
– Ты на себя-то посмотри, курильщик проклятый! – Показал на него пальцем афро-американец. 
Тут они опять чуть не сцепились. Помешало им то, что и тот и другой захотели пить. Вода была как раз у Майкла. Он её держал на вытянутой руке: 
– Если сейчас же не прекратите, я сам её всю выпью. 
Жажда (и шантаж) заставили тех помириться. 
Где-то вдалеке играло пианино. Играло какую-то непонятную мелодию. Вскоре Чан начал говорить о своём идеальном мире: 
– Эх! Жаль, что сейчас не то, что хотелось бы. Нет идеальной чистоты на улицах, нет роботов, которые могут заменить человека во всей этой суете. Нет у меня даже девушки. Есть подозрения, что и не будет. 
Он опустил голову. После этого он достал банку пива. Пиво было не особо сильно вкусное, хотя и сделанное в Германии. 
И к пиву, и к табаку он привыкать даже не думал: даже наоборот сторонился этого. Пока ему не стукнуло шестнадцать: он себя тогда возомнил очень крутым парнем, способным преступить даже такую вещь, как закон. У него сразу появилось много друзей, но, как это зачастую бывает, это были именно «друзья», желавшие за счёт его (точнее, за счёт его родителей) поживиться. Чан и не подозревал, что скрывалось под их фразой «А давай дружить? ». Среди его новых «друзей» оказались, в основном, подростки, хотевшие только одного – денег. Спустя год Чан протрезвел в том смысле, что нашёл настоящих друзей, которым не нужны «зеленые бумажки», то бишь, те же самые деньги. Но было поздно: его здоровье начало сдавать позиции: они ему предлагали бухло и курение, он им отдавал деньги. Как оказалось позже, он тем самым инвестировал вандалов, да что там! Среди них были и неофашисты, не говоря уже об откровенных панках, сатанистах и прочих отбросах общества столицы Формозы… 
Прошёл всего лишь год, но он изменился: правда, и в хорошую, и в плохую стороны. В хорошую сторону он изменился лишь тем, что стал замечать несправедливость и получил желание изменить общество в лучшую сторону: например, хотя бы не мусорить. Зато он изменился ГОРАЗДО СИЛЬНЕЕ в плохую: начал нетерпимее относится к окружающим, начал материться по полной. 
Но всё же он изменился. Хотя и не так, как хотелось бы… 
Никто из этих двоих не знал, что Чан щас в глубине души плачет. Это были слёзы
утраты. Самые горькие слёзы. Чем больше он глотал этого безвкусного хмеля, тем больше он вспоминал о ней: его первой и единственной девушке. Её звали Джулия, и он с ней познакомился, когда учился по обмену в Америке. Ему вспомнились её золотистые волосы и не менее звонкий смех: этот смех он помнил всю жизнь. Он вспомнил, как хотел подарить ей цветы. Он вспомнил, что она его называла просто «другом». Это слово было одним из тех, что стали кинжалом для него. Он вспомнил, как её ручонка докоснулась до его щеки, когда одноклассники его подставили, подставив под ним её портфель. Он вспомнил, как он общался с ней в течение полутора года с ней в «Facebook», пока он не кинула его в чёрный список. После последней капли пива в нём зазвучала заключительная часть «Ноябрьского дождя». Он набросился на дерево и начал сначала его бить, потом жалеть, потом целовать. Опомнившись через полчаса, он заплакал по-настоящему. Это был первый и последний раз, когда он плакал у кого-то на глазах. ***** 

 

ПРИМЕЧАНИЯ: 

; «Ноябрьский дождь» – название по-русски песни “November rain” группы Guns N’ Roses. 
; Весь последний абзац – отсылка к моему эпизоду из жизни и дань ностальгии по потере Полины Скавронской – второй девушке, которую я очень сильно любил. Всё из написанного там – правда, взятая из наших отношений. (Имеется ввиду то, как мы общались и прочее. ) (Что касается дуба и пива, то это выдумки, серьёзно. )(В отличие от эмоций…) 

II
Между тем Джеку было на него насрать, так же, как и Чану на него. Он думал о своём. Он думал и представлял себе то, что поётся в песне «Райский Город»: зеленую траву и красивых девушек. Если бы не его маленькое здравомыслие, то он бы прямо сейчас бросился на землю, чтобы их целовать. 
Однако затем в его подсознании появились его кошмары: негры и белые со стволами в руках и наркотой, разбитые машины и ядерный гриб на заднем плане. 
В каждой такой машине было по раздетой полностью девушке с возгласом: «Спаси нас, Джек! » Негры и белые с дробовиками сразу начинают стрелять, когда он подходит к одной из таких девушек: они же их девушки, они же должны спасать. Но вот негры и белые начинают бежать, и Джек, как всегда, считает себя героем. Он садится в одну из таких машин и уезжает. Но вот появляется столб. Джек бежит с этой обалдененной 1 блондинкой, у которой прикрыто (и то не полностью) только влагалище. Он еле заводит машину, и они уезжают. Джек себя представляет как в “Earn to die”, её представляет, как будет насиловать. (Извращенец, что с него взять, похуже Смита, ещё и бабник. Одним словом, ублюдок. Строит из себя ещё что-то). Приходит с ней домой и начинается процесс: охи, ахи. «Так бы и сделал» думает афро-американец. Между тем он занимается сексом не как Смит, не для продолжения рода, а для удовольствия и удовлетворения. Он дурак тот ещё. Он ещё не знает, что жить ему осталось немного. Это он в мечтах уже не девственник, а в реале… 
Однако ему ничего такого не светит: он – жирный, пошлый, тупой, ни хера не смешной… Да кто с ним будет? Даже та же китаянка, которая сейчас, только что, получила свой первый, настоящий оргазм. Никто с Джеком не будет. Ни в этой, ни в следующей жизнях, ибо он попадёт в Ад. Что о нём дальше и говорить? О таких бесславных ублюдках снимает как раз-таки Квентин. Тот самый, что Тарантино. Про этого нечего больше сказать. Единственное, что он пока не делает, это не курит и не пьёт. Хотя по барам шляется, сука, чтобы показать «какой я крутой». Это вызывает смех у Чана. Тот смех, который нельзя остановить, и тот смех, который у людей постарше и поумнее является знаком того, что «лучше ты этого не делай, парень». 
Причина взаимной антипатии Чана и Джека – история долгая… Уже с первого момента, когда они встретились в Имперском Городе несколько лет назад, они невзлюбили друг друга. Точнее, только Чан сначала. Сначала за внешний вид: выпирающий живот, золотые цепи, солнечные очки и тому подобные атрибуты человека, помешанного на афроамериканской и хип-хоп субкультурах. Первое впечатление тоже было не из лучших в жизни китайца: Джек с ним даже не поздоровался, не замечал его. Это уже потом выяснилось, что Джеку он тоже не понравился. Да и ничего удивительного: тощий, узкоглазый, с бледно-желтым и с каменным лицом. Последней точкой кипения Чана стал тот момент, когда афро-американец начал приставать к Джулии. Это буквально взбесило китайца: из его рук выпали учебники, в глазах появился зеленый огонь, огонь ярости. Чан сразу же быстрым шагом подошёл к Джеку: 
– Ты, жирная, чёрная морда, чё пристал к девушке моей мечты? А, сука? (Уже тогда начал проявляться тот характер, который мы наблюдаем сейчас) Чё те от неё надо? Пощупать её попу надо? Грудь, а? Чё ты пристал к ней? Стояла она и стояла бы дальше! Нет, таким уе..анам как ТЫ надо к таким беззащитным приставать! Свали от неё! Быстро, быстро! 
Джек только рассмеялся, однако ушёл. Джулия после этого сначала на него посмотрела недоверчиво, но на следующей перемене поцеловала в щёчку. Это был, пожалуй, самый счастливый момент в жизни Чана и самый ненавистный для Джека. Когда же произошёл тот случай и когда о нём узнал афро-американец, они поменялись эмоциями: для Чана это был самый ненавистный момент и для Джека самый счастливый, особенно это было заметно по его лицу, которое было как у Максима Реалити в клипе на песню «Ibiza», особенно во время припева. 
Это только один из тысячи эпизод, когда их ненависть друг к другу только усиливалась. А Джек думал о своём Райском Городе, добавляя слова (вслух) типа «Yo! » и другие из сленга афро-американцев, которых нет в той песне… 

 

ПРИМЕЧАНИЯ: 
Райский Город – название (по-русски, опять же) песни Paradise City той же группы Guns N’ Roses. 

III
В то же время Майкл пытался утешить Чана, хотя и знал, что это бесполезно. Майклу гораздо больше везло в общении с противоположным полом, так как они обычно они обращали внимание на его мышцы, а не на душу. 
Майкл – человек высокий. Не только внешне, но и морально. Из этой четвёрки только Чан и он сам знают его настоящее имя – Михаил. Почему? Потому что, правильно, Смит – русофоб, а Джека не е…ёт, кто такой этот Майкл. Красавчик? Да, есть такое. Конкурент? Нет, больно он умён для меня, для Джека. 
Майкл – типичный представитель русской нации, по мнению любителей стереотипов особенно: скрытный, тупой, мускулистый и постоянно хочет казаться правильным. Да, но это только на первый взгляд. А вы думали, он такой, да? Ха! Обойдётесь, он гораздо интереснее… 
Ему было девятнадцать, и он был старше всех остальных. Его жизнь была менее трагична, чем жизнь Чана и Джека. У него было несколько девушек, каждую из которых бросал он сам. Он знал, что они его любили только за внешность, а ему это не нравилось. Начал качаться он в 13-14, и уже к своим семнадцати выглядел неплохо. Слушал он в основном гранж, метал и психоделику. Его взгляд на мир был очень критичен до того момента, пока он не встретил Чана. После этой встречи он перестал быть таким жёстким. 
Он жил не где-нибудь в Восточной Европе, а в самой известной стране этого региона – в России. Пока что об этом знал только он сам. 
Год, примерно, назад с ним приключалось то, что он не помнит: на праздновании его дня рождения кто-то, ради шутки, ударил его сильно бутылкой по голове. Бутылка была стеклянной и, естественно, он попал в больницу из-за большой потери крови. Как потом выяснилось, у него также было сотрясение мозга, в результате чего у него также была и амнезия. Временная, правда. Посадили того. Сидеть будет ещё долго, лет пять. Между тем на Михаила снизошло прозрение: он принял буддизм, будучи до этого атеистом и коммунистом, начал помогать людям и один раз познакомится умудрился с Чаном. 
Это произошло через полгода после того случая: Майкл очень любил геологию и однажды на границе они встретились. Тогда Чан был ещё под влиянием тех друзей, и в тот день он решился попробовать наркоту. К счастью, этого не произошло: китаец встретил русского. С того времени изменились их жизни. Например, Чан окончательно перестал быть русофобом, так как увидел, что они, русские, такие же нормальные. А Майкл понял, что китайцы ничем не хуже русских. В общем, они быстро подружились. 
Что касается знакомства Михаила с Джеком и Смитом, то это совсем другая история: они встретились однажды, причём случайно, на Уолл-стрит, где Смит хотел нарисовать какое-то граффити, а Джек говорил ему нарисовать свастику. Так-то они лично не знакомы, но… кого это собственно из них е..ёт? 
Впрочем, уже тогда Майкл был коммунистом и не просто коммунистом, а сталинистом. К счастью для той парочки, он не увидел, какое граффити они рисовали. Иначе, он бы их просто убил. Не столько как патриот, сколько как коммунист. 
О других моментах Майкла мы ещё погутарим, не волнуйтесь. Как личность загадочная, он будет зачастую оставаться в тени остальных, но ненадолго. 
Вы ведь знаете, что читаете триллер с элементами боевика и драмы, верно? ****** 
****** – одно из обращений к читателям. Да-да, я буду вас проверять, внимательно ли вы читаете. 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ: БЫЛО ВРЕМЯ I
– Эй, Джек! Выходи из своего трансового состояния, мы идём обедать! – Окликнул афро-американца Майкл, толкая его за правое плечо. 
Тот обернулся с хитрой и жадной улыбкой и выступающими белоснежными зубами. Это было больше похоже на поворот какого-то робота или головы, высеченной на скалах. В общем, было на это страхово смотреть. Но Майкл был из той редкой породы людей, ничего не боящихся. После минуты молчания он сказал: 
– Ладно, я пойду, но платить будете вы. 
После этого предложения мгновенно высохли слёзы Чана: в глазах (и в сознании) начал загораться зелёный огонь. На этот раз из-за наглости Джека. Однако китаец пока ещё держал себя в руках, советуясь с «милым чёрным ангелом*******» о моменте, когда начать разборку или (хотя бы) разговор. 
– Хорошо, надеюсь, нам хватит оплатить, верно, Чан? – спросил у своего друга Майкл. 
– Да, я тоже на это очень надеюсь. – Начал говорить китаец не своим голосом. 
Этот не свой голос был похож на голос человека, который задыхается и при этом он переполнен яростью и радостью одновременно. 
Вскоре после этого они направились к выходу из парка. Однако странные вещи начинали твориться: в парке, кроме этой троицы, не было ни одной живой души. Сколько бы Чан (уже нормальным голосом) ни кричал, он слышал только своё эхо на китайском языке. Спустя полчаса ему это надоело: 
– Проклятье! Мы, видимо, попали… 
В ответ на это Джек начал смеяться сумасшедшим смехом: 
– А ты только щас это понял? Е..ать тебя по самое ни балуйся! Какой же ты тупой!.. 
И вот именно в этот момент внутри Чана и чёрный, и белый ангелы сказали сознанию: «Хули ты встал, бл…ть? Бей его! » В ответ на это Чан потёр руки от удовольствия, в глазах загорелся факел зеленого пламени, и в голове заиграла песня «Добро пожаловать в джунгли»: 
– Всё, Джек, готовься к пиз…ецу… – произнёс Чан шёпотом быстро и злостно. 
И понеслась: Чан бросился на Джека, начав того душить. Джек сначала смеялся, а потом ударил китайца по морде. Затем слюни вылетели изо рта, но, к счастью, без зубов, пока. Чан тоже отвесил тому, только по носу, из которого начала буквально сразу хлестать кровь. После этого, ясен чёрт, был тайм-аут, но это было временно. 
Тем временем всё больше и чаще у Чана и Майкла было ощущение того, что время как будто остановилось. (На самом деле так оно и было, но знали об этом только я и Он. ) Между тем кровь из носа Джека продолжала течь. Он не мог додуматься о том, что кровь можно остановить тем, что находилось у его ног: подорожником. То есть, возможно и мог бы, если бы на уроках Основ Безопасной Жизнедеятельности присутствовал. Да-да, я именно поэтому и говорил, что он – дурак. Да и не только поэтому. 
В то же время зелёный огонь ушёл из глаз Чана. Вместо этого появилось синее пламя, пламя любви и грусти. Так как вы знаете его незавидную в этом отношении судьбу, то оно было и тем, и другим. Однако скоро чёрный ангел начал подкидывать дрова в сторону белого огня (именно огня, а не дыма и да, я знаю, что такого не существует), то есть, начал разжигать его прежнее хладнокровие. По телу Чана прошёлся холодный пот (это, на заметку, называется «нервы сдают»), и он стал тем же, каким и был, начиная с его последнего дня рождения, бывшего за день до поездки в Китай. Точнее, он был таким и до поездки, просто с восемнадцатилетием оно только стало сильнее. 
Что касается Майкла, то он просто вспоминал о России: вспомнил зиму, так как это было любимое время года, вспомнил свою семью, из которой у него была только мать. Вскоре он вспомнил, почему-то, хотя никогда не учил, молитву «Отче наш» 

 

ПРИМЕЧАНИЯ: 

“Однако китаец пока ещё держал себя в руках, советуясь с «милым чёрным ангелом*******»” – отсылка к песне The Rolling Stones “Sweet Black Angel”.

 II
Между тем Смит только пришёл домой. Он начал осматривать и свои апартаменты. Он заметил, что они по размеру такие же как у Китаянки. Он, осмотрев вновь квартиру, решил её убрать. Первым делом он убрал свои вещи. Все. Впервые за свои восемнадцать лет. 
Затем он снял плакат с Шоном Картером известным также как Jay-Z. После того как сделал фото с ним на плакате, правда. Это означало, что он хотел его выбросить. Он был готов изменится в лучшую сторону ради нее. ******* Между тем он после этого начал проветривать квартиру: открыл окна, где они только были, включая туалет. Затем он пошёл в ванную: он решил помыться, впервые за прошедший месяц. Вымывшись примерно через час, точнее, приняв душ и расслабляясь полчаса в ванной, он пошёл на балкон. 
Он смотрел в сторону, где находился тот парк. Он начал воображать себя с кубинской сигарой в руках. И вот он начал заниматься роскошью: мечтать. 
Он вообразил, что он – мачо ака Шварценеггер. Он начал двигать своими «мускулами» на груди, которые на самом деле были затвердевшим жиром. Потом он ту сигару вставил себе в рот, и он начал курить. Затяжки были не очень большие, но их хватило вполне, чтобы вспомнить Смиту фразу из фильма ’84-го года********: «Я вернусь». Под своим балконом он представил себе бассейн, точнее, два бассейна: один для того, чтобы купаться и один для того, чтобы согреваться. Под ним стоял первый, он начал представлять голых девушек там. (Потом выяснилось, что это были шлюхи. ) Среди них была Китаянка. В это время в джакузи находилась другая, первая, его девушка. Это была та же самая Джулия, по которой так тосковал Чан: блондинка с ростом 1, 61 метра, очень красивая, с не менее красивой душой. Чан не знал, что именно Смит ей рассказал о том, что китаец – представитель нетрадиционной ориентации и извращенец. Чан не знал, за что его кинула она в чёрный список, но если бы узнал об этом щас, то это было бы огромный факел зелёного пламени. Однако Джулия сама не любила ни того, ни другого: к Чану она относилась как к другу, хотя и знала, что он её любит (но он ответил так, что любит как друга, тем самым, соврав ей в первый и последний раз). Джулия была тем редким примером девушек, которые были и красивы и при этом не имели вторых половинок. Чан-то это знал и постоянно этому удивлялся, перечитывая их переписку. Хм, к слову о Чане… 

 

ПРИМЕЧАНИЯ: 
; «Он был готов изменится в лучшую сторону ради нее. *******». Намёк на самого же себя, хотя и не всегда успешно у меня это получается. 
; «Затяжки были не очень большие, но их хватило вполне, чтобы вспомнить Смиту фразу из фильма ’84-го года********: «Я вернусь». ». Отсылка к «Терминатору» и фотографии, где Шварценеггер стоит с кубинской сигарой. 

III
Чан ещё не впал в панику, однако он решил сесть на ближайшую скамейку, находящуюся в пяти шагах от него. Он сел и начал думать: «Что же это за чертовщина? никогда такого не происходило и вот на те! надо найти выход из этого е…учего положения! ». Однако затем он подпрыгнул, закричав так, что у близстоящей школы выпали стёкла и разбились. Почему подпрыгнул Чан, знал только он и муравей, укусивший его в жопу. Естественно, Чан решил искать ближайший травмпункт, однако перед тем надо было решить другую проблему: найти Джека и Майкла. Джека уже найти не получилось бы при любом желании, потому что он шёл домой. Майкл же находился в синей будке, где было написано по-русски «туалет». Вскоре он оттуда вышел. И вот, через пять минут, после расспроса китайцем русского, где «вы были, бл…ть? И где этот бабник? », они пошли в сторону травматического пункта. Что самое интересное, когда они пришли там никого не оказалось, кроме какого-то американца и какой-то азиатки, занимавшихся любовью прямо там. Чан сразу всё понял, поняв, где снимаются все эти «xxx-фильмы». Майклу же почему-то понравилось. Он хотел зайти снова, однако было поздно: китаянка уже получила оргазм. Естественно стимулированный, ведь настоящий она уже получила сегодня. Чан же начал бороться с эрекцией, так как он видел красивое нагое девичье тело, которое, он думал, что ещё девственное. О, как же он ошибся! Он так же не подозревал, что эта китаянка была той самой, что получает от них плату за жильё. Однако её было сложно опознать: она покрасила волосы в блондинистый цвет. Чан ошибся только в том, что думал, что это всё снимается на камеру. Майкл же тоже хотел заняться с китаянкой любовью, однако, как только он вошёл, она завизжала как девушка, которую увидели раздетой в раздевалке, то есть, истерически и пронзительно. Поэтому он поспешил оттуда выйти. Чан же на него посмотрел взглядом, в котором сочетались и укор и смех. Ясен черт: человек, знающий чуть не прекрасно о том, что вторжение в личное пространство не только оно, но ещё и грех. «М-да… Сразу видно, что этим не злоупотреблял…» Подумал тайваньский китаец. У Майкла же было настойчивое желание заняться этим. Не тем, а этим. Он, видать, не знает о том, что к каким последствиям это приводит. Хотя… чего ему ссать-то? У него девушки были и будут. Он может это делать. Однако ему не позволяла и совесть, и ощущение, которое он никогда прежде ощущал – чувство стыда. Джек в это время подал руку Чану в знак временного примирения. 

IV
В это время та проститутка, занимавшаяся сексом прямо в туалете, уже успела, и кончить, и сделать минет, и облизать со своих губ сперму. Затем она пошла домой. Когда она пришла, она застала у себя дома своего отца, китайца из города Далянь, чьими друзьями, до тысячадевятисотдевяностопервого года, являлись потомки белых, по имени Сунь. Сунь являлся министром по Министерству Внутренних Дел Китая, несмотря на то, что среди его знакомых, включая друзей и родственников, были разные асоциальные элементы. Сам он стал министром после того как сначала на его глазах убили его собственную жену, а перед тем убийством, изменившем его дальнейшую жизнь – убийство министра МВД, за подозрения в том, что он брал взятки. Так Сунь и стал министром. Уже восемнадцать лет он сидит на этом посту и раскрывает всякие громкие дела, которые под силу только ему. Хотя человек он достаточно противоречивый – он может и смеяться и плакать одновременно, несмотря на то, что у него часто бывает шок и стресс из-за того, что его дочь не пошла по его стопам, а стала владельщицей дома и проституткой. Впрочем, он мог бы что-нибудь сделать, если бы не одно «но» – его единственная дочь была незаконнорожденной, а законнорожденная дочь погибла в животе матери, когда в неё кинули бомбу. Кто кинул, не выяснили до сих пор, хотя сам Сунь знает, кто и не хочет его подставлять, так как… это его парень. Да-да, вам не показалось, у Суня есть парень и его зовут Хан, работающий таксистом. С ним наши герои уже знакомы: он их подвёз специально к дому, которым владеет дочь его любимого Суня. Именно поэтому Сунь никогда не ночует в квартире китаянки, а ночует и е…ётся с Ханом, а потом целуются. Почему же Сунь стал представителем нетрадиционной ориентации? – спросите вы. Но я вам не отвечу, вы можете вполне догадаться и сами, так как почти все важнейшие вехи его тридцатисемилетней жизни вы уже знаете. 

ГЛАВА ПЯТАЯ: ОСКОРБЛЕННЫЕ I
– Ну что, дочурка, как ты? Закончила уже школу? – спросил Сунь, закрывая за Китаянкой дверь. 
– Ну естесна, пап, что за глупый вопрос? Ты же сам присутствовал на выпускном и видел как мне вручали аттестат и золотую медаль за отличную учёбу! – возмутилась она, недоверчиво смотря ему прямо в глаза. 
– А, так это была ты, Цы? Я удивлён, что ты это ещё помнишь! – назвал свою дочь по имени Сунь. 
– Да как это возможно забыть, если кое-кто – сказала она, указывая прямо на своего отца Цы, – решил всем сказать: «Я отец этой супер умной девушки, и я уверен, что она пойдёт по ступам своей матери! ». Как это можно забыть, отец? Я тогда заплакала и тот случай я запомнила на всю оставшуюся жизнь, если бы я не знала, кем работала моя мать, я бы пошла учиться на секретаршу, чтобы работать рядом с тобой. 
– А разве ты не учишься на секретаря? – очень удивился отец проститутки. 
– Нет, пап, я уже работаю! Я работаю блудной женщиной, и у меня есть будущий муж! – ответила та ему очень дерзко. 
– Какой у тебя может быть муж, Цы, если ты даже не можешь прокормить себя! Ты вообще задумывалась когда-нибудь с того момента, как год или два назад, тебе наступило восемнадцать? Ты… ты даже себя не можешь прокормить, ты, когда в последний раз смотрелась в зеркало? Ты настолько истощена, что ни один нормальный мужик (если он, конечно, не извращенец полный) не будет с тобой жить после того, как посмотри на твои кости, которые выпирают. – Сказал Сунь, указывая на её дряблые руки и ноги. 
– Я могу себя прокормить, отец. И, в отличие от тебя, у меня всё в порядке с головой, так как я не ору на весь дом о том, что я зарабатываю на жизнь проституцией. Зато полгорода знает, что ты гей, но только ты, да я, да мы с тобой знаем о том, кто убил мою мать и знаю даже за что и каким образом. – Сказала Цы последнее предложение шёпотом, так как ей было стыдно об этом говорить даже в своей собственной квартире, доставшейся, как и весь оставшийся дом, ей в наследство от, как вы теперь знаете, если, конечно, помните, её матери. 
– Хм, какой же ублюдок мог раскрыть мою тайну, и кем был тот самый убивец? – Прищурился Сунь, начиная впадать в панику. 
– А ты подумай логически, а я пока проведаю своего будущего мужа, от которого скоро будет ребёнок. – Сказала ему на ухо Цы. 
– Вот ведь дочь, а? Вся в мать – такая же хитрая, наглая и сексуальная. – Подумал Сунь и начал вспоминать, кто мог рассказать всю тайну про его нетрадиционную ориентацию и кто сказал, кем был тот убийца и причины для убийства… 

II
В это время Смит уже несколько раз пытался позвонить то Чану, то Джеку, но опадал он на какой-то номер, где отвечали «Данный номер находится в Соединенных Штатах Америки. Пожалуйста, перезвоните позже, в настоящий момент номер заблокирован его владельцем. » Конечно же Смита, как всякого избалованного своими родителями человека, это раздражало не меньше, чем коммунистов прозвище «коммуняга», но что поделать, если суровая действительность жизни была такова. Тем не менее, время шло, и уже перевалило за два часа дня – такое время показывали часы, висевшие на стене. Вскоре Смиту надоело их ждать, и он уже начал одеваться, когда вошла Цы. Ей надо было с ним поговорить о том, что изменит его дальнейшую жизнь, в том числе его отношение к ней: 
– Привет, любимый. Мне надо с тобой поговорить об очень важных вещах. Я надеюсь, что ты относишься к ним не менее серьёзно, чем я отношусь. – Начала она говорить на всё том же ломаном английском, но уже лучше. 
– Эмм, ну я как бы собирался искать своего брата с его лучшим другом и с моим лучшим другом. – Замялся индеец, так как он считал, что это более важно, чем разговор, который происходил прямо сейчас. 
– Ну они могут подождать тем более, что ты плохо знаешь этот город. – Ответила ему Цы. 
– В принципе, ты права, только я знаю, о чём ты хочешь со мной поговорить. – Посмотрел на неё сначала одобрительно, а потом искоса Смит. 
– Хм, и о чём же? – Её глаза начали блестеть, а рот улыбаться. 
– О сексе. – Ответил он ей. 
– Молодец, умница! Как до тебя дошло? – Начала она смеяться от счастья. 
– Ну так любой может догадаться, кто с тобой сегодня трахался. Надеюсь, я был один? – Недоверчиво спросил американец. 
– Да, конечно. – Сказала Цы, а про себя подумала: «Хорошо, что он не знает, кем я работаю». 
Она уже хотела ему сказать, что у них будет ребёнок, когда позвонил какой-то неизвестный номер. На звонке у Смита стоял один из первых синглов группы Guns N’ Roses “Welcome to the jungle”, так как Смит был одним из родственников вокалиста этой группы – Уильяма Брюса Роуза-младшего. 
III
Это звонил никто иной, как Чан. Чан звонил уже пятый или четвёртый раз и всё безуспешно, так как Смит никогда не брал трубку, когда видел неизвестный ему номер. Чан уже хотел начать материться, когда увидел небольшой ларёк, на котором было написано, естественно, по-китайски: «Табак и алкоголь». К счастью, те несколько тысяч тайваньских юаней, заработанных честным трудом на своей родине, он смог обменять на юани китайские, и всё бы ничего, если бы не одно «но»: Джек опять куда-то пропал. Как оказалось позже, то есть после обеда, он звонил Смиту, чтобы спросить у того, сколько времени они отсутствуют. Да, Джек довольно противоречивый персонаж, но что ж поделать, если его в пьяном состоянии родила собственная мать. В отличие от своего двоюродного или троюродного братца, который жил в Канаде. Если вы знаете мою библиографию, то вы с лёгкостью отгадаете имя этого персонажа. Хотя… его имя вы ещё узнаете, причём на страницах этой книги. Именно, они перекликаются: и по родственным связям, и по связям между двумя книгами, действия которых проходят в двух величайших странах Евразии… 
Джек уже начал звонить Смиту и услышал немного гнусавый голос последнего, когда сзади него появился какой-то странный человек в полосатой майке больше похожей на матроску. На его правой руке была нарисована эмблема эсэсовцев, а на левой свастика. При всём при этом он был монголоидом, носил усы как у фюрера и прическу как у того самоубийцы, отравившего себя и свою любовницу Еву Браун ядом. Сами понимаете он был, как и все нацисты, включая часть американцев, частью которых не является Смит, но частью которых является его двоюродный брат, сбежавший из резервации в семь лет, расистом. Да, я считаю эту фобию представителей других рас и национальностей, одной из тупейших, но это не мешает части людей быть неонациками, а часть расистами. Как бы то ни было, это был родной брат Хана, того самого голубого таксиста. Но этот неонацист не был геем – он их ненавидел, и его брат исключением не являлся. Истинный неонацист. Он считает и русских недолюдьми, и проституток недопрофессией. Почему автор сего произведения знает об этом? Всё очень просто, товарищи, читающие пятую из четырнадцати глав главу: я интересовался, кто был в лагерях смерти во времена Второй Мировой Войны. Как бы то ни было этот монголоид начал бить Джека. Тот старался этого не замечать, так как он, наконец, дозвонился своему лучшему и, прошу заметить, единственному другу – Смиту: 
– Аллё, Смит, ты на связи? – спросил чёрный индейца. 
– Да, канеш, раз ты со мной разговариваешь, то я на связи. Ты когда-нибудь будешь включать свои мозги или как? – спросил Смит, усмехнувшись. 
– Да, буду, если ты не будешь мне постоянно об этом напоминать. Слушай, сколько ща времени? – спросил Джек. 
– А ты сам не можешь посмотреть, что ли? – Начал злиться Смит. 
– Сука, у нас время остановилось, бл…ть! Если бы ты был здесь, то увидел, что даже качели встали, хотя на них катались стоящий подросток и маленький ребёнок, готовый упасть с качелей! 
– Ладно, ладно, верю. Два часа пополудни. Всё? – спросил индеец, уже вешая трубку. 
– Да, конечно, спасибо за помощь, дружбан. – Сказал негр. 
– Ради тебя что угодно, моя милая Цы. Ой, это не тебе, пока. – Были последние слова Смита. 
«Хм, кто такая эта «Цы», и как она оказалась у нас в квартире? Надо будет во всём разобраться» – подумал Джек, слушая телефонные гудки. 
Затем он развернулся кругом, чтобы пойти к своим хорошим знакомым, но увидел того подозрительного монголоида и хотел закричать, о тут появились откуда ни возьмись низкий человек с котелком и рыжевато-огненными волосами на голове и с разными глазами, высокий брюнет с одним зеленым глазом, а с другим пустым, огромный чёрный кот и клетчатый человек с треснувшим пенсне. 
Последний начал говорить со своим тенором так, как будто блеял: 
– Ну что, Мессир, мы заберем их к себе? 
– Нет, ещё рано, Фагот, ещё очень рано. Одного сейчас всё равно Азазелло убьёт, а другого пристрелит его приспешник, хотя я не имею права, в отличие от романа, где я один из главных персонажей, говорить персонажам этой повести об их смертях. – Ответил клетчатому высокий брюнет. 
– Мессир, а можно я тогда? – Попросил кот. 
– Ладно, Бегемот, отрубай ему голову, как когда-то Бенгальскому. 
И вот этот нацист уже без головы. А Воланд, как и его свита, исчезли так же внезапно, как и появились. 
– Кто это могли быть? – подумал Джек перед тем, как увидеть перед собой рассерженного Чана. 

IV
– Ах ты недомерок е…учий, сука тупая, черная вечно улыбающаяся без явной причины харя! – Начал на Джека ругаться китаец, которому порядком уже надоели постоянные ускальзывания из вида выходки этого человека, который ему был противен уже примерно пять лет. – А ну отвечай: где ты был и что делал? 
– Я что тебе на допросе? – Начал огрызаться в ответ Джек. 
– Да бл…ть! Е…аный дурак! Отвечай же, живо! Если бы е…учее время не остановилось, то я бы уж давно… – Начал всё более агрессивным становиться Чан. 
– Я бы тебе с радостью ответил, если бы ты сменил сначала свой тон – со злого на тихий и смирный. – Начал его упрашивать Джек. 
– Хах! Ты бы его слышал, Майкл. Он ещё мне что-либо хочет доказать. Майкл? Ясно всё. – Усмехнулся Чан, начиная оглядываться по сторонам ища своего лучше друга. – Я бы на твоём месте брал пример с него, Джек, так как он о нас беспокоится, несмотря на то что вы даже с ним не знакомы. 
– Бе-бе-бе, бе-бе-бе…. – Начал передразнивать Чана Джек, но тут вспомнил, чем можно насолить тому ещё хлеще. – Если что, я знаю, кто отбил у тебя Джулию! 
– Ой да ладно?! – неподдельно удивился Чан. – И какой же засранец это мог быть? Ты ли это? 
– Нет, ты будешь очень удивлён тому имени, которое я сейчас назову. – Посмотрел на него свысока Джек. – Но я его назову только при одном условии – если ты не будешь говорить тому человеку о том, что я сдал его. 
– Ты думаешь, я – ябеда? Ха, ты меня очень плохо знаешь! – Прищурился Чан. 
– Это радует. В общем, имя того человека – это… – Начал говорить Джек, когда Чану позвонил Майкл. 
– Аллё, я тебя слушаю. – Взял трубку Чан. 
– Вы собираетесь идти к ресторану или как? Я вас уже двадцать е…учих минут жду! – Начал ругаться Майкл. 
– Ну уж извини, просто Джек куда-то телепортировался, а потом обратно. – Объяснился Чан. 
– Чё за ху…тень ты несешь? А ну быстро пошли к этому ресторану китайской еды. И скажи Джеку, чтобы он позвонил тому е…учему русофобу! – Сказал Майкл и положил свой телефон на стол. 
Майкл был не особо терпелив. Особенно, когда дело касается того, чего он не делал несколько часов подряд. Например, той же самой еды. И потом – ему нужна была компания, несмотря на то, что его голова не помнила о том скандальном случае. 
Чану такая реакция, конечно, не понравилась, но он отлично понимал, что Майкл – человек вполне разумный, и его ор на Чана, благодаря открывшейся экстрансионной способности Джека, был вполне благоразумен. Надо отдать должное их дружбе – именно благодаря им, мы являемся свидетелями той демократии, которое имеет моё личное значение – анархии и беспорядка. Да и потом, если вы увидите клип на песню “Chinese Democracy”, то вы обязательно это же и увидите.

V
Ах, Китай! Нет страны более противоречивой и интересной, чем ты! Почему именно ты и остался оплотом коммунизма в этом чёртовом мире, а не страна, которая в 1921 году породила в тебе это противоположное цивилизованным странам направление, известное всему Западу, как социализм, устрашавшее весь высокоразвитый капиталистический мир целых 70 лет? Почему именно ты, Китай, несмотря на всё дерьмо, которое чинит России Запад, принимаешь и на свой счёт тоже? Почему именно тебя в 13 веке завоевали монголы, вые…ав всех китайских женщин и сделав всех их потомков монголоидами, а не европеоидами, которыми они являлись до 1279 года? Почему именно про тебя Эксл Роуз написал шестой альбом, вызвавший резкую критику твоих властей, сидящих в Пекине? Почему именно ты был так слаб в то время, когда западному империализму, в котором Россия не была исключением, ты не смог противостоять? Почему именно ты воспитываешь в нас ощущение зависти и сочувствия к тебе одновременно? О, Китай, никогда не отступай от своих принципов, ибо ты, Китайская Народная Республика, – единственная в мире страна, способная уничтожить единственных в этом мире конченных патлатых говнарей и объе…осов человеческого рода в лице американцев! Китайцы и русские могут всё, что в их силах. Лишь бы такого дерьма как Пендосия не было на свете! Этот монолог и завершает последнюю главку в пятой главе. 

ГЛАВА ШЕСТАЯ: РАЙАД И БЕДУИНЫ I
Направляясь к тому ресторану, нельзя было не заметить какого-то чувака и бедуинов. Скажем так, если вы увидите его и не поразитесь его внешности, то вы абсолютно е…анутый человек. Ибо… он приплыл с Мадагаскара, о котором речь идёт в следующей главе, вручную, на лодке. Господи, его тело очень искажено. Ну прям очень. Не буду о нём говорить, просто учтите, что этот мудак есть и всё. Забудьте о нём и вспомните о нём, только уже в следующей главе под названием «ГЛАВА СЕДЬМАЯ: МАДАГАСКАР». 
Проходя мимо этого зоопарка, который Чан назвал «скорее цирком, чем зоопарком», было множество других интересных вещей, таких как загримированные львы, рычащие клоуны и прочее. Хотя это как посмотреть, потому что вполне возможно, что автор, который следил за персонажами этой книги, могло показаться, ведь он перед этим употребил очешуенное количество наркоты. Надо признаться, что ему это не особо понравилось, так как это был его первый опыт. Хотя, почему это я должен зацикливаться сам на себе, если я самого себя ненавижу? Всё-таки мы все эгоисты, как ни крути. Жаль… а ещё хотим этот е…учий мир изменить. ДА ЧТО МЫ БЛЯТЬ МОЖЕМ СДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ДЛЯ НАС ВЕСЬ МИР – ЭТО НАША СЕМЬЯ, ОКРУЖЕНИЕ, ДРУЗЬЯ, ЗНАКОМЫЕ, ПРИЯТЕЛИ, ЛЮБИМЫЕ ЛЮДИ И КОЛЛЕГИ?! Не буду к этому возвращаться, а не то придётся писать «Философ 17-летний», как продолжение моего философского рассуждения в виде третей части после «Философа 16-летнего» и полу-сатирического, полу-философского содержания рассказа «Когда буду всегда ленивым», который я писал два месяца и за которые я удосужился 66 лайками. Чёт я опять отвлёкся, но да ладно… 

II
– Почему вас долго не было, я ещё раз вас спрашиваю?! – начал кричать Майкл, увидев «лучших врагов» на пороге расово верного китайского ресторана. 
– Ну, я случайно телепортировался к телефонной будке… – Начал объясняться первым Джек. – Я там звонил Смиту с целью узнать, какое сейчас время. 
– Разумное-неразумное произведение, но оно хотя бы объясняет, почему ты сейчас не выпендриваешься. – Остался довольным Майкл. – А ты, мой единственный лучший друг? – спросил Чана очень сурово он же. 
– Ну как бы тебе сказать, я очень долго искал этого «телепортирующегося», и поэтому так поздно вышел. Если бы не он, я бы вышел гораздо раньше. 
– Это объяснение мне ещё больше нравиться. Ладно пошли есть, там нас ждёт Смит. 
– Когда он успел?! – выразил нелживое удивление Джек. 
– Тебя не е..ёт, девственник. – Ответил Смит. 
К счастью, в ресторане совсем не было тех, кто понимает прекрасно по-английски, и именно поэтому всё прошло благополучно. Ресторан был построен в стиле последней истинно китайской династии Мин, и именно поэтому его название было написано иероглифами этой эпохи: 14-17и вв. 
В то же время в ресторане находилось самообслуживание, что придавало ему европейский вид изнутри, что очень нравилось Джеку и Смиту, в отличие от Чана и Майкла, которого интересовало китайское законодательство, китайская история и конечно китайская культура. Именно на этом и была построена их дружба, как бы это странно ни звучало. 
Смит же начал рассказывать о том, что произошло за те три часа, что их не было. 
– Нет, ты серьёзно? Нас не было целых три часа?! – не мог никак поверить тайваньский китаец. 
– А что тебя удивляет? Всё ведь в норме. – Посмотрел на него Смит таким взглядом, каким он в последний раз смотрел, когда сдавал экзамен по математике, чтобы поступить в университет по специальности «политология». 
– В относительной, американец. – Нашёл, что ответить Чан на это, как ему показалось, оскорбительное предложение – В относительной норме, если ты не заметил, что время остановилось. 
– Ой, подумаешь проблема! – Ответил Смит, начавший входить в азарт. – Когда у меня часы встали, я дое…ывался только до своего друга, приехавшего из Украины! 
– Да? – Начал огрызаться уже сам Чан, который входил в азарт только под влиянием своего брата, который был азартен не менее самого Толстого-Американца. 
– Да! – ответил Смит, которому такой поворот дел не нравился. 
– Господи, вы двое, можете уже прекратить! – Начинал уже ругаться Джек. – Вы этим можете заняться в другое время. 
– Например? – спросили те двое. 
– Например, когда мы все вместе поедем в Америку. – невозмутимо ответил афро-американец. 
– Я впервые горжусь тобой, Джек! – начал восклицать Майкл, поднимая руки как на рок-концерте. – Это был очень смелый и мудрый поступок! 
– Не знаю, насчёт смелого, но с мудрым согласен. – Подтвердил это Чан. 
– А ты вовсе не так глуп, каким можешь показаться! – Прокомментировал это Смит. – Я ещё раз убедился, что мой выбор был не напрасен. 
– Ой, да ладно вам… – Начал отмахиваться Джек. 
III
Но тут их дружелюбную беседу прервало нечто, что угрожает всему миру. Это были террористы, ворвавшиеся в ресторан китайской кухни Средневековья. Террористы говорили по-китайски с акцентом, и Чан это хорошо понял, особенно по тому акценту, что их отличал. В Тайване у него было пять по японскому языку, и то, что они говорили между собой, он отлично понимал. 
Он решил с ними переговорить. Нашед среди этой пятёрки лидера, он решился на очень ответственный и важный поступок – решил с ним переговорить о том, чтобы они не нападали на этих четырёх, сидящих у окна и евших вкуснейшую лапшу с куриным супом. 
– Слушайте, ребят, я, конечно же, всё понимаю, что вы являетесь вандалами, и вы хотите взорвать к е…еням это здание, но поймите – здесь есть мои друзья, и они дороги мне. – Начал Чан. 
– Хорошо, я тебя выслушаю. – Сказал лидер террористов японец с кличкой «Роджер – чёртов пидор», садясь на стол. – Вы двое! – подозвал он террористов, которые были в бело-красном костюме. – Приведите ко мне здешних шеф-поваров: я буду делать заказ для себя и этого учтивого китайца, говорящего по-японски лучше, чем моя японка-мать. 
– Спасибо за этот комплимент, но я того не стою, как вы ни старайтесь, сэр. – Начал отмахиваться от этих комплиментов тайваньский китаец. 
– Ну, это ты зря, парень. – Откликнулся на это японец. – Я хорошо знаю твою страну. И уж поверь мне на слово, твоя родина будет нашей! 
– Ты знаешь мою Родину? – удивился Чан. – Но откуда? 
– Парень, мы же террористы. – Прошептал ему на ухо «Роджер – чёртов пидор». – Мы должны вселять страх во всех и каждого. 
– Вполне логично. – Не мог не согласиться Чан. 
– Соответственно, мы должны создавать видимость того, что мы знаем о тебе ВСЁ. – Продолжал лидер японских террористов. 
– Но мы же можем договориться, да? – Всё же не отступал от своих принципов тайваньский китаец. 
– Когда те уё…ки приведут поваров, тогда, конечно, без проблем. – Сказал уже не шёпотом японец. – Я – человек нормальный, несмотря на кличку. 
– Так я оно и вижу, парень. Хоть я и не психолог. – Рассмеялся Чан. 
– Хах, ну спасибо и на том. – Ответил ему японец. – Когда же они, наконец, придут? – Начал он нервничать, ударив кулаком по хрупкому столу. 
– Тише, тише… Не нервничай. – Хотел его успокоить Чан. 
Но тут он сам вспомнил, что и у него бывают нервные срывы. Он старался их прятать при виде этого опасного человека, который мог с лёгкостью взорвать к е…еням этот китайский ресторан, которых по всему много Восточному Китаю, где находится тёплое море, в которое позже будет выброшено тело Джека. 
IV
А пока он живой и старается не показывать вида, что ссыт перед этими террористами. Это сложно, но у него получается. И всё же он немного, самую малость, заслуживает уважения. В то же время Майкл не ссыт, а просто смотрит в окно и дышит свежим воздухом в этом парке, как будто ничего и не происходит. Вот она настоящая невозмутимость и независимость от обстоятельств. Таких людей уважал Михаил Афанасьевич, таких уважают и другие люди, которых называют «двигателями человеческого духа». Таких мало, но они есть. 
Смит же смотрел сквозь свои солнечные очки одним глазом на дождь, что идёт на улице, другим на Чана, как тот разговаривает с главой террористов. У него нет косоглазия, если вы так подумали. Хе-хе, в первый раз, когда его увидишь и не так посмотришь. Но мы-то с вами знаем… 
Дождь барабанит по земле не хуже Джона Бонэма, величайшего барабанщика всех времён, который барабанил в рок-группе Led Zeppelin, скончавшегося в 1980 году в 32 года от того, что набухался как чёрт. 
1980 год…. он же последний год семидесятых годов. Много он бед принёс людям. Особенно двум величайшим рок-группам тогдашнего периода. Led Zeppelin потеряли своего барабанщика, AC/DC потеряли своего второго вокалиста, Бона Скотта, тоже набухавшегося как чёрт и умершего в возрасте 34 лет. Pink Floyd же начали конфликтовать. Этот конфликт до сих пор не разрешён, хотя прошло уже более двадцати лет. Плохо, очень плохо… 
Дождь всё ещё дождит, а на улице уже начинаются перемены в лучшую сторону. Выходят дворники, которые выгребают эти чёртовы лужи в другую сторону. Никакой пыли, только дождливый запах. Но это на улице, а у нас в ресторане… 
Ресторан заполняется запахом только что закончившегося дождя, и люди, кроме террористов и нашего немузыкального квартета, радуются этому, вдыхая свежий воздух улицы. 
Смит, наконец, снимает свои очки. Под глазами все, кто видит его, видят слёзы. 
– Господи, я так скучаю по Цы. – Невольно он произносит вслух свои мысли. 
– По кому? – переспрашивает Джек. 
– По Цы. По той, кому мы платим три юаня в месяц. – Промолвил Смит, стараясь не показывать свою грусть. 
Он встал из-за стола и выбежал в туалет. Невольно попав в женский туалет, ему повезло, что там не оказалось ни одной женщины. 
– Прям, как баба. Ей-богу. – Начал упрекать его Майкл. – Подождать не может, что ли? 
– Солидарен с тобой абсолютно, Майкл. – Согласился Джек. 
Женский туалет, обычно заполненный женской очередью, был почти полностью пуст. Смит хотел посмотреть фотографию своей любимой и любящей Цы на телефоне, но он не мог, ибо у него не было ни моральных, ни физических сил, взять телефон, чтобы посмотреть ту фотку. 
Ему ужасно не нравилось всё то мероприятие, что было придумано Майклом. Но он не мог ничего с этим сделать, так как он был лишь обыкновенным парнем, не обладающим лидерскими качествами. 
Джек же думал о том, как вызвать полицию, но так как он не знал китайского языка, ему оставалось надеяться на благоразумие Чана, который единственный из всего ресторана смог с ними найти общий язык, как в прямом, так и в переносном смысле. 
Майкл ждал, когда принесут тот, наконец, чёртов счёт, который он ждал уже несколько минут. Официант старался высвободить тех поваров, но после того как выяснил, что их можно ограбить и ему, молодому студенту шанхайского университета по специальности тюркских языков, ничего не будет, он всё же решился на то преступление. 
Смит очень сильно переживал за Цы так как он считал, что она дома одна. Но он заблуждался. Очень сильно заблуждался. Мало людей, кто так сильно заблуждается. Но он – не экстрасенс, так что ему можно простить эту оплошность. Так простим же его, пока можем! 

V
– Вот и они, парень, с которым мне нравится общаться! – Объявил во всеуслышание лидер террористов. – Наконец-то! 
– Да и не говори. А вот насчёт того, что тебе нравится со мной общаться, я рад. – Сказал Чан, поглядывая в правую сторону от того стола, за которым сидели те двое. 
– Я рад, что ты рад! – Воскликнул японец, имеющий кличку «Роджер – чёртов пидор». – Почему вы так долго, уё…ки, бл…ть? – строго спросил он других террористов, держащих за руки двух поваров. 
– Извините, сэр, но они долго противились! – Начал говорить по-японски, но с китайским акцентом, первый – главный – террорист. 
– Меня не е…ёт! Вы должны были их привести ещё – тут лидер террористов посмотрел на свой японский телефон – полчаса, мать его, назад! Не заставляйте меня делать то, что было в самом начале вступления в нашу группировку. 
– А что было? – Поинтересовался Чан. 
– О, тебе лучше этого не знать! – Предупредил его «Роджер – чёртов пидор». – Я просто не могу разглашать эту инфу, так как она – почти такая же, как первое правило «Бойцовского клуба». Если смотрел, то поймёшь о чём я. – Тут он подмигнул Чану. 
– Жестоко там у вас… – Произнёс Чан. – Прям, как какая-то секта. 
– Согласен, но это безопасно. – Сказал ему лидер террористов. – Так что лучше проваливайте отсюда, бл…ть, а вы двое – тут он обратился к шеф-поварам – останьтесь. Мы будем делать заказ. 
Несмотря на тот факт, что Чан и «Роджер – чертов пидор» были очень похожи в плане характера, они всё равно друг от друга отличались своими взглядами на жизнь. «Роджера – чёртова пидора» прозвали так, после того, как увидели, что он накрасил свои губы, хотя тогда он был бухой. На самом же дело его зовут Шон, и его назвали родители, которые являются хиппи, в честь второго сына кумира всех хиппи мира – Джона Оно Леннона. У Шона нашего рассказа нет никаких талантов, кроме как обманывающе умиротворяющего любого человека. Кроме Чана, который сразу увидел Шона, как того человека, с которым можно договориться без прибегания к взяткам, насилию и спорам. С годами таких всё меньше, ведь Бог забирает к себе только лучших и убитых людей. 
Что же касается самого Чана, то его жизнь наглядный пример той жизни, которая никак не вяжется с понятием «счастливая жизнь». Извини, Чан, но это так. Чан – классический пример тех сумасшедших героев, которые дополняют всеми нами любимые американские триллеры. Точнее, теми, кто любит смотреть триллеры. Ну вы в принципе и сейчас читаете триллер, так что ваше время зря не потрачено. Я гарантирую это, как автор сего аморального произведения! Но не отвлекаемся ни на секунду, ибо это вам будет многого стоить в будущем. 
Чан хотел начать первый заказывать, но он заметил, что руки шеф-поваров завязаны, и соответственно те не могли что-либо приготовить самостоятельно. Чану это не особо сильно понравилось, и он обратился к Шону: 
– Какое твоё настоящее имя? – спросил его Чан. 
– Шон. – Ответил тот даже не поворачиваясь в сторону Чана, так как очень сильно был занят подглядыванием на огромные сиськи какой-то очень сексапильной блондинки в красном облегающем платье. Но чтобы не показаться невежей, он спросил в ответ: – А твоё? Тебя-то как звать? 
– Чан. – Тут они оба пожали друг другу руки. Руки она по температуре приблизительно равны кипятку, в то время как Чана холодный как лёд. После того как они пожали руки появился пар, который включит противопожарную сигнализацию и пошёл дождь внутри этого деревянного ресторана. Никому это не понравилось, особенно шеф-поварам, начавшим по-китайски матерится. 

VI
Разрушающая ресторана всё лилась и лилась, разрушая китайский ресторан, построенный в стиле последней исконно китайской династии под названием Мин из дуба четырнадцатого-семнадцатого веков. Запах, которой шёл в это время от ресторана, был божественен, особенно для тех, кто обладал прекрасной возможностью находится внутри ресторана в тот момент. 
Чан всё же решился попросить Шона выключить эту сигнализацию, так как прекрасно понимал, что эта вода разрушала этот древний ресторана и один из старейших на территории Шанхая. Шон, как любой японец, был этому удивлён очень сильно, но, увидёв, что Чан абсолютно серьёзно, с этой минуты начал уважать тайваньского китайца. Шон всё же выключил сигнализацию. Чан же развязал руки шеф-поварам, которые, наконец, впервые за этот томительный час, стали свободны почти абсолютны. Но им надо было выполнить заказы, от которых зависит судьба их единственного места работы – этого китайского ресторана. Они были готовы приготовить эти заказы, чтобы спасти свой ресторан. Да, ответственность большая, но что поделаешь? значит, так надо! 
– Я буду ваше лучшее блюдо, которое как-либо связано с моей родиной – Японией! – приказал Шон очень строгим, но снисходительным тоном. 

– Я тоже буду ваше лучшее блюдо, но как-либо связанной с Пендосией, Россией, вроде, и Тайванем! – практически также сказал Чан, начавший входить во вкус, под влиянием Шона. 
Шону это начинало нравиться, что он хоть в чём-то вкусе из тех, кого он раньше не знал. Послышался его недобрый смех, который всё же заставил Смита выйти из женского туалета. Вы только вдумайтесь, как он сильно смог повлиять на этого индейца, двоюродного брата другого индейца, о котором вы услышите в Книге Второй. 
Смит вышел из женского туалета, совершенно иным человеком. В его характере проявилось наконец то, чего так долго ждал его отец, не доживший до этого чудесного преображения. Он умер, когда Смиту было всего лишь шестнадцать лет. Отец Смита, которого звали Джо, с кличкой Синие Очи, так и не смог воспитать в Смите ту личность, какой он был сам. Джо был живой легендой того захудалого городка, что находился по близости с Олбани, одним из старейших городов в штате Нью-Йорк. За свою пятидесятилетнюю жизнь Джо смог изменить весь город в том направлении, в котором находятся обычно города-миллионники. Он встретил мать Смита слишком поздно для мужчины его возраста. Ему было тридцать четыре года, и он работал преподавателем по биологии, точнее, человеком с научной степенью в области «Оплодотворение». И, когда почти все студенты и студентки сдали экзамены, осталась только она. Единственная и неповторимая. Девушка, чьи рыжие волосы развеваются так же прекрасно на ветру, как и свадебное платье. Девушка, которая является всё ещё девственницей и лишь собирается стать учёным. Девушка, чьи широкие и большие глаза, заставили Джо перестали глядеть сквозь очки на всех и каждого строгим взглядом. Девушка, страстно полюбившая своего профессора и желавшего лишь одного – секса. Так и был зачат Смит. Время идёт, а люди стареют, независимо от того, хотите ли вы этого или нет. Его не е…ёт, когда вы, наконец, это поймёте, люди?! Эх… 
Майкл никогда ни на кого так не смотрел, как тогда на Смита. Это был взгляд человека, которого увидел харю, он знал лишь один день, но который преобразился до неузнаваемости внутри. Судя по дальнейшему разговору, это было видно особенно. Важно это всё помнить. 
Джек хотел уже отвернуться от своего лучшего друга, но затем вовремя сообразил, что от этого дружба лучше не станет, а только ухудшиться. Всё же он – парень неглупый. Он ещё долго будет разрушать ваши стереотипы о самом себе. Да, он вам, как, впрочем, и мне, никогда не надоест. Пора кончать главу…

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ: МАДАГАСКАР I
О, чудесная страна Мадагаскар! Тебе можно дивиться сколько угодно раз, пока не надоест. Мадагаскар, спасибо, что ты есть на карте этого грёбанного мира. Ведь если бы тебя не было, то многие дети и взрослые, желающие походить на детей, смотрят мультик, вышедший в 2005 году и закончивший ту трилогию в 2012 году. Я почти на сто пудов уверен, что это было связано с Концом Света, в который так рьяно верят тупые объе…осы, чьё настоящее имя, в отличие от пендосов, – американцы. 
Вы спросите меня «каким боком связан Мадагаскар с Китаем? ». Я Вам найду, что ответить не переживайте только. Да прямым, бл…ть! Таких простых вещей не знать-то. 
Если вы не забыли, что Чан живёт вообще на территории Тайваня, то вы, если интересуетесь этнографией, как автор сей аморальной книги, то знаете, что в Тайване живёт та же группа народов, что и на Мадагаскаре. Эта группа народов называется австронезийцами. 
Пора бы вернуть вас и себя к Мадагаскару и главному герою этой и следующих двух главок. Это очень большое исключение для этой книги, когда мы переключаем внимание с главных героев на тех, кто мало как связан с книгой вообще. Здесь, в этой книге, это специальное предложение для вас, дорогие и горячо мною любимые читатели, так что спасибо, что читаете её с таким же удовольствием, с каким я её пишу. 
Но, однако же, если вы знаете мою библиографию, то вы, скорее всего, знаете, что первый случай применения такого приёма, как «интервенция массовой культуры в мои произведения», название придумано мною самим, был произведён в моей первой и, пока что, самой большой книге по имени «5 друзей: путь к замку». Прочитайте, не пожалеете, очень поучительная книга, которая, если честно с вами говорить, менее интересна, чем та, которую вы сейчас читаете. Там есть мораль – здесь же она отсутствует. Точнее, нет, не так. Здесь мораль имеется, но очень сильно замаскирована под жирным слоем мата, порнографии и матерной лексики. Ищите сами, читатели, ибо, ни один автор в своих произведениях напрямик не говорит о морали в своей книге. Я – не исключение. И, хотя я не классик, но моя «личная классика», как я свои книги называю, известна и за пределами моего родного города и даже Родины. 
Теперь пора бы вернуться к самому известному из всех моих второстепенных персонажей, чьё имя было мною позаимствовано нечестным путём у Эксла Роуза. Надеюсь, он меня простит за этот плагиат только в плане имени из его песни… 
Райад – известный в недавнем прошлом учёный, который изучал китайский язык по совместительству с изучением быта бедуинов. Он решился на очень рисковый поступок для человека, которому нет ещё и пятидесяти. Он поселился среди бедуинов, хотя и не имел на это права, не будучи сам бедуином. 
Никому это не понравилось. В результате бедуины вызвали своего старейшину, который сразу увидел в Райаде того самого, кто был нужен его дочери. Райад – был идеальным мужчиной для его дочери, которая недавно потеряла своего мужа, убитого какими-то малагасийскими племенами. С тех событий прошло три года, а следствие всё идёт и идёт и никому и живых неизвестно, когда это дерьмо всё же кончится. Его дочь обладала редкой красотой и ещё более редкой добротой и нежностью, что выделяло её из ряда других принцесс этого острова. 
Ему пришлось на ней жениться, чтобы лучше узнать быт бедуинов. Прожив там два года, он многое узнал. Об этом вы лучше узнаете в следующих главках этой, седьмой, главы… 
II
Райад до того момента, как он оказался в Шанхае, был очень доволен жизнью. А почему быть ему не быть довольным ею? Только конченый человек не стал бы счастливым, если оказался бы на его месте. 
А что ему ещё нужно для счастья? У него же всё есть – жена, падчерица и пасынок, наконец, его любовь всей жизни, которой он посвятил свою жизнь, начиная с того момента, как начал интересоваться такой интересной и важной вещью в его жизни, как бедуины, чьё имя – наука. Много людей интересуется наукой, но очень немногие готовы ради неё перечеркнуть всю свою жизнь до этого. Таким и был Райад. Вот за это он действительно достоин уважения. Если бы таких людей было хоть немного побольше, то цены бы им не было. Или цена была бы ниже. Ведь такими людьми не рождаются – нет, ими становятся, как любыми профессионалами своего дела. Так вот, читатели. 
Райад очень ценил свою жизнь, ведь он занимался своим любимым делом, начиная с того момента, когда человек начинает осознавать, что он не просто так пришёл в этот грёбанный мир. А происходит это в переломном возрасте – в возрасте 11-12 лет. Так и у него произошло, ведь он не является каким-либо исключением из правил. Если бы он был исключением, ему бы я не посвятил отдельные три главки. Я бы ему посвятил в таком случае отдельный рассказ/повесть/роман (нужное подчеркнуть). 
Райад обладал редким талантов взывать к себе симпатию с первого взгляда, простого взгляда, ничем особенно от других не отличавшегося, который просто обладал своей чистотой и какой-то таинственной и непонятой красотой. Он, хотя и был учёным, но был довольно-таки весёлым и счастливым человеком. Он поражал своей коллизией всех и каждого, кроме тех, кто его знал очень давно. 
Как истинный англичанин, Райад очень большое значение придавал связям со своей родиной. Особенно его волновала его настоящая семья, которую он оставил в Англии, с дочерями-близняшками. Каждую неделю он отправлял, и каждое воскресенье он специально летел для того, чтобы прочесть их письмо, в Южно-Африканскую Республику, где одним из главных языков является его родной язык – английский. Каждое письмо, что он отправлял, было написано очень красивым почерком, в котором больше узнавались черты человека, который всеми силами старается не деградировать среди очень малообразованных местных жителей, бедуинов. Хотя он и писал своей жене о том, что его командировка на Мадагаскар скоро закончится, он не знал, что его командировка будет заверена только спустя год с лишним. Ведь он не знает, что ему судьба покажет Шанхай. Но не с точки зрений обычного человека, чьи права везде были нормальными. Но Китай как всегда исключением был, он исключением и останется. Может, к счастью, может и к сожалению. 
Тем временем бедуинам всё меньше он начинал нравиться. Им порой начинало казаться, что он смеётся над их обычаями приносить людей жертву. Но им лишь казалось. До поры, до времени. До поры, до времени происходит всё, что угодно – и конфликты, и перемирия, и много какой херни ещё. Да, согласен, время бесконечно и вечно, как бесконечная река, но так не всегда. Всё, абсолютно, всё имеет свой логичный конец. И время, и человеческая жизнь… 
А мы, все люди, всё ещё какого-то чёрта, стремимся к бессмертию. Вынужден вас расстроить: физического бессмертия достигнуть нельзя. Но можно достичь бессмертия духовного. Если вас помнят, то вы ещё живы. Если вас помнят доброй памятью, то бессмертие духовное вам обеспечено, даже после ваши физической смерти. Немногие могут её достичь. Но многие после этого становятся настоящими легендами. «Дохлыми героями», так сказать. 
Будьте легендами – это помогает в следующей жизни обрести славу и лучшую жизнь, чем до неё! 
III
А что Райад? Райад-то ничего. Идёт второй год проживания его среди бедуинов. Бедуины его окружают, он начинает всё глубже и глубже проникаться к ним симпатией. Пока что это взаимно только от семьи старейшины. Райад ещё не подозревает, что эта его «райская жизнь» близка к окончанию. Не буду его расстраивать, хотя и при желании любом я бы не смог сделать этого. Мы же в конце-то концов, хех, не знакомы. А то, что вы сейчас читаете, я выяснил у тех, кто его спас и тех подручных бедуинов, что сидят с ним сейчас в этой клетке, в которой он всё больше и больше дичает и тупеет на глазах. Скоро от того учёного, изучающего быт и народ бедуинов, ничего не останется, кроме жены из «Англии туманной» (здесь я не прильнул процитировать Александра Сергеевича Пушкина) и другой жены, от которой у него сын. Скорее всего, это гарантировано уже генами, он пойдёт по стопам своего отца – поступит в универ, найдёт там девушку, вые…ет её, получит спустя несколько лет научную степень и, в конечном счёте, будет счастливым и уважаемым в обществе человеком. Другой вопрос, что он не знает о том, что у него есть родные сёстры-близнецы, живущие в Англии… Но это уже иная история. В личную жизнь каждого человека мы, обычные смертные, то есть, кто не служит в ЦРУ, е имеем права вторгаться и тем более расторгать её. Я слишком часто делаю монологи, но мне это даже нравится. Надеюсь, что вы того же мнения. Заранее спасибо. 
Так вот Райад… Райад живёт самой обычной жизнью. Он воспитывает своего полуторагодовалого сына, которого назвал в честь старейшины бедуинов – Султан. Хотя он и на добрые пятьдесят процентов англичанин. У него уже начинает проявляться британский акцент, и Султан, который старейшина, начинает Райада подозревать в связях с британской разведкой. Но это беспочвенные подозрения. Как бы то ни было, он начинает следить за каждым движением Райада. Жизнь учёного медленно, но верно превращается в ад, из которого ему не выбраться. НИКОГДА. “Every breath you take / Every move you make / Every trouble you make / Every step you take / I’ll be watching you». Если бы старейшина знал эту песню, то он бы напевал её. Но он не знает группу The Police и в этом малое счастье Райада. Пускай радуется, пока может, ему радоваться всё равно недолго. 
Всё окончательно начал меняться примерно за месяц до того, как учёного выгнали с Мадагаскара. Султан, наконец, начал разговаривать, правда, с британским акцентом. Дочери Султана было запрещено об этом говорить, ведь за это могли выгнать его любимого мужа с Мадагаскара. Райаду очень сильно понравилось, что его сын, его первый сын, разговаривает по-английски. Султану это не понравилось, но он, как любой старейшина, держит себя в руках. Его именно за это и признали истинным старейшиной и за его терпение, даже в тот момент, когда видел, что на глазах у всех бедуинов его жену е... али. Таких тоже мало и их надо ценить ещё больше. Они-то и спасают человечество в критические моменты его существования. 
Султан следил а Райадом в течение пятнадцати дней и за это время он только одну подозрительную на его взгляд вещь заметил – Райад каждое воскресенье, вместо того, чтобы присматривать за женой и сыном, уезжает в ЮАР. Конечно же, ему это не понравилось, но он не видел в этом ничего опасного и чувство подозрения оставило его. Но лишь на одну неделю. 
Эта неделя была наисчастливейшей в жизни Райада. Он как будто чувствовал, что на следующий понедельник с ним произойдёт какое-то дерьмо. И именно поэтому он старался каждый день проводить всё чаще и чаще со своей второй семьёй. 
Наступил понедельник. Роковой понедельник. Где-то вдали звенит колокол, предвещая несчастье тем, кто способен его услышать и понять. Являясь единственным христианином среди бедуинов, он очень быстро просёк, что этот день, судя по очень частому звону, хорошо не кончится. Интуиция Райада никогда не подводила. Не подвела она и в этот раз. 
Ровно в полдень Райада кинули с пятью бедуинами на плот. В клетке. Без средств питания. Как хотите, так и выживайте это называется. Несмотря на многочисленные протесты Райада и его второй жены, его всё же посадили в клетку. 
Прошло полгода. Подплывая в результате шторма то к Аравии, то к Индии, то к Индокитаю, они кое-как, но питались. Конечной остановкой стал Шанхай. Его прибило к берегу как раз за неделю до прибытия сюда Джека, Майкла, Смита и Чана, и именно поэтому они их здесь и встретили. Это жалкое зрелище. Но я свято верю, что оно когда-нибудь закончится. 
IV
Заказ Чана и Шона готовился очень долго именно из-за того, что шеф-повара боялись их разозлить. Неизвестно как, но они узнали, что эти двое – очень вспыльчивые суки. Нелегко им двоим, но ещё нелегче будет их будущим жёнам. Если те у них, конечно, будут, что я не могу обещать, так как я не предсказатель. Мне тоже жаль, не меньше вашего. 
Суши, заказанные Шоном, готовились очень-очень тщательно, как и еда Чана, именно поэтому им двоим пришлось здесь просидеть до вечера, хотя всё началось в три часа дня… Редким терпением они обладают, и это хорошо. 
Чан пытается поговорить с Шоном на какую-нибудь ещё тему, но у него плохо получается, к сожалению. А всё из-за чего? А всё из-за той сексапильной блондинки в красном платье, из которого выпирает её огромная сочная грудь. Рядом с той блондинкой сидит какой-то негр, у которого на указательном пальце обручальное кольцо. Прям точная копия находится у этой обалдненной блондинки. Шон, конечно, не знает, что она уже беременна. Она тоже. Но негр-то знает. Хитрый мудила. Он специально не одел гандон, чтобы у неё от него были дети. Они же женаты. Тут и конченому объе…осу понятно. 
Прямо перед будущей секси-мамой сидит пацан, который играет в телефон. Типичная картина нашего времени. Пацану на вид шестнадцать, что объясняет, почему он на неё не смотрит. Хотя это не говорит о том, что он не является геем. 

Пацана зовут… я, честно говоря, не помню, как именно зовут. А, нет, помню. Его зовут Шинода, но все почему-то его называют Макарена. У него есть двоюродный брат, который живёт на Аляске и тоже является представителем нетрадиционной ориентации. Его зовут Ананах, и ему одиннадцать лет. Вот и ещё ода перекличка с той книгой. Они скоро увидятся. Уже в ГЛАВЕ ВОСЬМОЙ, которая называется ЛУЧШЕ. Возвращаемся к героям моей самой аморальной книги. 
На счастье Чана, у Шона были сигареты. 
– Слышь, Шон, а ты куришь? – спросил Чан не очень уверенно. 
– Да, а что? – спросил в свою очередь Шон. 
– Я просто не курил уже два дня. А мне, сам понимаешь, невтерпёж. 
– Давай так договоримся, китаец… – Начал говорить Шон. 
– Вообще-то тайваньский китаец, а не просто китаец. Если нас называть китайцами, то мы объявим войну той стране, которой принадлежит данный человек, назвавший нас по неосторожности просто «китайцами» – Объяснил доходчиво Чан. – Но для тебя мы сделаем исключение. – Под конец данной своей реплики он улыбнулся свой искренней и доброй улыбкой. 
– Ты это сейчас серьёзно или просто внаглую п…здишь мне тут? – Прервал свою первую реплику на середине японец. 
– Конечно, серьёзно, я не п…здю никогда и никому. Даже врагам. – С гордым видом ему ответил тайваньский китаец. 
– Красава! Тебя бы моя мать зауважала, если бы она была жива. – Похвалил его Шон. 
– А почему она мертва? – Спросил Чан. 
– Не желаю об этом говорить. Это слишком болезненная и х…евая тема для разговоров для меня и моего отца. – Чуток всплакнул японец. 
– Ну хотя бы намекни. – Пытался посочувствовать тайваньский китаец. 
– Хорошо. На неё наняли киллера. – Сказал Шон и убежал в тот же женский туалет 
Все недоумевали, почему все именно туда бегали. Об этом в следующей главке. 
V
Но тут происходит неожиданное и неслыханное дерьмо, которое по своей аморальности превышает ненамного эту книгу. Главный конкурент японских террористов – корейские террористы во главе с одним куда более мудаком, чем Чан и Шон вместе взятые, берут ресторан под свой контроль. Никому это не нравится, особенно террористам и поварам. Поварам ваще ща будет п…здец, так как тот мудак целиться со своей бомбой именно в кухню. 
– Нет, не надо! – кричат повара по-китайски, но корейцы, сами понимаете, их них…я не понимают. 
– Ахах, я сейчас кину бомбу, и вы будете гореть, а потом вы опять будете гореть, но уже в раю! (отсылка к шутке моего Ивана Селиванова, который свято верит, что в раю горят. ) – так очень громко и по-корейски говорит лидер корейских террористов. 
Его прекрасно было слышно с первого столика ресторана, за которым сидели как раз-таки Чан и Шон. Шон, как профессиональный террорист в течение двух лет, так как он этим занимается, начиная с восемнадцати лет (да, он старше Чана а два года, но это не помешало им найти общий язык – язык, который понимают только крутые и хладнокровных людей). Если вам интересно, как у него это получается, то я скажу вам одно – талант дипломатии. 
Шон врывается на кухню и видит давно ненавидимых им и его четырьмя союзниками соперников – корейских террористов. Эти корейские террористы – бывшие союзники японских, но между ними произошёл разрыв. Всё началось с того, что лидер корейских террористов, чье имя – Ким, начал обзывать лидера японских террористов – Шона, называя его «е…учим хиппарем», за что Шон начал его называть в форме женского рода. Что бы они могли только сделать в Шанхае, если бы они были вместе! 
И вот они встретились вновь… Спустя пять, мать их, лет. Ким отрастил бороду, чтобы выглядеть более мужественным, Шон распустил свои длинные волосы. Он же – металлист, как никак, особенно любит Guns N’ Roses и, соответственно, без них не было бы первой группы, Aerosmith. Он так делает только, когда собирается драться. И понеслась… 
От кухни мало чего останется, так как из-за этих п…здец каких действии они подожгут всю деревянную кухню и сожгут заживо ненароком величайшего шеф-повара этой части Шанхая. Вообще в его смерти повинен именно Ким, так как именно он ворвался в этот, бл…ть, ресторан. За каким хером – останется загадкой. Шон первым начинает бить Кима, хотя… чёт я поторопился. Перемотаем, а то какая-то х…йня получается! 
Шон пока ещё в женском туалете, о он уже видит то, что заставляет его собраться с мыслями и стать адекватным пацаном и таким же как Чан хладнокровным человеком – убитое тело, лежащее на полу, всё в крови, весь пол находится в дерьме этого убитого. Видать, последнее в своей жизни, что он сделал – это обосрался от страха. 
«Господи, как это низко… – Подумал Шон. – Неужели и я до такой степени могу опуститься, что вместо того чтобы призвать людей о помощи, просто обосраться от страха и на себе и своей семье печать позора в памяти хотя бы одного человека что войдёт сюдась? Нет, я до такой степени не имею права опускаться, ведь я – потомок легендарного самурая из Сацумы, убившего английского посла! » С этими мыслями вышел он и с ещё более разъярённым видом, чем когда-либо прежде… 
Хотя насчёт того что он вышел я поторопился. Он выломал дверь к е…еням, осуществив тем самым свою подростковую мечту и побежал со скоростью Соника. Однако он быстро запыхался и начал тяжко дышать, так как вместо того, чтобы заниматься спортом, он много и усердно курил сигарету, которую изобрели в Старом Свете, а если быть точнее, то в Персии – кальян. Хотя даже такое занятие спортом полезно для здоровья. 
Между тем у Шона, в то время как он бежал прямо перед ногами выпала его зажигалка для его любимого кальяна. Если бы он не бежал так яростно и так быстро, то он бы заметил, что наступит на зажигалку и подожжёт этот е…учий ресторан. Но с его-то глупостью, сравнимой среди всех персонажей в данном произведении только лишь с Джеком, хах! И не надейтесь, ревнители порядка везде и всегда, потому что от этого ресторана останутся только лишь жалкие чёрные угольки. Или нет? Узнаем в следующей главке, являющейся предпоследней в КНИГЕ ПЕРВОЙ. 
VI
Как бы я вас разочаровывать ни хотел, но ничего е вышло из этой затеи. Сгорел лишь стул, на котором сидела та сексапильная блондинка, на которую пялился Шон и впоследствии Майкл, которые хотели с ней переспать. Но, как я уже говорил, она уже беременна и ничего из этой затеи не выйдет. Меня попросили ограничить е…лю здесь, так что третий и четвёртый раз будет только в следующей, ВТОРОЙ, книге. 
Пока горел стул, начал таять торт, который негр заказал соей будущей жене, заплатив за него предварительно полтора косаря юаней. К счастью, до этого, он и она успели его съесть более, чем наполовину и именно поэтому всё обошлось. 
Тающий торт не очень хорошо пах, это особенно ощущалось теми китайцами, сидевшими перед и сзади этого злосчастного стола, который потом служащие сего ресторана отмывали полтора часа и брызгали на него одеколоном, но это было бесполезно. Никого это не е…ало это тогда и никого это не е…ёт и сейчас. Почему? Извините, но я не знаю настолько хорошо психологию и особенно китайскую психологию. Хотя Китай как страну я уважаю. Это правда. 
Майкл, после того, как упала та блондинка, решает на неё махнуть рукой и погрузить себя полностью в роман Бориса Леонидовича Пастернака «Доктор Живаго». Он всегда хотел прочесть этот роман, и он уже читает Вторую Книгу данного романа на, примерно, десятой главе, которая была обозвана Пастернаком «На большой дороге». 
Джек же смотрел в окно, и вдруг ему померещилось, что там идёт Джулия в одном розовом лифчике и без трусиков. Это было бы очень красивое зрелище, особенно учитывая тот факт, что у Джулии второй размер груди выбритая п…зда. Джеку в это, конечно, не верилось, ведь он никогда не видел Джулию голой. В отличие от Смита, который ненароком лишил и её девственности месяцев, так, ммм… восемь назад. Скоро родит. Ещё одно будущее продолжение индейского рода! Хорошая компенсация двоюродному брату Смита. 
Смит идёт спокойно, не торопясь, к первому столу Чана, чтобы поговорить с ним на серьёзную тематику. Но лучше бы он вышел пораньше, ибо я на всю катушку сбивает Шон. Смит падает так громко, что гремит весь ресторан, а точнее весь ресторанный пол. Это не может не разозлить Шона, который начинает пинать индейца. Но он не успевает пнуть американца, так как Смит берёт за ту ногу, которой пнуть собирался японец Смита, и выкручивает ему ногу. Шон начинает орать на весь ресторан, тем самым являясь вторым персонажем сей книги после Чана, разбивающим своим криком стекло. Какое хрупкое стекло. Приколисты бы сказали, что это стекло – китайское стекло. Но мало, кто знает, что китайское стекло – одно из самых качественных в мире. И потом. Я с уважением отношусь к Китаю, и тут вам – не комедия а, как я подметил в своём блокноте «боевик, драма, рассказ, триллер, сатира, порнография». Так что заткнитесь и не извращайте суть этой книги до состояния, что ниже плинтуса. А, как известно, ниже плинтуса, нет ничего. Вернёмся же к Шону. 
Шону это дерьмо, конечно, не могло не понравиться, и он, соотвественно, начинает бить Смит за это выворачивание его ноги наизнанку. Он достаёт пистолет и собирается выстрелить в голову американца, но его останавливает Чан: 
– Только не надо в моего брата, Шон! Он же неспециально! Он не хотел этого делать! 
– Если бы он не хотел этого делать, сука блять нахуй, он бы не стал делать того, что он сделал. – Справедливо отметил Шон. – Но он сделал то, что сделать и, как каждое содеянное человеком плохое дело, будь то преступление или обыкновенный проступок, он должен понести наказание. 
– Но не настолько же серьёзное! Будь благоразумен, ради Будды! – начал его умолять тайваньский китаец, вставая на колени, как будто хотел сделать предложение. 
– Какой мудак тебе сказал, что я – буддист? Может быть, я вообще синтоист? Или атеист, как и большая часть моей нации? – Убирая пистолет от Смита и направляя его в своего лучшего друга, сказал Шон. – Я не хотел бы этого делать, Чан, но ты меня вынуждаешь. 
К счастью для Чана, Шон знал, что пистолет не заряжен, и он использовал его всегда только для устрашения своих жертв. Смиту пришлось идти все-таки обратно, к своему столику, так как он не хотел драматической развязки, которую он видел в своём сне уже сегодня и которую увидите уже вы и он вживую только в ГЛАВЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЙ: МЕСТЬ ОКОВАННОГО в КНИГЕ ВТОРОЙ. 
VII
Напряжение в ресторане было накалено, но не до такой степени, как было до того момента, когда в ресторан вбежал какой-то е…анутый англичанин. Его отличали от остальных посетителей данного ресторана три вещи – его усы, схожие с лидером нацистов, разбитые при беге очки и его национальность – британец. Немногие знали, что он сюда вбежал лишь потому, что здесь находился его лучший друг – один из тех двух шеф-поваров. Но Чарльз, не буду скрывать отныне имя этого англичанина, не знал, что именно того повара и убил ненароком Ким. 
Чарльз всегда ходил в этот ресторан. И не только ради еды, как это может показаться вам на первый, не всегда верный, взгляд; он сюда ходил за советами от Циня, который славился своей мудростью на весь Шанхай и провинцию, к нему прилегающую. К счастью для Чарльза и других посетителей ресторана, он смог передать все свои знания своему младшему брату – Миню. 
Чарльз не всегда был таким буйным и е…анутым, как сейчас, в возрасте сорока пяти лет. Его родня, желавшая, к слову, как и все нормальные родители, гениального ребёнка, его получила. Но они не учли самую важную деталь – надо было е…аться трезвыми. Но всем было на это условие насрать, ибо они слишком друг друга в то далёкое время хотели. Мать была хиппи, отец – заядлым алкашом. И если бы они учли деталь, что не надо было колоться и пить много рома, то их сын, названный в честь тогдашнего английского самого популярного имени, не стал бы тем, кем он явился миру сорок пять лет тому назад. Примерно двадцать три года, вплоть до окончания университета по специальности «механик», он развивался как все, иногда превышая их по уровню развития своего интеллекта. 
Но всё изменилось в ту роковую ночь. На улице было жарко, он слушал свою любимую рок-группу “Pink Floyd”, попивая прохладительное безалкогольное бухло. Тут, ночью, внезапно, выбежал какой-то тупорылый е…лан, который перегородил всю дорогу на этом её участке. Кому это понравиться может? Всё верно, н-и-к-о-м-у! Чарльз уже хотел остановиться, как только тот урод выстрелил в стекло машины и… ясен чёрт, попал прямо в Чарльза. 
Три месяца длилась его кома. От всего этого дерьма повесилась его родная мать. Отец после того случая сразу бросил бухать. Все надеялись, что он скоро выйдет из неё, но он не хотел упорно выходить, так как травмы были слишком тяжелые. У него уже появились близнецы, его жена отправилась домой, устав его ждать. Напрасно. Никогда не теряйте надежду. 
И отец дождался. В свой двадцать четвёртый день рождения он очнулся. О, как все врачи той больницы плакали! О, как горько плакал особенно его отец, потерявший своего первого любимого и любящего человека! О, как плакали близнецы, так как сильно хотели потискать мамины сиськи. Но ничто несравнимо с тем впечатлением и мировоззрением, которое так сильно изменилось у Чарли. Он перестал быть жизнерадостным, он ослеп на один глаз, ничего из того, за что его любили и уважали друзья, не осталось. У Чарли начались припадки эпилепсии, которые кончились только в сорок пять лет. 
Узнав о случайной смерти Циня, Чарльз второй раз, после комы, пережил сильнейший стресс. Цинь – тот, кто его понимал. 
«Никто не забыт. Ничто не забыто…» С этими словами он поднёс пистолет, всегда бывший на его ремне, к своему рту и выстрелил. На шее было много крови, но он выжил. Правда, с повреждениями на своей шее. Его отправили в ту же больницу. Поседевший в свои тридцать тот врач поседел уже второй раз. Теперь у него и корни седые, хотя ему лишь пятьдесят один год. Он заслужил покой. И он его получит. 
После всего увиденного Шон и его террористы, вместе с корейскими во главе с Кимом, обнялись по очереди и простили старые обиды. Но лишь на четыре, мать их, года… 
Чан, Майкл, Смит и Джек вышли из ресторана и, наконец, почувствовали всю прелесть свободы. 
– Пора домой! – скомандовал Майкл. 
– И вправду! Пора! – ответил ему Чан, обнажив свои желтеющие зубы. 
Когда они пришли домой, все, кроме Смита, пошли спать. А Смит отправился к Цы и, внезапно для себя и неё, познакомился с Сунем, её голубым отцом. Об этом и многом другом в КНИГЕ ВТОРОЙ и во «ГЛАВЕ ВОСЬМОЙ: ЛУЧШЕ»