Феномен булгаковской Маргариты

  Феномен [маргаритства] Маргариты состоит в самоотверженной под-
держке красивой женщиной не(до)устроенного честного творчески-эф-
фектного человека. В этом определении каждое слово существенно.
Маргарита всенепременно должна быть более-менее красивой, чтобы
он ею восхищался, гордился и усиливался, а не просто пользовался
как женщиной. И он должен всенепременно быть не(до)устроенным и
честным. Впрочем, если ты честный и творчески-эффектный, то не-
(до)устроенным ты наверняка и окажешься, так что в данном опреде-
лении всё же есть некоторая неявная избыточность. Маргарита через
заботу о Мастере обретает высокий смысл для своей жизни: посредс-
твом заботы о Мастере она самореализуется. А он благодаря ей по-
лучает достаточное количество положительных эмоций чтобы выдержи-
вать тяготы, на которые он оказывается обречён тем выбором, кото-
рый для себя сделал (но скорее который ему выпал, поскольку выби-
рать было особо и не из чего: узость коридора возможностей была
предопределена его натурой).
  Разумеется, Булгаков представил Маргариту концентрированно, в
идеальном варианте: ясное дело, что реальные Маргариты всегда
бывают с более или менее значительными отступлениями от маграрит-
ского идеала, да и Мастера получаются не совсем такие, как в ро-
мане. Булгаковская Маргарита -- это, можно сказать, мечта творче-
ского индивида. Подозреваю, что даже собственная Маргарита Булга-
кова этой мечте не вполне соответствовала. Или даже его собствен-
ные Маргариты.
  Я точно встречал одну реальную Маргариту (вернее, был с нею в
переписке, так что даже не знаю, насколько она была прекрасна).
Она очень добивалась от меня, чтобы я литературно "убил" конку-
рента её супруга-поэта. Этот конкурент был для неё аналогом кри-
тика Латунского из романа Булгакова. Предложенный мне "гонорар"
меня не привлёк, а защищаемый ею Мастер меня не впечатлил, поэто-
му я "заказа" не принял. Ей богу, я поступил так не из ревности,
а потому что не увидел больших различий между двумя литературны-
ми недругами.
  Надо сказать, что женщины на роль Маргарит не особо тиснутся:
самоотверженность по отношению к мужчине, как правило, им очень
не свойственна, а свойственно довольно утилитарное отношение
(причём, как правило, чем красивее дама, тем [она глупее] её от-
ношение к мужчине утилитарнее), и для не очень удачливых креати-
вящих людей исключение ими не делается. Неприбыльные творческие
[потуги] усилия мужчины представляются им мелкой блажью (типа
увлечения рыбалкой), которая не повод для освобождения мужчины
от забот о его повелительнице, в коих, по мнению недомаргарит, и
должен быть основной смысл его жизни. Если творящий мужчина смог
обустроиться, как критик Латунский, тогда недомаргарита, так и
быть, начинает считать его творческое занятие ДЕЛОМ. Но чаще
бывает наоборот: мужчина творчески самораспинается за Отечество,
за человечество, за историческую правду и т. п., а дама пилит
его за то, что не получает ожидаемых ею бонусов.
  Бывает, конечно, что красивая и неглупая женщина хранит прямо-
таки лебединую преданность какому-нибудь по сути ничтожеству (у
которого даже и вида-то особого нет -- или УЖЕ нет), потому что
когда-то давно, в глупой молодости, ей что-то в нём померещи-
лось, а потом включился инстинкт верности. У такой дамы, надо
полагать, имелся потенциал Маргариты, но всякие случайности не
сошлись (среди прочего, не подвернулся Мастер).
  Кстати, у Булгакова есть непонятка: ну как можно было свихнуть-
ся из-за каких-то там литературных неудач, если у тебя имелась
ТАКАЯ Маргарита?! Да она ж тебе должна была заслонить/заменить
полмира. Нет, я понимаю, что со временем можно несколько привык-
нуть даже к прелестям Маргариты (и тогда надо уже искать новую,
да?!). Недоспасучесть любви от булгаковской Маргариты ешё не на-
шла у меня объяснения.
  Наверное, этот булгаковский Мастер был своей Маргариты не до-
стоин: слишком хлипок психически и ограничен в замахах. Правиль-
ный, достойный Мастер проявил бы ударопрочности поболее: не стал
бы сжигать рукопись, а всего лишь переключился бы на кропание
следующего романа. Ну, как трудно Мастеру найти качественную Мар-
гариту, так трудно и Маргарите найти качественного Мастера --
чтобы не впустую потратить на него свой потенциал маргаритства.
  Ещё одна непонятка от Булгакова: почему он поселил своего Мас-
тера в подвале, а не в мансарде? Как бы тоже второй сорт, но хотя
бы никто не топает над головой, вдобавок ты оказываешься чуть
ближе к заёздам и т. д. Может, Булгаков посчитал, что мансарда
немножко заезжена как образ? По-моему, с ума сойдёшь скорее в
подвале, чем в мансарде. Лично я от греха подальше всегда селился
в мансардах или хотя бы на последнем этаже, когда был выбор, а в
подвале жил только один раз -- в Стокгольме (в этом городе жутко
дорогое жильё для приезжих).
  Вообще-то больные на голову редковато сдаются врачам сами:
совсем больные попросту не сознают своего состояния, а не совсем
больные [считают окружающих придурками] надеются, что они всего
лишь пребывают не в настроении или что "само пройдёт".
  Впрочем, Мастеру ведь попросту некуда больше идти в зимний хо-
лод (квартиру у него "отжал" Алоизий Магарыч). В такой ситуации,
как у него, имело смысл даже "закосить" под психа, если натураль-
ной свихнутости оказывалось недостаточно. В тогдашней советской
психолечебнице было достаточно комфортно в сравнении с улицей. У
Булгакова вон даже вполне управляемые Мастер и Бездомный лежали в
отдельных палатах [номер шесть] -- причём бесплатно -- и с бес-
платной кормёжкой в придачу. Чем не пропаганда социализма?
  Вряд ли же мог настолько побеспокоиться о Мастере издатель или
редактор: Мастер вроде как был не из тех, кто закатил бы скандал
по поводу ситуации с "негорючей" рукописью.
  Ещё о нём мог позаботиться следователь НКВД: Мастера ведь таки
"забрали", но на небольшой срок. Могли убедиться, что с головой
у него не совсем порядок, и передать на руки медицине.
  Согласно Булгакову, Мастер сдался психиатрам сам. Вот основной
булгаковский материал по затронутому вопросу:
  "Она аккуратно сложила обгоревшие листки, завернула их в
бумагу, перевязала лентой. Все ее действия показывали, что она
полна  решимости и что она овладела собой. Она потребовала вина
и, выпив, заговорила спокойнее.
-- Вот как приходится платить за ложь, -- говорила она, -- и
больше я не хочу лгать. Я осталась бы у тебя и сейчас, но мне не
хочется это делать таким образом. Я не хочу, чтобы у него навсег-
да осталось в памяти [по соседству "осталась" и "осталось", ой --
А. Б.], что я убежала от него ночью. Он не сделал мне никогда
никакого зла. Его вызвали внезапно, у них на заводе пожар [снова
огонь: я же и говорю, что у Булгакова наверняка была пиромания].
Но он вернется скоро. Я объяснюсь с ним завтра утром, скажу, что
люблю другого, и навсегда вернусь к тебе. Ответь мне, ты, может
быть, не хочешь этого?
-- Бедная моя, бедная, -- сказал я ей, -- я не допущу, чтобы ты
это сделала. Со мною будет нехорошо, и я не хочу, чтобы ты поги-
бала вместе со мной.
-- Только эта причина? -- спросила она и приблизила свои глаза к
моим. -- Только эта.
  Она страшно оживилась, припала ко мне, обвивая мою шею, и
сказала:
-- Я погибаю вместе с тобою. Утром я буду у тебя.
  И вот, последнее, что я помню в моей жизни, это -- полоску све-
та из моей передней, и в этой полосе света развившуюся прядь, ее
берет и ее полные решимости глаза. Еще помню черный силуэт на
пороге наружной двери и белый сверток.
-- Я проводил бы тебя, но я уже не в силах идти один обратно, я
боюсь.
-- Не бойся. Потерпи несколько часов. Завтра утром я буду у тебя.
  Это и были ее последние слова в моей жизни.
  (...)
-- Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне
в окна постучали.
  То, о чем рассказывал больной на ухо, по-видимому, очень волно-
вало его. Судороги то и дело проходили по его лицу. В глазах его
плавал и метался страх и ярость. Рассказчик указывал рукою куда-
то в сторону луны, которая давно уже ушла с балкона. Лишь тогда,
когда перестали доноситься всякие звуки извне, гость отодвинулся
от Ивана и заговорил погромче.
-- Да, так вот, в половине января, ночью, в том же самом пальто,
но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике.
Сзади меня были сугробы, скрывшие кусты сирени, а впереди меня и
внизу -- слабенько освещенные, закрытые шторами мои оконца, я
припал к первому из них и прислушался -- в комнатах моих играл
патефон. Это все, что я расслышал. Но разглядеть ничего не мог.
Постояв немного, я вышел за калитку в переулок. В нем играла
метель. Метнувшаяся мне под ноги собака испугала меня, и я
перебежал от нее на другую сторону. Холод и страх, ставший моим
постоянным спутником, доводили меня до исступления. Идти мне было
некуда, и проще всего, конечно, было бы броситься под трамвай на
той улице, в которую выходил мой переулок. Издали я видел эти
наполненные светом, обледеневшие ящики и слышал их омерзительный
скрежет на морозе. Но, дорогой мой сосед, вся штука заключалась в
том, что страх владел каждой клеточкой моего тела. И так же
точно, как собаки, я боялся и трамвая. Да, хуже моей болезни в
этом здании нет, уверяю вас.
-- Но вы же могли дать знать ей, -- сказал Иван, сочувствуя бед-
ному больному, -- кроме того, ведь у нее же ваши деньги? Ведь она
их, конечно, сохранила?
-- Не сомневайтесь в этом, конечно, сохранила. Но вы, очевидно,
не понимаете меня? Или, вернее, я утратил бывшую у меня некогда
способность описывать что-нибудь. Мне, впрочем, ее не очень жаль,
так как она мне не пригодится больше. Перед нею, -- гость благо-
говейно посмотрел во тьму ночи, -- легло бы письмо из сумасшедше-
го дома. Разве можно посылать письма, имея такой адрес? Душевно-
больной?  Вы  шутите, мой друг! Нет, сделать ее несчастной? На
это я не способен.
  Иван не сумел возразить на это, но молчаливый Иван сочувствовал
гостю, сострадал ему. А тот кивал от муки своих воспоминаний
головою в черной шапочке и говорил так:
-- Бедная женщина. Впрочем, у меня есть надежда, что она забыла
меня!
-- Но вы можете выздороветь... -- робко сказал Иван.
-- Я неизлечим, -- спокойно ответил гость, -- когда Стравинский
говорит, что вернет меня к жизни, я ему не верю. Он гуманен и
просто хочет утешить меня. Не отрицаю, впрочем, что мне теперь
гораздо лучше. Да, так на чем, бишь, я остановился? Мороз, эти
летящие трамваи. Я знал, что эта клиника уже открылась, и через
весь город пешком пошел в нее. Безумие! За городом я, наверно,
замерз бы, но меня спасла случайность. Что-то сломалось в
грузовике, я подошел к шоферу, это было километрах в четырех за
заставой, и, к моему удивлению, он сжалился надо мной. Машина шла
сюда. И он повез меня. Я отделался тем, что отморозил пальцы на
левой ноге. Но это вылечили. И вот четвертый месяц я здесь. И,
знаете ли, нахожу, что здесь очень и очень неплохо. Не надо зада-
ваться большими планами, дорогой сосед, право! Я вот, например,
хотел объехать весь земной шар. Ну, что же, оказывается, это не
суждено."
  (Для меня в этом фрагменте загадочно "ее не очень жаль, так как
она мне не пригодится больше". У Мастера взгляд на Маргариту тут
какой-то очень уж практичный. Этот Мастер, конечно же, в общем-то
псих, но у него ведь как бы период просветления. А вдруг так
прорвалось что-то собственное булгаковское?)
  Булгаков обходит тему психиатрического диагноза, но можно [ди-
летантски] предположить, что у Мастера глубокая депрессия с при-
месью паранойи, развившаяся на почве мании величия на фоне интел-
лигентской абсурдизации личности вследствие природной слабоватос-
ти психики. Почему так сложно? Да потому что там одно цеплялось
за другое.
  В наше время, кстати, в манию величия уже никто не впадает:
впадают в "нарциссическим расстройством личности" (НРЛ), если
что. И никто уже не страдает в наше время маниакально-депрессив-
ным психозом (тоже распространённой болезнью творческих людей), а
страдают "биполярным расстройством", которое иногда якобы может
протекать в монополярной форме -- в форме одной лишь депрессии.
  Мастер -- это в значительной степени сам Булгаков, в том числе
по части наличия прекрасной Маргариты (отчего, может, данный ге-
рой и не получил нормального имени), отсюда вопрос: а какие пси-
хиатрические проблемы (ну, или нюансы) имелись у самого автора?
Полагаю, те же самые, что и у Мастера, только в менее выраженной
форме. Булгаков как бы балансировал на грани погружения в явное
психическое расстройство, был лишь "немножко расстроенный".
  Почему я считаю, что у Булгакова имелась более-менее мания ве-
личия (ладно, НРЛ; но я предпочитаю выражаться по-старинному)? Да
потому что "Мастер и Маргарита" -- скажем честно -- роман весьма
претенциозный: в нём несколько перетолковывается Новый завет
("священная история", эй!), фигурируют Бог и Сатана, причём автор
даёт свою версию их сложных образов. Булгаков немножко бросает
вызов христианским церквям, Советской власти, советскому писа-
тельскому сообществу (осваивавшему "социалистический реализм").
  И знаменитое булгаковское "Никогда и ничего не просите! Никогда
и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат
и сами все дадут!" -- вполне себе в русле мании величия. Мне,
кстати, очень интересно, как различают НРЛ и особо развитое "чув-
ство собственного достоинства", "знание себе цены".
  Роман Булгакова отразил его опыт трудного малоудачного бодания
с грубой и убогой современностью, относившейся весьма небережно к
хрупкой бабочке его ранимого сердца. Благополучными людьми такие
романы не пишутся.
  В попытке понять зайдём издалека.
  Превосходство индивида по некоторым параметрам над окружающими
может быть реальным или кажущимся, безусловным или культурно-об-
условленным, значительным или незначительным, в какой-то частнос-
ти или во многом.
  Индивид может сосредоточиваться или не сосредоточиваться на
своём как бы превосходстве над окружающими. Сосредоточение может
носить характер затяжного самолюбования или всего лишь стремления
сохранять это превосходство, избегать уподобления типовым чело-
вечкам под влиянием инстинкта подражания.
  Индивид может быть абсолютно уверенным в своём превосходстве
или только спокойно предполагать его с большей или меньшей сте-
пенью уверенности.
  Уверенность индивида в своём превосходстве может по-разному от-
ражаться на поведении этого индивида: приводить к пренебрежению
окружающими, к претензии на особый статус; к бросанию геройского
вызова большому злу, к формированию  спасательской установки по
отношению к обществу; всего лишь к самоотстранению от обществен-
ной жизни.
  В общем, уличить человека в мании величия отнюдь не значит ули-
чить его в чём-то нехорошем. Ситуация -- примерно как с мускула-
турой: ты заметил, что у кого-то она является особо развитой, но
надо ещё разбираться, каким образом она у него используется --
для насилия над слабыми или для их защиты, для ворочания угля в
большой кочегарке, а может, и ещё для чего-нибудь.
  Предполагать в Булгакове некоторую долю мании величия -- это
не значит принижать его, а то даже значит, наоборот, "подимать".
Для Булгакова его мания величия могла быть вышибанием клина кли-
ном: средством защиты от депрессии в условиях неадекватно низкой
востребованности. Если выбирать между депрессией и манией вели-
чия, то последняя ведь заведомо лучше: как говорил один мой зна-
комый юморист, тоже немножко "маньяк", манией величия не страда-
ют, а наслаждаются. Мастер, может, потому и попал в психиатриче-
скую лечебницу, что несколько пренебрёг защитой посредством мании
величия.
  Может ли иметь манию величия действительно великий человек --
выдающийся по своим качествам и/или заслугам либо всего лишь
как-то особо значительно выпятившийся -- правдами и неправдами --
и потому оказавшийся особо причастным к разным большим событиям?
  Да может вполне. Только уличают такого человека в мании величия
не всенепременно: как же, он ведь действительно велик, во всяком
случае номинально, в текущих популярных понятиях. С диагнозом
"мания величия" (ну, теперь уже больше НРЛ) цепляются к тем, кто
велики преимущественно в представлениях о самих себе, но не в
своих внешних обстоятельствах.
  У Булгакова хоть были очевидные основания относить себя к писа-
телям высшей категории качества. Меня раздражает в этой жизни
другое: хватает третьеразрядных писателишек, у которых самолюбо-
вания до чёрта, но оно основывается по преимуществу на том, что
они трындят сообразно государственному запросу на мерзкую пропа-
ганду и потому не имеют сложностей с публикациями, обвешиваются
медальками, являются лауреатами, делегатами, депутатами и членами
президиумов. Эти-то пышут благополучием и в психушки не попадают,
наиуспешнейше решают "квартирный вопрос". Над Булгаковым и над
Мастером они наверняка посмеиваются.
  Булгакова анализировать трудно, потому что он частично посжигал
свои дневники [проверял, горят ли рукописи?]. Ну, говорят, что
посжигал. Можно ведь было просто закопать до лучших времён, но у
Булгакова, наверное, сказалась его пиромания.
  Некоторые пишут (не все всё сразу), что у Булгакова имелись...
    - боязнь одиночества (монофобия);
    - боязнь улицы (агорафобия);
    - боязнь сна (сомнафобия);
    - боязнь грязи, заражения (мисофобия);
    - страх перед тоталитарным государством;
    - страх за рукописи (что государство заглянет в них);
    - боязнь женитьбы (гамофобия);
    - боязнь заболеть сифилисом;
    - боязнь сойти ума (лиссофобия, дементофобия).

  Я допускаю, что это в значительной степени натяжки: человек,
может, всего лишь высказывался несколько раз про более или ме-
нее уместное опасение, настроение, пожелание, и у него на этом
основании "обнаруживали" соответствующую фобию. Типа не удер-
жался, раскрылся перед общественностью.
  В части своих фобий Булгаков как бы признаётся сам:
  "В июле 1934 года он писал Викентию Вересаеву: 'лечусь электри-
чеством и водой от нервного расстройства. К началу весны я
совершенно расхворался: начались бессонницы, слабость и, наконец,
самое паскудное, что я когда-либо испытывал в жизни, страх
одиночества, то есть, точнее говоря, боязнь оставаться одному.
Такая гадость, что я предпочел бы, чтобы мне отрезали ногу! Ну,
конечно, врачи, бромистый натрий и тому подобное. Улиц боюсь,
писать не могу, люди утомляют или пугают, газет видеть не могу,
хожу с Еленой Сергеевной под ручку: одному - смерть!"
  (см.: Александр Шувалов А. "Михаил Булгаков. 'Мастер' в жизни
и в романе")
  Я не уверен, что он тут не сгущал красок: если слабости имеют-
ся, почему не пробовать выжимать из них побольше? Прибедняться
по части психического здоровья -- чем не способ выживания в ста-
линскую эпоху? Тебя меньше опасаются, меньше стараются "задви-
нуть". Тебе чаще выделяют путёвки в санатории. А у Маргарит
сильнее возбуждается желание самопожертвоваться ради тебя, тако-
го страдающего -- беззащитного светоча, нуждающегося в нежной
заботе.
  Отдельные исследователи находят у Булгакова даже "вялотекущую
неврозоподобную шизофрению" ("малопрогредиентную", да?) и вдоба-
вок заявляют, что свидетельством в пользу такого диагноза являет-
ся сам роман "Мастер и Маргарита".
  Я не думаю, что у широких народных масс ситуация с психическим
здоровьем лучше ситуации со здоровьем соматическим: соматическая
дефективность всего лишь легче обнаруживается -- через наблюде-
ния, анализы, электрокардиограммы, рентгеновские снимки и т. п. А
поскольку граждане соматически болеют немало, то, надо думать, и
психически тоже. Всякие психические аналоги насморка, бронхита,
расстройства кишечника и т. п. -- наверняка на каждом шагу. Поэто-
му  нет резона считать Булгакова -- с его списком фобий и лёгким
подозрением на шизофрению -- каким-то особенно ущербным. Печально
далёким от идеала -- это да.
  Кстати, гипотеза: если индивид многовато болеет соматически, то
он наверняка многовато болеет и психически, с довольно большой
степенью корреляции. Потому что и для того, и для другого бывают
общие причины: врождённая слабоватость организма, медицинская и
гигиеническая недообразованность (хм!), интеллектуальная недораз-
витость (ой!), абсурдизированнность мышления, вредные факторы
окружающей среды (в том числе информационный мусор и дурное влия-
ние общества). Эта гипотеза -- даже не моя, а Бернарда Шоу (если
не кого-то ещё более раннего): В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ -- ЗДОРОВЫЙ ДУХ.
  В аспекте критиканства это означает, что чем раньше креативный
индивид помер, тем, значит, кривее он был психически при жизни. И
эта его кривизна хоть как-то нехорошо отразилась на его творчес-
ком продукте (ищите, берегитесь). Разумеется, жёсткой определён-
ности в этом деле нету. И вокруг немеряно смертоносных случайнос-
тей, от которых вполне защититься бывает невозможно.

                *  *  *

  А ещё для меня подозрительно обильноватое употребление беретов
у Булгакова. У него носит берет даже Маргарита и даже Сатана (ну,
Воланд). Странно, что Маргарита сшила Мастеру не определённо бе-
рет, а некую чёрную "шапочку", с буквой "М". Эти булгаковские бе-
реты наверняка что-то о Булгакове свидетельствуют, вот только
что? Из большой темы беретов выдерну только вот это: у итальянцев
слово "беретнутый" ("toccato"; от "tocco" -- "берет") означает
того, у кого с головой немножко непорядок, -- "чокнутого", "при-
пыленного". Лично я беретов никогда не носил, а носил только
кепи, пилотки, панамы, каски, балаклавы, широкополые шляпы, тюбе-
тейки, кипы, арабские платки и вязаные лыжные шапочки. А в самом
раннем детстве, наверное, чепчики какое-то время.

                *  *  *

  И до кучи. Откуда у Мастера появились большие деньги? Булгаков
приписал ему выигрыш в лотерею. Но тут совпадение аж трёх очень
редких событий: 1) появления на свет Мастера, 2) крупного выигры-
ша, 3) игры в лотерею умного и культурного человека. Далее, чтобы
написать крепкий роман, вовсе не обязательно освобождаться от не-
обходимости таскаться на работу, всего лишь потребуется много
больше времени (зато материал утрясётся). И от таскания на нелю-
бимую работу ради выживания бывает польза: 1) неоднозначные впе-
чатления от трудового коллектива и пр., обогащающие художника
слова внутренне, 2) раздражение от много чего, стимулирующее
творчество. Ну, может, Мастер был настолько псих, что ему для
креативничания требовались особо комфортные условия. Читал я,
помнится, что современник Мастера Яков Перельман (автор "Занима-
тельной физики" и т. п.) имел обыкновение работать над своими
текстами в процессе езды в трамвае, но уж у кого как, это понят-
но.
  Ещё два весьма редких события, совпавших с уже перечисленными
тремя: натык Мастера на Маргариту (женщину очень специфическую:
такие не простаивают на каждом углу в ожидании романтической
встречи) и визит Воланда в Москву.
  Я вот строчил опус за опусом, неоднократно клеился к женщинам,
в Москву ездил, на Патриаршьи пруды заглядывал, даже лотерейные
билеты чуть-чуть покупал в ранней молодости, но ни разу не встре-
тил ни Маргариты, ни Воланда. Ну, хотя бы не загремел ни под
трамвай, ни в психушку. Правда, один раз в "булгаковском дворике"
на Большой Садовой ко мне прицепился какой-то на фиг мне нужный
оперативник с дурацким вопросом "А что вы тут делаете?!" и стал
мои бумажки проверять (я пробирался через Москву в Дели, билеты и
брони гостиниц были под рукой, так что накося выкуси, не в этот
раз). Я что, молил об этом оперативнике?!
  Подозреваю, что вполне себе Маргариты не было и у Булгакова --
и он всего лишь мечтал о ней в литературной форме (а своей недо-
маргарите сказал -- чтоб не пилила -- что списал дивный образ с
неё). И что упомянутая мной чужая Маргарита, с которой я состоял
некоторое время в переписке по поводу нанятия меня в качестве
"киллера", на самом деле всего лишь хлопотала о доходах своего
рифмоплёта-супружника (зарабатывавшего на графоманах -- через
платное печатание их в своём альманахе), поскольку ей от них
перепадало.
  По вине Булгакова, такого-растакого, моя жизнь прошла, можно
сказать, с пустой мечтой о Маргарите (уровня Анны Ковальчук),
которая вот-вот должна была появиться из-за [забора] угла. Запом-
ните, [дети] что [вполне качественных] Маргарит практически не
бывает (зато хватает прекрасных принцесс, [которые тоже какают]
которым нет до тебя дела). Кстати, Мастера при реально правиль-
ных Маргаритах наверняка не должны попадать в психушки и поми-
рать ранее 70 лет.
  Можно, разумеется, считать, что я был всего лишь недостаточно
психованным, талантливым и/или симпатичным для того, чтобы пре-
тендовать на собственную отдельную вполне себе Маргариту, но я
подозреваю, что дело в другом: в нежизненности образа. Поприсмат-
ривайтесь к историям реальных творческих людей -- и обнаружите,
что Маргарит там хоть шаром покати. Скажем, даже у Лермонтова --
не мне четы -- своей Маргариты не было (а была только любящая ба-
бушка). У Пушкина его Наталья Гончарова скорее портила ему нервы
(но хотя бы успела много нарожать от него -- и то хорошо). И так
далее.
  Пушкин и Лермонтов, конечно, много публиковались и обитали не
в каморках, а для исследования темы Маргарит требуются довольно
бедственные фигуры, но факт гибели указанных светочей в молодом
возрасте показывает, что Маргариты не помешали бы и им. Какая-
нибудь Маргарита могла ведь своевременно и самоотверженно вце-
питься ногтями в физиономию если не Дантеса, то хотя бы Мартыно-
ва. Повредила человеку глазик -- появился повод отложить дуэль,
а там, глядишь, и утряслось бы как-нибудь без стрельбы.
  Булгаков-то Маргариту эстетизировал, но, похоже, только в мужс-
ких глазах, а не в женских. Быть прекрасной, как Маргарита, --
это всегда пожалуйста (ну, нередко лишь в самовосприятии), а вот
ударить паличиком о пальчик ради какого-нибудь реального (= не из
романа) Мастера -- это уже ни в какую. Забавно, что при этом на
свете хватает "альфонсов", живущих хотя бы частично счёт обожаю-
щих их дам. Женщины уж точно не рыщут в поисках своих Мастеров.
Для самки с нормальной психикой сходство мужчины с булгаковским
Мастером -- это скорее отталквающий признак, чем притягивающий.
Женщина стремится рожать (от качественных самцов), растить и хо-
рошо пристраивать своих детей, а не спасать мир. Ещё она хочет
спокойно жить в достатке и получать от мужчины удовольствие и
подарки. Если же она ведёт себя, как булгаковская Маргарита, то
у неё, наверное, немножко не все дома. Такая дама может быть
очень хороша в совсем близких отношениях, но у неё вероятен
нервный срыв на почти ровном месте или же ей однажды покажется,
что Мастер у неё не совсем тот либо испортился, и она пойдёт
искать себе другого. И хорошо ещё, если она не пьёт (булгаковс-
кая Маргарита к бокальчику таки прикладывалась, то есть алкого-
лизм там был не за горами).
  Честность, призванность, замах и творческий потенциал ценятся
женщинами в мужчинах лишь во вторую очередь (если не в третью):
когда у тех ничего больше нет и когда недоступны альтернативные
носители более значимых качеств. Это наверняка идёт от инстинк-
тов, так что попрекать этим женщин -- глупо. Надо спокойно при-
нять это, как принимаешь силу тяжести или, скажем, расстояние от
Земли до Солнца. Булгаков же со своим впечатляющим романом, со
своей эффектной Маргаритой НАМУТИЛ -- и наверняка посбивал мно-
гих особо творческих людей с толку, а им и без того, как прави-
ло, далеко не санаторно.
  Женщины любят готовый (в крайнем случае ПОЧТИ готовый) успех и
готовые деньги. Малоперспективные серьёзные творческие наклоннос-
ти мужчины скорее отпугивают женщину, поскольку являют собой
угрозу его нормальной карьере, даже просто благополучию, посколь-
ку запросто могут довести его до цугундера, фигурального костра
или той же психушки. Стать супругой или хотя бы подружкой очеред-
ного Джордано Бруно -- не то, чего алчет нормальное женское серд-
це. Женщина может быть не в состоянии объяснить своё опасение, но
оно у неё из подсознания прёт.
  Для фигурального Джордано Бруно благодетельствующая его Марга-
рита (буде такая всё же отыщется) саморасходуется не ради него,
а в качестве как бы соучастницы его миссии: она эту миссию осу-
ществляет через него. Но соль в том, что женщинам самоотвержен-
ность ради общественных интересов свойственна в значительно мень-
шей степени, чем мужчинам: мужчины -- расходный материал истории,
а женщинам надо рожать и растить своих чад (или хотя бы заботить-
ся о чадах других женщин).
  Для женщины захотеть стать Маргаритой -- это как для мужчины
захотеть стать Павлом Корчагиным, лётчиком Маресьевым или, ска-
жем, Оводом (см. роман "Овод" Этель Лилиан Войнич): всякими таки-
ми образами можно восхищаться, можно немножко примерять их к се-
бе, но воплощать их -- это большой "ой". Зачем даме на руки мало-
денежный псих, в-тюрьме-сиделец или даже просто почти никто из
каморки, у которого в глазах "прозрений дивных свет"?"
  Даже если ты не вполне Мастер (головой особо не страдаешь, жи-
вёшь не в подвале, зарабатываешь нормальным трудом, пусть и через
насилие над собой), твоей немаргарите от твоего недопризнанного
творчества всё равно тревожненько. Среди прочего, она, может, бо-
иться, что однажды ты творчески ЗАПЬЁШЬ (а ещё ж креативные люди
-- зачастую наркоманы, педерасты, развратники). И чем она умнее и
опытнее, тем больше её женская натура тебе противится.
  В принципе какая-нибудь красивая, психически нормальная и не
совсем глупая, но при этом почему-то не занятая женщина (с какого
рожна ей быть одной -- или как бы одной -- ума не приложу), на-
верное, может заскокнуться на образе булгаковской Маргариты, ну
так к ней потом будет очередь Мастеров (= не пробьёшься!), причём
Мастеров по большей части, наверное, халтурных, а халтуру поди
ещё распознай.
  В общем, если ты -- творческий отщепенец (= не совсем в ладах с
современностью, общественностью, государством), то при попытке
закадрить симпатичную здравомысляющую даму следует наитщательней-
ше скрывать свои креативщицкие интересы и достижения (= СВОЮ
СУТЬ) и свою невструйность, хотя бы первое время (ей нужен прос-
той "мужик", немножко не совсем задрипанный -- и чуть лучший,
чем у подружек, ну так и дай ей его -- и только его, никого бо-
лее). А поскольку в эпоху интернета это вряд ли возможно, то твой
шанс на успех ничтожен.
  Ну как реальным супер-героям, ковальщикам правильного слова,
при таком раскладе успешно спасать мир, я не знаю. Ну так он у
них и не спасается: становится всё хуже.

                *  *  *

  Некоторые интеллигентствующие называют роман "Мастер и Марга-
рита" аж ФИЛОСОФСКИМ. Опс! Наверное, так разбрасываться словом
"философский" всё же не следует: сначала предъявите конкретные и
значимые идеи философского уровня, которые обнаружили у Булгако-
ва. Или автору было достаточно мутно потереться о большие темы и
навеять читателям философичное настроение? Простите, а оно у них
во что выливалось-то? Может, в выпивку? У Булгакова ведь герои
многовато ПЬЮТ: и фалернское, и не фалернское.