Монолог старого автобуса

Вот и осень на дворе. Хотя и некогда замечать за работой последние отблески уходящего лета, но все-таки, когда едешь по городу, нет-нет,  да и бросишь искоса взгляд на подернутые золотым багрянцем листья. Кружат, кружат, а потом – раз – и под колеса, устилая дорогу мягким, разноцветным ковром. Жаль только, не слышно их ласкового, тихого шуршанья, пассажиры в салоне кряхтят, ругаются, да и сердечко мое старенькое постукивает с перебоями. Сколько раз уже к врачам собирался, так мы мотористов называем, да все откладываю со дня на день. Обойдется мне боком эта откладка! Мы ведь старики, такие настырные, пока силком не притянут, скрипим помаленьку.

Уф-ф, наконец, смена заканчивается. Теперь бы добраться до гаража, да подремать маленько. Обычно, в такие, осенние и ненастные дни вспоминаешь свою молодость. Появился на свет я в славном городе Павлове. Много нас тогда сошло с конвейера, а вот, меня выбрали. Прибыл я на автобазу, получил номера и стал обыкновенной, штатной единицей.

Звали меня в ту пору ласково – «Пазик». Молодой я был, шустрый, по всему району летал, даже в столице побывал целых два раза. Не всякому такое счастье выпадает. И хозяин мне попался хороший, сейчас, правда, он на другом автобусе работает, на «Икарусе», а ко мне и не подходит, не узнает,  наверное, после того, как меня из капремонта пригнали. А раньше он меня любил, мыл каждый день, протирал чистой ветошью до блеска. И место у меня было свое, почетное, возле самых ворот, под навесом. Не дай Бог, кто его займет…

Незаметно прошла молодость и наступила пора зрелости. Блестящий, лакированный салон пропылился, покрылся царапинами, трещинами и всяческими непристойными надписями. Эти мелочи закрасили, правда, краска попалась совершенно другого цвета и дальше, в путь-дорожку… Узнал я, что такое инфаркт. Раньше, я часто слышал это выражение от стариков, уныло ожидавших своей участи на боковой стоянке, куда обычно ставят обреченных, но по своей молодости и заносчивости не обращал на них внимания. А тут, как-то и самого прихватило. Первый раз я отделался сравнительно легко. Перебрали двигатель, поменяли клапана и, дальше, в путь…
Когда мне минуло пять лет, получил я новое имя – «Сарай». Хозяин меня бросил и, пошел я по рукам.  Сегодня один поездит, завтра – другой за баранку садится, а присмотра никакого нет. То от жажды мучаюсь, то с голодухи еле до заправки дотягиваю. Стал я дребезжать, возмущаться, никто не обращает внимания. Да оно и понятно – кто на ворчливого, отработавшего свое старика станет обращать внимания. 

Лопнуло мое терпение и однажды, в рейсе по городу у меня вылетел задний мост, точнее, сам я его скинул. Приволокли меня в гараж, ну, думаю, добился своего, поставят меня теперь на ремонт. Нет. Посовещались начальники с умными лицами постояли возле меня и отправили в чужие края, на капитальный ремонт. Через полгода, перекрашенный и переделанный до неузнаваемости, возвратился я в родной гараж и, после первого рейса в пригород, притащили меня на «галстуке». Так и пошло. Куда ни поеду, обязательно с полпути вернусь.

Незаметно подкралась старость. Слово-то какое неприятное и колючее. Хворать я начал уже по-настоящему. Да оно и понятно, теплой стоянки у нас нет, стоим мы, «сараи», на открытой площадке, обдуваемые всеми ветрами. Хорошо, если в серединку заберешься, но такая удача выпадает крайне редко.  Я теперь перешел в разряд «шарабанов», а с такой кличкой в порядочном обществе делать нечего.
И на трассе я всем дорогу уступаю, особенно горделивым  «Мерседесам» и «Вольво». Пролетают мимо, горделиво, высокомерно, вот и приходится мне по-стариковски робко, по обочине трястись. А что самое обидное – даже инспектора ГИБДД не замечают, отворачиваются, как от пустого места. Самая большая радость у меня – попасть в теплый бокс, на длительный ремонт. Загонят в теплый закоулок – стоишь потихоньку день, два, а если повезет – то и неделю прихватишь. Хорошо, ребята-слесаря выручают, хоть и молодые, а понимают, что это за штука такая, старость.

Недавно дружка моего утащили. Куда утащили, спрашиваешь? Под резак, а потом в мартен, на переплавку. Скрипел, стонал товарищ мой, всеми колесами упирался, да куда там! Молодежь, та с интересом смотрела, которые постарше автобусы, те – с сочувствием, а я – с ужасом. Чувствовал, следующий – мой черед. Осталось от него только пустующее до сих пор место, да масляные пятна. Был и нету. Короток автобусный век, нужен всем, пока молодой да здоровый. Эх, и плакал я тогда! Думаешь, вру? Нет. Обычно, в такие дни рыжей, поздней осени, мы оплакиваем свою, промелькнувшую, как телеграфный столб за окном, молодость, дальние города, в которых не удосужились побывать, гладкое полотно скоростного шоссе, по которому так мало удалось поездить. Многие думают, что это утренняя роса, и небрежно смахивают влажные капли грязной, засаленной тряпкой. Нет, это слезы старика-работяги, честно прожившего свою нелегкую жизнь.

Вот и светает. Скоро на работу, а я и не отдохнул нисколько. Кто-то идет, а я не разгляжу никак. Ба-а-а, да это же мой первый хозяин! Здравствуй, старый приятель! Давненько мы с тобой не виделись! Подошел, как в старые, добрые времена протер лобовые стекла мягкой, чистой ветошью, а потом взобрался на водительское сиденье, положил на руль, покрытые узловатыми венами руки и задумался. Затем тряхнул головой и повернул ключ зажигания. Нет, брат, тут надо помочь рукояткой. Вот так. Вот и хорошо. И нечего тут нюни распускать. Если все будут плакать и ныть, то, кто молодежи опыт будет передавать, учить их, советовать… Беречь надо нас, стариков, а мы принесем еще немало пользы. А если все будут пользу приносить, то и жить станет лучше!

Через неделю моего первого хозяина с почетом проводили на пенсию, а меня завтра отправляют на переплавку...