Встреча на Сене

       Инженер Куницин никогда не бывал за рубежом. А тут сразу Париж! Когда ему стукнуло шестьдесят, его вызвал начальник и огорошил:
       – Ну, пенсионер, вот тебе подарок за многолетнюю примерную службу! – и протянул путевку на одно лицо.
       «Вот, значит, как избавились! – подумал инженер. – Но, что поделаешь. Хочешь, не хочешь, а придется привыкать к новому положению».
       Неделя во французской столице пролетела быстро. В последний день Куницин решил прокатиться на катере по Сене. Когда отчалили, его взгляд упал на пожилую женщину на соседней скамейке. «Надо же, как на Галку похожа! Фигура, глаза, нос – ну, в точности как у нее. Только очень морщинистая, и взгляд совершенно другой. У Галки глаза всегда горели, а у этой – потухли. Печаль и одиночество получили в них, похоже, постоянную прописку.
       «А ведь она и вправду уехала когда-то то ли во Францию, то ли в Бельгию, –  вспомнил инженер. – Но чтобы неотразимая, роковая «герла», как она себя называла, превратилась в этот сморщенный стручок!.. Как она разбрасывалась поклонниками! И как я сам сох по ней целых три года!»
       Инженер отчетливо вспомнил их знакомство в студенческие годы, в колхозе, на уборке урожая. Как ходил там за ней хвостом, и как ее веселило(!) такое поклонение. Вспомнил и ее неожиданное согласие встретиться ночью на сеновале, в духе старых добрых романов. И то, как она тогда не пришла и за это даже не извинилась. Это был ее фирменный стиль. И как потом сокурсники, которым откуда-то все стало известно, долго со смехом спрашивали его: «Ну как, пылкий Ромео, на сене здорово было?»
       «Нет, это не она!» – решил инженер и переключился на осмотр парижских достопримечательностей.
        Женщина, вдруг, тоже посмотрела на него, и ее взгляд за секунду из безучастного стал заинтересованным, а затем радостным. В глазах заблестели знакомые искорки.
       – Олежка, ты что ли?!
       – Галка?! Вот так встреча!
       – Я тебя сразу узнала. Ты тоже, да? Меня все узнают. Говорят, я ничуть не изменилась, – протараторила женщина, пересев на скамейку к Куницину.
       – Ну, да… – неуверенно подтвердил инженер.
       – Надолго в Париж?
       – Нет. Сегодня вечером улетаю.
       – Ну, во-от!.. Что бы раньше  увидеться! Как там Уфа? Давай, рассказывай! 
       – По-прежнему. На горе. А ты приезжала на родину после отъезда?
       – Представляешь, ни разу! Стыдоба, да и только! Почти 25 лет, как здесь живу… А так охота Уфу повидать!..
       – Так съезди, что мешает-то?
       – Да то одно, то другое. Ну, давай, рассказывай! Говорят, город сильно изменился.
       – Это точно. Свою улицу Цюрупы ты бы не узнала. Дом твой снесли и понастроили большие элитные здания.
       – Да-а-а?.. А как мой любимый парк Луначарского? Я так любила в нем гулять!
       – На месте, слава Богу! Правда, его переименовали в парк Аксакова.
       – А улица Ленина? Ее тоже, поди, переименовали?
       – Знаешь, нет. У нас и памятники Ленину не трогают. Даже его музей по-прежнему работает.
       – Уважают, значит… А как наши общие друзья? Кого видишь? 
       – Мало кого. Кто уехал, кто умер. Со Славкой иногда видимся, да Наташка изредка звонит.
       – Ой, ну ты мне всю душу разбередил!.. Слушай, Довлатов-то, оказывается, в Уфе родился. Я его много читала, но думать не думала, что он наш земляк. А если б ты знал, как я Земфиру обожаю! Особенно, когда слышу ее «До свиданья, мой любимый гор…»
       Допеть она не смогла, что-то сдавило ей горло, а по щекам покатились слезы. Но Куницин, старавшийся не только слушать старую подругу, но и не пропустить постоянно меняющиеся городские виды, ничего не заметил.
       – Ты в самом Париже живешь? – догадался он, наконец, прервать возникшую паузу.
       – Да. Не в центре, конечно. Так, рабочая окраина. Зато Париж! Я ведь об этом городе с детства мечтала. А теперь вот Уфа ночами снится…
       Голос ее осекся, и она всхлипнула. Но приятель, увлеченный созерцанием окрестностей, вновь не обратил на нее внимания.
       – Ты знаешь, Олежка, я поняла, что пословица «Хорошо там, где нас нет» очень мудрая. И я теперь знаю, где находится земной рай. Не в далеких городах и не на заморских островах. Рай там, где прошли наши детство и молодость. Куда попасть невозможно и нельзя купить до него билет, как поет Эдита Пьеха. Этот рай будет сниться и грезиться до самой смерти и рвать душу…  И я не увижу его, даже если приеду в Уфу. Потому, что та Уфа – в моей памяти, а не там, откуда ты приехал. Ее нет на земле, понимаешь?
       – Может быть… С кем ты живешь-то, если не секрет?
       – С собачкой. Пинчером. Маленький такой… Знаешь что, Олежка… Я сейчас напишу тебе свой адрес. Если я не приеду в Уфу, пришли мне немного земли из парка Луначарского. Обещаешь?
       – Обещаю.
       Только тут у инженера что-то екнуло в груди, он повернулся к своей собеседнице и увидел искаженное гримасой заплаканное лицо и руку, державшую мокрый носовой платок.
       «А встреча на Сене все же состоялась! – заключил Куницин, возвращаясь домой. – Вот только рад ли я ей теперь?..»