Бастард
- Привет, па!
- Привет, привет. Ну, что - попутешествуем?
- Ты уже освободился? - он мгновенно пристраивается на полинялом подлокотнике моего рабочего кресла перед компьютером. - Много сегодня написал?
- О-о-о! - я загадочно подмигиваю, наслаждаясь его интересом. - Целую главу!
- Ух ты! Расскажи! Или лучше почитай! - его глаза не умеют лгать. Я вижу в них знакомый огонёк азарта, и моё собственное сердце начинает биться быстрее в предвкушении того, как сейчас мы вместе пустимся на паруснике по волнам, как будем ловко уходить от вражеских фрегатов, петлять по каньонам неизведанной земли в поисках приключений и сокровищ, отстреливаться от индейцев, охраняющих святилища в древних пещерах, где стоят языческие идолы из чистого золота...
В этом ярком и загадочном мире он всегда со мной. Мы дышим одним солёным воздухом путешествий. Нам одинаково тесно в городской квартире, душа жаждет открытых морских пространств, и никакие яства не могут заменить глотка доброго рома на шаткой палубе под усыпанным спелыми звёздами южным небом... Впрочем, насчёт рома я, наверное, всё-таки погорячился: для двенадцатилетнего пацана это рискованное удовольствие. В остальном же всё так и есть: он действительно очень похож на меня.
- Ну, слушай! - я щёлкаю мышкой, снова открываю заветную папку и читаю вслух, чувствуя у себя на виске его дыхание и зная, что он тоже вслед за мной пробегает глазами строчки на экране.
- "Капитан, этот берег прозвали Чёрным не из-за цвета скал, - покачал головой лоцман. - И не потому, что в ближних лесах живут дикие племена с угольной, как адская тьма, кожей. Возьмите подзорную трубу и взгляните на те буруны впереди. Тогда вы сами назовёте мне истинную причину... "
- Там рифы! - взволнованно срываясь, шелестит голос у меня над ухом. - "Чёрный" - это потому, что смерть! Здесь разбиваются корабли!
- "- Всё верно! - со вздохом согласился я, отнимая трубу от глаз. - Наш юнга, безусловно, прав. - У Родерика ясная голова, - усмехнулся Бейзи и добавил негромко, так, чтобы услышал только я: - Даром что бастард..."
- Бастард - это кто?
Гм... Кажется, в его возрасте я уже знал такие вещи. Не помню, чтобы кто-то из родителей объяснял мне значение этого слова.
- Как тебе сказать... Это мальчик, у которого отец - знатного рода, а мать - женщина не слишком высокого происхождения. То есть он не имеет прав на отцовское наследство и титул. Примерно так.
- А почему ты не сделал меня своим настоящим сыном? - ревниво спрашивает мой слушатель.
- Э-э-э... Не торопи события. Родерик, конечно же, мой настоящий сын. В смысле, настоящий сын капитана Блога. Просто я... то есть он, Блог, - вечный бродяга, бегущий от семейных обязательств. Ему милее свобода, палуба и морские сражения, чем красавица жена, дети-аристократы и управление родовым поместьем. Но в конце, я думаю, для капитана настанет время остепениться, и вот тогда...
Я ещё сам не до конца знаю, что же будет тогда. Полромана пока не написано, полпути не пройдено. Я просто-напросто не готов сейчас к подобному разговору. К счастью, внимание моего собеседника уже снова переметнулось к увлекательным событиям вокруг наших героев.
- Давай, читай дальше! - он начинает ёрзать от нетерпения. - Им всё-таки удалось пристать к острову? Они нашли вторую половинку карты? А тот матрос, которого они высадили на берег в прошлой главе, ещё появится?
Я смеюсь и ерошу ему волосы, которые и без того приподнимаются на макушке птичьим хохолком:
- Ну, знаешь, дружок! Если я всё тебе сразу выложу, мне будет скучно писать! Потерпи, скоро многое прояснится. Тебе правда интересно?
- Ещё бы! - он изумлённо смотрит на меня, как будто и не представлял, что может быть иначе. - Ведь это про нас с тобой! Правда?
- Ещё бы! - отвечаю я в тон, и теперь мы хохочем на пару.
Смех смехом, но все свои романы я действительно написал про нас с ним. Точнее - для него. А иначе зачем мне было их вообще писать?
Даже из кабинета слышно, как хлопает входная дверь. В прихожей всегда долго возятся и сопят, независимо от времени года. Потом шаги быстро шлёпают на кухню и слышится очень громкий голос, отдающийся звоном по всей квартире:
- Ма! Я есть хочу! Что у нас сегодня на обед?
- Зелёные щи. Салат. Котлеты с картофельным пюре. Не кричи на весь дом - отец работает. Сколько раз тебе говорить?
- Угу... Ты мне только второе положи, ладно? Меня Димка с Андрюхой ждут во дворе!
- Подождут. Вымой руки.
- Ну, ма-а-ам...
- Как следует, с мылом. И не включай кран на полную мощность - весь пол забрызгаешь.
- Да не забрызгаю я! - возмущённый вопль слышится уже из ванной, усиленный эхом. А ведь просили не кричать...
Ещё некоторое время я пытаюсь сосредоточиться на том месте сюжета, где меня застало появление отпрыска. Куда там! Всё равно как если бы мой домик унёс торнадо - только не из голых степей Канзаса в волшебную страну, а наоборот - из цветущих дебрей Южной Америки в скудную пустыню реальности. Всё-таки Лёшка один стоит десятка катастроф. Стоит ему появиться, и сразу чувствуешь себя беспомощной жертвой в эпицентре стихийного бедствия. Впрочем, с кухни уже несутся звон посуды и аппетиные запахи, а значит, всё равно пришлось бы отрываться от яств духовных ради пищи телесной. Это будет, конечно, не анаконда в банановых листьях, а всего лишь рубленая говядина в панировочных сухарях. Ни рома, ни малаги тоже никто не предложит. Ну, да ладно, что уж теперь...
Отодвигаюсь от стола с компьютером и неторопливо бреду к двери. Пол покачивается под ногами, как будто я ещё на палубе своего корвета. Пронзительные вопли ребятни во дворе вполне сошли бы за крики чаек, а вот автомобильная сирена - совершенно ни в какие ворота. Я иной раз удивляюсь тому, как воображение, несмотря ни на что, вырывает меня из цепких лап этого назойливого мира и перебрасывает через невидимую границу, за которой абсолютно всё иначе: небо - выше, звёзды - крупнее, ароматы - дурманнее, события - масштабнее и динамичнее... Словом, идёт смачная и насыщенная, самая настоящая мужская жизнь. Здесь же мои героические деяния сводятся к починке кранов, прибиванию плинтусов, перебранкам с редакторами и выколачиванию гонораров из издателей. Не то чтобы мне не хватало впечатлений. Просто эти впечатления большей частью унылы и однообразны. Хотя пиво бывает хорошее, и ещё кое-какие мелочи иногда радуют, вроде выхода очередной моей книги...
В дверях ванной я сталкиваюсь с ним.
- Привет!
- Угу. Привет.
Он едва поднимает голову, здороваясь, и деловито проскальзывает мимо меня на кухню. Слышно, как громыхает по полу табуретка, когда он придвигает её к столу, не щадя японского линолеума.
- Ну не хочу я супу! Сказал же: не наливай!
Я специально включаю кран до отказа, чтобы не слышать этих громких разбирательств. Вода брызгает на лоскутный коврик. Узор коврика напоминает марокканский, я давно заметил. Капли сливаются в бесформенные влажные пятна, и грубая ткань делается похожей на мрамор мавританских дворцов... Чего только не придёт в голову, если тебя так резко и внезапно выдёрнули оттуда!
На кухне уже водворился мир. Какой ценой это достигнуто и кто вышел из схватки победителем, делается понятно, едва я переступаю порог: Лёшкино лицо над суповой миской - мрачнее тучи, ложка душераздирающе скребёт по фаянсовому дну. Я усаживаюсь напротив сына, испытывая почти сочувствие.
- Как дела?
В ответ - неразборчивое бурчание.
- С кем вы там бегаете во дворе?
- Ну, с Димкой... С Андреем... Костик обещал выйти... - он будто делает мне одолжение. В голосе ещё слышится обида на маму и на зелёные щи. - А что?
- Ничего. Просто интересно. И во что играете?
Он пожимает плечами. Начинает рассказывать неохотно, но, сам не замечая, быстро увлекается. Димка вынес велик и всех катал... Раскачивались на качелях почти до неба... Гонялись за девчонками, которые обзывались и брызгались водой из бутылки... Нашли за гаражами мёртвую собаку... Суп сиротливо стынет в его тарелке, и я ловлю недовольный взгляд жены.
- Понятно. Ты ешь, ешь. Ещё котлета впереди. А я целую главу романа написал. Там корабль потерпел крушение, но команде удалось добраться до берега. Только ещё непонятно, хорошо это или плохо, потому что берег этот очень уж дикий и неприветливый...
- Угу, - он задумчиво отправляет в рот ложку остывшего супа. - Пап, а если камеру у велика гвоздём проткнуть, весь воздух сразу выйдет?
- Нет. Но довольно быстро.
- А если туго-туго камеру накачать - что будет?
- Скорее всего, она лопнет, когда встретит какое-нибудь препятствие. Рассказывать дальше?
- Про что?
- Ну, про потерпевших крушение... Про то, что с ними случилось на берегу...
- Да нет, не надо. Меня ребята ждут. Мама, я только котлету съем, можно? И попить что-нибудь дай, а то жарко!
Я выгребаю из кармана мелочь.
- Держи. На минералку. Только одноразовые стаканы в киоске попросите.
- Угу, спасибо! Мама, я больше есть не хочу. Правда-правда, уже наелся! Ну, что - я пошёл?
Всё повторяется почти в точности, только в обратном порядке. Быстрые громкие шаги удаляются от кухни. Интенсивная возня в прихожей, как будто там надевает сандалии целая римская когорта. Хлопает дверь. В квартире повисает почти неестественная тишина.
Моя жена садится за стол - там только что сидел Лёшка - и с сочувствием глядит на меня. Надо отдать ей должное, она честно пытается вникать в мои дела. По-своему.
- Много сегодня написал?
- Почти целую главу.
- Молодец... И сколько ещё осталось?
- Это только середина романа.
- Но к сроку-то успеешь?
- Куда же я денусь!
- Это хорошо... Давай ещё котлету положу.
Энтузиазм на сегодняшний день иссяк, и сидеть, уставившись в монитор, мне уже просто-напросто тошно. Заставка приветливо помаргивает, изображая водопад на какой-то небывалой экзотической реке, аранжированный по бокам перистыми пальмовыми листьями, яркими бабочками и стайками разноцветных попугаев. Иногда мне бывает достаточно посмотреть на эту картину всего несколько минут - и в голове проясняется, время замирает, я ныряю в иное пространство, где мне дышится намного легче и привольнее, чем здесь. А порой, вот как сейчас, в душе при взгляде на водопад рождается только глухое раздражение. Не стоит даже перечитывать то, что сегодня написано: в таком состоянии мне всё будет казаться тусклым, убогим, фальшивым...
Беру сигареты и ухожу курить на балкон. День давно перевалил за середину, и хотя солнце ещё маячит высоко, ясно, что дальше жара пойдёт на убыль. На тёмной листве лежит сероватый налёт пыли - верный знак, что уже середина лета. В чистом, густо-голубом небе растерянно зависло одинокое облачко, похожее на перекрученный носовой платок. Пахнет нагретым асфальтом и травой, но гораздо сильнее - жареной картошкой из распахнутого окна соседской кухни.
Я облокачиваюсь на поручень балкона и щёлкаю зажигалкой. Конечно, я закончу очередной роман в срок - куда же я денусь, если договор на него уже подписан? Это будет хороший роман, по крайней мере, не хуже предыдущих. Мы с Родериком славно потрудились, распутывая мрачноватые загадки южных морей... Но, чёрт побери, как это неуютно и грустно - на самом деле чувствовать себя графом, который в один прекрасный момент обнаруживает, что бастард, рождённый от мулатки-простолюдинки, ему ближе и родней по духу, чем законный наследник!
Я бросаю взгляд на балконную дверь. Он уже там - дорогой для меня фантом, материализация моего воображения, гибкая мальчишеская тень, на глазах обретающая плоть.
- Привет, па!
- Привет, Родерик! Что стряслось?
- Ничего. Я просто хотел спросить - ты уже придумал, как всё было потом? Эти дикари, которые прятались в зарослях - они будут следить за капитаном или сразу нападут? Лучше бы им немного подождать: они же не знают, что за люди к ним попали... А ещё, пожалуйста, устрой так, чтобы Бейзи не убили, ладно? Он мне нравится, и потом, как же мы вернёмся домой без шкипера?
Моё сердце смягчается, горечь отступает. Что бы я делал без этого пацанёнка, честное слово? О чём он там просит - о каких-то сущих пустяках? Конечно, Бейзи не умрёт, Бейзи - это святое! Мы с ним прошли уже пару романов, пройдём и ещё. А по поводу дикарей действительно нужно что-то придумать. Пусть, и правда, пока просто следуют за нами, присматриваясь, а заодно нагнетая напряжение, и ждут подходящего случая, чтобы кровожадно на нас наброситься... За компьютер я уже сегодня, конечно, не сяду, но кое-какие детали замысла для меня проясняются. Шкипер прав: у нашего юнги замечательно светлая голова. И не будь я капитан Блог, если в конце этой истории не признаю парня своим самым что ни на есть законным, "настоящим", сыном!
Ещё некоторое время после его ухода я продолжаю улыбаться. Впрочем, улыбка постепенно становится грустной. Это только поначалу забавно примечать, что твои вымышленные герои понимают тебя лучше, чем окружающие живые люди. Потом от этого делается всё тяжелее - по мере того, как выясняется, что даже родным и близким ты интересен больше снаружи, чем изнутри. Нет, они, конечно, стараются что-то понять - ведь они тебя любят. Они искренне прилагают усилия, просто у них мало что выходит. В молодости моя жена, возможно, и видела во мне подобие капитана Блога, а сейчас я для неё просто муж-писатель, которому платят деньги за его работу. А для Лёшки я - отец-отшельник, проводящий большую часть дня в кабинете и лишь изредка уделяющий внимание внешнему миру. И что творится за прикрытой дверью, он понять не в силах да и не хочет, потому что до него доносятся только сухие щелчки клавиатуры, а не плеск волн, не шелест листьев в сельве и не звуки сражений... Так мы и живём в параллельных измерениях, и, не знаю, как моя семья, а я иногда тоскую, несмотря на всю прелесть своей приключенческой выдумки. Ведь даже Бог, создав мир, не мог быть полностью доволен, пока не сотворил того, с кем мог его разделить... Смелое сравнение, но я чувствую за ним какую-то долю истины. И вот - теперь у меня есть Родерик.
Поглощённый этими размышлениями, я не слишком внимательно слежу за тем, что делается во дворе. Тем более, что ничего интересного там, внизу, и не происходит. На лавочке у подъезда судачат пенсионерки, выбравшиеся на солнышко в своих лучших пёстрых халатах. В палисаднике, среди цветущих пионов, обессиленно высунув языки, развалились собаки, довольные, что нашли тень. Сосед с третьего этажа развесил в сторонке ковры и ходит вдоль них, лениво постукивая палкой, - делает вид, что выбивает пыль. В песочнице возятся малыши, их матери сидят рядком на скамейке, вяло обмахиваясь глянцевыми журналами. В отдалении, на детской площадке, между погнутыми футбольными воротами с жалкими остатками сетки, носится за мячом ватага мальчишек Лёшкиного возраста. Ага, вон и сам Лёшка... Кто выигрывает и кто в чьей команде, в такой свалке, конечно, не разобрать.
Почти вплотную к площадке подходит угол сквера, деревья перебрасывают ветки через невысокую ограду, и сейчас там тень, почти сумерки. Кто-то взрослый стоит в том месте, наблюдая за игрой, какая-то смутная, тёмная фигура. Мне вдруг становится неприятно и тревожно. Мальчишки носятся, а мужчина всё стоит и смотрит. Дел у него других нет, что ли? И почему он прячется в тени, как будто не хочет, чтобы его заметили из окон?
Я снова, уже внимательнее, осматриваю двор. Оказывается, этот умелец встал так, что ни мамашам, чьи дети играют в песок, ни пенсионеркам на лавочке, ни даже соседу, хлопателю ковров, его не разглядеть. Я сам вижу его только потому, что гляжу сверху, с балкона четвёртого этажа, да и то приметил не сразу. Человек стоит уже долго и, кажется, придирчиво выбирает среди ребят, увлечённых футбольным матчем... Кого? Зачем? Я вдруг обнаруживаю, что моё тело напряжено, как для броска, но пока не решаюсь двинуться с места. Ещё есть шанс, что это просто прохожий, решивший передохнуть в тени деревьев и засмотревшийся на детскую игру. Просто прохожий, ничего криминального...
Игра на минуту приостанавливается. От кучки футболистов отделяется фигурка и бежит к мужчине, прячущемуся в сумерках. Видимо, он - всё-таки чей-то родственник... И тут я осознаю, что эта фигурка - Лёшка.
Это последняя капля. Это сигнал. Стоптанные старенькие кроссовки сами прыгают мне на ноги. Очень длинная лестница, слишком длинная. Бабушки что-то кричат вслед - кажется, здороваются, а я не отвечаю. Этого гада действительно отсюда не видно. Что ему надо? Мой бывший однокашник Вадим Сивакин, - теперь милицейский следователь, - как-то рассказывал о таких. Всем им нужно одно. Наверное, не в первый раз выходит на охоту за детьми, ублюдок. Ох, и вломлю же я ему! Надо бы крикнуть соседу, чтобы вызывал милицию, но долго объяснять, а времени в обрез.
Мальчишки на площадке продолжают игру, они в азарте, что им один-единственный Лёшка... Отряд не заметил потери бойца.
Я приближаюсь к ограде. Тёмная фигура всё ещё там и даже не пытается убегать. Лёшки рядом не видать. Это меня озадачивает, и я перехожу на шаг. До незнакомца остаётся совсем немного, и тут выясняется ещё одна странность. С каждым моим шагом фигура делается туманее, неопределённее, как будто на глазах расплывается... Может, нужно остановиться, но злость и любопытство толкают меня вперёд. И я не останавливаюсь, хотя от удивления чуть притормаживаю. Это невозможно, просто вопиюще нереально, но... У ограды никого нет.
Я останавливаюсь и несколько мгновений тупо смотрю перед собой. Он только что был здесь, я же видел! Не спешил скрыться, не перелезал через ограду. Был - а теперь как сквозь землю провалился. И где Лёшка? Где мой сын, чёрт побери?! Уж он-то не мог раствориться! Или мог? Опомнившись, я быстро и цепко оглядываюсь. Бред, боже мой, какой бред! Что вообще происходит?
В гурьбе футболистов мелькают знакомые соломенная голова и коричневая футболка. У меня мгновенно пропадают всякие силы, моральные и физические. Сердце долбит в рёбра, как поршень; по спине, по бокам из подмышек стекают неприятные струйки. Дыхания не хватает. Я прислоняюсь спиной к ограде, как до этого делал тот, другой, и смотрю на ребят. Смотрю на сына, как ни в чём ни бывало лупящего ногой по мячу. В голове пусто и звонко - ни мыслей, ни догадок.
Лёшка замечает меня и кивает на бегу. Лицо у него при этом какое-то странное. Его как будто нисколько не удивляет, что на месте недавнего незнакомца теперь оказался я.
Мне едва достаёт терпения дождаться, пока очередная атака на ворота заканчивается и в игре наступает перерыв.
- Алексей! Иди-ка сюда на минутку!
Он замирает, словно налетев на невидимую стену. На его лице вдруг отражается такое изумление, как будто он никогда прежде не слышал моего голоса. Как будто я вообще не должен был заговорить... У меня сжимается сердце, а где-то на дальних задворках сознания начинает робко брезжить разгадка...
Он подходит осторожно, словно не веря.
- Папа? Ты... ты что здесь делаешь?
На его лице ясно читается: "Это правда ты?" И тогда я всё понимаю до конца.
Да, это я. Живой человек, а не придуманный тобой идеальный призрак. Может, не самый лучший из отцов, но ведь другого-то всё равно нет и не будет, сколько ни фантазируй. Никакая выдумка не сможет защитить тебя так, как могу это сделать я. И потом, разве я сам бросился бы вот так спасать не настоящего ребёнка, а вымысел, даже самый прекрасный, даже самый правдоподобный?
- Да вот... - я проглатываю застрявший в горле комок. - Захотелось посмотреть, как ты в футбол гоняешь. И тогда он улыбается мне, мой самый настоящий, живой сын - так открыто и счастливо, как никогда не сумел бы улыбнуться Родерик.
Свидетельство о публикации №218092101575