Хобби

                                                 
     Пашка и Петрович жили на разных концах небольшой деревни, протянувшейся одинокой улицей вдоль неторопливого ручья, но их хобби - увлечение охотой - влекло друг к другу, как противоположные полюса магнита. Противоположность была в том, что Пашка охотился с одностволкой, а Петрович - с фотоаппаратом. Они были годки, но по уровню авторитета среди жителей села занимали разные ступени.

    Щупленький очкарик Петрович занимал самую высокую, так как умел “щелкать на документ”, избавив односельчан от траты денег и времени на поездки в райцентр за своей “копией”, за что они уважительно величали его Петровичем, хотя по возрасту, он мог бы еще походить и Петькой. 

    Деревенскому богатырю Пашке, носившему кличку Бугай, хобби принесло лишь насмешки односельчан, так как никто из них еще не видел его с “убиенной дичью”.

    Из какого-то пособия охотнику Пашка узнал о причине своих промахов. Стреляя, он жмурил левый глаз и целился правым. Согласно же проверочному тесту, приведенному в пособии, командным глазом у него оказался левый, и, чтобы понизить его в должности, требовалась значительная спецтренировка. В частности, рекомендовалось почаще отключать его от дел: зажмурив или натянув на него пиратскую повязку. Когда он стал практиковать этот метод, то вначале вызвал массу вопросов у любознательных односельчан. Разобравшись же что к чему, они с подачи местного остряка деда Стригуна сменили ему кличку на Пирата.
   Пашка признавал только честное единоборство с дичью - пешкование с дробовкой. Все другие способы ее умерщвления презирал. Охотился по субботам. Уходил и возвращался по темноте, избегая насмешливых соседских глаз. К его приходу жена протапливала баньку, и он долго в ней пыхтел, восстанавливая утраченные силы и анализируя очередную неудачу. Шутникам по поводу своих нулей он бодро отвечал:
   - Для меня главное - процесс. Вот отучу левый, тогда посмотрим...
   Объекты охоты, словно зная о его глазном несоответствии, постоянно лихачили перед ним: то заяц выскочит из-под ног, то куропатка или тетерев “взорвется” из-под снега, заснежив его, а однажды он чуть не наступил на спящего гурана. И каждый раз его правый подавал команду “Пли!” с такой погрешностью, что заряды ложились то выше, то ниже, то правее, то левее цели.
 
   Однажды Пашка проспал и вышел на охоту, когда солнце уже оторвалось от горизонта. Вложив в ствол патрон с мелкой дробью на куропаток, он пошел вдоль заросшего мелким кустарником овражка, начинавшегося от деревни. Не пройдя и километра, вспугнул зайца и, вскинув ружье, дробанул по нему. Заяц упал, дернулся и затих.
   Пашка подбежал к косому, схватил обеими руками и, подняв над головой свой первый охотничий трофей, издал такой торжествующий крик, что напугал деда Стригуна, по обыкновению сидевшего в утренние часы у калитки на лавочке, отполированной ватными штанами до блеска, наблюдая за деревенской суетой и подыскивая очередную жертву для своих острот.
   Сунув зайца в охотничью сумку, Пашка, не чуя под собою ног, понесся к Петровичу, чтобы запечатлеться с первым трофеем.
   Увидев парившего Пашку, дед Стригун крикнул ему:
   - Это ты меня напужал?
   - На то есть причина, - загадочно ответил Пашка.
   - Неужто зашиб кого?
   - Косого!
   - Ну подойди, похвастай старику.
   Пашка подошел к нему и протянул руку для приветствия. Пожимая ее, дед хитровато спросил:
   - Как это ты его и куда попал?
   - Навскидку. Ран не видно: дробь была в патроне мелкой, а шерсть у зайчишки густая, но упал замертво, значит, сердце пробито, - подавая деду зайца, с уверенностью сказал Пашка.
   -Королевский выстрел! - изумился дед, а когда увидел зайца, то насмешливо добавил: - Это же крол! –
   - Да ты что, дед? Это русак, он не белеет зимой, да и откуда у нас в деревне кролики?
   - Дык... у соседки Пелагеи тоже хобби появилось. На неделе ездила в город и привезла крола для расплоду, а он сбежал. Выходит, что ты своим хобби накрыл ее хобби.
   - Разыгрываешь, дедуля, - отмахнулся от него Пашка и поспешил к фотографу, а дед - к Пелагее.
   Истратив на отрафеенного Пашку остатки пленки в фотоаппарате, возбужденный Петрович попросил:
   - Расскажи про охоту!
  Переполненный положительными эмоциями, Пашка раздул такого “слона”, что волны охотничьего азарта захлестнули ищущую душу фотодокументалиста, и он, решительно смахнув со стола коллекцию фоток с сытыми мордами домашних животных, с мальчишеским задором предложил:
  - Давай охотиться вместе! Ты с ружьем, а я с фотоаппаратом!
  Пашка, давно мечтавший подружиться с родственной по духу душой, с восторгом согласился и пригласил его на свеженину.
  Энергично размахивая руками, новоиспеченные друзья неслись по маршруту “магазин - дом Пашки”, но на подходе к магазину им перегородили дорогу несколько женщин во главе с Пелагеей.
  - Здравствуйте, товарищи! - торжественно поприветствовал их Пашка и, шутливо приложив руку к шапке, строевым прошелся вдоль шеренги, образованной их широкими передними фасадами с угрожающими лицами.
  - Тамбовский волк тебе товарищ. А ну покажь своего зайца! - выдвинувшись вперед, решительно потребовала Пелагея.
  - Вы что, зайца не видели? - наивно спросил Пашка и достал его из сумки.
  - И точно! Это мой крол! - всплеснув руками, огласила результаты опознания Пелагея.
  Как только не разубеждал Пашка женщин в ошибочности их мнения при активной поддержке мужиков, подтянувшихся на шум и сориентировавшихся, что если заяц-крол уйдет с Пелагеей, то с ним и надежда испробовать свеженины, - все было бесполезно. Они вошли в такой раж, что оглушенные своими криками, едва ли слышали себя.
  - Ну если это твой крол, то какого черта он шлялся за деревней? - привел в защиту зайца последний аргумент Пашка.
  - А тебе какое дело? Может, я его попастись выпустила, а ты, душегуб, извел его. Вот пожалуюсь в район - отберут у тебя пукалку, - пригрозила Пелагея.
   Махнув рукой, Пашка сунул Пелагее зайца, купил “обмывку” и вернулся с Петровичем проявлять пленку.
   После этого случая деревня долго колобродила, подогреваемая разными слухами.
Дед Стригун, принимавший активное участие в подготовке свеженины из зайца, пустил слух, что Пашкин трофей никак не мог быть зайцем, так как вскрытие грудной клетки показало, что бедное животное отдало богу душу из-за разрыва сердца от испуга, а местные зайцы настолько привыкли к бесполезным выстрелам Пашкиной дробовки, что даже ухом не ведут, слыша их.
   
   Однако просочилась и другая информация, что будто бы Пелагея, не успев выковырять из своих зубов остатки рекетованного трофея, неожиданно обнаружила на сеновале своего крола и, заметая следы, заманила его в клетку, тайком свозила в город, а когда вернулась, то долго торчала с ним в магазине, объясняя всем любопытным:
   - Купила другого, похож на покойничка как две капли воды. Разведение кролов - выгодное дело!
   Между тем увлеченная парочка безрезультатно “процессила” уже несколько суббот. Впереди привычно тропил Пашка, за ним след в след вытаптывал Петрович, спавший с лица от пешковальных нагрузок так, что оно с заострившимся носом, прикрытое большими очками и утепленное до подбородка шапкой-ушанкой, напоминало филина.
   
   Охотничьи угодья словно вымерли. То ли их обитатели и в самом деле приняли Петровича за крупного пернатого хищника и в страхе разбежались, то ли, прослышав о королевском выстреле Пашки, решили лишний раз не высовываться, да и погода преподнесла сюрприз. После обильного мокрого снегопада ударившие морозы сковали крепкий панцирь на всем снежном пространстве в округе. Идти по нему было легко, но гулко разносившиеся шаги заранее предупреждали и пернатых, и мохнатых о приближении хоббистов.
   
   Но не зря говорят, что удача любит напористых. И вот однажды, когда они уже возвращались домой, преодолевая разыгравшуюся встречную метель и остановившись передохнуть на углу лесопосадки, разделявшей огромное пахотное поле на две части, вдруг услышали топот ног. Выглянув из-за угла, охотники обомлели - прямо на них лиса гнала зайца.
   
    Первым опомнился Петрович и защелкал фотоаппаратом, потом бабахнул Пашка, решивший одним выстрелом поразить обе цели, но обвысил. Спасенный косой, чуть не сбив с ног непрерывно щелкавшего Петровича, сделал крутой вираж и скрылся в лесопосадке, а лиса, оскалившись, с трудом отвернула в поле, сильно прихрамывая, отбежала на безопасное расстояние и залегла за небольшой кочкой, так что только ушки-локаторы выдавали ее.
    - Вот это кадры!.. Вот это кадры!.. - восторженно тараторил Петрович, перезаряжая фотоаппарат.
    - А я тебе че говорил?.. Да и лиса, считай, наша: тяжело ранена, далеко не уйдет, - перезаряжая ружье, уверенно сказал Пашка, и началось преследование.
   
    Лиса долго мотала обидчиков по полю, держа их на безопасном расстоянии. Наконец, обессилив, она нырнула под соломенный воз, брошенный трактористами в поле из-за поломки передней балки, стягивающей полозья, отчего они впереди почти сошлись, образовав своеобразный невод. И когда охотники кошачьей походкой подкрались к возу, а лиса из-под него не выскочила, у Пашки моментально возник план захвата ее живьем. Выдернув из воза торчащие вилы и обломав в них средние рожки, он изложил его:
   - Будем брать живьем. Сама она оттуда не вылезет. Одному надо сзади подлезть под воз и шугнуть ее, а другому встать спереди воза с вилами и, как только она появится, прижать ими ее. Понимая, что ему отведена роль шугальщика, Петрович жалобно попросил:
   - Можно я с вилами - боюсь, укусит.
   Пашка снисходительно вручил ему вилы, поставил на пост и, наказав: “Не попорть шкуру!” - полез под воз.
   
   Через некоторое время из-под воза стала выдавливаться соломенная труха, затем что-то в ней шевельнулось. Интуитивно определив момент атаки, Петрович опустил вилы и, почувствовав под ними сопротивление, всеми мощами нажал на черенок, уперев его в живот, радостно закричал:
   - Я держу ее! Скорей на помощь!
    Однако прижатая в снег голова Пашки молчала. Сначала, холодея от страха, он подумал, что его цапнула лиса, но, услышав крик помощника и нащупав своими руками рожки вил, прижавшие его голову, он все понял и, свирепея, пружиной выскочил из-под воза так, что Петрович оказался на возу.
   - Где лиса? - рявкнул он.
   - Не-не знаю...
   - Упустил, разиня!
   - Я ду-ду-думал...
   - Индюк тоже думал, да в суп попал, - зло прервал его Пашка и стал внимательно осматривать вокруг воза снег, вылизанный метелью.
   - Вон она, - придя в себя, радостно закричал Петрович, увидев метрах в ста лису.
    Она лежала бездыханная, и на ее хитрой мордочке застыл оскал, напоминающий улыбку. Только тут Петрович заметил, что левый глаз у Пашки прикрыт веком, а из-под шапки сочится кровь.
     Врач, осмотрев Пашку, поставил диагноз: поврежден нерв, отвечающий за движение левого века и теперь без подпорки века глаз не сможет видеть.
     Дед Стригун, успокаивая Пашку, сказал:
     - Не горюй! Откомандовался левый - теперь процесс точно пойдет.