Рукопись, найденная за книжным шкафом

     —Лебедев, зайди!
      Лебедев положил трубку. Что это вдруг Главный вспомнил о нем? Он отложил очередное письмо с читательским отзывом и направился по вызову.
     —Садись! — не ответил Главный на приветствие, —  Тебе еще не надоело сидеть в Отделе писем? Появилась возможность  убрать тебя оттуда. Ты же прекрасно понимаешь, что это была вынужденная ссылка.  Твоя статья была слишком острая. Из за нее чуть не полетела и моя голова. Тот наверху, которого ты так задел своей писаниной, настаивал вообще на твоем увольнении с волчьим билетом. Тогда удалось, правда с помощью еще большей шишки, отделаться наказанием тебя строгим выговором за непроверенные факты и переводом на нижеоплачиваемую должность.  Но твоя статья не осталась незамеченной. Она все-таки всколыхнула болото. Кому надо, ею воспользовались, и твоего обидчика больше нет. Мне нужен хороший повод для возвращения тебя на прежнюю должность собкора. Тут подвернулся случай. Сварщика «Красного пролетария» наградили орденом. Мы с тобой прекрасно знаем, как у нас делаются орденоносцы на производстве. Тебе же нужно сделать материал, из которого сразу станет ясно, что он получил свою награду заслуженно. Не мне тебя учить, но на сей раз все факты должны соответствовать. Ты меня понял? Получи командировочное удостоверение, свои суточные и в путь. Номер тебе забронирован в заводской гостинице. Удачи тебе, Костя!
     Голос его потеплел. Рукопожатие было дружеским. А то, что назвал его по имени, говорило о том, что мимо Лебедева прошли какие-то незамеченные им изменения в редакционной политике.
     Лебедев зашел к своей приятельнице — редактору его бывшего отдела. Та приветствовала его взмахом руки, не отрываясь от гранки.
     Она читала абзац, проверяя на слух, как звучит связка текста с фразой «сегодня лучше, чем вчера, а завтра, лучше чем сегодня». Что-то ее не устраивало. Она  вычеркивала, вписывала и снова читала текст с этой фразой. Наконец  спросила: «Чего тебе?»
     —Хочу стрельнуть у тебя десятку до получки.
     —Стреляют сигареты. Деньги — одалживают.
    —Ну, одолжи.
     —Возьми сам, — она пододвинула сумку, — не могу закончить эту проклятую заметку. Все мое нутро восстает против нее.
     Она снова углубилась в текст.
    —Смотри, вот я взял десятку. — Лебедев показал ей купюру.
    —Костя, дорогой, да уйдешь ли ты уже? Взял и иди. У меня совсем не осталось времени. Нужно срочно нести в номер. Кстати, с Главным ты уже встречался?
      —А ты уже знаешь?
     —Я подсунула ему этого орденоносца. Удачи тебе! У тебя все получится. Я уверена. Иди уже, горюшко мое!
      
      Лебедев получил проездные документы и покинул редакцию.
      Прежде всего зашел к знакомому продавцу гастронома и приобрел у него палку копченой колбасы. В хлебном отделе упросил, чтобы ему дали круглую буханку черного. Купил пачку грузинского чая. Все остальное, нужное для командировки, у него всегда лежало в саквояже: фаянсовая поллитровая кружка с кипятильником, соль,  коробочка с кусочками рафинада, перочинный нож с открывалкой, зубная щетка с пастой, мыльница с любимым мылом, полотенце. Нужно было бы еще что-нибудь купить для перекуса, хотя бы пару банок бычков в томате, но здесь их не было. Нашел в гастрономе рядом с домом. Там же в винном отделе захватил бутылку  водки. Из опыта   зная, как иногда помогает этот  нехитрый напиток в общении.

     Кто только придумал эти четыре тридцать суточных. Неужели тем, кто  делал этот расчет, хотя бы раз  не пришло в голову попытаться самим уложиться в эту сумму?
     С этими мыслями Лебедев поднялся на свой этаж. Возле замка он увидел просунутый в щель клочок бумаги. Оказалось, это была записка от сбежавшей год назад жены. «Ты отключил телефон. Надеялась тебя застать. Будешь утром уходить, оставь мне ключи у соседки. Прости. Я хочу вернуться.» Как просто. Захотела уйти — ушла. Теперь захотела вернуться — оставь ключи. На этой же записке  написал ответ: «Хозяйничай. Я уехал в командировку. Предположительно на неделю.»

     Восьмичасовая электричка увозила его к неизвестному орденоносцу. Лебедев  не стал заранее обдумывать план будущей статьи. Решил вначале познакомиться с героем, а там, как получится. Впереди еще два часа дороги. Потом, пока оформится в гостинице,  навестит партком завода. Какое-то время на беседу с парторгом. Они всегда любят рассказать о своей роли в жизни каждого работника. А уж в этом случае — и о своем участии в становлении орденоносца и вкладе в рекорд, за который и был представлен к награде лучший сварщик завода. Дай бог успеть все это проделать к обеденному перерыву, когда и произойдет их первая встреча. Конечно, после обеда рабочему дадут возможность поговорить с корреспондентом областной газеты.
    
На очередной платформе, где остановилась электричка, ждала поезда женщина очень напоминающая его сбежавшую жену. Лебедев даже вздрогнул, увидев ее. Женщина вошла в вагон и уселась на  свободное место  напротив Лебедева. Он облегченно выдохнул, взглянув на нее. И плащ, и фигура — да. Но в лице настолько ничего общего, что он даже обругал себя  за это сравнение.
     Он перенесся мысленно на год назад. Вернувшись из очередной поездки, встретил разъяренную жену.  Она, предупрежденная его звонком, что он уже на вокзале и скоро будет дома, встретила его  готовой к выходу. Даже чемодан был  собран и стоял у двери. Она устроила истерику. Благим матом орала, что ей осточертели его постоянные командировки, что ей надоело быть одной, что раз уж он так любит свою работу и так предан ей, то и жениться нужно было на своей долбаной  газетенке. Ее терпение лопнуло, и она уходит. Теперь он может шляться где угодно и сколько угодно. Просиживать все вечера за своей машинкой и кропать мерзкие заметки про чудесное житье в Советской стране таких же идиотов, как он сам.  В конце концов она любима и окружена вниманием любимого человека.
     Она швырнула ключи на столик в передней и захлопнула за собой дверь.
   
     Встреча с героем в Ленинском уголке с первой же минуты разочаровала. «Прежде, чем начать работу, я готовлю рабочее место, — начал свой заученный, написанный кем-то, спич заслуженный сварщик, — я приношу ведро воды и ведро песка. На случай, если вдруг попадет искра...» Дальше Лебедев только делал вид, что внимательно слушает рассказчика. Он решил дать ему закончить свое выступление и уже после этого задать какие-нибудь вопросы, которые  хоть как-то смогут  показать, что же представляет собой человек, труд которого так высоко оценили.
      Получив банальные ответы на несколько своих вопросов, поблагодарил выступающего, отпустил его и направился в отдел кадров завода. Там он тоже ничего полезного для себя не узнал и попросил разрешения познакомиться с трудовой книжкой сварщика. Оказалось, что Егоров поступил на завод учеником сварщика, потом получил разряд, постоянно рос как специалист и достиг высшей квалификации, все это время проработав на родном предприятии. Почти все страницы были заполненными приказами о вынесении благодарности, о премиях, о Досках почета. Лебедев уже придумал, как построит свою статью об орденоносце. Он назовет ее «По страницам трудовой книжки». Теперь нужно встретиться с Егоровым снова и записать, что послужило основой каждого приказа.
     Пообедать он успел за полтора рубля в заводской столовой. А ужинать, по обыкновению, устроился у себя в номере. В ресторане гостиницы, да еще вечером, за трешку не разгуляешься. Он достал кружку и кипятильник. Пока готовил бутерброд, вода закипела. Он заварил чаю и стал просматривать заводскую многотиражку, несколько номеров которой получил от  парторга цеха. Краем глаза  заметил какое-то шевеление в углу номера. Там было небольшое отверстие в полу, в самом углу.  Вдруг из него показалась мордочка с двумя бусинками. «Вот и у меня гости»,  — подумал Лебедев, но как только он пошевелился, «гостья» исчезла. Тогда Лебедев покрошил корку хлеба и от самой норки до ножки стола протянул дорожку из крошек,  приложив в конце в качестве награды маленький кусочек колбасы. Ждать ему пришлось с минуту. Вначале показалась быстро шевелящаяся мордочка, а потом и вся мышка. Передними лапками, как ручками, она поднимала с пола угощение, садилась на задние лапки, быстро уплетала его и двигалась дальше, не сводя глаз с благодетеля. Когда же добралась до колбасного  лакомства, схватила его и тут же убежала к норке, нырнула в нее и исчезла. Лебедев понадеялся, что эта гостья, хотя бы на время, разделит его одиночество.  Через несколько минут мышка снова вылезла из норки. Ее ждало огорчение —  угощения не было. Хозяину номера стало смешно. Он даже увидел в глазах мышки недоумение. Тогда он еще подсыпал хлебных крошек. Но уже не от самой норки, а почти у ножки стола.  Вначале робко, а потом смелее мышка стала подбирать крошки. Добравшись до места, где до этого лежало колбасное вознаграждение прежнего подвига остался только колбасный запах. Мышка села на задние лапки и подняла свою мордочку. Она смотрела на Лебедева и глаза ее выражали удивление: дух здесь, а где же сама колбаса? Он снова отщипнул кусочек и положил его на пол. Мышка бросилась прочь, но не добежав до норки, остановилась и вернулась к столу. Схватив колбасный огрызок, она снова юркнула в норку. Лебедев стал ждать. И снова  гостья вернулась. На этот раз она подбежала прямо к столу, села, подняла голову и вопросительно уставилась на Лебедева.
     Он загадал, если он сейчас протянет кусочек колбасы, и она возьмет его прямо из рук, то жизнь его после этой поездки изменится и... Додумать он не успел. Мышка вылезла из норки и побежала прямо к столу. И когда Лебедев протянул к ней отрезанный заранее ломтик, схватила его и тут же исчезла.

      На следующий день он снова встретился с Егоровым. Тот рассказал о каждой записи в трудовой. Оказалось, что и ведра с песком появились не случайно: в первый же день самостоятельной работы он получил за один и тот же проступок выговор, когда искра от электрода вызвала возгорание, и благодарность за самоотверженное тушение пожара. Он даже показал оставшиеся следы на руках от ожогов, которые появились на местах выше защитных рукавиц. Он тогда сорвал с себя куртку и ею сбивал огонь. О какой самоотверженности шла речь! Ничего, кроме обычного страха, не толкало его в борьбе с огнем. Он вышел победителем. Пришлось тогда две недели проторчать на больничном, но акта о несчастном случае на производстве не подписывал. Его даже не составляли, чтобы не портить показатели социалистического соревнования. После этого случая и стал обустраивать рабочее место по правилам техники безопасности. Это  строгое требование было обнародовано  приказом по заводу, и на самом деле все стали соблюдать его.
   
     Лебедев вернулся в гостиницу. Первым делом посмотрел на мышиную норку. Никого. Вымыл руки и стал готовить ужин. Не сразу заметил, что его вчерашняя гостья тут как тут. Он снова накрошил ей хлеба. Но уже кусочки покрупнее, чем вчера, и колбасы, хотя и мелко, но уже несколько порций.
    —Угощайся, приятель! Мне работать надо.
     После полуночи статья  была написана. Оставалось назавтра встретиться с Егоровым, чтобы еще раз проверить, не напутал ли что-нибудь при пересказе.
      К своему удивлению Лебедев проспал. Давно уж  так безмятежно ему не спалось.  Даже не чувствовал угрызения совести за потерянный день. Но начальник цеха не отпустил сварщика для беседы. Срочный заказ необходимо было закончить сегодня, иначе квартальной премии не видать. Теперь он сможет встретиться с Егоровым только после работы.

     —Константин, простите, как вас по батюшке? - спросил Егоров.
     —Сергеевич.
     —Константин Сергеич, мне после смены нужно сразу домой. У меня жена приболела. Там с ней  соседская девчонка. Ее  отпустить надо.  Но я не могу оставить жену одну.  Если вам подходит, заходите к нам.  У нас свой дом недалеко от завода. Вот мой адрес.
     —Тогда с одним условием, вы мне еще расскажете о себе.
     —Да, вроде, и рассказывать больше нечего.
     —Там посмотрим. А в какое время вам удобно?
     —Часов в семь вас устроит?
     —Очень даже.
      
      Не идти же в гости с пустыми руками. Лебедев оценил размер своих запасов: колбасы — больше пол палки. Не стыдно взять с собой. Отрезав небольшой кусочек для мышки,  положил в пакет с бутылкой. Подумал, брать ли с собой  хлеб. Решил, что не помешает. Все же две трети буханки. Все равно такой здесь не водится. Тоже отрезал маленький кусочек для своей серой приятельницы.
     В семь часов открыл калитку егоровского подворья. Хозяин вышел к нему навстречу. Уже по тому, как он встретил гостя, чувствовалась в нем перемена. Исчезла скованность,  на лице появилась естественная улыбка. Родные стены придали уверенность.
     —Заходите, заходите. Если вы не против, устроимся на кухне. Отсюда мне лучше услышать, если жена позовет. Вы уж извините, что я вас ей не представлю. Она тут за стенкой.
     —Кухня — это самое лучшее место для доверительной беседы. Вся наша жизнь проходит на кухне. Я вот прихватил кое-что, —  Лебедев выложил на стол содержимое пакета, — это так, для поддержания разговора.
    
      Егоров  увлекся беседой, и забыв, что разговаривает с корреспондентом, поведал много
интересного о своей жизни, работе, увлечениях. Предстал живым остроумным собеседником
А еще у него оказалось  хобби — свободное время он проводил у себя на небольшом участке, который жена выделила ему на огороде, где он мог заниматься цветами. Он даже вывел новый сорт тюльпанов и назвал его именем жены.
    
     Вернувшись к себе в номер, Лебедев порвал  свой очерк об орденоносце и стал писать новый. Уже о человеке, которого представили к награде за его трудовые заслуги.
      Дописав последнее предложение и поставив точку, Лебедев откинулся на спинку стула, потянулся, взглянул на  окно, потом на часы — ложиться спать уже было поздно. Зато  вполне успевал на первую электричку. Собрать вещи было делом минуты. Вечернее угощение для мышки осталось нетронутым. Неужели она почувствовала, что он уезжает и обиделась? Тогда он собрал хлебные крошки и кусочки колбасы и выбросил это в мусорную корзину. Мало ли кто поселится потом в этот номер. Еще перепугается при появлении нежданной гости.

       Прямо с вокзала  поехал в редакцию. Зашел к себе в отдел, отпечатал рукопись, сделал правки, снова перепечатал и отнес беловик Ответственному секретарю. Тот прочел, написал «В номер» и посмотрел на Лебедева чуть ли не с восторгом.
     —Старик, ты превзошел себя! Честно сказать, не думал, что ты сможешь сделать что-то из этого. Дело казалось дохлым. Ну, пока. Я к главному. Он ждет твой очерк.

     Лебедева не очень тянуло домой. Судя по всему там обосновалась его бывшая и не хотелось снова выслушивать ее претензии. Но очень уж хотелось поскорее в душ. В гостинице, как всегда на все лето, была отключена горячая вода. Обычные три месяца профилактических работ. Когда он вошел в квартиру, следов жены не обнаружил, зато на кухонном столе лежало для него, прижатое ключами письмо. «Лебедев, — читал он, — ты как был жуткой сволочью, так и остался. Как только услышал, что я хочу вернуться, сразу нарочно умотал в командировку. Мне говорили, что ты уже год никуда не ездишь. Думала, что ты, наконец, все осознал и у нас все изменится. На всякий случай не подавала на развод. Но я тебе настолько безразлична, что ты даже не потребовал развода, когда я ушла к любовнику. Твоя сволочная натура сработала. Все! На развод подаю я! Чтоб ты сдох!»
     Лебедев дочитал записку и прикрепил ее магнитиками к холодильнику. На самое видное место.