Все как у людей

Сиренька была ещё совсем маленькой, как говорится, «от горшка – два вершка», когда разлучили её с мамой. Хозяин и хозяйка появились внезапно и, высмотрев её среди сестрёнок, хозяйка сказала: - «Давай вот эту выкопаем!» Хозяин не возражал – эту, так эту! Сиренькина мама своими корешками пыталась удержать свою доченьку возле себя, да где там? Хозяин, умело поработав лопатой, повалил сиреньку на бок, а хозяйка мокрой тряпицей обернула её вместе с комом земли. После чего хозяин засунул сиреньку в тёмный багажник. Сиренька плакала и, не понимая – за что ей такое наказание, прощалась с мамой; с местечком, где появилась на свет; и с детством, какого её лишили. Она тряслась в багажнике, и от горя её маленькие листочки в виде сердечек уже не отливали глянцем, поникли и сморщились. Когда же машина остановилась, и хозяин взял сиреньку на руки, она, выглядывая из тряпицы, поняла, что привезли её на чужбину.
 
- Ну, куда мы её посадим? – спросил хозяин.
– А давай вот сюда, поближе к забору! Хозяин выкопал ямку, ведро воды принёс. Хозяйка заметила: - «Подкормить её надо!» Сиренька лежала всё ещё в тряпице, однако, наблюдая за людьми, обрадовалась, что корму хозяин не пожалел, большую посудину наполнил и в ямку вывалил. После чего хозяйка сиреньку от тряпицы освободила, вместе с комом земли осторожно пристроила её на новое место жительства, из ведра напоила сиреньку и, потоптавшись у стволика, хозяева уехали.

Ночью сиренька ещё горевала, но уже утром пришла в себя. Оглядевшись по сторонам, новая поросль увиденным осталась довольна. Оказалось, что жить ей теперь предстоит на горе. Обзор – на все четыре стороны. Воздуха – пей, не хочу! Солнца лучи уже в пять часов утра обогрели сиреньку, от чего листочки проснулись, потянулись и расправились. А тут и соловьи появились – он и она!  - «Цю, цю, фью-ить!» - зацокал соловей. (мол, гляди – сирень появилась). – «Чирк, чюрк!» - ответила ему соловьиха. (мол, сирень сиренью, да только гнездо пора вить. А ты всё цвиркаешь!) Спохватились пичуги, да и взметнулись ввысь. Некогда разгуливать, пора за работу!

Вот так сиренька стала жить, поживать и друзей наживать! Сородичей рядом не было. Одна соседская рябина метрах в трёх от забора негромко переговаривалась с черёмухой, сообщая той о садовой культуре, посаженной рядом. Рябина уже набирала цвет, она-то и стала старшей подружкой несмышлёной сиреньке. Учила её не бояться ветра, без помех гуляющего на горе; не вздрагивать от стука топора, каким пользовался хозяин, строя поблизости дом. И своим шепотком заневестившаяся рябина развлекала одинокую незнакомку. А так как маленькие в своём большинстве всегда подражают старшим, стараются быть похожими на них, то и сиренька тянулась вверх; руки-веточки обрастали новой зеленью, листья-сердечки крупнели. Стан наливался силой, а хозяин и хозяйка глядели на неё с любовью и обожанием.

С приходом зимы сирень засыпала. Тогда и рябина, сбросив на землю ягоды, впадала в спячку. Равно как и яблони, одарив хозяев урожаем, с декабря по март то ли жили, то ли во сне зиму пережидали, при этом – страшно мёрзли! Но уже в апреле, когда солнце освещало всю гору, и сирень с рябиной, и яблони сбрасывали с себя прошлогоднее одеяние; то, что высохло, и с чем не справились ни вьюга, ни мороз. Но весенние соки, наполняя жизненной силой корни, преобразили  природу. Вскоре появятся и хозяева. И хотя в сентябре они всё перекопали, подрезали и удобрили, весной работы непочатый край! Хозяйка грабельками соберёт прошлогоднюю траву и оторвёт хозяина от мужской работы, кликнув: - Пойдём чай пить!

А сиренька наша, взрослея, лет через пять превратилась в высокую, гордую красавицу-сирень. Набирая цвет, печалилась лишь о том, что нет с нею рядом спутника, к кому она могла бы прислониться в непогоду. А ещё приятнее в послеобеденный зной спрятаться в тени. Хорошо ещё, что хозяин жилище выстроил поблизости. Предусмотрел, что в жару крыша дома защитит сирень от палящего солнца. Да и хозяйка в тенистом уголке нередко копошилась. Примулы разноцветные вокруг большого плоского камня посадила, грядку с ирисами развела. Соседская рябина вымахала «будь здоров» и разродилась дочкой, но не за забором, а прямо у камня. И по росту вскоре догнала сирень. Какое-то время они – молодки пересмеивались, перешёптывались, а потом дочка-рябина полезла вверх; маму свою, вероятно, решила догнать.

Сирень же рост приостановила, зато цвела – на зависть всей округе! Её кисти, словно гроздья винограда, лишь цвет сиреневый, укрывали всё дерево, оставляя небольшие просветы, где ютились листья-сердечки, порой отталкивая разросшуюся кисть; порой щекотали её. Кисть от щекотки жмурилась, при этом разбирал её чих! И при чихании цветы сирени распространяли вокруг такой аромат, какой можно было ощутить на соседнем участке. В пору цветения сирень и сама от своего запаха пьянела! А уж соловьиная пара – и того больше!

Кстати, соловьиха ещё как-то держалась. А соловей, погружаясь клювом в роскошную сиреневую кисть, просто обалдевал! Ему уже не хотелось скакать на одной лапке возле соловьихи. Он мечтал о гареме, где молодые наложницы, признав в нём господина, выполнят все его желания и прихоти! Ему больше не придётся таскать корм соловьихе, а в её отсутствие сидеть на яйцах и высиживать птенцов! Столь приятные грёзы позволили забыть соловью, что он уже не молод; что по утрам он больше не солирует, а с приятной истомой слушает песню жаворонка из-под небес. Он бы ещё долго грезил, но соловьиха, выйдя из нирваны, клюнула его в бок и прочирикала: - «чвик, чвик – хватит мечтать! Надышался уже сиренью? Летим на берёзу, там быстрей отрезвеешь! Пора вечерние песни петь!»

Хозяин и хозяйка тоже частенько ароматом сиреневым  наслаждались. – «Господи! – восклицала хозяйка. – Запах, словно бы на дерево лейку духов «сирень» вылили!»                 - Да-а! – соглашался хозяин. – Ты не обрывай кисти, пусть она во всей красе, пока не отцветёт, стоит! Но хозяйка нет-нет, да и наломает букет! Хозяин хмурится, но у неё отговорка припасена – на день рождения, день памяти…  Сирень хозяина шибко уважала, хозяйку же считала безалаберной за то, что та обрывала ветки с цветами, после чего сирень долго оправиться не могла и местами выглядела корявой. А ещё за то, что хозяйка сразу за углом посадила чуждое сирени дерево. Сначала это было не дерево, а сантиметров пятнадцать в высоту какая-то колючка. Хозяйка посадила три колючки: одну – у калитки, другую – на полянке; а третью, самую дохленькую – недалеко от сирени. Хозяину же сказала: - Этот «гадкий утёнок» если и погибнет – не жалко! Два других – красавцы!   

Одного красавца хозяин скосил. Размахнулся литовкой, да и не заметил, как макушка под косой оказалась. Второй красавец не прижился – засох! А вот «гадкий утёнок» оклемался, да и пошёл в рост! Из колючки стал кедром. Пока он рос за углом, это соседство сирень не волновало. Но тот ведь каждый год  давал прирост чуть ли не метр, да и за углом со временем  стало ему тесно. А куда податься? Ясное дело, что к сирени. Экую-то  красавицу, да оставить в одиночестве? Нет, кедр – он мужчина! Ну, и стал колючими руками  своими сирень поглаживать! Та – взвыла! – Ты-ы, хвойный сосед; не лапай меня колючками! Тебе место в дремучем лесу, а я культура садовая, нежная! «Отодвинься, ирод!»  Несговорчивость сирени пришлась кедру по душе. Он посмеивался и ещё теснее прижимался к соседке. Покалывал её иголками и басовито гудел: - Ты хоть и культурная, но баба! Я же понимаю, что без мужика тебе свет не мил! Поэтому и злишься, сиреневая моя!   Так они и спорили друг с другом, пока их никто не видит.

Когда же гора оживала, отовсюду лилась музыка – транзисторы, радиоприёмники на каждом участке голосили и барабанили. Кедру нравился джаз. Под звуки трубы у него дёргалась вся левая сторона;  ибо соседи слева, один - с лопатой, другая – с окучником под мелодию Луи Армстронга молодо отплясывали рок-н-рол!  Сирень не понимала – как можно любить то, что доносится слева? – «У тебя дурной вкус!» - говорила она кедру.      

Её хозяева, поставив на стол у крыльца маленький приёмничек, слушали, и работали под другую музыку. А хозяйка, случалось, и подпевала. Одну такую мелодию сирень примерила и на себя. Изменив в куплете одно слово, она негромко вторила хозяйке: - «Как бы мне-сирени к дубу перебраться?  Я б тогда не стала гнуться и качаться!» Только вот дубы на горе не росли. Сирень же, став мамой, размножилась. Хозяин с хозяйкой не оплошали, в результате и с другой стороны дома, и на въезде выросли и благоухали сиреневым цветом потомки!  Раздобыла где-то хозяйка и белую сирень. Посадили её на то место, где должен был вырасти красавец-кедр, нечаянно скошенный. Сирень воспрянула духом – хоть и белая, но своя! Однако,  породниться им не удалось. Хвойный сосед тому причиной – вымахал аки, аки…! Заполонил собой весь угол. Не докричишься до беленькой, не дозовёшься! Не стали парой разноцветные сирени. – Значит, так тому и быть! – смирилась сиреневая. А белая росла и цвела сама по себе. В непогоду шепталась с черноплодкой, да вишней.

Прошло время, и мудрая сирень стала чахнуть. Она ещё цвела, но уже не так обильно и роскошно. А со стороны соседей часть веток оголилась и без листвы сухо топорщилась. Сбоку, где обнимал её кедр, цветущие кисти сиренево отливали в малом количестве. Чувствовали себя неуютно, старались выбраться из-под развесистых лап тёмно-зелёного соседа, но тот не желал отпускать красоту и елейно ворковал: - «раз уж довелось нам  рядом стоять – никуда ты от меня не денешься!»

В одну из вёсен хозяева на участке не появились. Сирень забеспокоилась – почему? Соседка-старушка уже и лук посадила, и другие весенние работы приделала, а родная избушка пустовала. В начале лета у ворот остановилась машина с шашечками, из которой вылезла хозяйка и…  её родственница! Эту девушку сирень видела и раньше. С хозяевами она приезжала. Избушку открыли, а вот со ставенками на окнах не справились – бабы же!  В землю, ещё в сентябре перекопанную хозяином, посадили ведёрко картошки и часа через два, вызвав машину, уехали. Сирень, недоумевая, пожимала ветвями-плечиками и, обращаясь к кедру, пыталась разобраться: - «Это что же такое получается? Кто теперь возьмёт косу-литовку и выкосит траву? Я уже вся травищей обросла, а хозяина нет! И хозяйка примулы от сорняков не освободила, тюльпаны и пионы не прополола. А ирисы, которые ты заглушил, хозяйка оставила в той же темноте, как и зимой. Им же скоро цвести! Непорядок!» Кедр согласно кивал макушкой, но и он не знал – в чём причина?

Не получив ответа, рассерженная сирень переключилась на приятные воспоминания. Как-то в начале мая хозяйка стояла у чёрной смородины. Рядом – тропочка, а внизу ручей журчит. Паводковая вода стремительно бежит к реке. Стоит хозяйка на солнышке и, подставив лицо весенним лучам, малахольно улыбается! Калитка распахнута. И видит хозяйка, что в калитку входит пара – серенькая, с высоко поднятой головой, уточка; а за ней – селезень, да такой нарядный, глаз не оторвать! Шейку обрамляет белое с голубым ожерелье, на головке – пёрышко вверх торчит! И шагает эта парочка, не спеша, друг за дружкой по тропочке, ведущей к дому.

Хозяйка от изумления открыла рот, а закрыть – забыла!  Так и стояла с распахнутым! Когда же пара прошествовала мимо, двинулась следом. Гости остановились метрах в двух от крыльца. В это время из дома вышел хозяин и, намереваясь что-то сказать, тоже открыл рот. Хозяйка, приложив палец к губам, тычет рукой  в землю (мол, не вспугни!) Тогда и хозяин увидел прелестную парочку. После чего и он, полной грудью хлебнув воздуха, остался с открытым ртом. Хозяйка ринулась в дом, схватила кусок мягкой булки и выскочила на улицу. Разбросав по кусочкам мякоть, корку раскрошила помельче.  Уточка, полная достоинства, принялась трапезничать, а селезень – тот лучшие мягкие кусочки оставлял для любимой. Сам же довольствовался корочкой.

Хозяйка ещё раз сбегала в дом, принесла остатки булки, прихватила и какую-то крупу, высыпав рядом. Утиная пара, перекусив булкой, крупу оставила нетронутой. И так же, не торопясь, она – впереди, селезень – следом по тропочке отправились назад. – «Эх, нет фотоаппарата!» - с сожалением воскликнул хозяин. Эта картинка долго тогда стояла в сиреневых глазах. А позже и сирень не раз видела, как хозяин, словно тот селезень, ухаживал за хозяйкой. А уж когда она стала припадать на левую ногу, он не позволял ей и за дровами ходить, и за водой. Сам всё делал. Три раза за лето покосом занимался, и всё литовкой. Хозяйка предлагала: - «давай механическую косу купим!»  Хозяин отказывался: - «да механическая так визжит, ушам больно! Вон, за ручьём кто-то косит – за километр слышно!» Хозяйка не отступала: - «да ты погляди, все мужики такие косы понакупали, один ты, да ещё соседка за забором с литовками расстаться не можете! Так у соседки-то площадь – с «гулькин нос!» А у тебя территория – сена корове на год хватит!» 

- «Много - не мало! Перегниёт, через три года навоз будет!»  И отбив косу, отправлялся хозяин за ворота, чтобы прокосить ещё и въезд для машины. Если же поблизости кто-то включал механическую косу, говорил: - «утром по росе докошу остатки!» Не любил шума хозяин.

Хозяйка больше занималась цветами, ягодами. Но и тут, сирень видела это, хозяин помогал ей. Ягоды же крыжовника собирал только он. Хозяйка жаловалась – «колючий!» Будто бы хозяина крыжовник щадил? Сирень возникала: - «Хитрющая!»  А уж когда хозяйка стала падать, сирень ещё больше рассердилась. Она считала, что хозяйка нарочно свалилась, чтобы хозяин, увидев её на земле, со всех ног бежал к своей неповоротливой утке и спрашивал: - «Не ушиблась?»  Хозяин же все тропочки-дорожки где – камешками выложил; где – шероховатым линолеумом покрыл, чтоб утка его не поскользнулась, да лоб не расшибла! А хозяйка, нет-нет, да и на ровном месте приземлится! «Конечно же, намеренно! Сирень не обманешь!» 

И однажды, когда хозяйка появилась на участке без хозяина, сирень не могла, да и не хотела верить, что больше не встретится с ним. Однако, поверить пришлось!  Когда же травища не только под сиренью, но и на всём участке вымахала в человеческий рост, а дудки – и того выше, сирень загрустила не на шутку!  В августе ворота открыл внук хозяина. Сирень видела его мальчишкой каждое лето – с хозяевами тот приезжал.  Теперь же он приехал с женой. И, затопив печку, взяв в сарае литовку, решил прокосить проход в дом. Однако, выкосил траву только возле крыльца. Старая литовка оказалась тупой. А отбивать её, как делал это дед, внук не умел. Одну только ночку молодые провели в тёмном, неуютном доме и утром уехали. Побывала на участке и хозяйская дочка. Помогла хозяйке собрать ягоды, к сирени же никто не подошёл. Трава густая, непролазная. Да и по всей горе – безлюдье! Нигде не играет  музыка. Давно-давно у соседей не видно и любителей джаза; равно, как и  многие участки стали целиной. Отпала нужда у молодых горбатиться на картошке, моркови и проч. Всё в магазинах есть!

Сирень же вместе с кедром пережили ещё одну зиму. Очнувшись после спячки, сирень гадала: - «Интересно, приедет хозяйка в мае, или не приедет? Хоть бы приехала! Что ни говори, а без хозяйки плохо! Она ж заботилась обо мне! – корила себя сирень.  А я – неблагодарная, всё и шипела на неё, да хозяина без памяти любила! И где они теперь?» 

Хозяйка в конце мая приехала не одна. Посадили пол ведёрка картошки в землю, где при хозяине стояла теплица. Потом ещё дважды приезжали, окучивали, и в сентябре пять  вёдер картошки накопали. Теперь уж хозяйку водила за руку молодая родственница, оберегала её от падений. (разок, за домом хозяйка всё же оступилась и грохнулась, но удачно – отделалась приличным синяком.) Сирень не видела – как это случилось, но охи и ахи слышала. И, может, впервые посочувствовала хозяйке: - «Что же ты? Коли ноги не держат, не лезь – куда не следует! Побереги себя!» 

Тогда же сирень и узнала, что в октябре приедут они за яблоками. Яблоня-антоновка у крыльца была увешана плодами. А так как поспевает она поздно, срок сбора они отложили. Да и яблоня с красными  сладкими плодами  не торопилась ещё сбрасывать яблоки. На второй яблок было немного. Планировали, что за три-четыре часа управятся. Сирень в сентябре стояла облиственной, без цветов, а вот запах антоновки ощущала. Она помнила, как хозяин в урожайные годы антоновку вёдрами носил на лавку, где хозяйка послойно через бумагу укладывала яблоки в ящички, сортируя их по размеру. Самые крупные подносила к лицу, восклицая: - «Запах! А уж витамины…!»  Хозяин улыбался и, случалось, перекладывал яблоко из одного ящика в другой, ибо считал, что хозяйка допускает в работе брак. Бракованные же должны пойти на сушку, а вовсе не в ящики, предназначенные для отправки детям. Невнимательная хозяйка не прекословила, и очередное ведро осматривала уже более тщательно! Кажется, совсем недавно это было! Сирень, заметив, что молодая закрыла ворота, хозяйке шепнула: - «Увидимся в октябре!»

Во второй половине сентября сирень потихоньку стала сбрасывать листву, от чего кое-где возникли проплешины. И белым днём что-то затрещало в заборе за домом, послышался то ли скрежет, то ли рёв! Сирень вздрогнула. За все годы ничего подобного на горе не случалось. А уж когда увидела, что ко второй яблоне косолапо движется огромное бурое  незнакомое существо, едва не лишилась чувств. И лишилась бы, если бы не услышала голос соседа-кедра: - «Михаил Потапыч, ты как здесь оказался?» - Как, как? В лесу корма нет, вот и шатаюсь по садам, да огородам! – проревел Потапыч.  И принялся с жадностью поедать красную сладкую вкусноту. Через минуту яблоня стояла без единого яблочка, с оборванными ветвями, а бесцеремонный обжора приближался к антоновке. – «Вот уж где до отвала наемся!» - довольно хрякнул Потапыч.  Яблоки, не штучно, а скопом падали в раззявленную пасть; челюсти, словно жернова, без отдыха мололи, давили сочную, запашистую антоновку.

Когда внизу провизия была съедена, Потапыч встал на задние лапы и продолжил яблокопожирание! Будто спички, хрустели и ломались ветки. Сирень, находившаяся поблизости – метрах в пяти, видя это безобразие, молчать больше не могла! Только вот голос у неё изменился, от страха, наверное, поэтому тоненько запищала: - «Ты что делаешь, паразит? Не боишься, что кара тебя настигнет?»  Медведь, дохрумкивая остатки урожая, громко захохотал: - «Это ты что ли «кара», курица плешивая?» И, оставив яблоню, на двух задних конечностях приблизился к сирени. Грозно поднял лапу, намереваясь осадить её, чтобы навсегда запомнила – кто в лесу хозяин? Но не успел. Конфуз произошёл. Медвежья болезнь настигла – в животе заурчало, забурлило! А чтобы уж совсем не опозориться, Потапыч рванул назад и, сметая на пути лавку, стол, рыча от боли, присел за яблоней! 

Сирень веселилась: - «Так тебе и надо, зверюга ненасытный!»  Похудев за один присест сразу на два пуда, обессиленный Потапыч с зубовным скрежетом выполз на тропку. Долго лежал бездыханным, но, как говорили в старину на Руси: «голод – не тётка»! Брюхо пустое. А на днях он видел ещё парочку участков с яблонями. Надумал отправиться туда. Поднялся и решил поквитаться с сиренью. За смех её противный; за «кару», какая, с её подачи, заставила его похудеть! Да и цапнул когтистой лапой сирень пару раз! Содрал кору. Было намерение совсем её со свету сжить, покуда не услышал голос кедра: - «Слышь, земляк, оставь сирень в покое! Ты вон, какая громадина, а она против тебя – былинка! Нашёл – с кем счёты сводить? В тайгу отправляйся, там твоё место!»

Потапыча обращение «земляк» остановило. Он миролюбиво прорычал: - «Ладно, земеля, раз ты просишь за соседку, пусть живёт! Прощай! Может, свидимся ещё!» И не прежним путём, а порушив в заборе целый пролёт, косолапый  с кряхтением перелез через ящик с компостом и удалился!

Раненая сирень обливалась слезами и горестно шептала: - «Я хоть и деревянная, но живая! Видел бы хозяин, - на кого я стала похожа? Разве при хозяине появился бы здесь этот громила? Ни в жисть! А теперь и участок – сирота, и хозяйка – сирота; и я – деревяшка ободранная никому теперь не нужна!» - «Ну-у, зачем ты так? – прервал её кедр. – Мне ты нужна! А раны твои я смолой залечу. Не зря ведь люди называют её живицей! По весне новой кожей обрастёшь. Старая кора к тому времени засохнет и отвалится. А молодая следы от когтей и порезы закроет. От мороза же своей шубой тебя я прикрою. Прижмись ко мне, сиреневая моя!» 

Всхлипнув ещё разочек, скатив последнюю слезинку по ободранному гладкому стану, сирень и в самом деле прижалась к соседу.– Надо же, твои иголки потеряли колючесть! Стали длинными, мягкими и шелковистыми! – закурлыкала сирень.  – А то? – рассмеялся кедр. – То ли ещё будет, когда начну плодоносить, да шишками кидаться? И в каждой шишке – орехи, вкусные кедровые!  - А долго ещё ждать?      - Ну, лет пять, не меньше! Сирень вздохнула: - До-олго! - Не печалься! Выздоровеешь, да и зацветёшь весной, как прежде!  И орехов ты непременно дождёшься! А там, глядишь, мы с тобой перекрёстно новый сорт выведем, например, «сирень кедровую»! Согласна? – кедр погладил её своей мягкой рукой-веткой и припал к  ранке, окропив её живицей!   - «Как же я могу быть несогласной, если ты сегодня от смерти меня спас? Я теперь всегда тебя слушаться буду! А как ты смотришь, если новая порода  даст «кедр сиреневый»? Нравится? – она с интересом глядела на него.

А вот что ответил кедр - неведомо! Он был очень доволен, что сумел защитить любимую от кровожадного зверя. А фантазии говорливой подруги, равно, как и свои собственные, когда самозабвенно врал, он вскоре забыл и всерьёз не принимал! Впрочем, всё – как у людей!