Рыбацкие истории

Измотанный иду назад. Под зимней курткой одежду хоть выжимай, вся промокла  от пота. Но замершего "скафандра" не скинешь с себя, чтобы дать вздохнуть свежего воздуха одежде и просушиться. Днем, судя по машинному градуснику было минус двадцать семь, а под вечер – уже под тридцать подобралось, если не ниже: пар со рта в снег тут же превращается.

Собирая чебака (плотву) с лунок, матерюсь, одна мелочь. Где же прошлогодние великаны? Речка вроде та же, добирались к ней по карте, да и без нее дорогу к этому месту за многие года хорошо помню. После зимней переправы через Обь, поднявшись до развилки, повернули налево, преодолели двугорбую «верблюжку» (дорогу через горки с крутыми подъемами и спусками) и три братца ручья. За коряжиной в высоту метров пять, узкая просека, уходит вправо через вековой лес с химарскими отметинами резца. Стали у оврага, дальше на вездеходе не пробиться через плотный кедрач с худой сосной и березой. По тропке от него через километр нас ждала осевшая от старости на правый бок химарская изба, а за ней осталось с полкилометра до сказочной Ушьи. Речка шириною всего метров пять-шесть, в которой зимуют огромные, жирные чебаки.

Но их нет.

Дед, завидев меня, щерится.

Развожу руками:

- Везде мелочь, - вздыхаю, - дошел до бугра и там тоже она самая.

- Какого такого бугра? – удивляется Фанасич.

- Так видно подвижка льда была, наломала его до сюда, - провожу рукой по горлу. - Всю реку перекрыла.

- Вот за ним, зятек, и вся рыба стоит. Не прошла значит-ца сюда, лед задавил ей проход. Не пробовал за ней рыбачить?

Мотаю головой.

А дед, не поверишь, что ему уж далеко за семьдесят, как молодец вскочил, вытащил удочку из лунки, бур и пошел по моему следу к той горке.

- Иди, проводи его, - советует друг тестя Григорьич.

Мог бы и не напоминать, пошел вдогонку за Фанасичем. Белого дня то осталось всего с получаса, а до горки идти...? Оказывается не так и далеко.

Еле пробились через лапы старого ельника, обходя ту  гору из надломанных ледяных торосов. Дед тычет мне рукой, где ему пробурить. Под самым берегом лед тонкий, хитер Фанасьич. А себе думаю, по центру лунку высверлить.

Только сделал несколько оборотов бура, глянул на тестя, а его скрутило. Бросился к нему на помощь, а оказывается ошибся, это он рыбу из лунки с громким стоном тащил.

Великанище чебак, весь в огромной шершавой шелухе ворочается по верху снега, но ни как его пробить не может своей тяжестью. Туда вильнул хвостом, сюда, да и замерз, превратившись в букву «С» из темного серебра. А тут же рядом с ним и второй лег…

Бурюсь в двух метрах от тестя под бережком, бросаю в лунку тяжелую мормышку, и сразу – удар, окуневый! Затаив дыхание вываживаю рыбину на лед. Но не полосач это, как думал, а чебачище с килограмм. Дух захватывает.

Дед песню напевает, я – на «барабанах» ему вторю. Совсем темно стало.

- Пора, Витька, - поставил точку Фанасьич. – Завтра все сюда придем, и соберем урожай…

…Избушка мала, кто-то на двоих ее построил. Третьему придется сидя спать, на полу, уткнувшись спиной в нары. Труба краснеет, гудит, кастрюля ненасытная, сколько не набиваешь ее снегом, тает тот, а вода на донышке.

Уха отменная получилась, хоть без лука с картошкой, а плотная от рыбьего мяса. Наелись. Хорошо о чае старики позабыли, храпят. Меньше дел. Вытянул ноги, как мог, и провалился в сон. Несколько раз просыпался от холода, в печку дрова подкидывал, и, млея от жары снова засыпал.

Дед дергает меня за ворот, рыба в мешке, который оставил у избы, пропала.

Темно, чтобы след вора рассмотреть. Фонарик помог. Бороздка мелких следов по снегу привела к огромной ели и исчезла.

- Та, - махнул рукой, - а в доме она бы испортилась от жары, - оправдываюсь перед тестем. - А к машине с километр еще плестись, и так вчера с вами вымотался, - смотрю на Фанасьича. Молчит. – Сегодня наловим рыбы, и в машину ее сразу отнесу, - обещаю.

- Ладно, - с обидой отмахнулся дед. Собрался, и ушел за «горку». А на часах только шесть утра, до рассвета еще три. Рыбак, что говорить.

Ворочался на дедовых нарах, уснуть не мог. Смотрю на часы, половина девятого. А думал, что не спалось. Растолкал Григорьича, сказал, чтобы по следам нас искал, и отправился к тестю.

К Фанасьича горе рыбы моя прибавилась. А вот Григорьичу не повезло – опоздал, клева не стало. Но шесть-семь «поленьев» за килограмм все-таки вытащил. Тут, там бурюсь, ищу рыбу. Нет ее!

Вдруг дед выматерившись, черпалкой по лунке ударил, потом, минуты через три – еще раз, еще.

- Выдра, да не одна, - кряхтит он, - семейство целое здесь ее. Раньше их здесь не было, ниже на километр были. А вот расплодились.

Не верится, всматриваюсь в лунки, и точно, то там, то здесь выдрина мордочка вылезает, да еще и фыркает, пугает нас.

- Не дадут нам рыбы наловить, пока не наедятся, - сетует Фанасьич. – Пошли в избу, чаю попьем, а рыбу и мою, и свою в машину тащи, зятек.

А куда деваться, кому здесь не семьдесят, а пятьдесят, тот и молодец.

У избы соболя встретил, вора нашего. Поглядывает за нами из дровницы. Пока нас не было, прогрыз мой замороженный рюкзак, что на гвозде висел, и рыбку из него потаскивал. Дедовой ему мало.

Прав тесть, нужно рыбу в машину тащить, а не то пустыми вернемся…