Мальчик и Глухомань. Муркин урок

Итак, меня, мальчика, трех лет отроду, привезли в деревню. Все в диковинку. Огромная русская печь с горшками и ухватами. Деревянные потолки и полы. Неокрашенные! С завитками и узорами древесной структуры. Старые хлев и амбар, срубик баньки, что топится по-черному. Тишина и необъятные просторы.

  И кошка Мурка. Крупная телом и костью, немного флегматичная, слегка суровая, но вполне добродушная. Мягкая, пушистая, белая с серым. А еще помню, у нее была очень большая лобастая  голова. Обычно, кошки более миниатюрны.  Мурка была уже в возрасте. Говорили, что по разным причинам ее завозили несколько раз. Далеко завозили. На самосвалах и лесовозах. А она приходила назад. Так и осталась.

   Мне нравилось сидеть рядом с кошкой и тихонько гладить ее по мягкой шерстке. А бабушка рассказывала и показывала, как правильно ласкать.  Это ведь тоже уметь надо! Кошка сидела и мурлыкала, вполне благодарно принимая ласки от вчера еще не знакомого маленького мальчика.

   Однажды, ближе к обеду, я пришел с улицы, чтобы немного отдохнуть от жары в прохладе бревенчатого дома. Окна были на южную сторону, но перед домом  росли огромные кусты каринки. Они здесь росли еще с дореволюционных времен. Я, кстати, очень полюбил эту ягоду! В те годы кусты каринки росли возле каждого деревенского дома. Ягода была сочная и крупная.  Так вот, заросли ягодного кустарника не пускали солнечные лучи в дом, не позволяя им  разбавлять добрую прохладу ненужным теплом.

  Мурка лежала на большой железной кровати и тоже спасалась от жары. Кошки, они не только холод не любят. Жару тоже не уважают. Им, кошкам, нравится комфортный климат!
 
   Я, сопя и кряхтя,  забрался на высокую старинную кровать, которая была с мой рост, и свернулся калачиком рядом с дремлющим зверьком. Кошка отреагировала вполне благосклонно и даже немного подвинулась, чтобы я мог удобнее устроиться. Какое-то время мы с кисой мирно дремали, но через некоторое время дало о себе знать шило в попе. То самое, о котором иногда говорят детям бабушки и мамы.
   Помните:

- Ну, не ерзай! У тебя что, шило в попе?

  Вот и мое шило проснулось. Я стал активно приставать к мирно дремлющей кошке.

  Бабушка, сидевшая за столом, отхлебнув глоток чаю, повернулась ко мне и посоветовала не баловаться.

  Но порой, даже послушный мальчик позволяет себе лишнее.

  Я стал громко мяукать кошке прямо в ее большое мягкое ухо. Мурка терпела.

  Открылась дверь и в комнату вошла прабабушка Нюша. Посмотрев на творящееся явное безобразие, баба Нюша покачала головой и, погрозив мне пальцем, произнесла:

- Гляди!  Сдирибая!

Поцарапает, значит! В переводе с местного диалекта.

   Но предупреждения старших не возымели никакого эффекта, и я продолжал измываться над бедным животным.

   Кошка терпела! Она понимала – мальчик маленький и глупый. Обижать маленьких НИ З-ЗЯ-Я! Но, видимо, даже у терпеливых кошек наступает предел терпения.

   Я как сейчас помню этот момент. Прищуренные глаза Мурки вдруг сделались большими и круглыми, тело напряглось, и в следующее мгновение накопленный гнев выплеснулся наружу. Кошка резко привстала на задних лапах, а передними сделала так:

- Раз, раз, раз!

  Ровно три раза кошка быстро резанула по моему глупому большому лобешнику  своими острыми коготками. Затем, взглянув прямо мне в глаза своими вытаращенными круглыми глазищами, резко подскочила и бросилась через неприкрытую дверь наутек.

  Выдержав положенную паузу, обусловленную шоком от неожиданного возмездия, я, как и полагается,  заревел. Нет, не от боли. Ее я в первый момент и не чувствовал! И не от обиды! Ведь сам виноват! Просто заревел. Чтобы стресс снять.

   Бабушки-прабабушки забегали, заохали, запричитали. Стали чем-то мазать, что-то прикладывать к моей пустой исцарапанной голове. Что-то плохое говорить про кошку…

   Не помню точно, но к вечеру, кажется, поднялась температура. А Мурка куда-то пропала.  Дальше в памяти провал. Помню, что все обошлось и ранки стали заживать. А ведь известно, что кошачьи царапины – штука не слишком приятная.
  Мальчику, даже с поцарапанным лбом, не усидеть дома. Гулять – это не прихоть, это обязанность и предназначение мальчика. И вот я на высоком крыльце. Вот  природа и погода вокруг. А вот старый амбар. А на бревенчатом настиле сидит Мурка.

  Я тихонько подошел к кошке и сел рядом. Мурка подняла голову и пристально посмотрела мне прямо в глаза.
Я осторожно протянул руку и погладил кошку по большой теплой голове. Потом немного почесал за ухом.

  Мурка прикрыла глаза и тихо замурлыкала.

  Мы помирились. 

  Вышла на крылец ( именно, крылец, а не крыльцо) прабабушка Нюша. Достала из кармана свою табакерку и ловко загрузила в ноздри по щепотке табаку. Громко и с удовольствием чихнула. Потом посмотрела на нас с Муркой и покачала трясущейся головой. Погрозила пальцем:

-  Гляди! Опять сдирибая!

Я в ответ отрицательно покрутил головой:

- И-Ы! Не сдирибая! Она холесяя!

  Баба Нюша рассмеялась, и пошла в огород.

  Это был один из первых жизненных уроков, который я своим детским умишком почему-то воспринял очень серьезно. Хотя урок мне преподал не человек, а немолодая деревенская кошка, умудренная Глухоманью.

  Я хорошо понял, что у живых существ есть жизненное пространство и предел терпения. Нужно это уважать. Будь это человек, кошка, или медведь с крокодилом. Поскольку я был мальчиком, человеческим детенышем, мне предстояло жить среди людей. Не следует испытывать людское терпение. И нужно  уважать их жизненное пространство, взгляд на мир, мысли и слова.  Если они, конечно, не страдают бешенством. 

  Конечно, все это я понял не в таких словах и выражениях. Маленькие дети еще не умеют так выражать свои мысли. Просто понимание пришло на уровне сознания и подсознания. Как и у всех детенышей. А теперь вот подрос до полсотни лет, могу и словами сказать. Трудно высказать, и не высказать, как пелось в известной старой песне…

   Спасибо, Мурка, за тот первый урок! Я помню его. И взгляд твоих огромных мудрых глаз тоже помню!