Медоносная глухомань

В России есть множество дорог, имеющих славную историю.  Одна их них начинается с Калужского шоссе. Она выходит из Москвы и далее  тянется на Медынь-Юхнов-Рославль до границ Белоруссии в направлении Могилева. Ее километры тесно связаны с известными событиями.

Транспортная магистраль пересекает Угру, речку средних размеров. На ее ровных низких берегах, спустя сто лет после Куликовской битвы стояли лицом к лицу две армии,  орда хана Ахмата и русская рать Ивана III. В ту пору осень побеждала лето, иссушила до белизны зеленую траву лугов, сорвала с деревьев багряные листья, наполнила воздух влажной моросью. По привычной тактике, осыпав русских градом стрел, орда ринулась переправляться через брод, но встреченная рыком пушек и огнем пищалей, повернула коней обратно. Перестала с тех пор Русь платить дань. Сбросили русские иго, утопили мрачное ярмо в холодных водах Угры.

Старая дорога слышала в гулкой тишине цокот копыт отборных коней польской шляхты, в давние времена, владеющие землей смоленщины. Это сейчас шины автомобилей шелестят упавшей листвой по ровному шоссе, а когда-то скакал в сопровождении эскорта по ее ухабам нарядный экипаж. Спешно передвигался до первого перегородившего дорогу бревна. Дотоле лихо гарцевавшие ляхи, сбивались в кучу возле препятствия.  Озираясь среди высоких сосен, пугливо вглядывались в чащобу. Вдруг выстрел. За ним второй. Пошла пальба. Вскоре звук выстрелов станет похож на треск сучьев во время лесного пожарища. Клубы порохового дыма режут глаза:

- Пся, крев, засада, разбойники.

Белую рубашку из смоленского льна окрашивает алая кровь. Зажимая раны, поворачивают испуганных лошадей всадники. Стремительно несутся обратно в свою Полонию ляхи.

Честью украшает дорогу битва при Тарутино, разрушившая иллюзию европейского сброда о вкусной и здоровой пище из армии блистательного Наполеона. О возможности безнаказанного грабежа России. Поехали, пошли, поползли изнуренные голодом, страхом и холодом из Боровска по крутым горкам Вереи  в направлении ими же разоренного пространства.

Вдоль дороги, на залитой кровью полях, летом 41-го года, треснула броня гитлер-танков. Вопреки урокам истории, немецкие «бараны» вновь столкнулись  с крепкими русскими воротами. Здесь, рядом с дорогой, на подступах к Рославлю, находилась овеянная славой, поднятая в литературно-музыкальном повествовании до вершины человеческого духа безымянная высота. Помните? – «Дымилась роща под горою».

В 90-е годы прошлого века, в период расцвета нуворишей, построил кто-то из них вблизи от дороги пять игрушечно-ярких трехэтажных коттеджей. Инкогнито, с соблюдением конспирации, сделал от дороги шоссейную отворотку к укромному местечку, леску возле речки, провел линию электропередач. Место расположения выбрал удачное – с одной стороны ручей, с крутыми берегами, где барсуки нарыли норы, с другой – речка, в которой резвились бобры. Деньги любят тишину. Строили в заповедном месте, в стороне от посторонних глаз. Но фортуна краденного счастья чаще всего изменчива, скоротечна. Остались роскошные домики недостроенными. Только в части из них успели сделать  внутреннюю отделку. Стены ванных комнат украсили итальянской плиткой с затейливыми рисунками.

        Через двадцать лет беспризорности судьбу строений решили местные «предприниматели». Пригнали экскаватор и стали разрушать стены на кирпичи. Поскольку при их возведении был применен добротный раствор, то ломались они крупными плитами, которые пришлось разрушать на обломки. Добычей расхитителей стал дешевый битый кирпич, бетонные панели перекрытия и кольца канализации.

Уворованное жалости не имеет. Сколько прекрасных зданий было разрушено по всей стране, ради продажи битого кирпича. Строили объекты эти в эпоху застоя, а варварски раскурочивали в эпоху перемен.  Может названия временных отрезков перепутали? Протянуло историю сквозняком, мысли-образы завихрило, по причине легковесности, поменяло местами плюс на минус.  Одурачило народ радужностью грядущих перемен. А иначе как объяснить массовое разрушение по всей стране брошенных школ, детских садов, больниц, домов культуры - объектов, составляющих материальную базу, живущих в ту пору единым  социальным организмом людей.

В этом заповедном месте барсуков и бобров, в двухсотнях метров от вандально-разрушенных ничейных коттеджей и всего в тридцати метрах от шоссейной дороги стояла роскошная елка, похожая на Эйфелевую башню.

Сделаем маленькое отступление. Каждое дерево имеет своих почитателей.  Например, вечнозеленый, благоухающий сладким ароматом, Мирт - дерево с розами было любимым свадебным украшением древних эллинов. Оно олицетворяло для них три грации – три служанки, богини Венеры: красоту - призванную отдавать, любовь - призванную получать, и удовольствие – призванное вознаграждать.

Для африканца, в засушливой пустыне, деревом-предпочтением является баобаб, хранящий запасы дефицитной влаги.

        В нашем случае, для пасечника Арсения Михайловича, деревом-предпочтением стала елка. Широкая у комля, уходящая к вершине с заметным сужением. Маленькая копия знаменитой башни. Привлекла она его местоположением, близостью к дороге, высотой, стройностью и толстыми, редкими сучьями. Последние находились от земли в двух-трех метрах. Для удобства подъема, рядом в канавке лежала, присыпанная осенним ворохом прелых листьев, деревянная лестница. Выше по стволу часть сучьев для удобства подъема и спуска улья, была вырублена. Тяжелый, переполненный медом улей приходилось с опаской спускать вниз на стропах, бережно поддерживая равновесие. Иначе из-за неосторожного соприкосновения с деревом крышка улья могла приоткрыться, выпуская на волю тысячи пчел, желающих яростно наброситься на врага-похитителя.

Осознание реальной опасности вызывало сомнение. Мед вкусен… Узнать, увидеть и поучаствовать самому интересно… Но укусы, множество болезненных волдырей… Зачем? Проще купить…

Опытный опустошитель ульев диких пчел, Арсений Михайлович, которому нужен был помощник, взял меня на понт:

- Ну что слабо слазать за ульем на дерево? Они злые, кусаются, - говорил и сам похихикивал негромко, усмешничал, подразнивая:

       - Тебе же только пятьдесят. У тебя же сердце здоровое. Наоборот, будет только польза, апитерапия. Остеохондроз вылечивает, варикоз вен, слух, зрение вернет. Мир увидишь и услышишь как семнадцатилетний. А мед там какой? Липа, клевер, гречиха, донник, всего хватает.

        Омолаживаться до семнадцати лет мне не очень то хотелось. А вот испытать себя в новом деле было заманчиво. На ноги сапоги… Брюки заправил в голенище, полы куртки в брюки… Пуговицы застегнул, на голову водрузил накомарник… Экипировался. Пасечник предупредил:

       – Никаких одеколонов и антикомаринов, только разозлишь. Поедем вечером, ближе к шести, когда они лет закончат и соберутся в улья.

       В свои семьдесят, Михалыч бодр и деятелен, как бывший охотник, он знал в окрестности каждый лесок, озеро, поляну, речку:

      - Вот на этом бугре я ставил капканы на барсуков. Но при строительстве коттеджей их зарыли вместе с норами - в голосе его звучат остатки давнего сожаления. На старенькой «Ниве», скрипящей на каждом ухабе, мы подъехали к коттеджам. Битый кирпич… Вывороченный бетон.. Разруха…

     - Не свое, не жалко – сделал заключение пасечник. Если б на свои строили, такое бы не допустили.

     Я поддержал его:

    - Могли хотя бы  под пионерский лагерь отдать.

    - Эх, без головы живет ныне государство, без хозяина. Поучились бы у пчел. У них все строго по распорядку – одни работают, мед таскают, другие охраняют, матка потомство разводит. Тут запас на зиму… Здесь на первый расплод… Эх, ма – пасечник неожиданно сменил тему своего монолога и показал вверх на дерево:

     - Видишь, они все еще летают. Придется немного подождать. Летки не закроешь, иначе поднимут тревогу. У меня внука, студента, прошлой осенью так покусали, пришлось в больницу везти.

     - Шутишь, или что? – задал он шепотом риторический вопрос, глядя на меня, и сам же на него в полголоса ответил:

     - Подождем.

     Ждали около часа. Смеркалось.

    - Вот смотри поперек улья веревка, просунешь через нее один конец стропы, привяжешь, второй подашь мне через сук и будешь осторожно стравливать вниз.

    Выполнив инструкцию я поднялся на верх, чередуя движения по  сучкам: рука – нога, нога – рука. Казалось, сама елка приготовила подъем, удобный для гостей. Но, неожиданно ящик оказался тяжелее.

    - Осторожней, не оступись, – подсказывал пасечник снизу.

    - Все держу.

    - Направь в пробел и стравливай по-маленьку.

    Ящик пошел вниз по заранее очищенному от сучьев пробелу. Но неожиданно он качнулся и крышка края зацепилась за сук.

    - Стой, стой, - предостерег Михалыч. Держи, надо подправить.

    Наконец, после общих усилий, дно ящика коснулось земли. Стравив стропы я спустился вниз.

   - Сейчас откроем леток и они вернутся на прежнее место, пасечник указал на верх. Так и произошло.

   Вылетев из летка, часть пчел эскадрильей метнулась вверх, к тому месту, где был улей. Я было обрадовался легкости исхода, но пасечник уточнил:

   - Мало. Знаешь сколько их там. Придется все таки открывать крышку, но подальше. Тех, что вылетели оставим здесь. Поедем ко мне на пасеку. Там будет сподручнее.

   Закрыв летки, мы погрузили улей в багажник и отправились в обратный путь.

   Последнее испытание ждало нас на пасеке. Маленький домик с тремя десятками ульев вокруг приютился на краю заброшенной деревни. От шоссе к нему вела грунтовка, поросшая высокой травой. Высота жестких стеблей порою превышала высоту автомашины.

   - Помощников нет. Есть у меня два зятя, но они считают легче мед купить, чем возиться с ульями. А у меня сил нет. Надо бы заканчивать это дело. И пчел жалко. Двадцать лет меня кормили.  И сейчас их надо в зиму бросить, покупателей на ульи мало. Веришь или нет? Как подумаю, ком в горле стоит, плакать хочется. А с другой стороны, подумаешь, время то какое. Что пчелы? Сейчас людей не жалеют. Лишают работы, везде сокращают.

   Синие, желтые, красные ульи, разные по конфигурации, расположенные вокруг пасеки, издалека были похожи на макет деревни, обитатели которой, уставшие к вечеру от дневной работы, напряженно гудели внутри домиков.

   Перед открытием улья мы одели резиновые перчатки. Еще раз проверили друг у друга экипировку, поправили накомарники, развели дымарь. Открыв крышку, Арсений Михайлович, стал вытаскивать закладную, сжимающую рамки. Я нагнетал дым на улей, стараясь отогнать пчел.

   И тут началось боевое сражение… Война… Взбешенные пчелы черным облаком закружились вокруг улья. Часть из них, упорно игнорируя дымовую завесу, взлетая, вновь возвращалась к улью, старясь охранять мед. Другая, агрессивно набросилась на нас, стараясь найти лазейку в одежде. Понять их было можно. Запасы создавали кропотливым, четком организованным трудом, весь весенне-летний период… Впереди зима… Без запасов смерть. А тут разбой… Пора атаковать.

   Одна из пчел залезла мне под перчатку левой руки. Другая забралась под штаниной до правой коленки. Самая пронырливая полезла за шиворот и ужалила меня в шею. Пасечника же какая-то экстремистка, проникнув под накомарник, ужалила в лоб.

   В паническом смятении, близком к ужасу, я лихорадочно нагнетал дым, пока Арсений Михайлович, вынимал следующую рамку, в темном пространстве, наполненном клубами дыма и мельтешанием пчел. Наконец он взмолился:

   - Стой, стой, останови дымарь, дышать уже не могу, - поняв мое состояние, постарался успокоить, - как ты хотел? На пасеке побывал и чтоб пчела не укусила? Терпи… Апитерапия полезна.

   Кое-как, достав рамки, мы накрыли улей с остатками пчел брезентовым полотном. Когда через два дня пасечник вернется, все будет закончено.  Пчелы погибнут. Домик опустеет.

   Через месяц такая же участь ожидала обитателей еще двадцати домашних ульев. На объявления о продаже, данные в Интернете дочкой Арсения Михайловича, откликнулись  желающие приобрести лишь десять пчело-семей.

   Во время рассказа об этом, голос пасечника дрожал.

   - Я их смахиваю, таких трудолюбивых, надежных, в одну черную массу... Столько лет вместе… И ощущаю себя предателем.

   В серо-зеленых глазах  пасечника пряталась близкие слезы.

   Его чувство было понятно. Гибель пчел сменила повседневную радость на печаль. Утрата любимого занятия  для него это обрыв еще одной связующей нити, обостривший ощущение приближения  заката жизни.

   Мне тоже жаль, что легковесная листва вскоре укроет прозрачно-золотистым саваном еще один домик на краю уже давно безмолвной деревни, рядом с сельской дорогой, пустой и безлюдной, зарастающей высокой травой. Вблизи, совсем рядом с шумным шоссе, имеющим славные вековые традиции. Шоссе, пока еще похожее на половодную реку, которую с пересыханием впадающих в нее ручьев и речек, ждет обмеление. И тогда, еще один уголок России, превратится в забытую глухомань.

   А может все изменится, и новое поколение людей, с другими навыками, сможет заполнить пространство иной реальностью? Как знать? Предугадать сложно. Но вероятно они учтут – мед с полей пчелы несут в свой улей, в тот в котором они живут. В благодарность, опыленные цветы, рядом с их домиками, украсят землю своим разноцветьем.