Филька

  Я увидела его из окна электрички, швартующейся к платформе дачного посёлка, не так давно ставшего моим домом. Стоял ничем не примечательный серый денёк начала бесснежного ноября, и  пёс  удивительным образом гармонировал с окружающей действительностью.  Я поднялась со скамьи, и, продвигаясь к выходу, загляделась на сценку, разыгравшуюся за окном. Сначала я заметила выплывающую из магазина пожилую женщину с внушительной хозяйственной сумкой. Она держала её на сгибе локтя, как грибник держит корзину с грибами. В мгновение ока тётка оказалась окружена стаей разнокалиберных бездомных собак. Средь них возвышался прекрасный, серо-коричневого тигрового окраса экземпляр, доселе невиданный мною зверюга. Он был настолько великолепен, что остальные собаки, обретавшиеся в районе его колен, казались просто шерстяной хвостатой  мелочью. Вёл он себя весьма благородно: не толкался, никого специально не оттирал, его красивая  большая башка и так находилась  на уровне кошёлки добровольной  кормилицы. Я шла по платформе, наблюдала кормёжку диких зверей и любовалась псом. Порода его была мне неизвестна. Так, под неизгладимым впечатлением, почти на автопилоте, я добралась до дома.
     Поспела как раз к завтраку. Конечно же я поделилась со своими домочадцами увиденным на станции. У меня не шёл из головы облик красавца-собакена во всех подробностях: его выразительный силуэт и грациозные телодвижения,  по-жеребячьи гарцующие высокие ноги в белых носочках, крупная голова с брыльями и большими ушами,  длинный тигриный хвост. Через полчаса к нам зашёл друг  семьи и  тоже разразился панегириком в адрес этого пса. Тут я впервые услышала название породы: фила бразилейро. Недолго думая, мой муж схватил огромный брезентовый поводок, предназначенный, кажется, для выгула слона, и помчался на станцию. Вернулся быстро, но в одиночестве. Вообще ни одной собаки не встретилось, разбрелись по щелям, как выразился разочарованный супруг.
     Не знаю, как мы дожили до следующего  утра. Мой благоверный поднялся довольно рано, намотал на руку поводок и, не дожидаясь меня, рванул на станцию. Я старалась не отставать, но наши исходные данные были слишком неравными, и мне пришлось нагонять его крупной рысью. Мы сокращали путь, как могли, помчались через футбольное поле, сохраняя дистанцию, и каждый молился про себя, чтобы собаку никто не забрал. Я знала, что муж решил купить мясных обрезков, чтобы, скармливая их собаке по пути, благополучно добраться до  дому. Не помню точно, кто кого обогнал, но когда я ввалилась в магазин, где находилась зеленная лавка и торговали мясом, глазам моим открылась чудная картина: посреди торгового зала гигантской копилкой сидел пёс и во все глаза смотрел на своего будущего хозяина, замыкавшего небольшую очередь к мяснику. Я подошла к собакену со спины и надела ему ошейник.  Не меняя положения, он  на секунду оглянулся, скользнул по мне взглядом и продолжал есть глазами благодетеля. Даже не представляю, как пёс проинтуичил, что за ним пришли, но он сидел и ждал. В эту минуту родилась огромная, бескорыстная, взаимная любовь между  человеком и собакой.         
    Отоварившись обрезками, супруг мой обратился  к нам с пёселем. Что тут началось! Торговцы всем и вся, в особенности мясники, покинули свои прилавки, пожимали нам руки, угощали пса, гладили его и искренне радовались, что он обретает дом.
    Оказывается, пёс появился на улице около двух недель назад, тусовался с бездомными собаками и кормился где придётся, и будто бы мясники сочувствовали ему и подкармливали  из уважения к его благородному происхождению. Мне было безумно жаль Собакина: несмотря на щедрость пристанционных добродеев, выглядел он истощённым. Надо сказать, что жила я в то время на два дома: дети мои доучивались в городских школах, и мы обитали в московской квартире в отличие от остальных членов большого семейства, переехавших за город. Мы с мужем мотались друг к другу при любом удобном случае, но не каждый день, и именно поэтому я пропустила появление в посёлке такого пса.
    Я переживала, что мы слишком скудно запаслись едой для собаки, что вот сейчас обрезки закончатся по дороге, и нужно будет снова этим озаботиться. Но пса даже не пришлось прикармливать. Он позволил взять себя на поводок и шёл размеренным шагом чуть впереди хозяина, как будто это он вёл нас к дому. По пути через футбольное поле нам повстречалось ещё несколько человек, обеспокоенных судьбой собаки. Опять рукопожатия, похлопывания по плечу, благодарность за милосердие и оправдания за собственную нерешительность. Кто-то рассказал, что пса дважды пытались забрать, но что-то, видать, его не устраивало, и он возвращался на вольные хлеба. "Нас дожидался", - подумалось мне.
      Прежде всего собаку нужно было искупать, покормить и поименовать. Всё прошло без лишних нервов, нам просто повезло, что усыновлённый оказался представителем крупной породы да ещё и парнем. В связи с этим он не был склонен к истерикам и вообще вёл себя так, как будто бы родился в этом доме. Он не проявлял особого любопытства и принимал абсолютно всё, что с ним происходило и что ему предлагали, как должное. Единственное, что в его организме работало на пределе возможности, был нос. Не то чтобы он обнюхал каждый предмет и закуток в доме, он просто иногда останавливался  и втягивал в себя воздух широкими ноздрями. Мне показалось, что именно так он знакомился с новым жилищем и его обитателями, создавая свой собственный реестр запахов и укладывая их у себя в голове на какие-то одному ему известные полочки. Когда после купания сушили его короткую шёрстку старым махровым полотенцем, обнаружили в паху татуировку, длинную надпись из букв и цифр. Наш приятель, опытный собачник, сказал, что щенок был клубным, а значит - чистопородным. Тут же мы заметили изъян, по причине которого, вероятно, собаку бросили: у него были плохие зубы. Видно было, что пёс молодой, но мог перенёсти тяжёлую болезнь, давшую осложнение на зубы.
    Да, а что же с именем? Ну конечно же он стал Филей. Сразу несколько человек выбрали это имечко.
    Он  одиннадцать лет прожил в нашей семье, и не было привязанности и любви сильнее, чем у Фильки к  своему хозяину, а у того - к подопечному. Мы не стали его усиленно дрессировать, но некоторые самые необходимые команды он знал. Вид он имел, конечно, серьёзный, но гулял без намордника, хотя и на поводке, кроме тех редких случаев, когда ему удавалось улизнуть с участка. Но в эти минуты ему ни до кого не было дела, потому что перед ним маячила цель - мясницкая лавка, где его помнили и привечали. За все эти годы он никого не покусал - ни людей, ни собак, на кошек не обращал внимания. Он был выше всяких разборок, и народ признавал за ним силу. Рык его был страшен, близок, как мне кажется, к инфразвуку. Когда он его выдавал, всё живое замирало. Если он лаял - закладывало уши. Слава богу, он редко подавал голос.
    Он не любил велосипедистов, по видимому, они отвечали ему тем же. Никто никому ни разу не навредил, но мне доводилось наблюдать, как беспечные ездоки, завидев Филю, срочно спешивались и обращали свои тылы к обочине, а собственный фасад защищали своим двухколёсным другом. Фильку это вполне устраивало, и как генерал на плацу во время парада снисходительно принимает почести от подчинённых, так и он, глухо порыкивая, с чувством глубокого и полного удовлетворения рассекал по самой середине проезжей части.
Он сам выбирал маршрут для прогулки. Хозяин, прикреплённый к псу пятиметровым поводком, беспрекословно ему подчинялся, раз и навсегда согласившись на роль ведомого. Переиначить Филю было невозможно. К тому же он был невероятно силён не только духом, но и телом.
    Как-то вскоре после его появления в нашем доме, в самое гадкое время осени вместе с её холодными мелкими дождями и жирной грязью, простирающейся  от узкой асфальтовой дороги и до забора,  мой супруг повёл Фильку на прогулку. Вернулись они довольно скоро. Собакен выглядел вполне прилично, а человек был грязным донельзя и пришёл домой натурально в носках. Одной рукой он держал поводок, а в другой нёс  наполненные глиной штиблеты. Оказывается, они тихо-мирно совершали свой привычный моцион, как вдруг раздался зычный лай крупной собаки (кажется, там проживал алабай). Филя мгновенно среагировал и с места в карьер рванул на звук. Хозяин, пролетев пару метров по воздуху, вторым рывком был извлечён из башмаков и по инерции пробежал по грязи несколько шагов. На этом прогулка была окончена.
    Как и его хозяин и кумир, Филька невероятно, до дрожи в коленках, обожал квашеную капусту и солёные огурцы. В ожидании угощения стоял и ронял на пол слюну. Однажды я наблюдала такую картину: вернувшись из магазина, мой благоверный в куртке и кепке, переминаясь с ноги на ногу от вожделения, развязывал пакет с квашеной капустой. Как только доступ к продукту был открыт, он начал хватать его и закидывать в рот прямо руками. Тут я поняла, что у них и взаправду много общего.
    Чем дольше Филя проживал в нашей семье, тем больше нежности он проявлял к домочадцам, мог лизнуть в щёку или руку. Еду со стола не воровал, хотя мог бы без труда, потому как спокойно клал голову на обеденный стол. Если ему хотелось чего-нибудь вкусненького, он шёл на кухню, становился рядом с интересным  человеком и молча, не мигая, гипнотизировал его своими тёмными глазами, пока не добивался своего. Всегда с энтузиазмом набрасывался на угощение, но брал с руки аккуратно. Если "вкуснятина" была ему не по нраву, например, бананы, ягоды - смешно выталкивал неподобающее изо рта языком, как маленький ребёнок.
    Я любила с ним разговаривать, он отвечал на мои расспросы своеобразными звуками, поддерживая их живой мимикой. Казалось, ещё немного - и он заговорит по-человечески. Он и дорог нам был как человек. Мы любили его, восхищались его красотой и преданностью и тяжело пережили его уход.