Рецензия на «5. 10. О Максимилиане Волошине» (Евгений Говсиевич)

Фэндом Серебряного Века Евгения Говсиевича

Крым. Коктебель. Августовская ночь. Полнолуние. Мастерская Максимилиана Волошина.
Призрак поэта сидит в барочном кресле и привычно любуется лицом царевны Таиах. Лунный свет заливает всё помещение отчего улыбка солнцеликой богини кажется еще более чарующей.
Неожиданно Волошин встает, приподнимает свои огромные плечи и свою и без того высоко поднятую грудную клетку и начинает, томно завывая, читать стихи:

Войди, мой гость: стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога…
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров — убог. И времена — суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.

В это время на лестнице появилась призрачная фигура Анны Ахматовой, кутающаяся в кружевную шаль.
Поэт одета в белое пла­тье и белую широкополую шляпу с большим белым страу­совым пером.
Анна осторожно ступает по ступенькам, боясь наступить на сопровождающую её бульдожку Молли и при этом декламирует певуче-дрожащим голосом:

Я над будущим тайно колдую,
Если вечер совсем голубой,
И предчувствую встречу вторую,
Неизбежную встречу с тобой.

Остановившись перед опешившим Волошиным, поэт сказала:
- При жизни не довелось встретиться. Причину знаете, хотя письмо-приглашение от вас получила в своё время. Не скрою была удивлена и обрадована. Но не сложилось...
Максимилиан вскочил и жестом предложил даме сесть в кресло, а сам пересел на стоящий рядом табурет.
Анна Андреевна плавно села на только что освободившееся кресло, и положила голову на левую руку, приставив пальцы ладони к виску и задумчиво глядя на Волошина сказала:
- Знаете, а вы в этом хитоне похожи на античного грека из Фив.
И тут же без паузы продолжила:

Все, всё предать огню! И царь перечислял
И башни, и врата, и храмы — чудо света,
Как будто для него уже иссякла Лета,
Но вдруг задумался и, просветлев, сказал:
"Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта."

Лицо Волошина расплылось в самодовольной улыбке, как когда-то при чтении своей лекции " Пути эроса", но глаза при этом остались грустными:
- Во мне семь пудов мужской красоты!
Обманите меня… но совсем, навсегда…
Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда…
Чтоб поверить обману свободно, без дум,
Чтоб за кем-то идти в темноте наобум…
И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,
Кто ведет лабиринтом неведомых зал,
Чье дыханье порою горит на щеке,
Кто сжимает мне руку так крепко в руке…
А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман…
Обманите и сами поверьте в обман.

Анна Андреевна осталась невозмутимой и продолжала молча сидеть, не меняя позу. Заметив на открытой крышке бюро за спиной Волошина ноутбук, с любопытством спрашивает:
- Простите, а что это за устройство?
Макс, повернувшись на секунду к ней спиной, чтобы понять о чем она спрашивает, тут же начинает оживленно объяснять:
- Не знаю как называется и принцип работы тоже, но это заменяет нынешним людям газеты, книги и журналы.
Фигура Ахматовой окутывается дымом и Волошин замечает с удивлением в её руке, появившуюся ниоткуда папиросу:
- И что же читает нынешнее поколение?
Максимилиан досадливо отгоняет рукой призрачный дым, пахнущий почему-то сандалом, пачули и ещё чем-то знакомым, осторожно интересуется:
- Странный запах какой-то у ваших папирос.
Ахматова загадочно улыбнулась:
- Это" Идеал", запах моей молодости. Но вы не ответили!
- Ах, да! Читают мало. В основном пишут.
- И что же, например?!
- О нас с вами пишут.
- И что же? Дурное? Хорошее?
- Разное. Исследуют наше творчество. Пропагандируют. Двигают в народ, одним словом.
- И кто же этот подвижник?
- Некто Евгений Говсиевич.
- Позвольте, я вам прочитаю, что он пишет о вас, Анна Андреевна?
Ахматова кивнула и снова окуталась облачком дыма.
"Анна Ахматова – худая, бледная, бессмертная, мистическая. У нее длинное лицо, губы тонкие и немного провалившиеся, сильно развитые скулы и особенный нос с горбом, серые глаза, быстрые, но недоумевающие. У нее тонкие и изящные руки. Очень гибкая..."
- Тут и про творчество ваше есть,- Волошин вопросительно посмотрел на Ахматову, не зная, стоит ли читать далее и получив утвердительный кивок, продолжил чтение.
Когда закончил, то поднял глаза на Анну Андреевну, ожидая реакции.
- Не Николай Владимирович* , конечно, но в целом мне понравилось, - ответила Ахматова после небольшой паузы.
- Как говорит моя подруга Чарли**, чтобы получить признание — надо, даже необходимо, умереть.
Волошин в знак согласия потряс косматой головой и на этот раз без обычного подвывания стал читать свои стихи:

Земная смерть есть радость Бога:

Он сходит в мир, чтоб умереть.
И мы, как боги, мы, как дети,

Должны пройти по всей земле,
Должны запутаться во мгле,

Должны ослепнуть в ярком свете,

Терять друг друга на пути,

Страдать, искать и вновь найти…

Возникла долгая пауза...
По мере того, как рассвет вступал в свои права призрачные фигуры поэтов теряли резкость, таяли как утренняя дымка, пока не исчезли совсем. И только принцесса Таих продолжала улыбаться, той удивительной, бесконечно обаятельной, чистой и ясной улыбкой, какой улыбается человеку сама Поэзия.
----------
------------------
--------------------------

*Николай Владимирович Недоброво - литературный деятель, критик
** Чарли - прозвище Фаины Раневской, данное ей Ахматовой

Александр Секстолет   19.11.2020 16:30   •   Заявить о нарушении