Этот очерк посвящен неприглядной стороне деятельности Ф.Э. Дзержинского на постах председателя ВЧК, ГПУ и наркома внутренних дел в 1917-1926 гг. Напомню, что в его жизни есть и созидательная сторона, связанная с работой на постах наркома путей сообщения и председателя ВСНХ, ставшая сферой проявления его недюжинных способностей. Замечу, что борьба с детской беспризорностью, которую иногда считают чуть ли не основной его заслугой, занимает в его биографии относительно небольшое место. Нельзя забывать также о заслугах Дзержинского в организации уголовного розыска и разведки, раскрытии действительных заговоров против Советской власти. При подготовке очерка использованы изданные в последние годы архивные документы и научные исследования.
Цареубийство
В ночь на 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге был убит бывший император Николай II со всей семьей, слугами и доктором Боткиным, всего 11 человек. Решение было принято Свердловым и Лениным, что очевидно из сохранившихся телеграмм. В дневнике Л. Троцкого есть запись о разговоре со Свердловым, который сообщил ему о расстреле всей царской семьи:
“- А кто решал? - спросил я.
- Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях...
По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи была нужна не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет...”
К этим словам добавлю, что казнь православного Царя, Помазанника Божия, имела еще и своеобразное “ритуальное” значение как уничтожение символа православной веры.
Леденящие душу подробности этой кровавой драмы сохранились во многих воспоминаниях, в материалах белогвардейского следственного дела, которое вел Н. Соколов, в докладных записках чекистов и других архивных документах, изданных в “Архиве новейшей истории. Часть III”. Дело было организовано чекистом Яковом Юровским, лично застрелившим царя Николая II и царевича Алексея. Непосредственно в расправе и в сокрытии трупов принимали участие еще несколько чекистов и латышские стрелки. В этом очерке не ставится целью рассказать о кровавых подробностях. Замечу только, что во время расстрела самая тяжелая смерть постигла женщин, в которых стреляли несколько раз и добивали штыками: пули отскакивали от их корсетов, где были зашиты ювелирные украшения. Рабочие, нанятые за хорошую плату охранять дом, были потрясены увиденным. Охранник Дерябин с отвращением называл убийц “мясниками”.
После убийства царя была выпущена листовка ВЦИК о расстреле только царя Николая II, а его семья будто бы находилась в надежном месте. О том же писали центральные и местные газеты. Была спланирована и проведена тщательная компания по дезинформации населения и рядовых коммунистов. Это положило начало той клевете, тем потокам грязи, которыми обливали святого царя-мученика в годы советской власти.
Не приходится сомневаться в подробной информированности Ф.Э. Дзержинского об убийстве царской семьи, устроенном его подчиненными, и полном его одобрении. В Президентском архиве хранятся воспоминания Адольфа Иоффе (1882-1927), советского полпреда в Германии, которого намеренно не проинформировали об убийстве великих княжон и царевича: “... Наконец, когда проездом в Швейцарию в Берлине инкогнито был покойный Дзержинский (он ехал повидаться с семьей - прим. авт.), я пристал к нему и от него узнал всю правду, причем он мне рассказал, как Владимир Ильич категорически запретил кому бы то ни было сообщать мне об этом.
- Пусть Иоффе ничего не знает, - говорил, по словам Дзержинского, Владимир Ильич, - ему там, в Берлине, легче будет врать...”
В наше время с царя-мученика Николая II и его семьи спала ветхая чешуя чудовищных наветов, хотя еще совсем недавно она казалась крепкой бронею. Он снова вернулся к миллионам православных россиян как святой, как Царь не от земного мира, но от небесного, как молитвенник и защитник всех страждущих, о чем свидетельствуют многочисленные чудеса с его иконами.
Борьба с православной церковью
Церковь была идеологическим противником коммунистических властей, поэтому против нее репрессии не прекращались ни в годы Гражданской войны, ни при нэпе, ни позднее. В период “военного коммунизма” все духовенство относилось к категории “лишенцев”, которых лишали не только избирательных прав, но и пайка. Если бы не помощь верующих, духовенство было бы обречено на голодную смерть. Репрессированные архиереи, священники и миряне официально обвинялись в контрреволюционной деятельности, однако это редко соответствовало действительности. Разорение монастырей, закрытие храмов, расправа с церковным причтом были обычным делом. Охрана, организованная верующими, была, разумеется, бессильна против террора ЧК.
За период с июня 1918 г. до января 1919 г. было убито 19 архиереев, 102 священника, 154 дьякона, 95 монахов и монахинь, а к 1921 г. за Церковь погибло более 12000 мирян, несколько тысяч монахов и священников, 28 архиереев, в том числе Гермоген Тобольский, убитый за то что во время крестного хода благословил дом, где была заключена царская семья. Несколько раз заключали в тюрьму Святейшего Патриарха Тихона. Более 12 лет просидел в тюрьмах патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский).
С 1919 г. производились насильственные вскрытия святых мощей и другие святотатства. Одним и поводов издевательств ГПУ над верующими была волна “обновления” икон в домах простых людей, в основном крестьян, охватившая многие регионы России в начале 1920-х годов. Старые, почерневшие иконы начинали светиться в темноте, живопись или типографская краска становились яркими, будто только что нанесенными, на божницах оставался слетевшая с них грязь в виде темного песка. В некоторых местах оставались темные пятнышки, которые “научные эксперты” из ГПУ ничем не могли удалить, окончательно не испортив изображение. Иконы обновлялись сотнями, тысячами. Люди даже пытались это скрывать, так как владельцев таких икон чекисты часто арестовывали.
Одним из методов борьбы стали планомерные мероприятия по внесению раскола в среде архиереев. ГПУ финансировало движения “обновленцев”, “живоцерковников” (рассказ о них не входит в задачу настоящего очерка). Было создано специальное 6-е отделение Секретного отдела ГПУ под начальством Е. Тучкова. Патриарха Тихона посадили в тюрьму якобы за сопротивление изъятию церковных ценностей в фонд помощи голодающим Поволжья (Помгол). На самом деле церковь организовала свой фонд помощи, но по настоянию правительства все сборы передала Помголу. Патриарх призвал всех верующих жертвовать все церковные ценности, не имеющие прямого богослужебного употребления. Однако силами чекистов изымались православные святыни и предметы, необходимые для богослужения, что спровоцировало волнения и сопротивление верующих, частности, в Шуе. По этому поводу Ленин писал Молотову в тайном письме от 22 марта 1922 г.: “Для нас это... единственный момент, когда мы можем иметь 99 из 100 шансов... разбить неприятеля наголову... Когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией... Мы можем обеспечить себе фонд в несколько миллионов золотых рублей. Никакой другой момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого широкого настроения крестьянских масс, которое, по крайней мере, обеспечивало нам нейтралитет этих масс. ...Мы должны дать теперь самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли его в течение нескольких десятилетий...”. Заметим, что Ленин многократно преувеличивал богатства Церкви: изъято было в основном серебро и драгоценные камни не лучшего качества на сумму “до смешного пустяковую”, как писали в “Известиях”.
Однако изъятые церковные ценности попали вовсе не голодающим Поволжья, а в Секретный отдел ГПУ для финансирования компании по расколу церкви, что следует из секретного письма в ЦК РКП(б), направленного в мае 1922 г. с просьбой о выделении дополнительных средств на это. Распоряжением Секретариата ЦК РКП(б) от 13 июня 1922 г. деньги были выделены ГПУ комиссией ВЦИК по изъятию церковных ценностей.
Итак, возглавляемый Дзержинским ГПУ был исполнителем в грязных интригах против Православной церкви и репрессиях против верующих.
Устранение политических противников
В начале 1920-х годов была запрещена деятельность “мелкобуржуазных” партий меньшевиков и эсеров, их представители были исключены из Советов, лидеры меньшевиков высланы из Советской России. С лидерами правых эсеров поступили гораздо более жестоко. Те из них, кто находился в пределах досягаемости ГПУ, были арестованы и осуждены на основе фальсифицированных обвинений к расстрелу, но потом смертная казнь была заменена 10 годами тюрьмы. Протесты против грязной судебной инсценировки охватили тогда социалистов всего мира. Под давлением репрессий прекратила свою деятельность партия левых эсеров. Политическая система Советской России стала однопартийной.
Практика фальсифицированных процессов против инакомыслящих началась, как мы видим, еще при жизни Дзержинского. За многие политические деяния Уголовным кодексом была установлена смертная казнь. Статьи этого кодекса формулировались широко и могли соответственно трактоваться. Ленин писал наркому юстиции Д. Курскому: “...Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, надо узаконить и обосновать его принципиально... Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное сознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого”. Варварских примеров применения такого Уголовного кодекса, исходя из “революционного сознания”, очень много, особенно в сталинский период.
Высылка интеллигенции
В.И. Ленин санкционировал высылку из Советской России неугодной интеллигенции, прежде всего ученых-гуманитариев и литераторов, в числе которых был и пролетарский писатель М. Горький. Об этом прямо говорится в письме Ленина к Дзержинскому от 22 мая 1922 г. В документах ГПУ акция получила кодовое название “Операция”. В одной из установочных записок членам комиссий и органам ГПУ Ф.Э. Дзержинский писал: “Директивы Владимира Ильича. Совершенно секретно. Продолжайте неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу. Тщательно составить списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы. Распределять между ними всю литературу. Составить списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборников “Мысль” и “Задруга”. Верно. Ф. Дзержинский”.
По директиве Дзержинского высылались выдающиеся философы: был отправлен из Москвы и Петербурга специальный “философский теплоход”. Поездом направили экономистов и историков, врачей и финансистов. Эта масштабная акция нанесла большой урон российской науке и культуре, искалечила судьбы людей, лишив их Родины. Думающая и высокообразованная интеллигенция была не ко двору коммунистическому правительству, даже если она не вела активной антисоветской деятельности. Достаточно было разногласия с большевиками или критики действительности, чтобы получить предписание о высылке. С другой стороны, в исторической перспективе высылка имела и положительную сторону: она фактически спасла многих людей от гибели в сталинских застенках в 1930-е годы.
“Рыцарь революции” или “великий террорист”?
Как видно из приведенных директив, Дзержинский был не только в курсе репрессий, проводимых ГПУ и НКВД, но и напрямую руководил ими, т.е. в полном смысле слова стоял во главе репрессивной политики. По своему характеру он всегда до мелочей вникал в суть доверенного ему дела, свои статьи и речи писал сам, используя предоставленную ему информацию. Таков был стиль работы Дзержинского, который и как руководитель карательных органов, и как нарком путей сообщения, и как председатель ВСНХ твердо держал рычаги управления в своих руках.
Об этом ярко свидетельствуют его ближайшие соратники. Председатель Всеукраинской ЧК М. Лацис писал: “В ЧК Феликс Эдмундович везде желал действовать сам; он сам допрашивал арестованных, сам рылся в изобличающих материалах, сам устраивал арестованным очные ставки...” “Дзержинский подписывал небывало большое количество смертных приговоров, никогда не испытывая при этом ни жалости, ни колебаний”, - дополняет его член коллегии ВЧК Другов. “Дзержинский - организатор ВЧК, сросшийся с ЧК, которая стала его воплощением”, - утверждает заместитель и преемник Дзержинского в ОГПУ Менжинский, - “Дзержинский был не только великим террористом, но и великим чекистом. Он не был никогда расслаблено-человечен. Политика, а не человечность как таковая - вот ключ его отношения к чекисткой работе... Говорить о Дзержинском-чекисте, это значит писать историю ВЧК”.
От рождения Дзержинский не был жестоким человеком, даже наоборот, писал, что любит детей, умилялся на них, по его словам, был готов объять своей любовью весь мир. Желая построить справедливое общество, он стремился разрушить старое “до основания” и ненавидел все, что могло этому помешать. Эта пресловутая “классовая ненависть” и предопределила поддержку с его стороны жестоких репрессий и террора. Он мечтал строить, а не разрушать, любить, а не убивать, но вышло наоборот: о больше разрушал, особенно в годы Гражданской войны, чем строил, он создал аппарат, осуществлявший массовое убийство людей. Нравственным для Дзержинского стало прежде всего то, что служит делу революции, благая цель для него оправдывала средства, попирающие общечеловеческие моральные нормы и его собственные дореволюционные идеалы.
Дзержинский писал: “Пролетарское принуждение во всех формах, начиная от расстрелов, является методом выработки коммунистического человека из материала капиталистической эпохи”. За этой циничной казенной фразой стоят многие тысячи изуверски погубленных жизней, ибо в ЧК не только расстреливали, но и повсеместно пытали людей. Старый коммунист Михаил Ольминский (1863-1933) тогда осмелился написать: “Можно быть разных мнений о терроре, но то, что сейчас творится, это вовсе не красный террор, а сплошная уголовщина”. Ярко свидетельствует о жестокости помощников Дзержинского такой факт. Когда Харьков был занят войсками белых, во дворе харьковской тюрьмы ЧК было вырыто 107 трупов, при вскрытии которых врачи обнаружили множественные переломы ребер, перебитые голени, раздробленные конечности, отрубленные головы, следы прижигания раскаленным железом. У одного трупа голова оказалась сплющенной в диск, вероятно, от удара тяжелой гирей... Имевший садистские наклонности член коллегии НКВД Александр Эйдук (1886-1938) опубликовал в тифлисском сборнике “Улыбка ЧК” стихотворение, где были жуткие строки:
Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых жизней и костей...
Сам Дзержинский непосредственно в расстрелах и пытках не участвовал, но без колебания подписывал смертные приговоры тысячам людей одновременно, как это было в одной из московских тюрем 25 сентября 1919 г, когда он повелел “пустить в расход” всех заключенных без разбора - около 1500 человек.
Перед моим мысленным взором прошла вся противоречивая жизнь Феликса Эдмундовича Дзержинского, словно ожившая в сухих строках официальной биографии, в его дневниках, письмах, рассказах, статьях, речах, в воспоминаниях друзей, в директивах, в архивных документах и в “зеркале русской революции”. Я не испытываю лично к нему ни симпатии, ни ненависти. Бог ему судья. Мне глубоко чуждо разрушительное чувство “классовой ненависти” в нем и стремление достичь своей цели любыми средствами, включая кровавый террор в государственном масштабе. Я считаю, что наболевшие проблемы нашего общества следует решать созидательным путем, прислушиваясь к своим оппонентам, что благая цель не оправдывает жестоких средств ее достижения, ведущих к террору и преступной гибели людей. Это один из уроков Русской революции 1917-1922 годов.
Начало и продолжение этой работы см. здесь:
http://proza.ru/2008/08/29/15
http://proza.ru/2008/08/29/18