Только один раз в жизни... 1

 
1.
                Через сито ада в чан голода, болезней и мора.


- Дада, что тебе принести? - спросил четырнадцатилетний Амин.

- Кусок холодного льда с вершины Кавказских гор. Он помог бы мне встать на ноги, - едва слышно ответил умирающий.

- Дада, мы далеко от Родины. А, как здешние горы называются, я даже не знаю,- прошептал сын в ответ и наклонил голову. - Но, если хочешь,  принесу  кусок льда с вон той вершины горы.

-  Кусок льда помог бы мне потушить жар, который во мне, - тяжело дыша, вымолвил Яхшат.
     Полностью поседевший раньше времени сорока двухлетний мужчина едва двинул локтями, пытаясь приподняться. Он лежал на деревянном топчане, накрытом красным истангом*. Подушкой ему служила бурка, аккуратно свернутая в круг.
      Другой мебели кроме  трех топчанов вдоль стен и низкого табурета, на котором стоял медный кувшин с водой, в комнате нет. На подоконнике стояла солдатская кружка. Стену, справа от двери, заклеили газетами.  Почти у самого потолка  прибита деревянная  планка с торчащими туловищами четырех гвоздей, которые подарил сосед - казах.
        С улицы к этой убогой комнате  наспех прилепили комнатушку, которая служит кухней, столовой и гостиной.
        Как в комнате, так и на улице хозяева соорудили чеченскую печь. Она напоминает собой камин с открытым огнем. Сверху огонь перекрывается чугунной плитой, на которой готовят пищу.
        Ранее крепкий, здоровый мужчина уже второй день лежал в постели. На вопрос близких о самочувствии отвечал:

- Хвала Аллаху за те годы, которые  прожил, я не узнал хворобы. Не беспокойтесь. Вот только жар внутри дайте мне потушить. Он часто пил холодную воду и не мог справиться с жаждой.
               
                ***
         Ярко голубые глаза, в которые любила смотреться красавица Забу, затянулись серой пеленой в тот день, когда их погрузили в  американские студебекеры и повезли на равнину.
         В то  жестокое февральское утро женщины плакали, а мужчины молчали.
Для   доброй половины населения Чечни и Ингушетии 23 февраля 1944 года стало последним днем, когда они видели свой край родной. Когда они дышали Родиной, когда любовались небосводом и полетом орла. Плечи гордых кавказских гор осунулись и, натянув свои снежные папахи, делали вид, что не замечают, что происходит.
           Тревожно мычал скот, и  громко лаяли собаки. Обычно завывающий февральский ветер спрятался в гротах и между скал. Даже крупные  хлопья снега не радовали малышей, которым невдомек, зачем их в такую рань вытащили из постели.
          Двухлетняя Яха гладила черного котенка, который пытался вылезти из-под  толстой пуховой шали, в которую ее укутала мать.  Пятилетний Амади время от времени жевал кусок  соленного сушеного мяса и заедал его жареной мукой. Потом собирал снежинки с колен старшего брата и довольный собой, засыпал в трясущемся грузовике. Семилетние близнецы Юсуп и Юнус, насупившись, уткнулись в колени тети Пии. Вахид, Ваха и Шамхан, обнимали патефон, который с трудом погрузили в грузовик.
         Пассажиры прижимались друг к другу, пытаясь согреться.  Окаменевшие лица родителей пугали детей. Суровые мужчины время от времени переводили взгляды со своих старых родителей на жен и сестер, призывая их к  терпению.
Все - от мала до велика  уверены в том, что это -  роковая ошибка, и их непременно вернут домой.
         Гонимые горем, подчиняясь судьбе, чеченцы и ингуши ехали в синюю даль своей неизведанной судьбы, не оставляя надежды вернуться домой.
        Железо для вайнахов всегда было священным. Но сейчас железные струны рельс  натянулись от мороза и везли народ через сито ада в чан голода, болезней и мора.
         Семье Яхшата и красавицы Забу повезло больше, чем другим спецпереселенцам. Им разрешили подняться в третий с конца вагон. В нем стояли четыре темно рыжих кабардинских скакуна. Для кормежки были заранее приготовлены тюки сена и соломы. За скотом присматривали двое красноармейцев. Вместе с ними родной брат Яхшата - Юша и
и его жена Пия.
 
          Восемь детей Яхшата умудрились прихватить с собой в дорогу  трехмесячного котенка Буртика и двух щенков, которым от рождения  всего две недели. Благодаря подсказке офицера, стоявшего у него на квартире, Яхшат предупредил, чтобы все его близкие взяли в дорогу мед, жареную муку, ядра орехов,  соленое сушеное мясо и медную посуду для воды.
         Серебряную посуду, холодное оружие в виде саблей и кинжалов,  они тщательно завернули в истанги - паласы из вяленой овечьей шерсти и под покровом ночи захоронили в надежде раскопать по возвращении на Кавказ.

                ***

        - Будете ехать, как короли, - сказал Григорий, когда увидел беременную Пию.
         Женщина ничего не поняла, но мило улыбнулась и опустила голову.
         Кареглазая Яха подошла к красноармейцу и показала своего котенка.
- Ты спрячь его. Никому не показывай. Ему нельзя с тобой, - погладил Григорий девчушку.
- Буртик, - сказала малышка.
 - Тяв-тяв, - выдали себя  щенки.
- Да у вас целый зверинец. Хозяин, выкинь зверье. Самим бы вам доехать, вашу мать,- начал нервничать Степан.
- Прекрати, Степа. Неужели ничего человеческого в тебе не осталось? - как можно тише сказал Григорий.
- Я - как лучше. Зачем лишние хлопоты? Если охрана обнаружит, им же хуже будет, - ответил Степан.
- А можно я лошадь поглажу? - вдруг прервал их разговор Амин.
- Нельзя. Ничего делать нельзя. Можно сидеть и можно стоять. И дышать, пока можешь, - грубо ответил Степан и посмотрел злыми горящими глазами на юношу.
Забу, которая не понимала ни одного слова по-русски, тихо позвала сына.
       Амин присел, обхватил колени руками и опустил взгляд. Младшие братья последовали его примеру. Только Яха подошла к матери и, обняв за шею, начала просить еды.
       Пия то и дело хваталась за живот. Стесняясь стонать, она кусала губы и  раскачивалась со стороны в сторону.
     Забу достала толстый кукурузный чурек и поделила его на небольшие куски.     Затем разрезала вкусно пахнущий козий сыр. Мальчишки накрошили чурек в миску с водой и начали кормить щенков. Юша и Яхшаат отказались от трапезы. Амин последовал их примеру, но свой кусок чурека и сыра, отнес конюхам.   
       Григорий улыбнулся и пригласил присесть.
- Откуда так хорошо знаешь русский? - спросил он юношу.
- Я в школе учил. И мой дядя в сельсовете - председатель. Я пионервожатым был, - ответил Амин.
- А Родину ты свою любишь? Страну Советов уважаешь? - исподлобья спросил Степан.   
- Мой дядя - на войне. Он освобождал Украину. У мамы три брата погибли в Брестской крепости.  И я пойду воевать за родину.   
- А белого коня Гитлеру кто готовил? - опять съязвил Степан.
- А этих скакунов ты везешь Гитлеру? - вдруг резко, привстав, ответил юноша.
- Щенок! - зарычал на него Степан. - Да я тебя сейчас штыком проткну.
- Прекрати сейчас же! Они такие же люди, как и мы с тобой, - схватил Григорий товарища.

      Услышав шум, женщины и дети насторожились. А Юша подошел к племяннику.
- Простите. Горячая кровь, - обратился он к красноармейцам. - А ты иди  к семье. Я тут сам разберусь.

       Переговорив, Юша вернулся на свое место.

                ***

            Поезд тронулся с места далеко за полночь. Под покровом ночи ветер чуть осмелел и вышел проводить несчастных. Он заглядывал в каждую щель вагонов, раскачивал гудящие провода.

            На следующей станции в вагон постучали. Это красноармейцы с двух последних  пустых вагонов-холодильников попросились к конюхам. Каково же было удивление родителей, которые рано утром обнаружили Яху, сидящую на коленях одного из красноармейцев с огромным куском сахара.
          Заметив подходящего отца, девочка спрыгнула с колен солдата и побежала навстречу. Яхшат ласково оттолкнул девочку и пожелал всем доброго утра.
- Ты пересади семью поближе к тюкам. Совсем они у тебя замерзнут, - предложил Григорий.
- Спасибо. Мы воспользуемся твоим предложением, - ответил Яхшаат.
- Слышишь, - услышал он голос Забу. - Попроси их остановить поезд. Надо бы выйти нам на двор.
- Жена, вагон не может остановиться. Вот поезд остановиться, тогда и выйдете. Потерпите.
        Но поезд то замедлял свой ход, то ускорял.

        Тяжелее всех приходилось Пие.  Тяжелый живот давил на мочеточник, но опорожнить его негде. Понимая ситуацию, мужчины отворачивались.
Не выдержав стоны невестки, Яхшат подошел к красноармейцам и подозвал Григория.
Тот никак не мог понять, почему говоря о естественных надобностях, горец говорит низким тоном.
         Яхшат протянул Григорию серебряную монету. Красноармеец оттолкнул руку кавказца и, взяв  тюк, предложил соорудить отхожее место прямо в вагоне.

         К вони конской мочи добавился еще один запах.  Но эту вонь легче переносить, чем терпеть адскую боль.

( продолжение следует)