Гава четвертая. Борис вернулся.
Санёк третий день не выходил из дома. Причина простая — здоровье. Даже у «мачо» бывает похмелье. А что нам, в нашем возрасте говорить? Вот и Санёк, забывший, как вы помните, что он уже не молодой «мачо», нарушил норму и теперь расплачивался за неосмотрительность. Ночная домашняя скорая помощь не прошла бесследно. Фаина Петровна временно взяла мужа под полный контроль. Всю его деятельность. «Ты бы…». С этого емкого словосочетания начиналось практически каждое обращение к Саньку вот уже третий день. В него, обращение, заменяющее периодически имена мужей, женщины умудряются вкладывать удивительно много смысла. Здесь и забота, и покровительство, и ирония, и прямое указание к действию. Именно – от безнадёжной просьбы до жёсткого указания. Вот попробуйте начать с этого словосочетания, и вы поймёте, как много вариантов и интонаций можно применить в последующем предложении. Да что я говорю!? Можно подумать есть хоть один мужчина, не услышавший от своей половины - «ты бы…». Но надо признать, что будет не справедливым сказать, будто такое обращение для Александра Ивановича дело привычное. Нет, в долгой, прожитой с Фаиной Петровной жизни, это было редко повторяющееся, эпизодическое явление.
Разве что в разговоре со Степаном скажет Санёк что-нибудь, типа:
- Пойду к я, Степа, домой, а то моя меня заругает.
А Степан ему:
- Санёк, что значит «заругает»? Женщина должна знать свое место. Так недолго и под каблуком у неё оказаться. Неудобно это для мужчины.
А Санек ему:
- Хе-хе. Это под каблуком, может и неудобно. А под домашней, мягкой тапочкой – в самый раз, - и хитро улыбается.
Итак, значит, примерно на третий день Санек вышел из под контроля Фаины Петровны. Началось с того, что раздался телефонный звонок. Трубку в прихожей подняла жена и не ласковым голосом позвала Санька:
- Иди, кореш твой тебя кличет. Соскучился. Недопили, што ли?
Она стояла, прикрыв трубку рукой и укоризненно качая головой. Санек медленно, как бы нехотя подошел к трубке и буркнул:
- Аллё. Степа, ты?... да вот…, болею…, как чем?... ну ты спроси-ил… Да ты что!? Сейчас приду.
От супруги отстранился «я ненадолго», и хлопнул дверью. По дороге к лифту и в лифте Александр Иванович делал удивленное лицо, хлопал себя по лбу и даже один раз произнес ставшее традиционным: «Ну, вы блин даете!». Выйдя из подъезда, направился прямо к будочке Степана.
А здесь, на рабочем месте мастера, за полчаса до этого, разворачивались следующие события. Степан, увлеченный работой, не заметил, как к нему в «павильон» сначала заглянул, а потом тихо протиснулся человек. Именно тихо, и именно протиснулся. Да вы уже, конечно, догадались, что это за человек. Конечно, Борис Иванович! Собственной персоной. Дверь открывал тихо и бережно, чтобы не скрипнула. И ровно на столько, чтобы протиснуться. А оказавшись в будке, он замер у двери, лукаво улыбаясь, выставив вперед бороду и прижав к животу свою «спортивную» сумку. Наконец он, не выдержал паузу и, видя, что его не замечают, кашлянул. Степа поднял голову и замер.
- Опа! Привет, дарагой! … А я уж думал, что ты мне тогда почудился.
- А я вот…
- А ты вот.
Помолчали.
- А сейчас, ты из сортира вышел?
- Почему обязательно из сортира? – обиделся Борис Иванович.
- Ну, не знаю. Может быть, у вас принято уходить в сортир и возвращаться оттуда. Я не знаю. Я другого твоего пути, дарагой, не видел.
- Я не пойму, ты хочется мне обидное что-нибудь сказать? Да? А я о вас с Александром Ивановичем все эти дни думал. Захотелось встретиться. Вот.
- Что ты всё «вот» да «вот». Сейчас опять скажешь, что из другого времени пришел? Опять фокусы устраивать будешь?
- Слушай, приятель, что ты так нервничаешь? Если бы я знал, где искать Санька, я бы к тебе не зашел. Я смотрю, серун ты старый. Надо же, обделался он, как бы его фокусами не напугали.
- Кто? Я?
- Ты… Я пошел.
- Я обделался?
- Ну. А чего ты нервничаешь? Все. Успокойся, я пошел.
- Погоди.
Степан взял со столика мобильник и набрал номер. Понятно было, что он разговаривает с Саньком.
- Слушай, тут твой пришелец опять появился, иди, разбирайся сам.
- Сесть хоть можно? – указал Борис на стоящую для клиентов табуретку.
- Да садись, конечно, чего ты строишь из себя обиженного.
- Да я мог бы и на тротуаре подождать.
Но Степан уже оттаивал. Живой Борис, живой разговор уносили навеянные за эти дни образы непонятного и не ясного. Никак не производил Борис впечатление злодея, афериста или обманщика, задавшегося целью ввести в заблуждение людей с какой нибудь корыстной выгодой. Степан за долгие годы работы непосредственно, что называется, с живым клиентом, был хорошим физиономистом. Нет, Борис производил впечатление скорее растерянного человека. Не уверенного в том, что то, что с ним происходит, ему самому понятно. Он этого и не скрывал.
- Ладно, Боря, как ты тогда, смылся от ментов?
- Да я-то смылся, а вы как? Вас они не тронули?
Наивный, он не знал, что они заблаговременно сбежали. Это окончательно смягчило душу Степана. Получается, что Борис о них искренне заботился. И не знает, что они дёру дали, как последние трусы.
- Нет, братишка, мы с Саньком тогда немножко отошли…, но потом хотели подойти и пояснить этим… , но ты так исчез, что нам в эту историю ввязываться не захотелось.
- Ну и правильно.
Борис протянул руку через импровизированный прилавок и взял в руки мобильник Степана. Повертел в руках. Приложил к уху.
- Слышь, Степан, а что это у вас за игрушки? Вы действительно через них разговариваете?
- Ну.
- И с кем ты через эту мыльницу можешь поговорить? Далеко она берет?
- Да ты что, Боря, не понимаешь? Да я на любой телефон могу позвонить. В любой конец города. Да что там города! Я в Нью-Йорк могу сейчас позвонить! Бушу – понял?
Степан так разгорячился, как будто это было принципиально важно, сможет он сейчас Бушу позвонить, или нет. Его, Степана, телефон игрушкой назвали!
- А Буш, это кто?
- Здравствуйте! Это президент Соединенных Штатов. А-а. Ты же не в курсе. Сейчас там президентом Джордж Буш. Младший.
- А-а? Но всё равно, президент не в Нью-Йорке. Он в Вашингтоне. А что, ты его телефон знаешь?
Борис Иванович уже понял, что столкнулся с новшеством, о котором и предполагать не мог. Но он понял и другое, что он «зацепил» армянина.
- И часто вы с ним…?
- С кем…?...что?
- С президентом, говорю, часто разговариваешь?
- Да пошел ты…
Они бы сейчас снова сцепились, но в будочку вошел Александр Иванович.
- Какие лю-юди-и, - Александр Иванович протиснулся рядом с сидящим Борисом и пожал им по очереди руки. Стало тесно. Александр Иванович приобнял за плечи Бориса:
- А я уже и не думал тебя увидеть. Думал, почудилось мне.
- Да и я ему, то же. Мамой клянусь, ара, я не думал, что он опять появится.
- Слушайте, мужики, тесно здесь, пошли куда нибудь, а? – первый сообразил Санек.
- Действительно, здесь у меня рабочее место. Я не люблю на рабочем месте тары-бары всякие разводить. Пошли, друзья, вон на лавочку.
Во дворе под липами стояли многочисленные лавочки. Рабочий день в разгаре и большая часть лавочек пустая. Сели на ближнюю.
- А как насчет…, - Боря выразительно щелкнул себя по горлу.
- Э-э, нет, брат, - чуть ли не в голос заявили приятели.
- Я на работе, - строго объявил Степан.
- А я не могу, здоровье не позволяет, - забубнил Санек.
- Не по-о-онял, мужики. Вы чего? Вы гляньте вокруг. Погода, все дела, птички поют. Вы чего? Как это можно? Я мечтал попасть к вам и отвести душу, а вы?
- Степа, да ты что, не понимаешь его? Да пусть он вон в киоске полторашку себе возьмет и сидит, прихлёбывает. Нам то, чего? Борис Иванович, у тебя денежки есть? – Санек, почему-то громко, на ухо закричал Борису, - наши денежки?
- Чего ты кричишь, чего ты со мной, как с глухим разговариваешь? Есть у меня деньги. А где это я в киоске могу пива взять?
- Не взять, а купить. Вон, - Степан показал на стоящий в десяти метрах от них небольшой киоск. Ну, что ты смотришь? Пошли, покажу. Санек остался сторожить лавочку, а Степан с Борисом направились к киоску. Рядом с киоском стояли торговые холодильники с напитками.
- Ну, какое будешь пить, пришелец? – широким жестом Степа продемонстрировал выбор. В холодильнике в несколько рядов стояли напитки.
- Вот, четыре нижних ряда – это все пиво. Выбирай.
Борис застыл перед холодильником. Потом дернул за ручку, на что из киоска послышался недовольный голос продавщицы.
- Ты чего ломаешь? С деревни, что ли, приехал? Заплати, я открою. Какое брать будешь, дед?
Надо сказать, что на этот раз Борис Иванович был одет не так экстравагантно, как прошлый раз. На нем была обычная безрукавка, на ногах старые, но чистенькие сандалии. Вокруг бороды он был чисто выбрит. И за эту бороду его продавщица и зачислила в деды.
- Степа, а что мне взять?
- Да бери что хочешь. Вот пузыри по полтора литра, вон по два с половиной. Но зачем тебе сидеть их греть. Возьми баночного. Выпьешь, ещё возьмешь.
- Девушка, дайте баночного, вот этого.
- Сколько?
- Ну, штуки три.
- Ну зачем тебе три? – удивился Степан, - что они убегут от тебя? Девушка, дай ему одну баночку, вон ту, литровую.
Наконец компания уселась на двух лавочках, стоящих рядом, напротив друг друга. Борис немедленно открыл банку и приложился к пиву. Поохал, повздыхал по поводу отличного пива – друзья молча смотрели на него. Не выдержал первым Степан.
- Боря, а откуда у тебя наши деньги? Колись, рассказывай.
- А-а. Это отдельная история. А я вам разве сразу не рассказывал? – и, видя, что мужики замотали отрицательно головами, продолжил, - ну в тот раз, когда я в кустики ушел…, а вернулся…, а тут новое время. Помните? Я же рассказывал.
- Ну.
- Так я, значит, вышел, растерялся и сел на лавочку опять. Что делать, не знаю. А мне опять голос. «Что, растерялся?» Киваю. «Ты пива хотел?» Киваю. «А как же ты его купишь?» А у меня язык отняло, я руки развел, мол, не знаю. «Наклонись, глянь у тебя под ногами, что лежит?» Я наклонился, а там толстый кошелек лежит. Я его поднял, оглянулся – никого. И никто ко мне не идет. А голос, слышь, говорит. «Не дергайся, возьми деньги, а кошелек положи на место. Человек вернется – заберет. Денег, мол, у него, у человека, значит, и так много, а кошелек дареный». Ну, меня уговаривать не надо, я взял, положил кошель на место. Встал и ходу. Иду, а голос меня тихо, как будто шепотом, поучает. Ты, мол, не суетись, не кидайся с деньгами в магазины, не показывай никому, сколько у тебя денег. Разберись сначала, сколько у тебя денег, с ценами разберись, что тебе нужно, а потом пользуйся. Одним словом лекцию мне прочитали. И, слышь, они ведь там, - он указал пальцем в небо, - справедливые. Кошелек, мол, оставь!
- И кто же это у тебя там такой справедливый, и все тебе рассказывает, а? – Степу сомнения не покидали.
- Степа, ну ты сам подумай, откуда он может это знать? – вступился Санек.
- О! Адвокатура, мать вашу. А почему я ему должен верить?
- А я тебя заставляю себе верить? – вдруг возмутился Борис Иванович, - мне начхать на твою веру. Я вот сейчас пивка попью и вернусь домой. А вы здесь верьте, не верьте…звоните президентам в Америку… мне начхать.
- Каким президентам? – удивился Санёк.
- Да, у нас тут с этим любителем пива спор был…
- Да не было никакого спора. Я верю, что вы теперь можете…, утром встать и позвонить…, какому нибудь…, президенту, или ещё кому… мол, какая нынче погода… в Африке. Правильно я понял? Степа?
Между тем, Борис Иванович поставил баночку с недопитым пивом на скамейку и стал извлекать из своей дерматиновой сумки пакеты. Друзья молча с любопытством наблюдали. Пакеты были аккуратно завернуты в газеты. В первом пакете лежали бутерброды с колбасой.
- Вы уж извините, я еще не завтракал, - пробурчал Борис, откусывая солидный кусок.
Друзья из нашего времени, сидевшие на противоположной от Бориса скамейке, как по команде откинулись, закинув на спинку скамейки руки, и проглотили невольно слюну. В месте, где они сидели, в радиусе два-три метра вдруг запахло чудесным запахом «любительской» колбасы. Как в прошлый раз, за столиком в «Беседке» Санек уловил знакомый, не забываемый запах колбасы. Они со Степаном переглянулись.
- Ты знаешь, где он её покупает? – спросил Санек у Степана.
Степан вопросительно мотнул головой, не отрывая взгляда от бутерброда Бориса.
- В «Трех поросятах».
- Где-е?
- В «Трех по-ро-ся-тах», - по складам повторил Борис, - что не ясного?
Он развернул второй пакет. Там были бутерброды, намазанные сливочным маслом и уложенные тонкими кусочками другой колбасы. По-видимому «докторской».
- Угощайтесь. А то мне много. Я ведь на работу брал, на весь день.
Друзья безоговорочно взяли по кусочку. Съели медленно, со вкусом прожевывая, молча.
- Масло, - сказал Степан.
- Да… и колбаса, тоже, - вздохнув, подтвердил Александр Иванович.
- Ну, что, капиталисты?
Борис Иванович уже съел свой завтрак и теперь допивал из банки пиво.
- Я пойду еще баночку возьму? Вам что взять? Я смотрю, вы тоже дома не завтракали. Может и пивка вам взять? Не решились? В кошельке деньги, по-видимому, и на вас рассчитывались.
- Ничего нам не надо. Мы это дерьмо, что там продают, не едим.
- Как это, не едите? А что же вы едите?
Санек махнул рукой, мол, не спрашивай. А Степан тоскливо посмотрел на сумку Бориса.
- Боря, я долго сомневался, не мог поверить во всю эту хрень. Ну, с твоим переносом во времени. Или что там? Я не знаю, как об этом сказать. А вот этими бутербродами ты меня добил. Масла такого я уже несколько лет не ел. И колбасы тоже. Такое только тогда было. Но как все это сложить – не знаю. Не укладывается у меня в голове все это.
- А куда же оно все делось? – искренне удивился Борис, - у вас, я смотрю, такое изобилие. И вы такие ухоженные. Я вот третий раз к вам сюда заглядываю, и начинаю присматриваться. Люди ведь изменились. Я еще не знаю, как это определить, но люди другие. Все вы другие. И мне, кстати, с вами трудно.
- А чего тебе трудно? Наливай да пей.
- Да вот и я думаю. Сейчас еще пивка накачу и домой.
- А тебе не интересно посмотреть, по улицам пройтись?
- А что смотреть?
Приятели с недоумением смотрели на Бориса. Человек попал к ним из тех лет, живя в которых, они сами так мечтали о свободе, частном предпринимательстве, о каких-то хозяевах, которые придут и враз решат и устранят все беспорядки и бардак, окружавший их в то время со всех сторон. И вот, везде порядок, а ему не интересно. Или нет его, порядка? Все трое сидели молча.
- Боря, ты на какой улице живешь? – Санек тронул пришельца за рукав. Как будто смягчал обстановку.
- На первой линии. Рядом с поликлиникой. А что?
- Так это рядом? А что ты не пойдешь, не посмотришь, что там сейчас? Я, кстати, там уже много лет не бывал, - грустно покачал головой Санек, - а раньше, я там частенько…, может быть, вместе пойдем, посмотрим?
- А чего туда идти? – Борис скомкал газеты и бросил их за спину.
Приятели удивленно глянули на него. Степан встал, обошел скамейку, поднял скомканные газеты и бросил в стоящую рядом со скамейкой урну. Молча. Только со значением посмотрел на Санька. Борис этого, как будто не заметил.
- Ты вот, Александр Иванович, говоришь пойди - посмотри. Да? Ты не поверишь, мне страшно туда идти. Я ведь уже об этом думал, - он встал и пошел к ларьку.
Купил еще банку пива, там же открыл, отхлебнул и стоял, осматривая окружающий двор. Вокруг высились многоэтажки. Причудливо изгибаясь, они окружали зеленый сквер двора, с центральной аллеей, детской площадкой c яркими домиками, лестницами и качелями, стоянками машин, теснящихся, казалось бы, на первый взгляд, в непонятном порядке. Вокруг была чистота, покой и тишина. Вернулся к скамейкам.
- Машин много. И все, смотрю, иностранные. Что, у вас у каждого теперь машина есть?
- Разве это много? Рабочий день, все на работе. Погоди, к вечеру съезжаться начнут, вот тогда много будет, - Степан отчитывался с гордостью, как за свое личное.
- А у вас есть машины?
- У меня нет. Нога, видишь, больная, - постучал по земле палкой, - не хочу с больной ногой за рулем сидеть. У дочки есть. «Нисан».
- Это что такое?
- Японская, большая, - показал руками, какая большая.
- А у меня в гараже шестерка стоит, - похвалился Санек, - двадцать один год старушке. Мы с Фаиной на ней на дачу ездим. А по городу не люблю. Пробки.
- Так, а чего ты боишься к себе на улицу пойти, посмотреть? – вернулся к старой теме Степан.
- А чего ты удивляешься? – Борис снова сел на лавочку, - вот представь. Я прихожу, а там кто-нибудь из знакомых. Что мне говорить, или расспрашивать? Как, мол, там я – жив? Как мои? Ну, ты чё? Как ты себе это представляешь?
- Да, ситуация. Я бы тоже не пошел, - согласился Александр Иванович, - это что же получиться может? Ты, предположим, спросишь кого-нибудь, мол, а могу я Бориса Ивановича увидеть? Да? А тебе – да он помер, уже лет тридцать, как…, - Александр Иванович хохотнул.
- И получится, что ты на днях в ящик сыграешь. Лет тридцать, ведь, да? Вот у тебя головная боль, не дай Бог! Не-ет, я бы не пошел. На хрена мне эти «прогулки» во времени. Меньше знаешь – лучше спишь.
Собеседники помолчали. Каждый, видимо, думал о своем. Александр Иванович тронул Бориса за колено. Тот сидел, рассматривал банку, из которой пил пиво. Санек потряс его колено. Тот поднял голову.
- Что? Ты фантазер, Санек. Я еще до ваших лет доживу. А вот ты не представляешь себе другую картинку? Подхожу я, предположим, к своему дому, а мне навстречу выхожу «я»!? Как тебе такая картинка?
Друзья помолчали. Картинка, нарисованная Борисом Ивановичем, легко предстала у них перед глазами, и буквально потрясла их своей абсурдностью и непонятностью. А Борис, уже принявший приличную дозу пива, после сказанного, тупо уставился в землю и после долгого молчания сказал:
- Нет, пора это прекращать. Что-то мне это не нравится. Это дурдомом пахнет.
Стукнул полупустой банкой об скамейку и пьяным заплетающимся языком заговорил. Когда он успел так запьянеть? Только что разговаривал нормально.
- Мужики! Честно скажу. Если бы не это прекрасное пиво, - он повертел в руках банку, - я бы сюда, к вам, ни ногой…
Степан с Саньком пожали, как по команде, одновременно плечами. Мол, мы тебя и не звали. Чего ты нам претензии предъявляешь?
Продолжение http://proza.ru/2010/08/20/914