Ваш хрупкий, угрюмый призрак. 1

Геннадий Петров
  Это - версия, разбитая на части.
Кому удобнее полная версия, без разбивки на части, - она начинается тут: -
http://proza.ru/2010/11/19/1694



                Значительные части этой повести написал другой автор,
                который в безапелляционной форме
                выразил желание остаться неизвестным.

                Я, всё-таки, самоуправно сообщаю о факте соавторства
                (упомянутый человек даже этого права мне так и не дал),
                более того, признаЮсь в том,
                что тексты моего анонимного соавтора
                и послужили толчком для написания данной повести.
                Проще говоря, меня вдохновили.



1

– Пространство существует не только для того, чтобы заполнять его словами, – назидательным тоном объявил он, опершись локтями на скатерть.

Диана пригубила кофе. Сегодня она была шатенкой, и Герасим ждал удобного момента это «заметить». (Сразу, увы, не обратил внимания, а теперь в их разговоре появились раздражительные нотки. Пока было не до комплиментов.)

– Вот-вот. Я бы так изящно не выразилась.

– Подкалываешь?

– А разве не ты у нас ценитель литературного изящества?

– Что-то я тебя не совсем понимаю. Мы же сейчас беседуем. Разве нет? Что тебя не устраивает? Это же разговор?

– Это разговор?! – она задрала брови, театрально распахнув жемчужно-серые глазищи. – Дорогой, это – кафешная болтовня, которая не катит даже для самого неудачного рассказика Хемингуэя.

Хемингуэя Герасим любил, но уже привык к таким уколам и не обратил внимания.
 
– Что я могу сделать? Ну, что?

– Знаешь, Гера, иногда мне кажется, что ты общаешься с людьми, как будто в куклы играешь.

– Никогда бы не подумал…

– Более того, даже сюжет игры тебе придумывать лень. Ты, наверное, потому и пишешь стихи, что они меньше труда требуют, чем литература.

– Глупости. Так чего же тебе не хватает?

– Мне не хватает?! Ха!

– Хорошо, давай пойдём…

– Я жаловалась на сидячий образ жизни? – перебила она его, и тут же гордо откинулась на спинку стула. – Да и не жаловалась я вовсе. Мне плевать.

– На что плевать?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – Диана нервно поиграла крыльями носа.

Была у неё такая привычка – раздувать ноздри, когда она сердилась. Но именно, когда сердилась на себя. Если же её гнев вызывал кто-то другой она становилась холодной, монументальной как айсберг.

– Нет. Понятия не имею. Что случилось, Ди?

– Не называй меня так.

– Тебе же нравилось. Ты, по-моему, сама это и придумала… Кажется.

– И этого мы не помним. Угу…

Диана поставила на столик сумочку и стала там что-то неторопливо перебирать.

– Жизнь не исчерпывается задушевными разговорами, – Герасим налил из графинчика водки, залпом выпил, понюхал свою кофейную чашку. – Понимаешь, я бы так сказал, жизнь…

– Жизнь не исчерпывается сексом в гостинице, или у тебя дома, и декламированием виршей, – резко ответила Диана и снова уткнулась в сумку. – Кстати, второе у тебя выходит лучше. Талант, как ни как. Тебе бы в варьете выступать.

– Или в цирке.

– А пуркуа бы не па?

Это он тоже пропустил мимо ушей.

– Хорошо. Давай сначала. Мы с тобой тогда договорились обо всём. Мне часто хочется побыть одному…

– Одному?

– Да.

– Совсем-совсем?

Она ухмыльнулась уголком тонких губ. Обмеряла его взглядом.

– Ты научился получать кайф от ощущения скуки?

Герасим покорно скуксился. Надо же показать, что стрелы хоть иногда попадают в цель.

– Тонко.

– Ты вряд ли даже догнал.

– Послушай, мммм… когда ты сегодня позвонила…

– Да! Я позвонила! Я! Потому что ты…

Она вскинула на него глаза и увидела, что Герасим широко улыбается.

– Впрочем, ладно, – энергичным движением, словно зачёркивая неудачный текст, застегнула две «молнии» сумочки. – Не буду врать, что вспомнила о каком-то важном деле…

– Как это делаю я, – подсказал Герасим.

– У меня хватало терпения выдерживать некоторые стороны нашего общения…

– В отличие от меня, – подсказал Герасим.
 
– Прощай, – Диана грациозно поднялась и направилась к выходу, цокая высокими каблуками.

– Прощаю! – выкрикнул он, видимо, несколько громковато, потому что люди за соседним столиком оглянулись.

Она остановилась, – словно выполнила команду «замри». Затем, круто повернувшись, подошла к стойке, снова покопалась в сумке и что-то дала бармену.

Герасим держал правую ладонь перед лицом, чтобы послать ей воздушный поцелуй, поймав хотя бы секундный её взгляд. Поцелуй не пригодился.

– И это который уже раз? – пробормотал он, сжимая пальцами низенькую пузатую рюмку. – Третий? Нет, третий был в конце июля, тогда в отеле…

Его руки дрожали.

– Дама уже расплатилась, – чуть насмешливо сказал официант, когда Герасим показал издали свой потёртый бумажник.

Он встал, махнул водки и торопливыми шагами вышел из кафе. Надо же какая. Впрочем, денег в обрез, так что спасибо. «Почему ты не хочешь писать коммерческую прозу? – как-то спросила она. – Ну, пожалуйста, балуйся стихами, кто мешает. Но надо же конвертировать это всё. Я бы тебе помогла выйти на нужных людей…»

Дура ты, Дианочка.

Герасим обнаружил, что ладонь его по-прежнему стискивает рюмку. Да я ещё и воришка, хе-хе… Размахнулся и бахнул её об асфальт. Рюмка с шипящим щелчком разлетелась на мельчайшие брызги-осколки. Прохожие оборачивались…


2

Он сидел за компьютером, тупо просматривая форум, на котором любил иногда «повисеть». Все казались глупыми. Все. А глупее всех – он сам.

«Может быть, это к лучшему? Да, она красивая женщина… Пожалуй, самая красивая в моей жизни. Вернее… Её красота просто ближе к журнальному стандарту. Она бывает нежной. Но с ней очень, очень, ОЧЕНЬ тяжело. Ну и ладно. Послать всё к шортам! Что ни делается, всё к лучшему. Да! Неужели я свободен?! По крайней мере, до пятницы. Совершенно свободен, как Пятачок… Надо отпраздновать это.»

Герасим торжественно придвинул к себе бутылку портвейна, забыв, что покупал её с целью заглушить боль и тоску, налил и произнёс тост.

– За свободу!

Форум стал невыносим совершенно, и Герасим решительно отправил вон не только страницу, но и всю эту мерзко оранжевую «Оперу». Тупо уставился в пустой «Майкрософт Ворд», который обнажился на мониторе с исчезновением браузера. Надо же, забыл  закрыть, разделавшись с какими-то стихами.

Мышино-серое окно будто бы разводило руками – ну нету ничего.

«Коммерческую прозу, говоришь…»

Герасим открыл новый документ, посидел немного, почёсывая нос, набрал на клавиатуре слово «любовь». Долго смотрел на него. Какое-то оно… почти как не русское. Окончание это дурацкое… ФЬ.

Положим, если отбросить трафаретные варианты («кровь», «бровь», «вновь») то остаётся… Что остаётся? Целая обойма ВЕЛЕНИЙ – «приготовь», «прекословь»…

Снова застучал клавишами:

«одиночество».

(Ум привычно посыпал рифмами: "отчество", "высочество", "пророчество"…) Герасим медленно и бездумно, как люди порой водят по песку прутиком, выделил оба слова, скопировал, вставил рядом. Копировал и вставлял пока от этих двух слов, заполнивших шеренгами и колонами весь экран, не зарябило в глазах.

Потом он, сам не зная зачем, «воскресил» «Оперу», вставил эти два слова в окошечко Гугла.

Попёрло так попёрло. Актуально, ять! Хе-хе…

Он даже не глянул на первые адреса страниц и ссылки, а щёлкнул как можно «поглубже» в завалы найдённых документов. Потом почти вслепую выбрал «мышкой» веб-страничку и открыл её. Рассказ. «ИСТОРИЯ О НЕУДАЧНОЙ ЛЮБВИ или о чём-то другом». Ну, хорошо хоть не трактат. Научная терминология и дидактический стиль сейчас не пошли бы.

Рассказ казался простоватым, но поскольку все действия Герасима сейчас были какими-то сонно-автоматическими, он решил, что всё равно дочитает его хотя б до середины…

Портвейна хватит.

«Она жила высоко в горах, в глухой деревне. Домов, с десяток, висело над пропастью. Часть населения спустилось на равнину, и только старики доживали свой век на старом месте, охраняя могилы предков. Она жила со стариками, родители обосновались в городе, но к ним ехать не хотелось. Когда-то в раннем детстве, побывав там, испугалась городского шума, быстро мчавшихся машин, учинила истерику родителям. Они с радостью отправили ее обратно к старикам. Увидев седые вершины родных гор, успокоилась и больше в город не приезжала.

Вольная жизнь. Радовалась суровой горной природе, ручьям, что приносили чистую воду, птицам, что пели по утрам, будя её первой трелью, цветам, что распускались у нее под ногами.

В лесу проводила много времени, наблюдая, как начинается жизнь, как трескаются почки, умилялась каждому грибу, который вырастал буквально на глазах…»




3

…Маленький ручей среди серо-зелёных замшелых камешков и реденьких кустов бормотал о чём-то, как погружённый в одинокую игру ребёнок. От него веяло прохладой.

– Вы гневаетесь на неё до сих пор? – вопрос прозвучал почти как утверждение, – редкий дар так произносить фразу, чтобы вопросительность в ней была как бы мерцающей.

Герасим кивнул. И сразу же отрицательно замотал головой. Эдак показательно прокашлялся, дескать, да отстань, дай собраться с мыслями.

Александра сидела на траве, подогнув под себя ноги. Такая уютная.

– Лучше расскажите, что дальше было с той девушкой.

– Неужели Вам интересно?

– Ещё как.

– А чего зеваете?

– Кислорода не хватает, – Герасим отмахнулся от назойливого шмеля. Устроился поудобнее, обхватив руками колени и положив на них подбородок. – Ну, хватит, давайте, я слушаю.

Она тронула пальцами свою чёлку, и задумчиво глядя в сторону тенистого сосняка, продолжала.

– Что ж… Училась у природы законам жизни. Знала много из практики, как уходить от волчьей стаи, как доить козу и корову, как скакать на лошади, и много ещё, что тесно связано с дикой природой. Природу дикой не считала. Знала, как в ней существовать, выполняя неписаные законы. С детьми играла мало, по причине отсутствия.

Герасим улыбнулся. У неё была такая странная манера рассказывать.

– Иногда приезжали летом целые семьи с множеством детей, тогда она и играла. От них узнавала разные игры, – Александра сорвала травинку и пощекотала ею свою загорелую руку, которой она упиралась в землю.

Упавшая на щеку прядь волос… Тихий голос… Круглые коленки в траве… Герасиму показалось, что он знает эту девушку уже очень давно.

– Телевизора у стариков не было, – словно бы вспоминала Александра, приложив указательный палец к нижней губе. – Она ходила к соседям, когда приезжали дети, и смотрела с ними мультфильмы, фильмы, передачи, пока работал генератор, так как в селе не было электричества. Спать ложились в поселке рано с наступлением темноты, просыпались по солнцу, готовили пищу на дровах. Вот и вся цивилизация, которая проникла в отдалённое селение.

Вздохнула, как бы сочувственно (эх, мол, бедолаги!..). Но когда Герасим перехватил её взгляд, то прочитал в этих глазах печаль и ностальгию.

– Вы всё это придумали? Или в этой истории есть правда?

Она помолчала. На вопрос так и не ответила.

– В школу пошла по исполнении семи лет, как и положено. Но школа была далеко. Часто пропускала занятия. Если сходили лавины, или безобидный ручей превращался в бурный поток, добраться до школы не было никакой возможности. Выходила до рассвета, но на первый урок иногда не попадала, приходилось обходить завалы, или искать брод, который был все время в разных местах. Часто брала задания на дом и самостоятельно изучала предметы. Интерес к книжкам был постоянным, после освоения букв.

Герасим снова нервно зевнул, и Александра вдруг, – не прерывая повествования, – лёгко, словно пушинка, вспорхнула. Сделала шаг к тополю, возле которого они сидели, коснулась тонкими, но не робкими пальцами фактурной коры. По её лицу скользнула резная тень древесных крон, словно призрачная вуаль…

Он как заворожённый глядел на её босые ступни, маленькие, нежные. Ему почему-то стало их жаль, ведь наверняка каждая засохшая травинка, соломинка их колет. Герасим поднял лицо и увидел, что Александра смотрит на него каким-то невидящим, но при этом пронзительным взглядом.

– Когда исполнилось 14 лет, стали волновать фильмы о любви. Она неотрывно могла смотреть примитивные любовные сериалы, с красивыми манерами, честными отношениями и притягательными красавцами…

Эта хроникальная манера повествования уже не казалась забавной. Скорее – жутковато-абсурдной. Теперь Александра устремила взор поверх его головы, на туманную гряду гор, которые виднелись сквозь стволы деревьев за ручьём.

– Красивые юноши, лирические песни и отношения между любовниками покорили ее сердце. Но она не признавалась, что ей и самой хотелось вкусить плод любви. Бабушка говорила, что она ещё маленькая. Надо ещё подрасти.

– А у неё – ? – переглотнув, начал было Герасим, но не закончил фразу.

Александра подумала, опустив голову (волосы снова мягко легли на её бледноватые щёки).

– Жених у нее уже был, – если Вы об этом. Сваты приезжали, бабушке оставили несколько баранов. Он ей не нравился. Высокомерие и хвастовство сквозили в его натуре. Она ему тоже не нравилась. Ее примитивные юбки и прическа, не вызывали в нем тех чувств, что родители пытались из него выжать. Когда ей исполнилось 17 лет, он взъерепенился, украл невесту из соседнего аула и увез в горы. Их несколько дней искали, а, найдя, отец невесты, заставил жениться.

Александра замолчала, и так же неожиданно быстро и бесшумно села. Затем легла на бок, опершись локтем и подперев голову рукой. В её глазах заиграли какие-то озорные огоньки, от которых Герасиму стало ещё более жутко. Он осознал, что эта девушка совершенно неизведанная, чужая и странная.

– Так она, вздохнув с облегчением, осталась свободна, – весело повысила голос Александра. – Старики были очень старые и умерли, когда она закончила школу, почти в один день. Родители звали к себе, но они ей стали чужими за столько лет отсутствия, и она не знала, как с ними жить. Жила по-прежнему, одна… пока не случилось землетрясение, что в горах не редкость, и жилье превратилось в груду камней, которые она не смогла даже сдвинуть, чтобы вытащить хотя бы одеяло и зимнюю одежду.

Где-то очень далеко прокатился гулкий таинственный рокот. То ли гром, то ли лавина в горах. Герасим непроизвольно напрягся, хотя был уверен, что это ему почудилось.

– Пришлось спуститься на равнину, где получила небольшую компенсацию и поехала по объявлению в город PR. Требовались работницы, не имеющие высшего образования. Оплата была невысокой, но жильем обеспечивали. Она рискнула…

Александра утомлённо зевнула, по детски забыв прикрыть рот рукой. Легла на спину, зажмурилась, нежась в траве, и широко раскинула руки…

…Герасим открыл глаза. Оказалось, он спал, положив сложенные руки на стол и уронив на них голову. Первое что он увидел – маленькую лужицу слюны, которая, видимо, капала изо рта во время сна, и клавиатуру, – она висела на проводе, почти касаясь пола.

Поставил её на стол. Размял затёкшие, терзаемые колючими мурашками предплечья.

«Бред какой-то… Спать надо.»

Часы на компьютере показывали 04 : 48

___________
Продолжение

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 2
http://proza.ru/2010/09/06/1339

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 3
http://proza.ru/2010/09/07/103

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 4
http://proza.ru/2010/09/08/918

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 5
http://proza.ru/2010/09/09/1353

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 6
http://proza.ru/2010/09/14/103

Ваш хрупкий, угрюмый призрак. Лит. бросок 7
http://proza.ru/2010/09/17/512

Ваш хрупкий, угрюмый призрак. Лит. бросок 8
http://proza.ru/2010/09/20/438

Ваш хрупкий, угрюмый призрак. Лит. бросок 9
http://proza.ru/2010/09/24/151

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 10
http://proza.ru/2010/09/28/1488

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 11
http://proza.ru/2010/10/12/1382

Ваш хрупкий угрюмый призрак. Лит. бросок 12
http://proza.ru/2010/10/20/1616