Жизнь моя, как осенний листочек. Роман 1-9
Нина Филипповна Каменцева
Жизнь моя, как осенний листочек.
Роман
Глава 1. «Алмаз, бриллиант иль просто камень»
Часть 9. «Памяти калейдоскоп. Родные лица.»
После дня рождения Наташи все также захотели отметить свой
праздник. Мы с Лили уже хорошо танцевали все танцы, так что наши
тренировки не прошли напрасно. По моей просьбе мой отец купил
нам проигрыватель с радиолой, и мы по вечерам крутили пластинки
и учились танцевать. Потом отец купил телевизор «Рекорд», и наша
спокойная жизнь пропала: к нам стали приходить все соседские ре-
бятишки смотреть телевизор. Даже по воскресеньям, если мы ещё
спали, слышался стук в дверь нового телезрителя на новую воскрес-
ную программу. Как в кинотеатре, усаживались на пол дети нашего
подъезда, а иногда даже и со всего двора, но чаще всего были у нас
Валера Калугин, Вася, Лариса.
Мы пересмотрели всё уже по нескольку раз, но нам ничего не
надоело. Особенно мне нравились грузинские фильмы, как «Баши-
Ачук» (грузинский исторический приключенческий фильм с эле-
ментами мелодрамы), и много ещё прекрасных русских фильмов,
например, «Свинарка и пастух», и многие другие. Мы всё смотрели
по нескольку раз. Я часто стала пропускать дни рождения своих од-
ноклассников, потому что, во-первых, с Наташей сравниваться было
уже трудно, а во-вторых, уже не осталось дома более приличных
книг, чтобы дарить. Один раз после дня рождения нашей однокласс-
ницы Лианы пришла ко мне Лили и сказала, что Лиана живёт не хуже
Наташи, и что её отец – меховщик, что у них была машина «Волга»
ГАЗ-21, так, кажется, много ковров и хрусталя. Я даже пожалела, что
не пошла, мне очень нравилось смотреть отремонтированные краси-
вые и богато убранные квартиры. Я этого даже и не скрывала.
После дня рождения Наташи отношение Валеры к нам измени-
лось, возможно, он полюбил её. Да, её было за что любить! Он стал
провожать домой только её, помогая нести школьный портфель, на-
битый учебниками. Они долго стояли около подъезда, разговаривая.
Валера был очень умным, интеллигентным мальчиком, наверно, и
она находила с ним много общего, и ей было интересно с ним об-
щаться. В то время я удивлялась: как можно так много разговаривать
и о чём?! Я ничего ещё не понимала в любви, хотя было четырнад-
цать, пошёл пятнадцатый год, но никто из класса не затронул моего
сердца. Ребята подъезда и двора, в других местах, знакомых и не-
знакомых (я ещё нигде не бывала, правда, ходила к бабушке Кате в
барак), никто ещё не тронул моего девичьего сердца. Один раз утром
вхожу в класс и вижу – на доске мелом написано: «Валера плюс На-
таша». Они ещё не пришли, а мне стало стыдно за одноклассников,
которые находились в классе, но не стёрли надпись. Я подошла к до-
ске, стёрла всё и села обратно за парту, как будто ничего и не было,
а через несколько минут вошли они в класс, как всегда вместе. Я так
растерялась, что забыла их поприветствовать.
Наши одноклассники договорились встречать Новый год вместе.
Надо было собрать всего по три рубля, а я просто не представляла,
как попросить у отца такие деньги, ведь он оставлял такую сумму
на семью на целый день. Также я знала, что он потерял работу и в
новой компании получает гораздо меньше. Хотя в то же самое время
я не понимала, откуда у него есть деньги на выпивку. Уже каждый
день он приходил домой выпившим, потом через некоторое время
уходил опять, чтобы добавить ещё, потом опять уходил, и так не-
сколько раз подряд за вечер. Один раз я решила проследить за ним.
Было холодно, декабрь месяц, пьяный отец выходит из дома, а я за
ним. Он направился к дому Лётчиков и по правую сторону завернул
направо, вошёл в забегаловку. Я подошла поближе и увидела, как
ему наливают сто грамм водки и он заплатил один рубль, значит, он
делал за вечер несколько ходок и мог потратить аж десять рублей
на выпивку. Когда он вышел, я подошла и пристыдила его: «Хватит
пить. Пожалей себя и подумай о нас. Ведь за вечер ты пропиваешь
в три раза больше суммы, которую ты оставляешь нам на день на
питание». Отец был очень стеснительным, застенчивым человеком.
Он ответил, как маленький ребёнок, что больше не будет, и начал
жаловаться на то, что его судьба плохо сложилась, что он нас жалеет
и любит, иначе давно ушёл бы от своей жены, то есть от моей мамы.
«Ведь совсем пропадёте без меня...» Я нежно взяла его под руку, и
мы вместе пошли домой. В этот вечер он больше не выходил, не вы-
ходил ещё и целую неделю. Затем всё повторилось, и мои уговоры
были напрасными. Дал он мне, конечно, три рубля на встречу Нового
года с одноклассниками.
Мы готовились встречать Новый год в доме у нашей однокласс-
ницы, которая жила немного дальше от моего дома. Видя, как шьёт
бабушка Катя, я пробовала сама. Швейная машина у нас была. Её
купили для Людмилы, когда она занималась в кружке кройки и ши-
тья в доме офицеров. Я стала шить себе красивые платья и выгляде-
ла красиво, но по росту и по внешности смотрелась младше своих
одноклассников. Во мне было ещё всё детское: небольшая грудь, не-
большой вес, ещё не округлилась, детская улыбка и детская одежда,
потому что шила мне или бабушка Катя, или же я сама. Лили не бу-
дет на новогодней встрече, она уезжает в Ереван и вообще сказала,
что скоро уедет жить в Ереван насовсем. Я в то время не могла по-
нять, зачем уезжать, ведь они здесь имеют дом, но у них недавно
умерла бабушка, а дедушка уже давно был лежачим больным. Она
мне объяснила, что этот дом дедушкин и бабушкин. Когда дедушка
тоже умрёт, они все поедут в Ереван учиться, а за ними туда переедут
родители, продав дом, и купят там квартиру. Дети все хорошо чита-
ли по-армянски. Я часто видела, как они читают армянские газеты
около постели больным бабушке и дедушке. Они с большим почте-
нием относились к пожилым. Но, говорят, с годами люди становятся
строже и вреднее. Так думала и Лили про стариков, потому что они
не пускали рвать цветы и фрукты в саду, ведь всё в основном прода-
валось. Помню, до переходных экзаменов седьмого класса в мае мы
с Лили затаились на земле около роз. В руках у неё были большие
ножницы. Когда её бабушка и дедушка заснули, она срезала розы для
меня и для себя. Она была очень добрая и, наверное, любила меня,
потому что часто давала мне цветы для школы.
У них, в противоположность нашей семье, всегда дома варил-
ся обед. Может быть, даже картошка варёная, но приготовлена так
вкусно, с луком и подсолнечным маслом, чёрным перцем, что можно
пальчики облизать от удовольствия. Готовила всегда на очень боль-
шую семью её старшая сестра. Она была небольшого роста, сим-
патичная и с очень длинными волосами, чуть ли не до пола. Она
ежедневно распускала волосы, закручивала наверх, делая причёску
«птичье гнездо». Когда она готовила, я видела, как все остальные
дети копошатся, помогают ей, особенно её братья Самвел и Сако. Я
часто подражала ей у себя дома. Если они обедали, а я в то же время
была у них, то мне наливали первой. Кроме обеда всегда у них на
столе было много солёностей, которые заготавливала её мама: перцы
горькие и красная капуста со свеклой, а также на столе лежала тарел-
ка с молодым луком и зеленью, сыр. Да, сыр у них был всегда. Смо-
тря, как она готовит, я тоже иногда стала готовить дома такие блюда,
как «Аджапсандал» (в виде соуса с синенькими и многими другими
овощами) и зелёное лобио. Я до сих пор готовлю по её рецепту. До
того, как я познакомилась с Лили, я не знала, что такое гранаты или
инжир, их просто нам не покупали. Мне до сих пор нравятся эти
фрукты. Мы не один раз забирались в сад и воровали именно их. А
когда дедушка остался один, его уже ничего не стало интересовать,
мы, уже не боясь, забирались в сад, тут же усаживались под кустар-
никами, наслаждаясь кислинкой и ароматом гранат.
В декабре от классного руководителя мы узнали, что Наташиного
отца переводят в Москву, и что она продолжит на следующий год
учёбу в Москве. Так как наша школа была рядом с военным город-
ком, то в ней в основном учились дети из военного городка, и по-
этому многие не проходили грузинский язык до восьмого класса, а
в восьмом классе изучение грузинского языка было обязательным.
Так как я и некоторые одноклассники раньше не изучали этот пред-
мет, то не знали букв, не умели писать и читать по-грузински. Наша
учительница нам стала преподавать отдельно, начиная с алфавита.
Так получилось, что в нашем классе учились в основном армяне и
русские, а грузины отдавали своих детей в грузинские школы. А ар-
мян было в большем количестве, потому что мы жили между метро
«300 Арагвинцев» и метро «Исани». Этот район назывался Авлаба-
ром по старинке, и население его в основном составляли армяне. Я
научилась быстро читать и писать, но у Лили дома я слышала часто
армянскую речь и, мне кажется, я немного стала понимать их, ког-
да они разговаривали. Ведь дети усваивают языки намного быстрее.
Иногда, когда школьники разговаривали по-армянски, я сразу улав-
ливала, что это армянский язык, а не грузинский, и понимала, что
грузинский язык полностью отличается от армянского, хотя раньше
я думала, что они одинаковые. Грузинскую речь я слышала только на
уроке грузинского языка, учительница которого, Паша Александров-
на, была у нас ещё и классным руководителем. Паша Александров-
на – прекрасной души человек. Она понимала, что ставить двойку
по грузинскому языку своим же ученикам нехорошо. И она просто
ставила тройки и переводила всех из класса в класс, но от этого зна-
ния у нас не прибавлялись. А как ещё сказали, что введут экзамен
по грузинскому языку, все мы очень перепугались, потому что мне
было очень трудно выговаривать слова, да и ещё с моим русским
акцентом.
Один раз, возвращаясь домой, я издалека заметила, что напротив
нас идёт моя мама. Я всегда стеснялась её внешности, она одевалась
очень пёстро, ярко, можно просто сказать – вульгарно. Всегда крас-
ная помада и какая-то искусственная родинка на щеке, открытое де-
кольте над пышной грудью выглядели ужасно, бусы, серьги до плеч,
а на голове то странная шапочка с пером, то странно обвязанная ко-
сынка. В наше время я бы не заострила на этом внимание, но в то
время в Грузии женщины ходили много лет в трауре, а она на фоне
траурного цвета ходила, как новогодняя ёлка, украшенная хаотично
большими разноцветными шарами. Я очень испугалась, но ближе к
перекрёстку решила попросить товарищей перейти дорогу на дру-
гую сторону, там прямо у перекрёстка вела дорога к Лили домой.
Она жила на улице Долабаури немного вправо от улицы Шаумяна,
все дома по этой улице были собственными, маленькими. Мы все
попрощались, и я пошла домой одна, а дома уже ждали мои братья.
Постепенно моя миссия ходить покупать продукты окончилась. Это
делал с удовольствием мой младший брат Саша, и мы все его про-
звали снабженцем. Он никогда не ленился выбежать за хлебом или
ещё за чем-то. Мы даже иногда ходили с ним на базар в Навтлуги.
Моя старшая сестра сразу не смогла поступить в институт.
Очень терпеливо продолжая готовиться, она пошла на работу куда-
то в Аэропорт в пекарню и приносила нам свежие слоёные булочки
с кишмишем, а также с толчёными орехами сверху. Они были такие
вкусные и ароматные, что с чаем нам уже ничего и не надо было.
Сестра выросла в красивую девушку. Мой взгляд часто останавли-
вался на её внешности, и я постараюсь описать её такой, какой я её
запомнила в то время. Высокая, стройная, с маленькой грудью, с
тонкой талией и очень высокими красивыми ногами. Её очень гу-
стые тёмно-каштановые волосы ложились вокруг её белоснежно-
го лица, большие красивые чёрные ресницы в виде веера доходи-
ли прямо до бровей, глаза были светло-коричневого цвета, прямо,
можно сказать, светились, как две пуговки из янтаря, брови чёрные
в виде изогнутых двух месяцев, очень красивый маленький носик,
всегда красные, немного большие губки, и даже сквозь улыбку мож-
но было рассмотреть её белоснежные маленькие зубки, отделённые
друг от друга на одинаковом расстоянии. Они очень гармонировали
с её лицом. Длинная шея и прекрасная походка придавали ей какое-
то высокое, непонятное нашему взору, величество и великолепие.
Она выросла просто в красавицу. Её не смогли не заметить и на
работе в Аэропорту, скоро перевели работать стюардессой – после
того, как она сдала там экзамен трёхмесячного обучения. Она стала
хорошо зарабатывать и немного баловать нас.
Один раз она мне рассказала, что была в Москве в гостях у мами-
ных родственников, по её отцовскому родству, по фамилии Кейлис,
у тёти Елены, которая была противоположность нашей мамы. Люд-
мила рассказывала, что за обедом был красивo сервирован стол, а
также обед готовился персонально каждому из членов семьи, и даже
сестру Люду спросили, что бы она хотела к обеду. Для моей сестры
это было ново, и она не хотела утруждать тётю Лену. Попросила то,
что она готовит для себя. Такое отношение к семье меня в то время
удивляло. «Неужели так бывает?!» – в то время думала я.
В тот год моя сестра хочет попробовать поступить в Универси-
тет в Тбилиси. У неё ничего не получается. Опять ей мешает ино-
странный язык: она в школе проходила немецкий язык, а сдавать при
поступлении приходилось английский. Но её упорный труд не про-
шёл зря, и она наконец поступает в Пушкинский институт на педаго-
гический факультет начальных классов и русского языка. Я помню,
сколько труда ей понадобилось в изучении английского языка. Она
наняла педагога и с самого начала стала изучать всё. Ей не приходи-
лось далеко ходить, педагог английского языка, оказывается, жила в
нашем доме на четвёртом этаже, и она часто нанимала её как репети-
тора, учась даже в институте.
Мой брат Владимир продолжал учиться отлично, а с Алексан-
дром была проблема по русскому языку и литературе. Не помню,
чтобы нам когда-либо родители сказали: «Садитесь и занимайтесь,
делайте уроки». Мы понимали, что, придя из школы, должны были
сделать домашнее задание, надо было почистить и прогладить фор-
му назавтра, почистить туфельки. Наши учителя и одноклассники
не могли даже подумать или же представить себе, что это мы де-
лали сами, потому что по аккуратности мы не отличались от своих
одноклассников. А так как в школу дети все, как близнецы, ходили в
стандартных формах, то и мы одевались так, как все, и ничем не вы-
делялись в школьной среде. В театр, то есть в драматический театр,
мы не ходили, если не считать то, что я была только один раз, потому
что билеты были дорогими, так объяснила нам мама, а одежда новая
для театра – ещё дороже. Так что мы в основном сидели дома около
нашего телевизора «Рекорд», который купил наш отец в комиссион-
ном магазине. Вот уже несколько лет подряд приходили к нам дети
со двора смотреть повторяющиеся передачи по несколько раз под-
ряд. Мы стали чаще слышать грузинскую речь по телевизору, и я
была рада, что понимаю. Стали смотреть грузинские фильмы. Такие,
как «Баши-Ачук» и «Георгий Саакадзе», пересматривали, наверно,
уже десятый раз. Я думаю, что просто в то время не было большого
репертуара фильмов на грузинском телевидении.
Не выезжая никогда за пределы Грузии, а в основном за пределы
Тбилиси, в котором я выросла, я очень любила этот край за тёплый
климат. Снеговое покрытие считалось редкостью. А если и выпадал
снег, то только несколько дней в году. Ночью снег, а на утро выхо-
дило солнце со своими жгучими лучами и топило снег, как масло
на горячей сковороде. Тогда я стала замечать, что от земли в виде
тумана поднимается пар. Я очень любила это время года, но по-
особенному я любила осень и весну, может, за их проливные дожди.
Увидев дождь, я могла выбежать на улицу во двор, расставив руки
ладошками вверх, наклонив голову назад так, чтобы моё лицо было
обращено к небу, призывая о большом количестве дождя. Не помню
я дождя в Тбилиси неделями. Утром проливной дождь, а днём сол-
нышко, а к вечеру всё сухо, как будто ничего и не было. А это ранняя
весна... Кто видел, как красиво цветут яблони, абрикосы, вишня?!
Это просто прелесть! Весь мой любимый город Тбилиси утопает в
разноцветных цветах. Это просто разноцветная радуга на деревьях.
И эта прелесть начинается с середины марта. А пахучие мимозы,
продающиеся к международному женскому дню 8 марта! Да, эта
прелесть в Грузии в Тбилиси, и правильно считают, что Тбилиси от-
носится к одному из самых зелёных городов. А кто ел когда-нибудь
фрукты, выращенные на грузинской земле, или посещал колхозные
рынки, называемые базарами, где от разнообразия и приятных за-
пахов просто невозможно устоять... Ходя по базару с Александром,
я удивлялась разнообразию фруктов и овощей. Мы хотели всё пере-
пробовать: инжир светло-зелёного цвета, величиной в кулак моей
детской ручки, разнообразие слив, груш, яблок, персиков, абрико-
сов, а сколько сортов винограда... а эти большие дыни и арбузы...
Конечно, мой отец приносил арбузы каждый вечер после забегалов-
ки, но здесь на базаре мы встречали в продаже и то, что мы даже не
пробовали раньше.
Мой отец потерял работу главного бухгалтера на Мелькомбинате.
Мы не знали почему, но слышали разговоры взрослых, что сняли за
халатность. В то время я не понимала, что это такое. Он был очень
опытным работником и вскоре нашёл новую работу на Закавказской
железной дороге в строительной организации. Увидев его аккурат-
ность по внешности и по работе, его сразу стали уважать. Он сдавал
баланс в управление дороги в финансовый отдел. Я любила своего
отца – худенького, стройного, подтянутого человека, всегда в белой
сорочке (костюм и сорочки он сдавал в химчистку), всегда в галсту-
ке, летом и зимой, в тёмном костюме синего цвета из дорогой тка-
ни. Он ежедневно наглаживал себе брюки, намочив заранее старый
хлопчатобумажный носовой платочек, вычистив сначала их малень-
кой мокрой щёточкой. Стирал сорочки тоже иногда сам, когда денег
не было на прачечную. Он обслуживал себя полностью, видно, это
была ещё военная закалка. Из-за этого и много ещё чего другого он
часто ругался с мамой, и мы всегда были свидетелями всех оскорбле-
ний, как с одной, так и с другой стороны. Не имея с чем сравнивать,
я раньше думала, что такие ссоры существуют в каждой семье, хотя
у Лили Асатурян я такого не видела, думала, что они просто при мне
не ссорятся. Её отец вовсе спиртное не пил, приходил домой очень
поздно, как говорили, тяжело работал. Её семья сильно отличалась
своим трудолюбием, и, может быть, потому у них не хватало време-
ни на ругань, по-детски тогда так я объясняла сама себе.
К этому времени наша квартира совсем износилась и требовала
хорошего капитального ремонта. Под нами на первом этаже нахо-
дился банк, и его работники неоднократно прибегали к нам после
каждого затопления водой из унитаза. У нас не было денег на ре-
монт, ведь ремонт стоил огромных денег. Мы поддерживали всё в
квартире, как могли. Бабушка Катя к Пасхе всегда сама белила разве-
дённой известью свою комнату и сарай, обновляла даже окно. У нас
всё выглядело очень страшно. Паркет местами вообще отклеился, в
тех местах виден был только чёрный гудрон. С окон и подоконников
облезла краска, шелушилась вся, как нарезанная капуста, падая на
подоконник. Как приправа, добавлялись разбитые стёкла окон, при-
крытые фанерой, предохраняющей нас от холода и ветров. Фанера
на окнах делала квартиру даже в ясную погоду тёмной. Поломан-
ный кран в ванной комнате, закрученный старым маминым чулком.
Вместо давно разбитой раковины стоял обыкновенный таз для варки
варенья, который не всегда успевали выливать в унитаз, так как он
уже был полон набранной грязной воды и достаточно тяжёл. Так что
успевал тот, кто умывался первым или же вторым, а что же с унита-
зом? Вечно забитый нечистотами и протекал после каждого слива
так, что в туалете всегда стояла вода. Поломанный сливной бачок,
даже цепь сливная сорвана. Грязные стены кухни и пожелтевший по-
толок ещё от той старой печи, что у нас была, когда мы только въеха-
ли в эту квартиру. Печь уже давно убрали, установили газ, а сделать
ремонт в квартире было просто невозможно. Даже туалет у нас был
вместо раковины... Так мы жили очень долго, до тех пор, пока папа
не стал работать в строительной организации. Но, несмотря на всё,
мы любили отца и с любовью относились к нему, хотя по нему было
видно, что он даже гвоздя не мог забить... Он нас возил на субботу
и воскресенье к бабушке Кате. Она ещё больше стала уделять нам
внимание, когда Иван был в армии.
Я всегда почему-то вспоминаю тот день, когда Ивана забирали в
армию. Бабушка Катя очень готовилась, и я уже могла кое в чём ей
помочь. Она решила сделать ему проводы и всё готовила, как обычно
на праздник. Накрыла большой стол во всю комнату с любимыми пи-
рожками с разными начинками, особенно с сухофруктами, которые
просто таяли во рту, холодец, рыба, мясо, много ещё чего... Украше-
ние стола – гармошка и русские песни, танцы. Я смотрела и радова-
лась, потому что мне нравились русские танцы, весёлые, озорные, а
особенно продолжительное застолье со звонкими казачьими голоса-
ми: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня, не морозь меня, моего коня».
Точных слов не помню, только помню до сих пор голоса бабушки
Кати, моего отца, Гаврила, а также много русских, а может быть, и
казаков, живущих в то время в бараке, собирающихся всегда вместе
за столом не только выпить, а излить душу свою в песнях о родине, о
крае, откуда они были родом, в сердцах запомнивших родные места,
места, где прошло их детство, где они были подростками, где была
их Родина.
Я часто даже сейчас думаю: а что такое родина? Это тот Совет-
ский Союз, который тогда объединял? Нет, это именно то место, где
ты родился, где прошло твоё детство, где каждая мелочь стоит у тебя
перед глазами как воспоминание, и ты любишь её, потому что она
просто есть!
Пение продолжалось достаточно долго в виде концерта, одна пес-
ня лучше другой. Я помню, не раз они заставляли меня прочитать
стихотворения. Я стояла маленькая впереди, а позади меня стояла
моя сестра Людмила, протянув руки вперёд меня и показывая всё
руками. «Басня Крылова... – начинала я. – Вороне где-то Бог послал
кусочек сыра...» Застолье скоро оборвалось. «Уже пора...» – кто-то
сказал. Все вышли во двор с музыкой и танцами. Помню, Иван по-
садил меня на плечи, и до конца барачного двора прямо до ворот
я сидела на его широких плечах и наблюдала за всеми. Начали со-
бираться и другие призывники, и уже пошли в пляс знакомые мне
грузинские танцы. Танцевали уже прямо на улице Ватутина, пошли
известные всем кавказские танцы «Шалахо», было очень весело. Но
для бабушки Кати не было веселья, я видела, как она украдкой вы-
тирает слёзы маленьким платочком. В то время я не могла понять,
как тяжело расставаться на три года со своим любимым человеком,
которого вырастила, воспитала, которому отдала всю любовь. Меня
Иван опустил на тротуар, и я постаралась запомнить его таким, ка-
кой он был в то время.
Он был в чёрной кепке с козырьком. Кучерявые чёрные волосы
выбивались, из-под козырька виднелись чёрные, как два ястреба,
пушистые брови, тёмно-коричневые глаза, курносый нос (он его не
портил), прямой подбородок и две ямочки на щеках, точно как у ба-
бушки Кати. Очень высокий, широкоплечий молодой казак, покорив-
ший многих девочек этого барака. У него уже была невеста, бабушка
Катя говорила, что она живёт в первом пролёте барака, и что когда
он приедет, то женится на ней. Её звали Алёной. Она тоже присут-
ствовала на проводах моего двоюродного брата. Она была красивой
девушкой с очень красивой улыбкой, училась в одиннадцатом клас-
се. Он подошёл к ней, взял её за руки, и так они пошли впереди всех
провожающих до выхода на центральную улицу из барака, где уже
стояла грузовая машина, куда забирались только призывники и их
родители. Я заметила, с какой лёгкостью забрался туда Иван, а также
бабушка Катя, вытирая свои маленькие глазки белым шёлковым пла-
точком, Гаврил и даже мой отец. Машина завелась и стала отъезжать,
а во дворе музыка и танцы гремели до самого вечера. Только мы лег-
ли спать, как вошёл мой отец, затем Гаврил и бабушка Катя, говоря:
«Проводили, и слава Богу! Говорят, будет служить в Симферополе».
Продолжение романа http://proza.ru/2011/03/24/1626
Начало главы№1 http://proza.ru/2011/03/16/208
Nansy Ston USA 03/23/2011
© Copyright: Нина Галустян, 2011
Свидетельство о публикации №211032301526
http://proza.ru/2011/03/23/1526