Невероятно, но мой дебют в новом качестве грянул уже через три дня. И это было шестого июня. Возле бронзового Пушкина с мнущимися на его кудрях голубями молодцеватые рабочие возводили трибуну для чтецов. "Как Ленин на броневике!" - крикнул один из них напарнику, взобравшемуся на кургузую конструкцию. Я чуть замедлился.
- Ну что, брат Пушкин, ты - великий поэт, а я, так, недурной версификатор, не более. Мысли нет. Хотя и ты не всегда потрясаешь этим... на мой вкус... Ну, с днём рождения!
Газиля (чёрная блузка в красный горох) полулежала на желтоватом столе этаким негативом божьей коровки на осеннем листе и болтала по телефону по-татарски. Для русского уха звучало это так: "быр-кулдык-мыр-гырдык...холодильник... дыр-булдык-гыр-кырдык... компьютер". Мне она обрадовалась как родному:
- Ваня, дорогой!
- Вам, - коротко бросил я и вручил "Казанских турок".
- Ах, спасибо! - божья коровка расправила крылышки, раскрыла первую страницу и прочитала: "Турки испокон веков живут в Казани..."
- Надо же! Никогда не думала, что в Казани есть турки! - изумилась она. - Ну, идём же, познакомишься с девочками.
И вновь пугающе прозвучало: "Мы как одна семья".
Через извивы коридоров в сопровождении Газили Султановны новый член семейства спустился в кабинет, который занимали три грации.
Прелестницы сидели по углам, дружелюбно повернувшись спинами друг к другу. И, кроме того, комнату разделял пополам книжный шкаф, в котором пихалась вперемешку толпа юридических, коммерческих, медицинских и обычных словарей и справочников. Посередине низкий столик с чайными принадлежностями приглашал отвлечься от борьбы с преступностью.
Я был представлен каждому углу по очереди.
ПЕРВЫЙ УГОЛ. ЛУСИНЕ. Молодая провокационно сложённая брюнетка с глазами чёрными и вытянутыми как на фаюмских портретах. Крупный, с горбинкой, но благородной формы восточный нос не портил вида. Определённо мечтала стать блондинкой (отдельно выкрашенные светлые пряди венчали макушку), однако слишком смуглая кожа не давала добро столь неестественным переменам. До невозможности элегантна в чёрно-жёлтом костюме (моё любимое цветосочетание). Такая любезная некусачая пчела, всегда готовая добровольно поделиться мёдом. Облако симпатии к ней немедленно обволокло меня.
ВТОРОЙ УГОЛ. ТАТЬЯНА. Мелкая, чтоб не обидеть её, компактная, шатенка с зелёными глазами, в мини-юбке и оливковой кофточке. Объективно довольно миленькая и очень изящные ножки, но... я всегда знал, что золотой стандарт Гиреева незыблем.
В ТРЕТЬЕМ УГЛУ жила большая масса. Увесистая масса с мощной грудной клеткой и широкими ладонями. Немецкая переводчица Зина, которую я немедленно нарёк Брунхильдой. Ей не хватало шлема, выпуклого нагрудника, копья с ленточкой на древке и лошади.
- Мужчина в комнате! Ни лифчик поправить, ни колготки подтянуть, - заворчала она, ощупывая глазами инородный предмет, коим являлось моё также нехилых габаритов тело, вторгшееся в их феминное пространство.
- Зинаида... - укоряюще наклонила голову Газиля.
- Я разве не права? Нельзя ли Ивану сидеть в другом кабинете?
- Зина... ну что ты, - повторила начальница.
Вежливая Лусине улыбнулась, как ребёнок при виде сливочной помадки, и проворковала, указывая на четвёртый угол:
- Иван, я так рада, что нас теперь двое. Проходите, пожалуйста, вот ваш стол и компьютер.
Татьяна разглядывала меня и не произнесла ничего, кроме "здравствуйте", в самом начале.
Моим первым заданием стал десятистраничный список исламских террористов (Газиля: "Ну, ты ведь разбираешься в Востоке!")
- Рад взяться за антитеррористическое перо, Газиля Султановна!
Зина фыркнула, её груди интенсивно зашевелились, порождая лёгкий бриз.
Я слегка повозился с включением компьютера и принялся за дело, испытывая смутное волнение перед новой задачей. В общем, расправа над террористами двигалась неплохо, пока речь шла об афганцах, о которых почти не было информации. Только кто-то числился "министром Департамента по предупреждению пороков и пропаганде добродетелей". Вот и всё. С арабами оказалось позаковыристее, потому что каждый преступник запасся тремя-четырьмя именами, да ещё прихватил с собой таких же ономастически богатых родителей и несколько паспортов в придачу. Несложно, но требовалось постоянно сверяться с текстом.
Около двенадцати часов меня уведомили о традиции священной чайной церемонии в полдень. Мы дружно уселись за центральным столиком.
- Иван, расскажите о себе, - попросила еле распределившая телеса Зина.
- Да, пожалуйста, - мурлыкнула Лусине.
Татьяна кивнула и размешала сахар.
Я начал издалека.
- Родился в России, измученной Наполеоном и Гитлером. С детства терпеть не мог углы и рисовал овалы. Боюсь лошадей, коров, лестниц и слишком бойких женщин...
На этом месте они нервно захихикали, а я продолжил:
- Группы крови на рукаве нет, но она первая. Страсть - кошки. Ненавижу политику. В детстве вклеивал в альбом газетные сообщения о достижениях ангольских партизан в борьбе с апартеидом. Несколько раз сильно стукался головой. Держал в аквариуме девяносто видов рыб (менее половины процента от всех существующих). Имею справку, что не псих. Считаю брак устаревшим институтом. Обожествляю природу. Всю жизнь занимаюсь не своим делом (своего дела у меня нет). Никто камень в мою протянутую руку не положил.
Их насмешила последняя фраза, и они захохотали, а Татьяна громче всех. От её смеха я испытал такое приятное чувство, будто погладил пушистую шерсть Умы. Неожиданно я приосанился и продекламировал:
Веселись, свою милую развеселив,
Мир изменчив как миг, как обманчивый миф.
В настоящем найди неизбывную радость.
О минувших невзгодах легко позабыв.
Луноликая, косы её ароматны -
Это райская гурия, дива из див.
Тот блажен, кто владел и с другими делился.
Тот несчастен, кто только наживою жив.
Будь, что будет! Вина мне скорее несите! -
Мироздание зыбко, как ветра порыв... *
- Это кто написал? - горным ручейком прожурчала Лусине.
- Абу Абдаллах Джафар Рудаки.
- Ух-х! - выдал одновременно хор граций.
- А сами творите? - спросила Татьяна, прищурившись.
- Угу.
Зина саркастически процедила:
- Ну, усладите наш слух.
Я начал зачем-то стих о том, что родился в великой стране, а умирать буду в невеликой и о том, что в юности чувствовал за других боль, затушенную впоследствии алкоголем.
- Какой вы пессимист, - загрустила очаровательная Лусине.
- Я человек мрачный и весёлый одновременно! Я вижу весь мир дико мрачным - настолько мрачным - что мне весело!
Газиля прервала поэтическую пятиминутку, ворвавшись в кабинет.
- Конвенция Организации Исламская Конференция о борьбе с терроризмом. Срочно!!
- Иван, возьмите вы, - кокетка Лусине похлопала ресницами, - у меня и так большой документ.
- Конечно, конечно! Без вопросов! - время от времени необходимо надевать костюм джентльмена.
Мы вновь расселись по рабочим углам и принялись терзать клавиатуры. Моя была атакована особо остервенело. Печать шла хоть и двумя пальцами, но, щёлк-щёлк, как бегущая мышь оставляет следы мокрых лапок, буквы возникали на экране быстрее движения мирового рекордсмена.
- Ишь как орудует пухлыми ручками! - не преминула заметить Зина.
Через час перевода Конвенции, где говорилось о высокой шариатской нравственности и перечислялась тьма восточных стран, я ощутил себя немного Волькой на экзамене. Встал, поразминал ноги, потаскавшись туда-сюда по комнате и остановился возле Татьяны. Её основным языком был французский, но сидела она над каким-то английским документом, который (мне показалось) доставлял ей неудобства. Я наклонился над завитками на её шее (от меня не укрылась их лёгкая рыжина) и посмотрел на текст через плечо.
- А как вы переводите Sundray Commission? - ни с того ни сего ляпнул я.
- В смысле? - удивилась она.
- Это "разные комиссионные", а то многие думают, что Сандрай - это фирма.
Она непонимающе оглянулась. Я вдруг покраснел и выпалил:
- Только не подумайте, что я мог подумать, что вы думаете так, как думают те, о ком я подумал сейчас.
- Ну и балаболка! - подала голос Брунхильда.
Татьяна развернулась ко мне и улыбнулась.
- Вы забавный! И не обязательно говорить "вы"...
- Нет! - резко возразил я.
- Почему?
- Мне так комфортнее...
Она пожала плечами.
- Как хотите!
И обратилась к своему экрану.
К концу дня арабские террористы и борющаяся с ними Организация Исламская Конференция лютовали в обоих полушариях (не Земли, но моей черепной коробки). Адски хотелось выпить, и я с трудом удержался от того, чтобы не подписать свой первый труд: "Перевёл с английского Аль-Коголик".
На выходе последовали поздравления и напутствия всех трёх милашек. Лусине: "Иван, спасибо за помощь. Надеюсь, мы отлично сработаемся". Татьяна: "С вами весело. И принесите почитать ваши стихи". Зина: "Всё-таки хорошо бы Газиля вас отсадила". "Худохофиз!"* - озадачил я их и с тем отправился в родные пенаты. (*Худохофиз - до свидания, фарси)
* Стихи Рудаки в переводе С.Ганиева
Продолжение http://proza.ru/2016/10/25/2365