Выбор. настоящее 5

Ирина Астрина
В общем, Отдел переводов не маялся от скуки. Недели через две после моего вступления в его ряды, в по-прежнему знойный тягучий полдень, под звучащую за окном симфонию стройки, я, оторвавшись от письма по делу о хищении стабильных изотопов, набрал номер зоомагазина.
- Аллё, здравствуйте! Это магазин?
- Да.
- Крупный мотыль есть?
- Мотыль???!!!
Я положил трубку, потянулся усталой от долбёжки рукой к стёртым кнопкам циферблата и хотел было перенабрать номер, но неожиданно для себя сказал:
- Таня, я понимаю, что странно приглашать девушку на прогулку с целью покупки червей, но не хотите ли пройтись?
В своём по-немецки аккуратном углу, где торчал частокол беспощадно заострённых карандашей, Зина противно хмыкнула.
Татьяна, кажется, обрадовалась:
- Меня совсем не смущают черви. У меня в детстве тоже были рыбы, которые ели мотыль.
Мы собрались, то есть она расчесала волосы и взяла крохотную сумочку на цепочке, а я просто встал, и мы покинули комнату под зинино ворчание, смягчённое лукавой улыбкой Лусине.

- Как здорово на улице! - воскликнула Таня, подставляя лицо лучам. - И что за климат у нас! Так редко тепло! Вы не страдаете от недостатка солнца?
- Эти проблемы волнуют меня лишь с точки зрения экологии - изменение климата губительно. А в остальном мне, прошу прощения, плевать в каком климате есть и спать. Меня, в принципе, устраивает жизнь на планете Земля. Не нравится то, что люди с планетой делают, а так мне комфортно и в жару и в холод. В условиях жары надо выпить коньяка или водки умеренно и поспать. Проснёшься акклиматизированным. А вот если начать пить молочный коктейль, и лимонад, и квас, и пиво - обопьёшься и никакой пользы!
- Завидую такой приспособляемости!
- Да что климат! - разошёлся я. - Кроме климата я бы хотел ещё много разного. Например, чтобы был любимый человек (не мужчина), зелёных с изображением американских покойников тысяч пятьсот, чтобы создали эликсир вечной жизни для кошек, чтоб китайцев было на миллиард меньше.
Она засмеялась своим чудесным смехом, вновь доставив мне неожиданно острое удовольствие.
- А у вас какие увлечения?
- Катаюсь на коньках и зимой и летом.
- Вот это да! Тройные тулупы, двойные аксели?
- Нет-нет, что вы, разве что некоторые шаги.


Мы добрались до допотопного, тесного и тёмного зоомагазинчика, где пахло зверями и кормами и голубовато выделялись в сумраке прямоугольники подсвеченных аквариумов.   
- Знаете, похоже на магазин телевизоров. Только все показывают передачи по одной тематике.
Оглядевшись, я с удовольствием отметил, что ситуация способствует тому, чтобы произвести на девушку впечатление. В магазин недавно поступили новые товары. Аквариумы бурлили жизнью, и Таня во все глаза разглядывала чешуйчатую пестроту.
- Ой, вот этих я знаю: меченосцы, гуппи, золотые, гурами. И все. Больше никого.
Она так мило поджала губки, что я едва справился с желанием приобнять маленькие плечи. Но вместо этого расправил свои и начал:   
- Вот смотрите - аптеронотус белокаймовый. По-латински apteronotus albifrons. По-английски Black Ghost Knifefish. По-простому чёрный призрак рыба-нож. В тропических лесах Амазонки считается священным, так как местные племена верят, что в него после смерти вселяются духи предков.
Чёрные ножи энергично колыхали вытянутой вдоль всего тела волнистой каймой плавников, словно трясущие оборками модницы в трауре или монашки в покрывале, которым вдруг вздумалось пококетничать, или испанки в чёрных мантильях.
- Резать ножом с такими неровными краями было  бы невозможно, - поделилась ценным наблюдением Таня.
- Зато когда они привыкают к хозяину, то даже едят с рук.
- А этот с клювом кто?
- Рыба-слон. Gnathonemus petersil. И вообще-то это нижняя губа, которую сравнивают со слоновьим хоботом.
- Да что вы говорите? - изумилась любознательная собеседница. - Не буду спорить со знатоком.
В этот момент рыба сложила губу так, что превратилась в настоящего мультипликационного или из детской книжки слонёнка с хвостом и плавниками.
- Прелесть! - оценила Таня. - А  у мальчика хобот больше?
Похоже, она подавила смешок.
- Как отличить самца от самки внешне - неизвестно, - важно продолжал вещать я. - Но они производят электрические разряды. Вот по их силе и отличаются.
Слоники шевелили губами-хоботами, выискивая еду, а мы двинулись дальше, где поджидала нас, меланхолично таращась в одном направлении, стайка "серебряных долларов".
- Серебристый метиннис.  Metynnis argenteus. Они родственники пираньи, но питаются в основном растительной пищей. Сожрут даже огурцы и кабачки, если предложите. Заодно поедают все растения в аквариуме.
- Сгрудились как овечки, - сказала Таня.
С радостью видя, что ей по нраву мой миниэкскурс, я подтвердил:
- Да, они очень мирные, зато их соседи (мы сдвинулись к следующему "телевизору", где сновали бойкие оранжевые тельца с чёрными зрачками) - апельсиновые лампралогусы - бывают довольно агрессивны, но геофагусам ("Взгляните сюда" - я чуть дотронулся до её локтя и изумился шелковистости кожи)... геофагусам это не страшно. Они слишком большие. К тому же активны и любят ворочать камни на дне аквариума.
Геофагусы имели на концах плавников тонкие красные отростки, будто они запутались в шерстяных нитках, а вырвавшись, не смогли сбросить обрывки. ("А ещё похоже на тщедушные кораллы", - заметила Таня).

Мы полюбовались также монодактилами (ромбовидными рыбами, напоминающими ласточек с распахнутыми крыльями), чей жёлто-золотистый верхний плавник переходил в серебристое тело, пересечённое двумя полосками, одна из которых шла по глазу, будто рыба нацепила пиратскую повязку. По счастью, нас не оплевали забавные полосатые, словно зебра, брызгуны, сбивающие струйкой беспечных насекомых над водой. Ещё одни охотники (рыбы-бабочки пактодоны), растопырившись,  замерли у поверхности, карауля пролетающих несчастливцев. Таня была слишком низенькой, чтобы увидеть расправленные "крылья бабочки", и я взял её сзади за талию и приподнял. "Ох, какая красота!" - воскликнула она. Держа в руках это хрупкое создание, я ощущал что-то незнакомое, какую-то нежность, которую никогда не чувствовал рядом со своими прежними высокими и сильными женщинами. Мне захотелось прикоснуться губами  к её плечу. Поразившись, я потихоньку опустил девушку на пол рядом с последним аквариумом, где живые пособия по анатомии (стеклянные сомики с чуткими усами) копошились у дна.
- Это очень робкие рыбы, - прокомментировал я.
- Как не застесняться, если виден твой позвоночник и все внутренние органы!
Сомики пугливо отплыли в сторону.
- О, робкие, как я! - сказала Таня.
- Я что-то не заметил в вас робости, - ответил я.
Коричневатый окрас рыбы-бабочки напомнил о крупном мотыле, за которым мы явились. Пока его взвешивали, Таня пристально и без тени брезгливости рассматривала копошащуюся кучу. Каждый червячок выглядел как миниатюрная связка сарделек. Мы принесли мотыль в кабинет и убрали в холодильник, а через час насладились рёвом Зины, обнаружившей там этот живой фарш неподалёку от своего контейнера с диетическим салатом.

Дух убиенной младшей дочери Николая Второго, как видно, обрёл на время успокоение, потому что вечером у (не)любимой я наконец получил то, за чем приходил в прошлый раз. Но, гладя  светло-русые с переливами волосы, я с удивлением видел перед собой другие каштановые с рыжеватыми искорками на концах. Когда я обнимал весьма внушительные плечи любительницы подводного плавания, мне виделись другие маленькие и узкие плечики в салатовом платье, которое в моём воображении легко соскакивало с них, обнажая хрупкие ключицы.
По окончании активной гимнастики, вполне, впрочем, приятной и полезной для здоровья, я лежал и в полудрёме думал: "Как странно! Это же полная противоположность моему вкусу". "Почему она меня волнует?!" - интересовался я у подсознания, но оно не давало приемлемого ответа. В темноте передо мной на светящемся идеальном зеркально-гладком льду каталась Татьяна, с распущенными волосами, в коротеньком красном платьице с фонариками она чертила тройки, восьмёрки, скобки, замысловатые крюки и выкрюки, крутила твиззлы и другую ерунду, которую вытворяют фигуристы. Приглядевшись, я понял, что серебристыми аккуратно-ловкими лезвиями она выводила какой-то текст, но как ни силился я разобрать буквы, как ни напрягался, они терялись и таяли в голубом сиянии. Ну и что с того, что терялись, ведь в мечте моей она была положительно прекрасна, как маленькая Герда, явившаяся из ниоткуда, чтобы растопить царство льда и чьё-то давно закованное в него сердце.

Продолжение http://proza.ru/2016/10/26/1970