Даниил Кравченко «Многие из вас немощны и больны и немало умирает» (часть первая)
"И, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть тело мое, за вас ломимое; сие творите в мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в моей крови; сие творите, когда только будете пить, в мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню н е д о с т о й н о, виновен будет против тела и крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет о с у ж д е н и е с е б е, не рассуждая о теле Господнем. От того многие из вас немощны и больны и немало умирает" (1Кор.11:30).
Дорогой читатель! Однажды, посещая церковь, я внимательно следил за братьями и сестрами, которые один раз в месяц, как принято для членов её, имели право принимать (и большая часть их принимала!) участие в вечере Господней (хлебопреломлении). Как обычно, почти в самом конце богослужения (перед сбором "десятины"), пришедшие члены церкви, соблюдая определенный порядок, становились один вслед за другим, затем молча, смиренно, медленным, прерывистым шагом, продвигались бесшумно, втихомолку (без разговоров!) в сторону стоящих помощника с хлебом и пастора с вином. Подошедший (брат или сестра), отщипывал крохотный кусочек от одной из разделенного на две примерно равные части белого батона (ХЛЕБА) благопристойно вкушал его и, передвинувшись на шаг по направлению к чаше, принимал из рук пастора крохотный стаканчик, тут же до краев им уже наполненный церковным ВИНОМ. Причащающийся член церкви осторожно, дабы ни капельки не пролить, подносил этот стаканчик к устам своим и, выпив до дна или только пригубив, ставил его на стоящий на столе поднос. Затем, благоговейно прошептав про себя слова благодарственной молитвы (за пролитую праведную кровь и распятое тело Христа), уходил на свое место в одном из рядов церковных скамеек.
Подошел и её, черед... Смело, решительно, предварительно под скамейкой, не глядя, одев на босые ноги (ухоженные; нормостенические; упругие и еще не тронутые геморроидальными голубыми узлами…), простоватые кожаные босоножки кораллового цвета, по хозяйски (почти два десятка лет посещений родной семьи в приветливых церковных стенах не могли не сказаться!), сестра Екатерина, улыбнувшись всем прихожанам, вереницей стоящим у стола причащения, порывисто подходит к помощнику, отщипывает кусочек хлеба и вкушает его; из рук пастора принимает стаканчик с вином, энергичным "гусарским " движением правой руки отправляет его в уста и, опорожнив до дна, ставит на найденное на подносе свободное место, где уже стоят десятки таких же крохотных мензурок (пустых и недопитых), изготовленных из прозрачного, с икристыми переливам, совершенно нетоксичного «crystal-пластика», искрящегося в золотистых лучах церковных люстр, висящих на длинных потолочных, почти двадцатиметровой длины, подвесах.
Отойдя от стола с подносом еще на шаг в сторону, она самозабвенно, с пылающим, одухотворенным лицом, прикрыв глаза, совершает краткую благодарственную молитву, адресованную Спасителю нашему Иисусу Христу и, несколько секунд постояв в низком поклоне Богу, через некоторое время подходит к неподвижно сидящему, как бы закаменевшему, почти не дышащему, возможно, терзающемуся в муках совести, мужу и смиренно, грациозно склонив голову, садится рядом с ним.
Удивительная решительность и императивно востребованная жажда её в "принятии" крохотного глотка вина, неожиданно буквально ошеломили меня, и я, откровенно залюбовавшись ею, по крайней мере на подсознательном уровне, начал, как шаловливый, серьезно провинившийся школьник в кабинете строгого директора, постыдно краснеть…
И вдруг, во время мимолетного поворота её головы в мою сторону, освещенную яркими солнечными лучами, падающими через окно из декоративного художественного стекла с 15-метровой высоты, я увидел (или мне причудилось, на знаю: Бог знает!) на её нижней, умеренно припухлой губке, как бы застывшую крохотную рубиновую росиночку! Возможно это была смоченная вином хлебная крошка или сиротливая, единственная, драгоценная капля святого вина, может быть это сверкнули лучики света, отраженные от микроскопических капелек вина в уголках её сомкнутых губ, но спокойное, безмятежно сияющее, наполненное внутренним духовным светом, лицо её, фотографическая эротичность которого внезапно, спонтанно, врасплох, спровоцировала в моем подсознании явно "безнравственный" святотатственный вопрос: а что если эту теплую, еще не испарившуюся с влажных, мелко дрожащих губ, «винную частичку вселенной", не раскаявшийся в этот день муж или кто либо из братьев (исходя из его подавленного физического состояния, допускаю, что скорее всего все же это будет не он...) слижет её, в прямом смысле этого слова, своим небезгрешным, соблазняющим языком?
Дочитав до этого места, кто либо из читателей, скорее всего, подумает: автор рассказа либо выжил из ума, либо ему явно нечем заняться! Тысячи лет до него такая "мудреная" мысль ни кому в голову не приходила, ему же вдруг восхотелось эту парадоксальную, априори сомнительную идею об информативно генетическом представительстве благословенной капли вина, не только слизать, но еще и, хотя бы частично, изучить, осмыслить, а затем в рассказе, описать её религиозную, психофизическую и др. индивидуальность...
Но так ли уж на самом деле вопрос "о капле вина" тривиален и донельзя прост? Не уверен! Более того, для полноты исходных данных по этому предмету обсуждения, отмечу, что по неизвестным причинам муж этой сестры в тот полуденный воскресный час участия в вечере Господней не принимал, а брат, которому так страстно возжелалось поучаствовать в процессе "слизывания", вообще членом церкви не является! И в довершение к этим весомым фактам, хочется добавить еще и «предписания» апостолов (Павла, Петра и др.), которые как бы подводя теоретическую христианскую базу под "безнравственность" рассматриваемого вопроса, непрестанно и многоместно рекли: «Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против тела и крови Господней, от чего многие из вас будут немощны и больны, а немало и вообще умрут (1Кор.11:30)! Апостол Перт, ситуационно или директивно, вероятней всего - наставнически, а также как бы "потворствуя" возможности возникновения таких или подобных мыслей о поглощении капельки вина из уст причащающейся сестры, повелевает: приветствуйте друг друга лобзанием любви (1Пет.5:14; синонимы слова «лобзание»: расцеловать; коснуться губами; засосать губы и др.)! Не оставляет без внимания эту же мысль и апостол Павел, рекомендуя: "Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви" (Рим.13:8), более того, он приказывает: «Прямо перед лицом церквей дайте им доказательство любви вашей " (2Кор.8:24), и как бы вдогонку: «Приветствуя друг друга святым целованием (1Кор.16:20)! К чему все «это»? К тому, что, как мне кажется, от засасывания и целования губ меньше одного шага до их облизывания, лизания и пр…
Из выше изложенного следует: "Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи»!!! Допустим, автор осознал образ мысленно предвосхищаемого результата! А дальше что? Поставить в рассказе промежуточную точку, ожидая возможных подсказок от критически мыслящих единоверцев? Или, прямо на взлете, предать его забвению?
Шло время... Вереницей сменяя друг друга, летели дни и недели...На смену одной поры года приходила другая. Точно как в псалме: "Летит безжалостное время. Промчались тысячи годов. Пройдет и нынешнее племя вослед исчезнувших родов. Так в вечность день за днем стремится...". Не находя внутреннего покоя, почему то терзаясь совестью, я вновь и вновь возвращался к анализу событий того воскресного дня и благоговейно, смиренно проходившего обряда вечери Господней, подобно которой я ни до, ни после уже не наблюдал! При этом совесть моя испытывала явный душевный дискомфорт и перед сестрой, и перед её мужем, и перед апостолами, но более всего - перед Богом! Вот только по какой причине, из-за чего, не угасая, днем и ночью, вновь и вновь неотступно, не ослабевая, возникали эти угрызения? Что такого неугодного миру и Всевышнему мною было соделано? Ведь я всего лишь подумал об эмоционально влекущей мои глаза и язык капельке вина! Мало ли о чем мы временами думаем! Пусть, стыдно признаться, даже во время быстротечного, систематически с заметным опозданием (до 15 минут и более) начинаемого богослужения, сопровождаемого детскими криками, плачем, кашлем, бубнящими разговорами и даже ведением обмена откровенными телефонными эсемесками!
Неужто, неужели это уже началась активная фаза воздействия извечного противника нашего, который заметив, что я внутренне расслабился и недостаточно бодрствую, решил проглотить меня (1Пет.5:8 ), возмутившись моим искренним, чистосердечным желанием посещать церковь, умышленно, не без помощи сестры, "вдунув" мне в голову святотатственный вопрос о капле вина? Вернее не о капле, образ которой с каждым уходящим днем все больше и больше тускнел, увядал и бесследно исчезал из памяти моего встревоженного сознания. Нет! Теперь меня начали беспокоить возможные последствия и мера плотского и духовного наказания тому или тем, которые решились бы эту капельку вина слизать или слакать (Суд.7:5) греховным языком из губ дорогой, строгой, но доверчивой, яко малое дитя, сестры! Что удивительно, и я не могу не обратить на это твое, Катюша, внимание, ибо, как следует из приведенной ссылки, особи, далеко не самые боязливые и робкие, способные «с л а к и в а т ь», например, воду, еще в библейские времена использовались Господом для спасения целого народа в тяжелые, чрезвычайно опасные минуты его жизни.
Постепенно, все меньше и меньше лично меня уже интересовала "духовная" судьба её мужа, но начали зарождаться и выползать на передний план «зерна и плевелы» вины перед находящейся за рубежом женой; перед братьями, сестрами, пастором и правлением церкви; конечно же - перед самой сестрой, чудесное, дружеское, почти святое ко мне отношение которой, вероятней всего большей частью живущее лишь в моем воображении, мною же, таким образом, как бы коварно, иезуитски попиралось... Даже самому себе мне трудно было ответить: что это, ненасытное и все еще неудовлетворенное стремление, более того, непреодолимое стремление не только к необычной, противоречивой постановке вопросов, но и желание их же, по возможности, самостоятельно исследовать, не забывая и лелея при этом свою робкую мечту и надежду в будущем на жизнь вечную (Иоан.5:39)? Или это банальная мещанская "трусость", прикрываемая как бы муками пробуждаемой совести?
Мучительная, жестоковыйная внутренняя борьба с самим собой, продолжалась! Вереницей рождались разного рода страхи! Формулировка вопроса, гипертрофируясь, сместилась в область о понятии греха, в частности: было бы "это" деяние, если бы оно воплотилось в жизнь, грехом или нет? И если грехом, то грехом к смерти (1Кор.11:30) или только к наказанию? Более того, могли бы уста его и как лента алые губы её (Песн.4:3), еще когда либо наполниться радостным восклицанием и смехом (Иов.8:21)! И найдут ли «он и она» в дальнейшей жизни своей ликование, усладу и веселье, а печаль и воздыхания навсегда удаляться из их живых, чувствительных сердец (Ис.35:10)?
Находясь в оригинально тупиковой ситуации, в части осмысления вопроса о капельке вина на устах вожделенной сестры Катюши, я обратился непосредственно к ней за помощью, поставив несколько внешне простых вопросов: 1. У тебя, как главной причине всех моих "бед", нет ли желания оказать посильную помощь в написании рассказа о твоих глубинных чувствах во время вечери Господней? 2. Как лично ты понимаешь обряд участия в вечере Господней? Каково твое отношение к отдельным атрибутам этого обряда, особенно к хлебу и вину? К сожалению ничего нового она мне не поведала, но подтвердила, что во время вечери Господней хлеб и вино не являются, как она понимает, чисто механистическими атрибутами, это во-первых, а во-вторых, полушепотом промолвила она, о хлебе и вине достаточно много, как сам Христос, так и все его евангелисты, апостолы и ученики, как и тьма богословов и других исследователей, уже давным давно свое представление о всех материальных и "духовных" предметах обряда исчерпывающе изложили на страницах печатных изданий, так что добавлять что-либо к апробированной тысячелетиями информации вряд ли целесообразно и необходимо. Но лично я, добавила она, абсолютно убеждена, что во время вечери Господней Бог особым, далеко не для всех понятным образом, присутствует рядом, и лично мне уже больше ничего и не надо!
В то же время, "принятие" хлеба и вина, продолжила она, является весьма ответственным актом нашей глубокой веры в Бога, актом преданности ему, нашей искренней благодарности ему за бесконечные щедроты Его! В момент обряда члены церкви ощущают душевное примирение как с Богом, так и со всем окружающим "миром" и, прежде всего, с братьями и сестрами нашей церкви, со всеми, с кем мы за период со дня предшествующего причастия, общались дома или на работе, при этом, конечно же в той или иной мере грешили, затем просили прощения, примирялись и т.д., но главное, что на момент участия в "новой" вечере моя совесть по моему собственному личностному ощущению, является чистой и она не осуждает меня.
Затем, замыслившись и немного подумав, Екатерина добавила: Господь через внешне элементарно простые и ежедневно на каждом шагу встречающиеся предметы обихода (хлеб и вино), в процессе обряда позволяет детям его, кому расплывчато, а кому более четко, внутренним зрением, личным умом и сердцем, с помощью непоколебимой веры в искупительную кровь Сына Божьего, увидеть, почувствовать бесконечное величие и милость Божью, не знающую границ любовь его ко всем любящим и славящим имя его, чтобы как можно точнее, пусть даже через меня, в процессе общения с тобой, донести и до твоих ушей, свое представление о так заинтересовавшей тебя капле вина. И как бы в дополнение к сказанному, она, перейдя на свой родной язык, написала:
«…i don't believe that taking communion is just a mechanical act. for example, if i were unconscious and someone poured the wine into my mouth, i don't think god would judge me for that. but god is looking at the state of my heart as i take communion. i am joyfully, and in awe, taking part in this means of grace. i am taking the elements trusting only in christ's sacrifice, not my worthiness. i often feel almost a desperation that i need this so much, or a great joy that i get to participate in this. that may be why you saw such desire as i was taking communion».
Я же, не владея языком, на котором более миллиарда человек общаются в любой точке земного шара (и, скорее всего, в пределах всей видимой части нашей, не имеющей ни начала, ни конца бесконечной вселенной!), вынужден был прибегнуть к помощи электронного переводчика. И вот что он выдал:
«...Я не верю, что принимая причастие… это всего лишь механический акт. например, если я был без сознания и кто-то вылил вино в рот, я не думаю, что Бог будет с у д и т ь меня за это. Но Бог смотрит на состояние моего сердца, как я причащалась. Я с радостью и трепетом, принимают участие в этой благодати. Я беру элементы доверяя только в жертве Христа, а не мои достоинства. Я часто чувствую себя почти в отчаянии, что мне это нужно так много, или большая радость, что я участвую в этом. Может быть, поэтому вы увидели такое желание, как я принимал причастие».
Прочтя, далеко не совсем корректный перевод текста, я настойчиво начал сестре возражать, заявив:
Категорически не согласен с твоим примером о "влитии" в уста твои стакана вина в тот момент, когда ты находишься в бессознательном состоянии! Почему? Да уже хотя бы потому, что когда участвуешь в обряде вечери Господней ты же не находишься в бессознательном состоянии, это, во-первых, а во вторых, когда я следил за капелькой вина на устах твоих, они, уста твои, как и лицо твое, как и вся ты выражали массу трепетных одухотворенных эмоций, которые могли быть присущими только Катюше в состоянии "живее всех живых" ("зрелый" читатель, по-видимому, еще помнит стихотворение В. Маяковского, в котором, скорее всего, именно это словосочетание, прозвучало впервые: "Время! Снова ленинские лозунги развихрь! Нам ли растекаться слезной лужею. Ленин и теперь живее всех живых ...").
Как я, так и все присутствующие на богослужении, не заметили у тебя, Катя: снижения уровня бодрствования; патологической сонливости; помрачения, затемнения сознания, равнодушного бредового отношения к окружающим; оцепенения; кратковременной потери сознания; угнетения функций центральной нервной системы; мозга; ты не находилась в коме; ты не находилась в состоянии внешнего гипноза; у тебя никто не заметил самопроизвольных физиологических отправлений ни по первому, ни по второму признаку! Отсутствие уже только перечисленных симптом, указывает, что ты была в абсолютно полном "сознательном" состоянии! При этом никто тебя насильно не поил бурбоном, бренди, джином, водкой, коньяком! Ты даже не выпила ни одного стакана церковного одесского вина, поэтому твой пример с "влитым" в уста твои стаканом алкоголя, не выдерживает никакой конструктивной, рассудительной критики!!! Не спорь со мной и согласись с тем, что ты действительно была в "сознательном", дееспособном состоянии. При этом целенаправленно, обобщенно и оценочно могла анализировать объективную реальность в чувственных и логических образах! И хватит об этом!
Возвращаясь к новозаветной терминологии, я склонен заявить, что в выше анализируемом, издревле внедренном в человеческую практику "процессе" слизывания с губ каких либо "капель", в том числе и винных, ты, сестра, была и остаешься для меня главным соблазном! Понимаю, не зная об этом, ты как бы и не виновата, но ведь для чего-то же написано: "...Но горе тому человеку, через которого соблазн приходит..." (Матф.18:). И в других местах завета также говорится: "Таковые бывают соблазном на ваших вечерях ..." (Иуд.1:12); «Лучше не есть мяса, не пить вина и не [делать] ничего [такого], отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим.14:21); «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных (1Кор.8:9); «Не подавайте соблазна ни иудеям, ни еллинам, ни церкви Божией (1Кор.10:32).
Таким образом, можно утверждать, что прежде всего и более всего именно ты, сестра, явилась виновницей возникновения этого безнравственного богопротивного вопроса! А раз так, то почему я не могу попросить тебя поразмыслить над словами евангелиста Матвея, написавшего: " А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской..." (Матф.18:6 )? Понятно, тебе не хочется лицезреть на шее своей висящую каменную глыбу! Поэтому ты и адресуешь мне стих : "И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную..." (Матф.18:9)!!! Но ведь такое болезненное предложение с твоей стороны по отношению ко мне, брату твоему, возможно даже по крови, если рассматривать множественные исторические связи между нашими прародителями, является крайне жестоким и не совсем справедливым!!!
Получается, что только за то, что я чистосердечно признался и мысленно, пусть даже с некоторым вожделением, наблюдал за процессом твоего участия в вечери Господней, мне необходимо вырвать глаза и выбросить их вон? А не лучше ли, в таком случае, вообще воздержаться от посещения богослужений, когда проходит такое действо с твоим участием? Не так ли? В этом случае и излишне наблюдательный брат останется с глазами, и у Катюши на шее не будет висеть мельничный жернов! Одним словом, поразмышляли...
Однако последние две строчки перевода её текста, заставили меня серьезно задуматься. И надолго! То, что сестра имеет право на участие в "причастии", стремится своей непорочной жизнью заслужить это право, а сама вечеря Господня с её участием доставляет ей же самой огромную радость и наслаждение, гордость за то, что Господь именно её избрал из множества других кандидатур и допустил к участию в вечере, это мне, в основном, понятно! Более того, она сама указывает, что именно это её возбужденное, возвышенное духовное, ею наяву переживаемое состояние мне и довелось наблюдать в «ту» воскресную вечерю, что это "состояние" она дистанционно мимо воли своей, возможно на квантовом уровне, "телепортировала" мне, а я его принял, ощутил, прочел и зафиксировал в сердце своем.
Затем, скромно, по девичьи улыбнувшись, она тихим, смиренным голосом, добавила: возможно то, что ты так подробно запомнил целую анфиладу деталей из этого 13-секундного моего участия в вечере Господней, является как бы следствием того, что я с большим желанием и предельной серьёзностью была к нему духовно сопричастна, при этом мое искреннее боговдохновенное восприятие жизни, а может быть, и тебя лично, в чем то неуловимом и не объяснимом так эмоционально тебе и передалось... Что тут скажешь? Сошлись на том, что все свершившееся, не подлежит сомнению ("усомниться — значит утратить силу") и должно быть признано нами как осязаемую некую эмоциональную явь, случающуюся далеко не каждый раз и не с каждым участником тысячелетнего обряда вечери Господней.
Но вот фрагмент фразы Екатерины, что она "часто чувствует себя почти в отчаянии", мне не до конца понятен! Чем может быть вызвана такая отрицательная астеническая эмоция? Какие обиды пробуждают в ней страдания и жалость к самой себе? Какую внутреннюю или внешнюю потребность она не может удовлетворить, какие вселенские негативные явления так глубоко влияют на постоянно улыбающуюся, внешне довольную, удачливую в жизни, сестру? Что она не в самой себе или у ближних своих не может успешно контролировать, почему она не в состоянии исправить неизвестную, по крайней мере мне, ситуацию, что, не исключено, и вызывает временами субъективное ощущение собственного бессилия, безысходности и бесперспективности в настоящем и в обозримом будущем? Ради чего и что заставляет далеко небезразличную мне сестру отчаянно страдать, на фоне общей духовной близости с Богом, при наличии комфортных, благоприятных земных условий бытия её близких, прекрасных семейных отношений с мужем и детьми, в кругу большой, дружной, счастливой семьи, в церкви и др.? Не понимаю! Все это до сих пор остается для меня неразрешимой загадкой…
И вдруг, внимательно глядя мне в глаза своими ясными зеленоватыми глазами, приблизившись ко мне почти в плотную, нечаянно сбросив с плеч кофточку, Екатерина совершенно неожиданно для меня, заявила: мне кажется, что эту тему о капельке вина можно и нужно было бы, не откладывая в долгий ящик, обговорить с моим мужем (любимым и весьма достойным), что она предчувствует значительную пользу от такого коллективного обсуждения этой темы, например, в любое время в стенах её чудесной квартиры!
И тут, даже не знаю почему (хотя смутно и догадываюсь), я пришел как бы в раж и совершенно неожиданно для самого себя, чуть ли не набросившись на Катюшу, категорически начал отказываться от участия мужа в беседе и отговаривать её от осуществления такого мероприятия. Немного фиглярствуя, я прямо спросил Екатерину: ты представляешь себе реакцию твоего мужа (с которым у меня прекрасные доверительные отношения!), когда я ему скажу: дорогой! Ты не будешь возражать, если я каждый раз, когда увижу на нижней губе твоей жены даже самую крохотную капельку вина или хотя бы, домыслив на ней мономолекулярный слой этого напитка, не владея собой, остервенело и страстно, возможно преодолевая её сопротивление, начну его слизывать?
Пусть даже без почти разрешенных церковных поцелуев в уста? Затем, несколько опомнившись и успокоившись, примирительно и спокойно сказал: знаю, что он в достаточной мере овладел и строго соблюдает все тонкости новозаветного учения Христа; конечно же он помнит предписание апостола Павла о необходимости "приветствовать друг друга с целованием святым" (Рим.16:16)! Тем не менее, не пошлет ли твой любимый муженёк меня куда подальше? Вытаращив свои глазищи, как малое удивленное и неудовлетворенное чем то дитя, она обиженно, слегка надув губы и, ничего не ответив, с гордо поднятой головой, быстрыми шагами начала от меня удалятся, предоставив мне уже в одиночестве выпутываться с неожиданно возникшей, в чем то с двойственным подтекстом, ситуации. И, как оказалось, она действительно удалилась надолго.
P.S. 1. По-видимому, из-за утечки информации о рассказе, еще до его публикации, ко мне начали поступать предложения, о замене имени Екатерина, на имя "Джульетта", поскольку якобы живая носительница имени этого, более соответствует описанным событиям, чем, по их мнению, имя Катюша. Не оспаривая этот тезис, замечу, что на мой взгляд это замечание не принципиально! В то же время, если откровенно, имя "Екатерина" мне кровно дорого, трепетно близко и незабываемо с первого моего самостоятельного вдоха, после появления на эту Богом сотворенную землю. Ныне же, по происшествии многих лет, я лишь могу подтвердить, что не только брат Даниил, но и все остальное создано Им, и что на небесах и что на земле, видимое и невидимое (Кол.1:16)...
P.S. 2. Дорогие мои, все еще редкие и, в большей мере, случайные читатели! Буду вам искренне признателен, если вы не станете приторачивать к моему рассказу "ваши" трех словесные, в лучшем случае - одно строчечные, простите, никчемные отзывы! Запретить это "делать" я не могу, поэтому лишь смиренно прошу! Вспомнились строки из песни: когда ты позабыт, одинок, как на море забытый челнок, никому ты не нужен тогда, но не вини никого...никогда!!! Вот я и не виню вас ни в чем, просто предчувствую, что и эту часть вашей работы, мне нужно будет сделать за вас самому! Да хранит вас Господь!
Продолжение рассказа будет изложено в частях №2 (http://proza.ru/2016/11/23/204)и №3 ().
Даниил
Одесса
2015 - 2016.