Колокол по иллюзиям. Ч. 1

Борис Готман
   Boris Gotman, Ph.D

   Пролог.
 
   В будущем 2018 году исполнится пятьдесят лет с момента первого издания для массового советского читателя романа Эрнеста Хемингуэя  "По ком звонит колокол".

   Роман был написан и издан в США в 1940 году, в 1943 году был экранизирован, но в СССР находился под запретом  целых 28 лет.
 
   По почти невероятному стечению обстоятельств мне довелось увидеть его  раньше. 

   Когда я читал его в первый раз, мне и в голову не приходило, что через много лет я побываю в местах, где воевали, любили и погибали герои романа, где начинал работать над ним Хемингуэй, где воевали на стороне Республики другие известные писатели – Матэ Залка,  Джон Оруэл и другие.

   Конечно, тогда я и понятия не имел об английском поэте и священнике Джоне Донне, одно из произведений которого было выбрано Эрнестом Хемингуэем в качестве эпиграфа, а строка из него стала названием этого самого нашумевшего его романа.
 
   Но обо всём по порядку и тогда станет понятно, чьи фотографии и почему помещены на моём коллаже.
    
                *        *        *


   Холодной ночью 64 года наш курсантский батальон подняли по тревоге, и до утра мы замазывали краской фамилию "Хрущёв" на  бесчисленных гигантских плакатах, развешенных по всему городу.

   На один из больших перекрёстков, на котором было особенно много кумача  с цитатами из речей теперь уже бывшего, как нам объяснили на ночном построении, первого секретаря ЦК,  наш "газон" въехал одновременно с милицейским "бобиком".

   Пока мы прыгали на асфальт и выгружали лестницы, банки с краской и кисти, из "бобика" неторопливо вылез пожилой майор и громко спросил нашего взводного, спокойно ли на улицах.
 
   Взводный так же громко ответил, что, кроме нескольких пьяных, которым очень хотелось выяснить, что это за операция такая, никаких инцидентов не наблюдалось.

  -Ничего, - садясь в свой "бобик",  сказал милицейский майор, - скоро мы опять всем хвосты прижмём, а то больно смелыми все стали…
 
   Видимо, действительно милиция почувствовала некоторое ужесточение власти  и принялась  за наведение  ослабшего было порядка.
 
   По крайней мере, гражданская молодёжь почти прекратила задирать в городе курсантов и провоцировать с нами драки.

   Но постепенно начали просачиваться всё новые подробности о том, что новые веяния коснулись не только порядка на улицах.

   Довольно скоро мне представился случай столкнуться с этими веяниями ближе.
 
   Дело было так. Во-первых, американцы начали массированные бомбардировки во Вьетнаме и южане с их помощью стали теснить коммунистические отряды.
 
   В училище состоялся митинг в поддержку правого дела вьетнамского народа, на котором нам было сказано, что ситуация напоминает ту, которая была перед гражданской войной в Испании. 

   И что командование намерено в положительном ключе рассмотреть рапорта курсантов, которые выразят желание помочь братскому вьетнамскому народу в борьбе с американскими агрессорами.
 
   И все написали рапорты. Даже те, кто прекрасно понимал, что к войне в джунглях мы ещё малость не готовы…

   Во-вторых, лично я, как и многие в моём возрасте, писал стихи. Время от времени их печатала окружная газета, о чём, конечно, все  знали, и в политотделе тоже.

   И вот буквально на следующий день после того, как вся наша рота дружно подала написанные почти под копирку рапорты, меня вызвал начальник политотдела.

  -Областное начальство просит, - начал он без предисловия, - чтобы наши курсанты приняли участие в областном смотре художественной самодеятельности. Было бы хорошо, чтобы ты написал какое-нибудь стихотворение о справедливой борьбе вьетнамцев и выступил с ним на смотре.

   Он внимательно посмотрел на меня и закончил свою речь:

  -Командование не сомневается,  что ты не подведёшь! Желаю творческих успехов. Через два дня прошу с текстом ко мне. Свободен!

 
   Продолжение следует http://proza.ru/2017/02/01/1996