Глава 11. Вагенлюфт

Анна Куликова-Адонкина
Оккупация Краснодара закончилась. Как без единого выстрела зашли фашисты, так без выстрела в спешке убрались. Аня вышла за ворота подышать чистым воздухом, как вдруг вздрогнула, увидев, что к ней направляются два полицая. Она хорошо их знала, поиздевались они над женщинами от души. А тут говорят:

- Что, испугалась? Нас бояться нечего, это мы тебя освободили, а работали в гестапо по указу наших. Веди в дом, в гости.
Анна горько усмехнулась и спросила:

- А куда делись те люди, которых вывели в первый день? Они будто испарились.
- Из центральных ворот их вывели за угол. Там стояли два вагенлюфта. Людям сказали, что повезут в баню, и заставили раздеваться по шестьдесят и восемьдесят человек.

- Что это такое – вагенлюфт? – спросила девушка.
- Машина такая специальная. Крытый шести-семитонный грузовик с дизельным  двигателем. Внутри оббит железом и снабжен в задней части кузова двухстворчатой закрывающейся дверью. В полу решётка, через которую по специальной трубе в кузов  поступают отработанные газы, содержащие окись углерода высокой концентрации. Запертые в машине по шестьдесят-восемьдесят человек люди умирали в страшных судорогах за десять минут. Их вывозили за город и вываливали во рвы.

Туда попала и ваша мама. Когда немцы отступали, душегубку вместе с гестапо и людьми облили бензином и подожгли. В общей сложности там погибло триста человек. А отчима привезли на линейке в Кругниковский сад, раздели и расстреляли.
Примечание автора: С 9 августа 1942 по 12 февраля 1943 года длилась фашистская оккупация Краснодара. Эти 6 месяцев стали самыми страшными в его истории. Мученической смертью погибли 13 тысяч жителей города (примерно каждый 15-й краснодарец). На Кубани погибло 60 тысяч женщин, детей и стариков. Около 30 тысяч из них - в машинах-душегубках. Их фашисты впервые применили в Краснодаре. Фургон забивали обреченными на смерть, машина ехала, а люди задыхались.

Аня стояла, расширив глаза от ужаса, не чувствуя до боли сжатых кулаков.
Казалось, что она одна на белом свете, и живы только горячие слезы, бегущие по щекам одна за другой, не переставая выдавать безутешное горе.

Уходя,  незваные гости велели девушке прийти в НКГБ  и рассказать, кто выдал  родителей. Но она ничего не знала. Тогда её попросили быть гидом по сгоревшему гестапо.   На следующий день она пришла. Картина, которая предстала ее глазам, навсегда врезалась в память. Не только во дворе, но и внизу на лестницах лежали обгоревшие трупы. У одного на рукаве осталась немецкая свастика.

Стоял тошнотворный приторный запах паленых костей и сгоревшего мяса. Пошли по камерам. На стенах что-то нацарапано. В одном месте - знакомая фамилия. Прошли в сад. Все, кто сидел с Козиной, убиты в затылок. Трупы были одеты: видимо, фашисты спешили. Один из сопровождавших Аню нашел жену и ребенка. Мать так прижала дитя к груди, что невозможно было их расцепить. У несчастного «гида» потемнело в глазах, закружилась голова.

Ветер разносил сильный трупный запах. Во рву за городом люди руками раскапывали трупы в поисках  родных и знакомых. Крики, стоны, плач, причитания…Власти запретили раскапывать рвы: у живых стали отекать руки и ноги, появились пятна и язвы.  В этот период у Анны случился сердечный приступ. Ее положили в больницу, подлечили немного и выписали. А есть нечего!  Пошла на улицу Садовую, где в последнее время жила мама. Узнала страшные новости: всех родственников забрали и увезли в неизвестном направлении. Один двоюродный брат Славка остался в живых, потому что в это время гостил у родственников. Все хорошие вещи из дома вывезли, а что похуже было - соседи растащили.

Увезли и самое дорогое - продукты питания, которые Дмитрий Мислер, как крот, копил. В доме жила какая-то женщина с капитаном. На Анину просьбу убираться вместе с кавалером только усмехнулась. Однако после того, как девушка на правах живой хозяйки привела участкового, непрошенная жиличка вместе с кавалером ушла
Осталась Анна одна в пустом разграбленном доме, где в некоторых местах были даже вырваны доски пола, где жили только воспоминания, где стены уже не хранили родные запахи. Но всегда есть на свете хорошие люди. Кто чайник принес, кто тарелку, кто из одежды что-то, а кто даже фотографии родных.

Сосед топчан сколотил, табуретку. На топчан солому накидали – и можно уже жить. А были и такие, кто проходил мимо и делал вид, что она какая-то незнакомая им девушка.

Здоровье Ани в это время еще более пошатнулось, чаще стало болеть сердце, на ноге  образовался нарыв. Собрала барахлишко какое-никакое и поехала в станицу Варилку. Вещички удалось обменять на кукурузу, пшеницу и семечки.

Скрашивала и поддерживала жизнь бедняжки разбитная девка Ольга, которая работала в госпитале. Выздоравливающие  потом  приходили  в гости. Приносили консервы, еду. Тут еще одну квартирантку к ним на подселение определили. Продукты быстро закончились. Потерпели, потерпели и снова решили поехать в станицу. Постучали в первую попавшуюся хату. Им открыла женщина средних лет. Пустила в дом, подставила лавку ближе к печке.

- Бидны вы, дивчатко, бидны, взмэрзлы! Откуда?

Рассказали. Начали своих родных и знакомых вспоминать – война-то в каждой семье кого -нибудь да забрала. Аня добавила, что друзья у нее были - Каравацкие, что вместе они в гестапо сидели, и что погибли.

- Та вы шо? Живы они. Муж в саду с нашим пацанчиком и их Игорьком развлекаются!
Анна выскочила, не помня себя от радости. Вася и Рая, родители Игоря, как увидели её - в ноги упали за то, что лишнюю ложку похлебки их сыну наливала и тем от смерти спасла.  Трудно описать, сколько было слез, смеха, воспоминаний и благодарности. Уезжали девчата с пшеницей, семечками, маслом. В общем, хозяева поделились с ними всем тем, что было у самих.

Попутчицами Ани в обратной дороге были две женщины. Ехали в Штаб, что стоял возле дома Мислеров. Когда доехали, спутницы подошли к девушке:

- Хозяюшка, нам негде ночевать. А скоро придут ребята, которые у нас в госпитале лежали, мы хотим с ними попрощаться и угостить, - осторожно сказала одна. – Не пустишь ли на постой? А то куда пойти на ночь глядя – и не знаем.

- Да, ради Бога, - отмахнулась Аня. Палец на ноге нарывал так, что разговаривать ни о чем не хотелось. А в доме место было, почему бы не пустить. Предоставила комнату в их распоряжение, а сама прилегла.

Продолжение читайте здесь http://proza.ru/2017/03/24/1052