Предыдущая глава:http://proza.ru/2017/10/13/401
После ужина мужчины вышли покурить, а Ника хотела помочь Наталье, но со двора донёсся голос Анатолия:
-Ника, если вам не трудно, вынесите, пожалуйста спички.
И девушка поняла, что настал момент разговора. Она попросила у хозяйки дачи спички и вышла во двор.
Фёдор Васильевич и Анатолий сидели на скамеечке под деревом. В руке у отца Натальи дымила трубка. Ясно, что спички — были только предлогом, чтобы выманить Нику из дома.
-Отец, можно я покажу Веронике наш сад? - спросил Толик.
-Ну, конечно, конечно, - согласился старик, зная или догадываясь о чём хочет поговорить зять.
Взяв Нику под руку, Анатолий повёл её в глубь двора. За домом оставался ещё небольшой клочок земли, на котором Фёдор Васильевич прошлой осенью посадил несколько молодых деревьев. Две яблоньки, слива и груша — посажены в честь внуков.
Это Наталья расстаралась, наградив родителей тремя внуками, а в семьях сыновей — только одна внучка. Не желали снохи обзаводиться большим потомством и частенько посмеивались над золовкой, представляя её порой в виде крольчихи. Именно из за этого высказывания ещё пару лет назад между стариками и их сыновьями произошло разногласие, после которого сыновья перестали бывать у родителей, и даже внучку отдалили от них.
Наталья поздний ребёнок. Она родилась, когда Фёдору Васильевичу было уже за сорок, а Вере Николаевне 39 лет. Между Натальей и старшим братом Дмитрием разница почти в 11 лет. Поэтому его дочь Дашутка уже заканчивает школу, а сыновья Натальи ещё мал-мала меньше.
Едва Фёдор Васильевич скрылся из поля зрения, Анатолий повернулся к Нике и сказал:
-Я хотел поговорить с вами Вероника по душам... Точнее даже попросить.
-Пожалуйста, - подбодрила его девушка. - Всё, чем могу...
-Нате сейчас очень трудно: ей нужна дружеская поддержка и участие. Я, конечно, со своей стороны готов на всё, но я мужчина. Мне порой не хватает терпения, такта...
И добавил, словно оправдываясь:
-К тому же я по своей натуре несколько грубоват... Вы, Ника, лучшая подруга Наты... Это она на людях хорохорится, что всё в порядке. Наедине с собой становится просто неузнаваемой... Словно в ней что-то сломалось. Вы же знаете, какая это была хохотушка. А теперь даже улыбается редко... Мы все за неё очень волнуемся.
Анатолий умолк на несколько секунд, словно собираясь с мыслями, затем продолжил:
-В последнее время Ната часто вспоминала разговор перед нашим отъездом в Самарканд... Ты тогда сказала: - «Натали, тебя привлекает обманчивая экзотика: чалмы, яркие одежды из атласа, знойные восточные девы с миндалевидными глазами, стройные джигиты, древний Самарканд с его дворцами, мечетями и минаретами. Для нас, живущих в центральной России - это экзотика. Для жителей Средней Азии - повседневная жизнь... Экзотика для них - это мы. Причём чужеродная экзотика. И относятся они к нам соответственно. Недаром говорят, что дома и стены помогают. В чужом доме можно лишь погостить - недолго, чтобы не надоесть хозяевам».
Вспоминая эти слова, Ната, иногда приговаривала: -«Ах, дура я, дура! Почему я тогда не послушала Веронику, ведь она оказалась права. Это из-за меня мы все теперь вынуждены терпеть такие лишения!»
Анатолий умолк, а Вероника не стала «подталкивать» его, понимая, что это только предисловие к чему-то главному.
-Фёдору Васильевичу в начале недели обещали две путёвки в их санаторий. Мы решили, что Ната должна отвлечься от всего, отдохнуть, успокоится... Не могла бы ты поехать с ней?
И добавил скороговоркой:
-Я слышал от Наты, что ты сейчас в отпуске... Одна она не поедет!
Ника смотрела на руки этого высокого, худощавого человека, загорелого чуть не до черноты, с лицом несколько угловатым, но не лишённым привлекательности, и понимала его волнение. Руки, казалось, жили отдельно от лица — они то, что-то ломали на мелкие кусочки, то взлетали вверх, к выгоревшим до цвета спелой соломы, волосам и ерошили их. Именно руки выдавали его волнение — лицо казалось совершенно спокойным, только меж густых, выгоревших бровей пролегла глубокая складка, выдавая напряжённость мысли.
И Вероника, не раздумывая, согласилась. И руки собеседника сразу затихли, опускаясь вдоль тела. Руки трудяги — руки красивого сильного и надёжного мужчины — любящего и любимого. Как Ника завидовала в эту минуту Наталье и как радовалась за неё, что рядом с подругой именно этот мужчина — её надежда, опора, родной, близкий человек, который не подведёт, не оставит, не предаст. Как всё-таки повезло Наташе, что на её пути встретился именно Анатолий.
-«Ну, хоть одной из нас повезло!» - успела подумать Ника, как до них донёсся голос подруги:
-Ау, Ника, Толик, вы где?! Мы вас потеряли.
Ника протянула Анатолию руку, в знак согласия, и он бережно пожал её.
-Вышла подышать немного свежим воздухом и задержалась, - сообщила Наталья, вышедшим из-за угла Нике и мужу. - Дышу и никак не надышусь. Чистота, прозрачность, ни пыли, ни знойного дыхания земли... Как же я соскучилась оказывается, по нашей природе, по нашему городу... По нашим людям...
Даже эти домики за низкими заборчиками из штакетника, открытые взору, не прячущиеся за высокими глиняными дувалами, знакомой рябины под окном нашей спальни, раскидистой берёзки возле свежевыкрашенной ограды, со сломанной соседским мальчишкой, веткой, кажутся такими родными...
На глаза Наташи набежали слёзы и, Ника, чтобы отвлечь подругу, обняла её за плечи и улыбаясь напомнила:
-Помнишь, как мы с тобой гоняли этого мальчишку с нашего двора? А он залезал к нам снова и снова... Как же его звали?... Погоди, погоди... Мишка? Ну, да — Мишка! Мы ещё дразнили его: Мишка-медведь научи меня реветь! Если не научишь — по уху получишь.
-А ещё: Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка, - добавила Натали, забывая о том, что вот-вот готова была расплакаться.
И Анатолий украдкой показал Нике большой палец, словно одобряя её, а та в ответ кивнула ему головой.
-Этот самый Мишка-медведь в тюрьме сейчас, - подключилась Вера Николаевна. - Медвежатником стал.
-Сейфы что ли вскрывал? - с усмешкой поинтересовался Анатолий.
-Да нет, - ответил за жену Фёдор Васильевич, - браконьер он и хапуга: рыбу глушил, зверя бил без сожаления и счёта... Милиция в подполе шкурки нашла. И все испорченные - сгноил паршивец.
-Это всё жена Мишки — Верка: ей всё денег мало было, - заступилась за соседского мальчишку мать Наташи.
-Не Малышкина ли Верочка? - предположила Наталья.
-Она самая, - подтвердил отец.
-Теперь понятно, почему он стал таким, - с сожалением отреагировала Ника. -Ведь он в детстве добрым мальчиком был.
-Был — да весь вышел, - сердился Фёдор Васильевич. - Попал бабе под каблук — стал подлецом и преступником!
-Так уж и преступником? - не выдержала Вера Николаевна. - Вечно ты, старый сгущаешь краски.
-Опять ты, мать-Тереза за всех заступаешься?! - отреагировал отец Натали.
-Родители, родители! - засмеялась та. - Опять спорите? Не надоело?
-Спорное обвинение! - пробурчал Фёдор Васильевич. - Это мать всегда зачинщица: то за Верку заступается, то за Михаила... Они уже не дети. Давно пора жить своим, а не Галкиным умом.
И тут же переключил своё внимание на дочь:
-Ты же помнишь Галину — мать Верки?
-Да, тётю Галю я помню, - подтвердила Наталья. - Что, и годы её не сломили?
-Такую сломишь?! - безнадёжно махнул рукой отец. - Её и могила не сломит. Где взять жизни такую силу?
-Она и Веруньку испортила, - подключилась мать. - Девчушкой Верунька была такой красивенькой, такой ласковой. Её все любили.
-Ну да, ну да! - запротестовал Фёдор Васильевич. - Вы все вместе её и испортили. Ах, Верунька! Ах, красавица! Вот и выросла ваша Веруньку в лодыря, эгоистку и беспутницу... А Мишка дурачок любит её без памяти. Потому и докатился до тюрьмы: всё наряжал её, как куклу. А Верунька нарядится и вдоль улицы хвостом метёт. Тьфу!
Старшее поколение ушло в дом, о чём-то тихо переговариваясь - остались только Натали и Ника.
На небе высыпали звёзды, мерцающие загадочно и маняще. Перед этим огромным миром теряли смысл все земные слова: только молчание, только мысль, глубокая и бесконечная, как это бездонное пространство, созвучны и соизмеримы.
Наталья сидела рядом с Никой, прислонившись спиной к тёплому стволу дерева. Руки её лежали на коленях, как усталые птицы, после трудного и долгого полёта.
Глаза молодой женщины всматривались в мерцающее небо, словно отыскивая в нём что-то неведомое. Быть может, жаждали вобрать в себя это безграничное спокойствие и уверенность, которые ей недоставало? Или отыскивали заветную, только ей одной известную звёздочку? А, может, как и Ника, мысленно задавала себе вопрос: почему в нашей жизни нет этой прозрачной чистоты дневного неба, и этого безграничного спокойствия и гармонии неба ночного?
А небо, словно живое существо, дышало, манило, сверкало. И ответа – не было. Ответ должен быть в них самих, в их душах… Но, увы, они его не знали. Только чувствовали, что он где-то тут, рядом, но никак не могли ухватить ту тоненькую ниточку истины, чтобы размотать весь клубочек.
Вероника не знала почему ночное небо никогда не казалось ей холодным и далёким. В памяти всплывали картины из детства, когда наблюдая за звёздным небом, она была уверена в том, что где-то там, высоко-высоко, кто-то очень красивый и добрый зажигает множество разноцветных свечек. И они всю ночь мерцают, переливаясь и искрясь. Искорки этих свечей падали на землю, вспыхивая в траве светлячками…
Подруги долго ещё сидели, притихшие, задумавшиеся каждая о своём, но объединённые общим: красотой июльской ночи, ощущением вечности, окружающего их мира, покоем и тишиной.
Ночное небо простиралось из края в край, накрывая их, как покрывалом. Было так тихо и покойно на душе, как в дальнем детстве, когда до счастья достать рукой, как сейчас, вот в эту минуту - достать до неба.
Продолжение следует: