Однажды Папа проснулся в хорошем настроении. Минут через десять в хорошем настроении проснулся и Писсуарий. А Папа снова заснул – и проснулся уже совершенно не в духе.
– Господи, сделай меня безработным, – простонал он… – Сделай меня жмонком!..
Жмонок безмятежно спал – как всегда, в уголке, свернувшись калачиком на своих калошах.
Бог знает, что ему снилось. Бог знает, что вообще снится жмонкам – то ли тихая широкая река, то ли козявочные деревья в цвету, то ли Папа, наливающий себе вторую чашку кофе…
…Папа даже отпил немного, но тут раздался звонок в дверь.
– Писсуарий, открой, пожалуйста.
Писсуарий открыл.
На пороге стоял крепенький мужичок лет десяти, в добротном овчинном полушубке и справных новеньких сапогах. За спиной мужичка громоздилась целая гора всевозможных узлов и баулов.
Оказалось – из Куреванихи, родственник, приехал учиться. На печника.
Он привёз с собой мешок картошки, полмешка клюквы, три банки солёных огурцов, пять банок домашней тушёнки, вязку чеснока, три вязки вяленой чехони, кадушку квашеной капусты, ведро солёных волнушек, по бидону мочёной брусники и морошки, бутыль самогона, шмат сала и привет от Догадиных. Ещё было письмо:
… и приютить нашего сына Папоида. Чтобы выучился на печника и мог в дальнейшей жизни зарабатывать свой кусок хлеба. В нашей прозьбе просим не отказать, потому что у нас тут совсем никакого житья не стало. И как жить будем дальше, не знаем. А так у нас всё хорошо. И все здоровы. Кроме Пеши Туханцева, который пьяный утонувши в прорубе вместе с трактором.
На этом своё письмо заканчивали и желали Папе всяческого здоровья, а остальное приложитца. Равно как и вашей супруге.
– Ну, что ж, – сказал Папа… – Спасибо. Куреванихи не припомню, но всё равно спасибо. Добро пожаловать.
– Ага, – сказал Писсуарий. – Будь как дома. Всё-таки дешевле, чем обратно тебя отсылать.
– Писсуарий!..
– Мне бы в уборную, – смущённо сказал Папоид.
– Это сколько угодно, – заверил Папа… – Писсуарий, покажи, пожалуйста. А я, извините, убегаю: работа.
Писсуарий показал.
– …Эту хрень поднимаешь, – сказал он… – Если надо. А потом нажимаешь вот на эту хрень… А эта хрень дверь запирает.
Папоид всё внимательно осмотрел.
– А это зачем? – спросил он, показывая на счётчик воды.
– А это КАЛДОМЕТР, – сказал Писсуарий. – Он стул меряет. Крутится, крутится, а потом – видишь циферки? – показывает, сколько было стула. Ну, я пошёл.
И пошёл.
И в прихожей увидел Жмонка. Тот уже поднялся и теперь, можно сказать, завтракал: втягивал пыль с калошницы.
– Ещё мою комнату пропылесось, – попросил его Писсуарий… – Доброе утро.
– Хорошо, – согласился Жмонок… – Пожалуйста. – А «доброе утро, Писсуарий» у него уже не поместилось.
Это очень расстроило Жмонка. А в таких случаях он всегда звонил Папе на работу. А поскольку по телефону Жмонок умел говорить только «алло», то разговор получался примерно таким:
– Алло, – говорили в трубке, и Жмонок тоже говорил:
– Алло.
– Котельное оборудование, – говорили в трубке. – Менеджер Сергей. Здравствуйте.
– Алло, – говорил Жмонок.
– Слушаю Вас, – говорил менеджер Сергей.
– Алло, – говорил Жмонок.
– А, – говорил менеджер Сергей… – Это ты, Жмонок? Подожди, сейчас я позову твоего Папу.
И Папа подходил к телефону – и с двух-трёх «алло» понимал, в чём дело.
Но на этот раз к телефону никто не подошёл: было ещё слишком рано, и все «котельное оборудование» стояло в пробке на Удельной. Это вконец расстроило Жмонка – он даже чуть было не проигнорировал лежавшую слева от его первой правой калоши козявку из Куреванихи…
– …А кстати, Жмонок, – вдруг пришло в голову Писсуарию, – ты как свои калоши считаешь? Справа налево или слева направо?
Жмонок смутился: он вообще не умел считать – и не знал, что ответить Писсуарию.
Но тут в прихожей появился смущенный Папоид.
– …Я это, – сказал он виновато, – калдометр сломал. Стула не было, а он крутится. Что делать-то?
– А, – отмахнулся Писсуарий… – Фигня. Починю. Только немного попозже – у меня сейчас изоленты нет.
– А ты умеешь? – усомнился Папоид.
– А то, – сказал Писсуарий. – Я тут всему дому калдометры чиню. Правда, Жмонок?
– Правда, – сказал Жмонок.
– Я тоже, – Папоид решил не отставать от Писсуария, – всей деревне валенки подшиваю.
– Правда?
– Правда, – сказал Жмонок.
– А ты кто? – повернулся к нему Папоид. И спросил Писсуария: – Брат, что ли, твой?
– Нет, – сказал Писсуарий, – не брат. У него вообще никаких родственников нет. Даже родителей. Нет – и не было: сам зародился.
Папоид недоверчиво осмотрел Жмонка и довольно въедливо спросил:
– А пу-пок ему тогда для чего?
– Для чакры, – отрезал Писсуарий.
Похоже, Папоид не знал, что такое чакра. (Возможно, в Куреванихе вообще ни у кого нет чакр – только валенки.) Так что Папоид сказал:
– А.
Но потом заметил:
– Тощенький он какой-то. Наверное, ест мало. Ну, ничего, – сказал он Жмонку. – Вот мы с тобой сейчас хлеба с салом порубаем, а? Хочешь сала?
– Хочу, – сказал Жмонок.
– Вообще-то, – внес поправочку Писсуарий, – он совсем не ест. Только клюкву раскусывает.
– Это сколько угодно, – сказал Папоид. – Вон, полмешка.
– Спасибо, Папоид, – сказал Жмонок. И пораскусывал всю клюкву.
И ПЕРЕМОРЩИЛСЯ.
Он безнадежно погрустнел, его шишковатая голова поникла, уши побледнели, трусы обвисли, калоши потускнели…
– …ЧТО С НИМ?! – испугался Папоид.
– САМ НЕ ВИДИШЬ?! – заорал Писсуарий… – ПЕРЕМОРЩИЛСЯ!!!
И схватился за голову:
– ЧТО ДЕЛАТЬ?!
– ТИХО!!! – заорал на него Папоид… – Тихо. Все болезни лечатся. Главное – пропотеть хорошенько. А ну-ка…
И они взялись за переморщенного Жмонка. Сначала натёрли его самогоном. Потом бальзамом «Звёздочка». Потом опять самогоном. Потом обклеили горчичниками, а где горчичников не хватило, нарисовали йодную сетку, а где не хватило йода – зеленочную. Потом соорудили самогонный компресс на горло. Потом – на уши. Потом уложили в постель и накрыли тремя одеялами.
Потом Папоид подумал и сказал:
– Ему бы еще бабу…
Писсуарий слегка обалдел и спросил – ради интереса:
– У вас там, в Куреванихе, у всех мозги в ремонте? Или только у тебя?
– …Пропотеть хорошенько, – объяснил Папоид.
Солидно так, со знанием дела.
Уязвленный Писсуарий подумал и принёс электрическую грелку.
Потом оба сели рядом с кроватью – и стали ждать, когда Жмонку станет лучше.
Но Жмонку лучше не становилось. Его развозило на глазах.
– …Может, его надо было соленым огурцом натереть? – неуверенно предположил Папоид.
– …Зачем это? – не понял Писсуарий.
– Ну, как-то нехорошо… без закуски-то…
– Норма-лек, – пьяно сказал Жмонок. И начал икать.
Тут Писсуарий не выдержал.
Он бросился к телефону и, едва Папа взял трубку, заорал:
– ПАПА!!! ЖМОНОК ПЕРЕМОРЩИЛСЯ!!! УЖАС!!!
И Папа не на шутку испугался – и безудержно поехал домой. А перед этим еще вызвал к Жмонку врача. Педиатра.
Должно быть, вызванный к Жмонку Педиатр тоже ехал безудержно, – потому что к парадному они с Папой подошли одновременно.
Папа посмотрел на Педиатра – и немного забеспокоился: до того Педиатр был
молоденький и даже на вид неопытный.
Но Неопытный Педиатр оказался вовсе не дураком.
– Аналогичный случай описан профессором Туром, – сказал он, едва взглянув на Жмонка. – Профессор рекомендует симптоматическое лечение.
Он освободил пациента от всех горчичников и компрессов и посадил его на колени к Папе. Жмонок прислонился к папиному плечу своей шишковатой головой – и сидел тихий и грустный…
– Поговорите с ним, – сказал Неопытный Педиатр – Успокойте. Развеселите.
– Не бойся, Жмоночек, – сказал Папа… – Все будет хорошо. Не грусти, пожалуйста.
Он заглянул в большие доверчивые глаза Жмонка и спросил:
– А хочешь, мы купим большой альбом и сделаем из него каталог всех твоих козявок? Ты их будешь обводить красным карандашом «Спартак», а я буду придумывать им названия. Хочешь?
– Да, – сказал Жмонок… – Спасибо, Папа.
От него трогательно пахло самогоном.
– Ну, вот, – бодро сказал Неопытный Педиатр... – Уже лучше. Кризис миновал.
И правда, после «каталога» Жмонок явно повеселел. Особенно в области калош. Да и трусы заметно воспрянули.
– Ну, а теперь, – сказал Неопытный Педиатр, – давай-ка я тебя послушаю, дружок.
– Жмонок, подыши, пожалуйста, – попросил Папа.
Жмонок немножко подышал, и Неопытный Педиатр послушал, как он дышит.
Потом попросил не дышать и послушал, как Жмонок не дышит. Потом послушал еще раз…
Потом сказал:
– Что-то я ничего не понимаю… У него там музыка.
– …Му-зыка? – переспросил Писсуарий.
– Сами послушайте.
Писсуарий напялил фонендоскоп и послушал.
– Надо же, – хмыкнул он… – Правда: музыка. Только не разобрать – что… Жмонок, сделай погромче.
Жмонок сделал.
– …Нет, – сказал Писсуарий… – Не могу. Что-то до боли знакомое… Папа, послушай ты.
Папа взял у Писсуария фонендоскоп – и услышал:
– …If you`ve been bad, Lord I bet you have
And you`ve been hit by flying lead…
– Это «Дип Папл», – сказал он. – «Чайлд ин тайм».
…Тут Папоид и Писсуарий немедленно начали шептаться, и Писсуарий спросил Неопытного Педиатра:
– А скажите, доктор, вот если, к примеру, наушники или колонки… – их куда в Жмонке втыкать?
Но Неопытный Педиатр еще раз оказался не дураком.
– Только фонендоскоп, – сказал он решительно. – Только фонендоскоп.
Едва доктор уехал, Папоид и Писсуарий принялись выразительно рассуждать о том, что в приличном доме без парочки фонендоскопов жить нельзя, – однако Папа отправил их покупать вовсе не фонендоскопы, а красный карандаш «Спартак» и будущий козявочный каталог – большой альбом «Для черчения». А потом стал помогать Жмонку его заполнять.
Папа, как и обещал, придумывал названия для козявок: «Арабеск», «Диффузия», «Кто не знает Любочку», – а Жмонок тщательно слюнявил карандаш и обводил им козявки в фас и в профиль. Он сидел весь обмотанный компрессами с огуречным рассолом, но настроение у него было превосходное.
А еще Жмонок был очень благодарен Папоиду и Писсуарию за то, что они его лечили, и даже подарил им вечером по козявке: Папоиду – «Розу Люксембург», а Писсуарию – «Гибель богов».
– Спасибо, Жмонок, – кисло сказали Папоид и Писсуарий.
– Пожалуйста, – искренне сказал Жмонок.
И поехал вместе со своим грузовичком, каталогом и красным карандашом «Спартак» к Папе – чтобы тот сделал в каталоге пометки: «Подарено Папоиду (или – Писсуарию) в благодарность за спасение жизни».
...В общем, мальчишки поладили. Да еще как:
http://proza.ru/2019/02/14/1262