Взгляд Анатолия выразил полное недоумение.
-Тебе-то это зачем? - сказал он, разливая водку по стопкам.
-Если скажу, что для общего развития — ты же не поверишь?
-Не поверю, - уже пьяненько отреагировал Анатолий.
-И всё же? - настаивал Дмитрий, поднося стопку к губам.
Рудаков пожал плечами и сказал, загадочно округляя глаза:
-Мутный мужик этот Веретенин. Ох, мутный...
-О чём ты? - не понял Калганов.
В ответ Анатолий вновь подозвал официанта Санька, попросил его повторить графинчик и принести закусочки на его усмотрение.
-Что-нибудь мясное? - поинтересовался Санёк.
Рудаков кивнул головой и уточнил:
-Фирменный мясной салат... Пожалуй... Два салата.
Только после этого стал отвечать на вопрос Дмитрия.
-Помнишь, Димон?... Кажется на третьем курсе. По институту ходили слухи... Что у Михаила Львовича какое-то очень крутое происхождение. Чуть ли не одна из ветвей Романовых.
-Припоминаю. Но смутно. - ответил Калганов. - Я лично в это не поверил....
-Я тогда тоже не поверил. И решил проверить. Доверяй, как говорится, но проверяй,- усмехнулся Анатолий.
-Ну, и что? - без особого энтузиазма спросил Дмитрий, мельком оглядывая посетителей кафе.
Да, друже, Дмитрий, - заговорщически начал Рудаков, понижая голос. - Дело оказалось... очень тухлым. Выходило так, что Веретенины возникли только в конце 37-го года... А до этого их словно и не было вовсе... Нигде не было. Возникли из ничего, из ниоткуда, как по мановению некого фокусника.
-Шутить изволишь? - поинтересовался Дмитрий, глядя на уже пьяненького собеседника, искрящимися от смеха глазами.
-Какие тут могут быть шутки?! - возмутился тот. - До 37-го года Веретениных не было в России! И въезжать они в неё — не въезжали...
-Ошибки быть не могло? - гнул свою линию Дмитрий.
-Не а, - замотал головой в ответ Рудаков. - Я в Госархиве всё перепроверил: не были, не въезжали, не числились...
-Странно, - отреагировал Калганов, начиная сожалеть о том, что начал этот разговор: уж слишком Анатолий дотошный, и никогда дело не бросает на полпути. Неизвестно куда может завести его любопытство, во что может вылиться. Нужно было срочно спасать положение, и он предложил Рудакову выпить за «беззаботные институтские годы», налив ему полную стопку. Выпили не чокаясь, чтобы не расплескать горячительное. Закусили тем, что поставил на стол Санёк.
Салат оказался на вкус отменным, и Дмитрий приналёг на него, не желая опьянеть до времени. А Анатолий уже поплыл — до кондиции осталось немного.
-А давай ещё за наших девочек институтских опрокинем?! - развеселился Калганов, заменяя стопку Анатолия на большую размером и наливая до краёв.
-А давай... По-гусарски!- согласился тот, поднимаясь из-за стола и опрокидывая стопку в рот, по-гусарски — с шиком, даже не расплескав ни капли.
Вспомнив «правило Штирлица», что запоминается последняя фраза общения, если на ней делается яркий акцент, Дмитрий решил воспользоваться этим правилом.
-Смотри, Толян, - продолжил он с наигранным восхищением, скосив глаза в сторону на очень импозантную даму, припомнив, что в институтские годы тот просто млел от таких, - какая женщина!
Анатолий уставился на даму пьяными глазами. Смотрел минуты две не отрываясь, потом перевёл взгляд на Калганова.
-Не, а — слишком глубоко... Утонешь, - отреагировал Анатолий и упал лицом на стол, едва не угодив в не тронутый им салат.
-Вот и поговорили! Вот и пообщались,- констатировал Дмитрий.
Ему пришлось самому расплачиваться «за угощение» и тащить «дружка», в невменяемом состоянии, домой. Хорошо, что возле коттеджа, в котором жил Анатолий, того приняла с рук на руки не то подруга, не то сожительница, не то просто соседка, избавив Дмитрия от неприятной обязанности созерцать пьяного «собутыльника».
Возвращаясь домой, Дмитрий думал:
-Похоже, Рудаков не врёт: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И у него, действительно, была возможность узнать о любом человеке всю подноготную: его тётя в то время работала именно в госархиве в каком-то секретном отделе. Он о ней говорил только шёпотом, или на ушко...
Придётся вновь подключать Илью: нужно будет ещё покопать в Германии... Проверить, что стало с Марией-Луизой Верен. Вдруг там и есть разгадка?
Приняв душ и, покопавшись немного в прессе, Дмитрий улёгся на диван, сожалея о том, что пару дней назад не взял телефон у Лизы Веретениной.
-Столько новых сведений! - лихорадочно думал он. - А возможности поделиться, рассказать нет... Прямо зла не хватает!
Он нашёл в справочнике телефон квартиры Веретениных и позвонил по этому номеру. Трубку подняла женщина:
-Квартира профессора Веретенина слушает вас.
-Пригласите, пожалуйста, к телефону Елизавету Михайловну.
В трубке сначала что-то зашуршало, потом она смолкла на некоторое время, потом возник тот же голос:
-А кто её спрашивает?
-Институтский друг.
-Ну, если ты, действительно, друг, - почти прошипел голос, - то должен знать, что она давно здесь не живёт!
-А где... - начал Дмитрий и понял, что связь разорвалась, точнее её разорвала злая дама, не захотевшая больше с ним общаться.
* * *
Лиза, появившаяся у матери после работы, показалась той задумчивой, можно даже сказать, чем-то расстроенной.
-Лизонька, - участливо поинтересовалась Наталья Николаевна, - устала детка?... Последнее время у тебя такой усталый вид. Слишком много работы?... Недаром я была против этого бизнеса! Разве это девичья работа: уборка в чужих квартирах? Я надеялась, что всю грязную работу будут выполнять нанятые сотрудники — так нет, вы с Валентиной сами занимаетесь этим!
Лизавета не стала отвечать на сетования матери и, чтобы не продолжать неприятный для неё разговор, спросила:
-Мам, у тебя есть что-нибудь поесть? С самого утра ничего не ела...
Та всплеснула руками:
-Девочка голодная, а я тут со своими претензиями?! Прости, дорогая, сейчас что-нибудь изображу... Ты же знаешь, что мне для себя одной не хочется готовить... Так, поклюю, что под руку попадётся.
-Мам, ты доклюёшься! Так и язву заработать недолго.
-Доченька, возвращалась бы ты домой... Ну, доказала, что самостоятельная, что всё сама можешь, и хватит. Возвращайся, а?
-Мама, у тебя тоже есть право на личную жизнь!
-Да, какая тут личная жизнь? - начала Наталья Николаевна. - В моём-то возрасте.
-Наталья Гончарова через семь лет после гибели Пушкина вышла замуж за генерала Ланского... Причём, с четырьмя детьми на руках.
Мать засмеялась в ответ:
-Я хоть и Наталья Николаевна, но не Гончарова! Ох, не Гончарова!
-Не прибедняйся, мам, - в ответ улыбнулась Лиза, - ты у меня редкая красавица. У Михаила Львовича, несмотря ни на что, вкус всегда был отменный.
-Это ты так об отце?! - удивилась Веретенина.
У меня нет отца! - упрямо уставившись в окно, отреагировала Лиза.
-Вот как?! - возмутилась мать. - Отказываешься от родного отца? Да как же можно?!
-Он сам отказался от меня... Когда сказал: - «Уборщица не может быть дочерью профессора!»
-Девочка, моя! - всплеснула руками мать. - Да это же было в запальчивости сказано... На самом деле всё совсем не так. Михаил вчера звонил мне и просил, чтобы я поговорила с тобой.
-О чём?! - усмехнулась Лиза. - Ему, что нравоучения читать некому?... Он так и не заметил, что я давно вышла из того возраста, когда смиренно выслушивала его нотации. Я и сама могу читать нравоучения, но заметь, мама, не делаю этого.
-А, если без нравоучений? Просто поговорить, как дочь с отцом?
Это он тебе сказал? - предположила Лиза.
-Что сказал? - переспросила Наталья Николаевна.
-Про просто поговорить.
-Это я сказала, дочь. Рано или поздно придётся сделать это.
-Лучше позже, чем раньше, - ответила дочь. - Глядишь до этого времени всё само рассосётся.
-Не рассосётся. Уже столько лет не рассасывается. И всё потому, что я прятала голову в песок. Не повторяй моих ошибок, девочка. Пожалуйста.
И Лизавета совсем забыла о том, что хотела говорить с матерью совсем на другую тему. Она и снимки захватила, которые ей принесла Вероника. Лиза надеялась, что матери хоть что-то известно о родственниках отца, всё-таки она прожила с ним почти 25 лет. Но разговор повернул совсем в другое русло и было уже не до снимков, и не до вопросов.
В сердце девушки всё кипело от возмущения, она готова была или закричать, или расплакаться как когда-то в детстве, когда приходила домой зарёванная, а отец, вытирая ей слёзы, говорил:«Всё пройдёт, девочка. Всё заживёт и забудется».
Но не заживает и не забывается. Неправ был отец. Неправ.
* * *
После утренней планёрки Калганов попросил Илью Добровольского немного задержаться.
-Как наши дела, вундеркинд? - поинтересовался он.
-Наши дела, Дмитрий Петрович, очень даже ничего себе, - заулыбался в ответ вундеркинд. - Почти все деньги сизыми лебедями вернулись домой, а тот, кто увёл их из родного гнезда остался, что называется, в неглиже... Даже не знаю, как он это выдержит. Я бы на его месте повесился.
-Да, шут с ним! - отмахнулся Дмитрий. - У меня к тебе, Илья, совсем другое дело.
-Я весь сплошное ухо! - выдал коронную фразу Илья. - Больной выкладывайте, как на духу, что беспокоит?
-Меня беспокоит небольшая твоя ремарка, гений, - ответил Дмитрий, пропуская мимо ушей его «прикол».
-Какая именно? - не без интереса отреагировал «гений». - У меня их много.
-Ты, как бы между прочим, сутки назад сказал, что дочь Чарторыйского и Елизаветы Романовой осталась жива, была вывезена её фрейлиной в Германию и отдана на воспитание бездетным супругам Верен...
-Да, промелькнул такой факт, - припомнил Илья. - Моя задача?
-Узнать, что стало с этой девочкой... Марией-Луизой, если не ошибаюсь? Какова её дальнейшая судьба? Покопайся в этом основательно, Илья, до самого донышка.
-Бу сделано, шеф! Разрешите идти копаться до самого донышка?! - козырнул Илья.
-Идите, служивый, копайте, - со смехом отпустил его Калганов. - Рабочий день только начался...
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/26/923