О чем молчит Каменный пояс глава 35

Владимир Леньков
35
     В районе «Арсенала» была организована вторая линия обороны, которую держали около 200 солдат. Отряд «армии» Егорова после 10–часового боя был крайне переутомлён и не стал продолжать наступление в ранних январских сумерках. Красные тогда не предполагали, что им противостоят только 200 республиканцев. В этот день они решили устроить отдых и ограничились подтягиванием войск, до 800 штыков, в район «Арсенала».
      Но «свежая» армия Берзина, беспрепятственно пройдя Цепной мост, после отступления защищавшего его батальона, решила начать неожиданное ночное наступление. В 11 часов ночи отряд Балтийских матросов в 500 штыков пробрался через заросли крутых приднепровских склонов в тыл украинским войскам у «Арсенала». Неожиданная штыковая атака Балтийских матросов смяла республиканскую оборону, и украинский полк имени Дорошенко с остатками батальона капитана Каличева был вынужден отступить к Мариинскому дворцу, находившемуся в 400 метрах от Крещатика.
     Рано утром 25 января бои за Киев разгорелись с новой силой. Муравьёв приказал своим частям окружить город и сломить оборону противника. Армия Егорова должна была, охватив город с запада, наступать от вокзала на Крещатик и в район Центральной Рады. Армии Берзина были поставлены более скромные задачи – захватить Печерск и «Арсенал». По наступающим красноармейцам Муравьёв, решив, что они атакуют не слишком активно, приказал артиллерии ударить с тыла шрапнелью. После этого бойцы, поняв, что свои становятся опаснее врага, ринулись вперёд.
     Утром батальон капитана Каличева, объединившись с соседними разрозненными частями республиканцев, общей численностью около 700 человек, при поддержке броневика двинулся в контратаку, пытаясь столкнуть красных к Днепру. Встречный бой продолжался несколько часов, но красные так и не смогли в этот день продвинуться к центру города, хотя и республиканцы к вечеру тоже были вынуждены возвратиться на свои исходные позиции.
    Некоторые части красных под командованием Берзина начали штурмовать Киев со стороны Подола, через спуск на Крещатик и Царский сад. Но тут они встретили упорное сопротивление петлюровских гайдамаков и после нескольких неудачных атак прекратили штурм до следующего утра. В то же время армия Егорова захватила вокзал и прошла центром города почти до Крещатика, где была встречена последними украинскими резервами – офицерским полком и «вольными казаками».
    К исходу дня наступление красных войск на основных участках обороны было приостановлено. Но всем уже стало понятно то, что республиканцы, почти полностью окружённые и потерявшие вокзалы, продержатся недолго. В их руках оставалось всего несколько улиц – Крещатик, Бибиковский бульвар и Брест–Литовское шоссе, которое к этому времени оказалось единственным, не перерезанным большевиками. Именно по нему в ночь с 25 на 26 января сильно поредевшие, измотанные остатки батальона капитана Каличева и украинского полка имени Дорошенко покинули город. Под их прикрытием ушли часть беженцев и киевских чиновников, успевших нагрузить свои автомобили и подводы наворованным добром.
    За ними следом уходили юнкера, покинувшие позиции перед Мариинским дворцом, и жалкие остатки семи республиканских полков, которые остались без патронов и продовольствия. Под охраной сечевых стрельцов на автомобилях уезжали из Киева высшие чиновники и депутаты Центральной Рады. В итоге 26 января большевики заняли весь город. Был устроен первый за время гражданской войны погром в городе. Только за первый день в Киеве было расстреляно более 3000 человек, среди которых оказалось всё высшее духовенство города и часть интеллигенции. В результате проведённого классового террора, за одну неделю после взятия Киева красными было уничтожено около одной тысячи офицеров и генералов.
    В числе погибших были как офицеры царской армии, так и армии УНР. Большевики продержались в столице всего три недели. На смену им пришёл гетманат. Гетманом выбран был Павел Скоропадский, власть которого длилась 7 месяцев – до декабря 1918 года. Скоропадский заручился поддержкой вражеской Германии. Он передал ей все ценности, имевшиеся на оккупированной территории, а также обеспечил её войска продовольствием, беспощадно грабя украинских крестьян.
    Разрозненные отряды республиканской армии уходили на запад. По накатанной повозками и вытоптанной солдатскими сапогами в снегу дороге от Киева медленно тянулись печальные колонны оборванных, уставших, голодных солдат и небольших конных отрядов, к которым пристроились обозы беженцев, доверху нагруженные разным домашним скарбом, Они уезжали в неизвестность, лишь бы подальше от войны, в сторону Западной Украины и Польши.
    От батальона капитана Каличева осталось не более 100 человек. Они направлялись на Житомир, где, по слухам, ещё сохранялась украинская власть в лице командующего Юго–Западным украинским фронтом прапорщика Кудри. У него была бригада около 1000 штыков. Там же в это время стояла нейтральная чехословацкая дивизия из 8000 солдат.
    Как только отошли от Киева на несколько километров, как назло, сломалась одна из двух повозок с ранеными. У неё от перегрузки лопнула ось. Батальону пришлось здесь остановиться, поскольку другого транспорта не было. Отбирать повозку у несчастных беженцев, и так настрадавшихся в последние дни, Михаил своим солдатам запретил, но с ранеными нужно было что–то решать. Нести их на носилках измотанным бойцам до ближнего населённого пункта, как предложил Егор Медведев, было весьма затруднительно. Первая деревня на их маршруте, где можно было попытаться раздобыть лошадь с повозкой, находилась в 15 километрах на запад.
    Михаил увидел вдалеке на шоссе небольшой отряд в десяток всадников, приближавшийся к ним со стороны Киева. Отряд сопровождал два автомобиля. На переднем легковом «Ауди» с открытым верхом ехал солидный мужчина средних лет с молодой женщиной. Они кутались от холода в дорогие меховые шубы. Вслед за ними ехал грузовой «Фиат 15–Тер», нагруженный под завязку мебелью и разным добром.
    Михаил вышел на середину шоссе и рукой подал знак остановиться догнавшему их батальон отряду всадников, скакавших рысью впереди автомобилей. «Освободите дорогу, пан офицер? У нас важное задание, и вы не имеете права нас задерживать» – крикнул на скаку всадник на вороном коне в форме младшего офицера Украинских Сечевых Стрельцов. Он повернул коня в сторону, объезжая Михаила, и видимо не собирался останавливаться.
    Михаил повернулся к своим бойцам, вынул револьвер из кобуры и громко скомандовал: «Батальон к бою! Задержать конный отряд! Грузовик реквизировать!». Солдаты батальона перекрыли шоссе и направили свои винтовки на всадников конвоя. Те, не слезая с коней, остановились в растерянности под дулами направленных на них винтовок. Михаил подошёл к младшему офицеру Сечевых Стрельцов и резким командным голосом произнёс: «Доложить по форме старшему по званию офицеру!».
    Офицер подчинился приказу, спешился и, отдав честь Михаилу, доложил: «Старшина сотни сечевых стрельцов Станислав Шевчук! Господин капитан, я исполняю приказ Генерального Войскового Комитета по охране представителя Центральной Рады, следующего в Житомир с секретными документами, и прошу вас не задерживать наше дальнейшее продвижение». «Я не подчиняюсь вашему Войсковому Комитету, а грузовой автомобиль я забираю под раненых солдат, которым срочно нужна медицинская помощь. Краснов! Освободить грузовик и перенести туда раненых!» – приказал Михаил. Сергей взял несколько солдат и пошёл с ними разгружать автомобиль, из которого они сбросили на обочину дороги дорогую мебель и узлы с наворованным барахлом чиновника.
    «Господин капитан, я советую вам отменить приказ. У вас будут большие неприятности. Мы сопровождаем очень важную персону в украинском правительстве» – предупредил Михаила старшина. «Я не нуждаюсь в ваших ценных советах, пан старшина. Можете забрать все ваши «секретные документы» и следовать далее, к месту вашего назначения. Честь имею!» – ответил Михаил, с ухмылкой разглядывая депутатское добро, сброшенное его солдатами на снег. Тут появился и сам хозяин, выскочивший из легкового авто.
     «Это что за беспредел, капитан? Потрудитесь–ка назвать вашу фамилию и должность. Если вы немедленно не вернёте автомобиль, то предстанете перед судом военного трибунала. Я являюсь заместителем председателя Украинской Рады, вот моё удостоверение» – с гневом крикнул чиновник, протягивая Михаилу депутатское удостоверение. Михаил, не соизволив даже заглянуть в него, резко ответил: «Я командир пехотного батальона гвардии капитан Михаил Каличев, и мне наплевать на ваши документы и вас лично. Я реквизирую вашу машину на нужды раненых. Если ваши люди окажут сопротивление, я прикажу их разоружить и расстрелять вместе с вами, кем бы вы там ни были. Надеюсь, что я ясно излагаю. Забирайте свои шмотки и бегите дальше, пока я не передумал».
    Дама в дорогой шубе, слышавшая из автомобиля весь их разговор, крикнула своему спутнику: «Сеня! Брось всё, не связывайся с этим офицером, ты же видишь, что он не в себе. Поехали уже, чёрт с этим добром, главное живыми остаться». «Сеня», видимо осознав, что Михаил настроен решительно, и запугать его статусом депутата не получиться, махнул рукой, сел в свой «Ауди» и в сопровождении стрельцов продолжил своё путешествие в компании красивой спутницы, оставив на обочине своё добро, нажитое непосильным трудом. Солдаты погрузили раненых в реквизированный грузовик, и батальон продолжил своё движение.
    Через сутки Михаил со своим людьми остановились на отдых в маленькой украинской деревушке километрах в 60 западнее Киева. От проезжавшего мимо них в сторону Киева конного отряда казаков под командованием урядника Богдана Бойко, Михаил узнал, что УНР вступила в союз с Германией, а их ставленник гетман Павел Скоропадский собирает вокруг себя остатки от воинских частей, разбитых большевиками в Киеве. «Поихали з нами, капитан, повоюэмо з бильшовиками за матир Украину пид прапорами гетьмана Скоропадского» – предложил Михаилу Богдан. «Я подумаю» – ответил ему Михаил, которого покоробило известие, что гетман вступил в союз с немцами.
    Михаил с Егором Медведевым и Сергеем Красновым встали на постой в хате местного крестьянина. Вечером они сели поужинать. Хозяйка, пожилая украинка, сварила им картошки в мундирах, нарезала хлеба с салом и выставила на стол четверть с самогоном. «За что мы нэнче будем пить, командир?» – угрюмо спросил Михаила Сергей, разливая самогон по стаканам. «За возвращение будем пить. Пора нам, братцы, домой двигать. Хватит за эту «нэзалэжну Украйну» свои головы под пули подставлять. Хохлы теперь под немцев легли. Лично я уж лучше к красным на службу пойду, чем на стороне немчуры против своих воевать буду» – уверенно ответил Михаил.
    Утром он приказал построить остатки их батальона. Сообщив солдатам все последние новости, Михаил сказал им следующее: «Бойцы! Слушай мою команду! Я приказываю вам разойтись по домам! Воевать больше не за что, и не за кого! Украина вступила в предательский сговор с немцами, против которых мы воевали больше трёх лет. Бросайте своё оружие и расходитесь небольшими группами. Это будет мой последний приказ. Спасибо вам за верную службу, братцы!». Михаил отдал своему батальону честь и направился к хате, в которой они остановились.
    Его догнали Егор с Сергеем. «Куда же вы теперь, ваше благородие?» – спросил Михаила Краснов. «Теперь я тебе не «благородие», а просто Михаил. Я, ребята, на Южный Урал буду теперь пробиваться. Там атаман казачьего войска Дутов с большевиками воюет. Я с ним пересекался в 9–й Армии на Пруте, где он был командиром 1–го Оренбургского казачьего полка, а потом ещё в штабе Юго–Западного фронта. Боевой командир. Надеюсь, что я ему пригожусь» – ответил Михаил. «Можно мы с тобой пойдём, командир?» – спросил Егор. «Да можно, конечно, если воевать не надоело. Работаем по старой схеме. Найдите мне солдатскую шинель и возьмите с собой ножи, револьверы и двойной запас патронов к ним» – ответил Михаил. Они зашли в хату и стали собираться в дальнюю дорогу.
    За время длительного пребывания на войне некоторые люди становятся её детьми. Они настолько адаптируются в боевых условиях и привыкают к состоянию постоянного риска и опасности, так осваивают своё военное ремесло, что уже не представляют себя в мирной обстановке. Война становится их своеобразным наркотиком. Без неё у них начинается ломка, они теряются в мирное время, долго не могут привыкнуть к нему и найти себе новое применение. А некоторые начинают пить и гибнут физически, так и не приспособившись к новым условиям жизни.

http://proza.ru/2019/09/29/337