Глава 2 Побег
Родители умерли ещё в пору его университетов.
Из родственников остались брат и сестра, которые частенько наставляли его:
«Женись, братец, пора уж!». Но что-то мешало ему последовать их добрым и мудрым советам.
30 лет, а я, чудак, как в десятом классе, думаю, кем быть, что делать. Неужели я буду выброшен на улицу как старый, никому не нужный видиомаг? И не нужный только потому, что упакован в несовершенную форму, что он снимает музыку с небес полупроводниками.
Зачем спасать людей от их собственного ничтожества, если они не хотят этого?
Хорошо бы родиться снова и начать жизнь сначала, чтобы спеть если не симфонию, то хотя бы песню! Найти своё место в жизни. Но как изменить мир и себя в нём? Найти или потерять всё сразу!
На вопрос, как жить – надо ответить: надо жить так, чтобы хотелось жить. Но как перестраивать жизнь?
Дороги ужасные, пыль, чёрные тучи, песок сечёт глаза, живём как в пустыне, дома - коробки из-под обуви, никакой эстетики. Коробки унижают человека, давят его серостью, бездушием. Не потому ли он так тянется к природе? Но город делает её недоступной, потому что оскверняет и опустошает душу.
Так размышляя, он доехал до Святого озера.
Озеро – достаточно крупное и глубокое – располагалось среди лесопарка, на краю города, и было довольно коварным. Говорят, в нём когда-то утонула церковь. Была в нём какая-то странная воронка, куда исчезало всё брошенное, без надзора спасателей, население. Поэтому он решил переправиться ночью, так как днём истеричные моторизованные спасатели загоняли всех на берег. Жизнь, от которой он отрекался, была бы на острове, посреди озера, на расстоянии взгляда, зычного вопля и в то же время не ближе созвездия Гончих Псов.
Он решил твёрдо: пропади оно всё пропадом, это не жизнь, если всё время чего-то бояться, выплыву - так выплыву, а не выплыву – так не выплыву.
Он спустился к воде, надул резиновую лодку, бросил в неё свою нехитрую поклажу. Сел в лодку и взмахнул вёслами.
Г л а в а 3 Т р я с и н а
Остров казался неприступным, к тому же было почти темно, если не считать луны, и Алексей, пока выбрался из воды, чуть не погиб в трясине, которая окольцовывала приземистый покрытый кустарником берег. Он шел, проваливаясь почти по пояс, волоча за собой резиновую лодку с рюкзаком, чувствуя, что вымазался, как доходяга. А, может быть, дорога к свободе всегда лежит через трясину? Чтобы сделать очередной шаг, он должен был уложить туловище на трясину, под голову подсовывая борт лодки, вытащить из трясины одну из ног, он предпочитал левую, только с левой ноги поднявшись утром можно было решиться на такую авантюру вечером. Лучше бы поехал в профилакторий и с чистой совестью загубил бы еще один отпуск, посвятив дни прогулкам, да бессмысленной болтовне о сексуальности героев сериалов, с чистенькой, блестящей глазами сестричкой, безболезненным шлепком загоняющей иглу в ягодицу. Он с детства боялся уколов, а став взрослым, боялся вдвое пуще. Во время прошлого отпуска, проведенного в профилактории, он пропустил подряд три или четыре процедуры. Но после того как его пожурила лечащий врач, он стал выполнять команды сестрички: спустите брюки с какой-то радостной мстительностью, всякий раз пытаясь найти в ее глазах тень смущения, любопытства или брезгливости, хоть что-нибудь, но ничего, кроме прилежания, там не было. К счастью, на пятый день у него заныло сердце, он решил, что это от уколов, поставил в известность доктора и перестал являться на процедуры. Но и это не произвело на сестричку никакого впечатления. Он ревниво следил за очередью в процедурный кабинет и не мог понять, в чем причина этой ревности. Неужели все дело в ее быстрых блестящих глазах, выскакивающих из-под халата круглых коленках, низком грудном голосе, шепот которого, именно шепот ему почему-то хотелось услышать.
Но точно такой же видел Лену, так звали сестричку, сосед Алексея Эвго. Они жили в одной комнате, и вечерами Эвго рассказывал ему о своих похождениях. Всякий раз Алексей испытывал двойственное чувство: любопытства и гадливости, ни одно из которых не могло одержать верх. Ему хотелось плюнуть в крайне самодовольную, бесстыдную рожу Эвго, но на его хохот Алексей отвечал улыбкой, призванной изобразить вежливое понимание и усталость.
Однажды за ужином Эвго, энергично поглощая омлет, панибратски похлопав его по плечу, попросил:
- Слушай, Алексей, погуляй где-нибудь до вечерних Новостей, ко мне Лена придет…
Алексей обмер, но вроде бы ничем не выдал себя. Он кивнул головой и стал пить компот.
-Ну, Леха, сегодня я услышу ее шепот, - гоготнул Эвго.
Алексей неподвижно сидел в фойе профилактория, и, казалось, беспечно глядел сквозь стены-стекла на июльский вечер, медленно завораживающий окрестный сосновый бор. Сосны вспыхивали в стелющихся над землей последних солнечных лучах, будто толстые стройные налитые медные свечи с темным пламенем над головой. Над лугом и дальше над рекой клубился сиреневый туман. Самолет в небе зажег бортовые огни. Все обитатели профилактория и стар, и млад, - в легком возбуждении спешили на танцы. Группа семейных устроилась возле телевизора – начинались «Новости» …Мимо торопились самые преданные любители танцев, недаром готовились к ним особенно тщательно, до последнего. Судя по всему, это были молодые специалисты, окончившие где-то техникум или институт и распределившиеся сюда. Одна из них задержалась около Алексея и улыбнулась:
- Молодой человек, а вы танцуете?
Алексей кисло улыбнулся и пожал плечами. Девушка рассмеялась и раскованно побежала за подругами. Солнце насквозь пробивало ее легкое платье, растворяя в воздухе светлую ткань – осталась только лучистая фигурка, в которой было нечто такое, на что хотелось смотреть не отрываясь.
Он выждал еще и пошел в комнату. В коридоре было сумрачно. Он подошел к двери и прислушался. Из комнаты доносился жаркий шепот, сквозь который прорывались грудные звуки. Он неожиданно закашлялся и отпрянул. В дверь высунулась всклоченная голова Эвго. Он преданно посмотрел на Алексея маленькими счастливыми глазками и просипел:
- Еще разочек, будь добр…
Дверь захлопнулась, и Алексей снова побрел в фойе. Вышел на воздух, приблизился к танцплощадке, отыскал зачем-то глазами девушку, звавшую его танцевать. Она упоенно прыгала под задорную мелодию рок-ансамбля и, увидев Алексея, помахала ему рукой. Он миновал танцы и спустился к реке…
Когда возвращался, танцы уже разошлись. Профилакторий закрывали на ночь. Он опять прокрался к своей двери и тихонько постучал. Раздался скрип кровати, и опять показалась голова Эвго:
- Лёха! Ты никак не угомонишься?
- Что? – задрожал Алексей и покраснел, очевидно, до корней волос.- А ну уйди! – он плечом саданул дверь, прижав Эвго к стене, ворвался в комнату. Гнев и обида захлестнули его. Его рука заметалась в поисках выключателя, но с кровати раздался полный мольбы голос:
- Не надо!
Он остолбенел: голос показался ему совсем незнакомым, вроде бы не Лениным. И он бессознательно щелкнул выключателем. Он тут же и выключил свет, но было уже поздно - он видел ее, он обманул ее, и в отчаянии Алексей выскочил на балкон…
Он снова вытащил из трясины левую ногу и бросил ее вперед. Она покорно погрузилась в жижу, в очередной раз он потянул к ней и правую. До профилактория было недалеко, километров двадцать, тридцать минут езды на автобусе. Еще часа три ушло бы на оформление путевки в профкоме. Но ползти по этой трясине назад, да еще ночью!
Да и вся жизнь чем-то напоминает эту трясину. Так же засасывает в свое нутро, пытаясь подчинить себе, поглотить, превратить в часть этой вечной грязи! Не потому ли еще вчера, молодые герои горели, рассуждали о Вечных Истинах, о Свободе, Культуре, Красоте, сражались с пошлостью и грязью жизни и побеждали в битве со злом! А сегодня где они теперь? Неужели поникли, подчинились этой трясине бытия? И ничто их не волнует кроме денег в кармане, пары пива и сосисок? Духовно-нравственное болото, которому подчинилось большинство – воняет намного хуже этой трясины.
Левая нога перестала чувствовать под собой бездну, он радостно переместил на нее центр тяжести своего тела и опостылевшей ему поклажи, вытащил все на твердый грунт и бессильно опрокинулся навзничь, ощущая спиной влажную прохладу травы. Рядом горел огнями фонарей город, но Алексей смотрел на него как на далекую звезду, повисшую над головой: ни в город, ни к звезде дороги не было, или ее не было никуда вообще?
Он достал из рюкзака нож, поднял лезвие и со всего маху вонзил его в толстый борт надувной лодки, которая зловеще засвистела, зашипела и затихла, опав на землю дряблыми боками. «Причём тут лодка? – подумал Алексей, долго падая в траву.- Пусть бы была. Свобода – это осознанная необходимость, а не моя личная дурость. Кто знает, что с тобой будет завтра? И какое ты имеешь право лишать того, кем ты будешь завтра, единственной лодки?»
…И сейчас в профилактории течёт своя жизнь, возможно, ещё работает Лена, если давно уже не вышла замуж, в очередной раз отдыхает Эвго, течёт жизнь, до которой - рукой подать, стоит только закрыть глаза. Но делать этого ему было уже не надо, глаза давно закрылись сами. Он засыпает. Было тепло, было лето, и он спал на траве, покрытой тонким слоем теплой грязи. Он все глубже погружался в нереальный мир снов, контакты с которым были невозможны. Тут все шло само по себе, там – само по себе. А жаль, - улыбнулся он, забывшись.
См: http://proza.ru/2018/02/04/972