Парикмахерская располагалась на первом этаже пятиэтажки. Воздух был наполнен сладковатым запахом лака. Свет, проникающий сквозь пыльное окно, рисовал на полу узорчатый ковёр.
Юная шатенка лет двадцати с небрежным хвостом ловко управлялась с ножницами. Темноволосая девочка-подросток с короткой стрижкой и длинной чёлкой сосредоточенно намывала пол. Лицо ее было серьезным, почти отрешенным, но в глазах мелькало упрямство.
— Вет! Мать-то когда на работу выйдет? — раздался голос мастера.
Брюнетка подняла глаза. Во взгляде Ветки читалась усталая печаль, которую она скрывала за маской равнодушия.
— Тань, спроси что полегче, — тихо бросила она, отводя взгляд.
Закончив стричь клиентку, Таня мягко отвела подругу в сторону.
— Как она?
Этот простой вопрос содержал столько тепла, что Ветка не сдержала слёз. Они медленно потекли по её щекам.
— Всё так же… — прошептала она.
— Бухает? — с ноткой сочувствия спросила Таня.
Ветка вздрогнула, злобно швырнула тряпку в ведро и, не оглядываясь, направилась к туалету. Там она с силой открыла кран, будто пытаясь смыть с себя что-то липкое и неприятное.
Таня, последовав за ней, достала из кармана помятую пачку сигарет.
— Покурим?
— Давай!
Спички чиркнули. Каждая затяжка была коротким побегом от реальности. Ветка выдохнула дым:
— Всё равно ничего не изменится…
Таня лишь молча кивнула, понимая, что слова здесь бессильны.
Выйдя из парикмахерской, Ветка нервно огляделась. Тёмная чёлка соскользнула на лоб. Она нетерпеливо отбросила её рукой, уже замечая приближающегося Длинного.
— Вов, куда пропал? — бросила она первым делом, снова тряхнув головой.
— Мы… это… с Квасом его бате в гараже помогали…
Ветка скептически хмыкнула, прислонившись плечом к стене.
— Квас, как всегда, пользуется твоей добротой.
— Да ладно тебе, — притворно улыбнулся Длинный. — На мне где сел, там и слез.
И тут Ветка кивнула на грязную отметину на его джинсах:
— Вов, пятно! Видал?
Тот замер, потом изобразил удивление:
— Да ты чё? А я и не заметил!
Он машинально провёл пальцем по пятну, но грязь лишь размазалась. Длинный притянул подружку к себе и попытался поцеловать.
В этот момент к ним подошла Юлька.
— Ах-ах! Любовный удар? — прощебетала она.
Ветка и Длинный одновременно повернулись к ней.
— Вовочка, а что за девица с тобой была? — полюбопытствовала Юлька, игриво подмигнув.
— Что?! — Ветка изменилась в лице.
— Выпендривалась там одна, — ехидно вставила Юлька, — вся в «адидасе».
— Залепил ей мячом. Потом извинился, — пожал плечами Длинный. — Делов-то.
— Типа рыцарь!
— Да, я такой. Если кому-то не нравится... Ариведерчи! — Длинный сделал вид, что обиделся.
Юлька покосилась на расстроенную подругу и поняла, что сморозила глупость.
— Нашла к кому ревновать, — хмыкнула она, пытаясь сгладить ситуацию. «Что я наделала? Надо как-то их помирить». Она кашлянула, умоляюще посмотрела на Длинного, затем скосила глаза в сторону Ветки.
— К хромой кобыле, — выпалил Длинный.
Юлька одобрительно кивнула и подняла вверх большой палец.
— Она еще и хромает? — в голосе Ветки послышалось злорадство.
— Ага, — радостно подхватила Юлька, чувствуя, что опасность миновала.
— Я не ревную, но хату спалю, — Ветка подошла к Длинному и пристально посмотрела ему в глаза. Растянула губы в улыбке, но глаза оставались сердитыми.
— Часики тикают? — тихо спросил Длинный.
— Тикают, — ответила Ветка.
— Такие, о каких мечтала?
Ветка не выдержала и улыбнулась по-настоящему. Её пальцы потянулись к тонкому браслету часов на запястье — тех самых, что он подарил ей на день рождения. Она поймала его взгляд и провела подушечкой пальца по стеклу, словно чувствуя под ним ровное, живое тиканье. Это был её талисман, вещественное доказательство его чувств.
— Ну что, любит тебя Вова? — довольно спросил он.
— Любит, любит, — ответила Ветка, и в голосе её зазвенела обречённая нежность.
Она любила его больше, чем он её — это она понимала с щемящей ясностью. Его любовь была как летний дождь: яростная, страстная, но быстро проходящая. Её же была как это тиканье часов — постоянная, верная, ставшая частью её самой. Он потянулся, чтобы поцеловать, и Ветка ответила, но в мыслях у неё пронеслись слова его матери, случайно подслушанные в коридоре: «Она тебе не пара, Володя. Очнись».
Он чувствовал лишь страсть, а ей нужно было что-то большее. Что-то настолько же прочное и вечное, как эти часы на её руке. Она закрыла глаза, погружаясь в поцелуй, и ещё крепче сжала запястье, словно пытаясь удержать ускользающие секунды их счастья.