В молочном магазине на Революционном проспекте было многолюдно. Воздух казался пропитанным запахом свежего молока. Очередь тянулась вдоль стен, и каждый, кто стоял в ней, казался частью единого организма, движимого одной целью — купить продукты.
— Часто у вас так? — с любопытством спросила Кирюша, с интересом оглядываясь по сторонам.
— Да нет, только когда что-то “выбросят”, — пояснил Валерка.
— Ты только ничего не подумай, — покраснела Кирюша. — Просто у нас... “Универсам” рядом с домом.
— Не бери в голову, — Валерка махнул рукой, затем улыбнулся и добавил, — на зеленой и длинной до Москвы час езды.
— Не поняла, — Кирюша нахмурила брови, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Это же электричка, — Валерка прыснул со смеху.
— А-а-а, — глядя на его довольное лицо, Кирюша улыбнулась в ответ.
Продавщица стояла за прилавком, словно сама была частью этого магазинчика — тетка неопределенного возраста, с золотым отблеском коронки во рту и пышным начесом на голове. Грязный белый передник плотно облегал её округлую фигуру. Лицо застыло в маске вечного недовольства. Руки, пухлые, с облупившимся красным маникюром, двигались уверенно и точно, словно были натренированы годами бесконечных операций с половниками и бидонами. На пальцах сверкали массивные золотые кольца, будто трофеи, добытые в боях с капризными покупателями. Продавщица говорила резко и отрывисто. В ее глазах не было ни тепла, ни света, — лишь усталость и равнодушие, накопленные годами однообразия.
Толстушка быстро считала на счетах. Покупатели, услышав сумму, шли в кассу. Когда продавщице протягивали чек, она ловко брала его своими толстыми пальцами, мгновенно выдавая товар. Люди забирали свои бидоны, банки, сумки, авоськи и уходили. А она оставалась на месте, как будто приросла к нему.
— Много голов, хвост длинный, глаза горят, яйца маленькие и грязные, — Валерка хитро подмигнул Кирюше и засмеялся. — Очередь за яйцами по девяносто копеек.
— Что? — Кирюша рассеянно кивнула.
Как раз подошла ее очередь. Девочка протянула молочнице сетку для яиц, бидон, пустую банку и попросила:
— Два десятка яиц, два литра молока, две пачки творога и полкило сметаны.
— Четыре шестьдесят, — толстушка провела рукой по счетам и выпалила. — Следующий!
Кирюша покраснела, посмотрела на торговку, потом на Валерку, стоящего рядом, и собравшись с духом, возразила:
— Считайте лучше!
— Чего-о?
— Вы посчитали неправильно. Четыре рубля сорок копеек.
— Чё, самая умная?! — язвительно бросила торговка, скрестив руки на груди.
Кирюша почувствовала, как щёки заливает румянец, но не отступила. Она знала, что права, поэтому голос прозвучал уверенно:
— Да.
— Мармышка, ты мне очередь не задерживай! — возмутилась тетка. — Не нравится, не бери! Следующий!
Очередь оживилась. Кто-то сочувственно смотрел на девочку, кто-то с интересом наблюдал за разворачивающейся сценой. Но Кирюша не обращала внимания на взгляды. Она стояла, как маленький, но непоколебимый дубок, готовый противостоять любому шторму.
— Обманщица! Так нечестно.
Валерка понял, что Кирюше необходима помощь. Он решил вступиться за девчонку и закричал:
— Позовите заведующую!
Очередь заволновалась. С одной стороны, всем было интересно, чем закончится конфликт подростков с бессовестной торговкой, с другой — хотелось побыстрее забрать свои покупки и уйти.
Стоящий за Кирюшей дед в полосатой рубашке и грязной кепке на голове, с видавшим виды рюкзаком стал возмущаться:
— Потом разберетесь! Мне молока. Три литра.
— Что за шум, а драки нет? — раздался сердитый голос заведующей.
— Она считать не умеет! — гневно воскликнула Кирюша.
Валерка придвинулся к девочке еще ближе. Представив, что подкинул торгашку на вытянутых руках, а потом со всей силы шмякнул об пол, Валерка покатился со смеху. Продавщица с ненавистью посмотрела на него.
Очередь шумела. Полная старуха в домашней вязаной кофте и цветастом платке ворчала:
— Эта часто обсчитывает. Глаз да глаз за ней!
— Налейте мне молока, — настаивал дед, — а потом разбирайтесь.
Заведующая, заметив, что вокруг собралось много народа, нахмурилась, посмотрела на покупки, медленно пересчитала стоимость, и пробормотала:
— Четыре тридцать... Ты права.
— Сорок, — поправила Кирюша и добавила, — мне чужого не надо. В этот момент девочка почувствовала, как внутри нее разливается тепло. Она не только защитила свои деньги, но и доказала себе, что может быть смелой и решительной.