Д А Л Ё К И Е К О С Т Р Ы
Повесть
Автор повести Олесь Гончар.
Олесь Гончар(1918-1995), полное имя — Александр Терентьевич Гончар —
украинский советский писатель, публицист и общественный деятель.
Участник Великой Отечественной войны.
Один из крупнейших представителей украинской художественной прозы
второй половины XX века. Академик АН Украины (1978).
Герой Социалистического Труда (1978). Герой Украины (2005 — посмертно).
Лауреат Ленинской (1964), двух Сталинских премий второй степени
(1948, 1949) и Государственной премии СССР (1982).
Продолжение 23 повести
Продолжение 22 — http://proza.ru/2020/12/02/1246
Место, где они остановились, было дикое, ни один охотник или рыбак, наверное, не забирался в эти лесные дебри с зарослями боярышника, хмеля и ежевичника, с озёрами какими-то безжизненными, где листья, опавшие с высоких осокорей, неподвижно застыли на холодной, с металлическим отблеском, аж чёрной воде. Под водной гладью, покрытой пожелтевшими листьями, казалось, таилась бездна.
— Запомним это место, — тоном приказа обращается Кочубей к своей группе. — Если зимой придётся зарываться в землю, здесь будет в самый раз.
И, увидев еле заметный просвет между деревьями, снова двинулся в глубину леса. Нещадно топтал сапогами колючие ежевичники, изредка оглядываясь на ходу, чтобы пересчитать всех. Ему слышно, как учитель биологии Зарецкий, идущий рядом с Олимпиадой Афанасьевной, иногда обращает её внимание на грибы:
— Посмотрите, сколько здесь белых! Да какие стоят казачищи...
— И ягода лесная щедро уродилась, — отмечает Кочубеиха.
Где ежевики особенно много, Зарецкий, бывает, наклонится, и вскоре у него уже полная горсть синих ягод в седоватом тумане:
— Берите, бросьте на язык, Афанасьевна, цинги не будет...
Она берёт несколько ягод, благодарит коллегу, хотя Кочубею не совсем понятна вежливость жены, ведь в школе она с этим Зарецким-биологом неделями конфликтовала.
— Вот так, Дмитриевич, обернулась наша жизнь, — говорит коллеге Олимпиада Афанасьевна. — Были людьми, а стали существами вне закона, за которыми всюду охотятся...
— Так вы же сами отказались эвакуироваться, изъявили желание быть «среди оставленных»!
— А его на кого бы я покинула? — указывает женщина на спину Кочубея, мелькающую в кустах. — Сейчас хоть при деле, рюкзак несу...
Перекинутся словом и снова подолгу идут молча, вслушиваясь в окружающее безмолвие, полное загадок и неизвестности.
Оказавшись после длительного перехода на опушке, они увидели наконец человека. Спокойную, в беленьком платке особу, медленно ехавшую на велосипеде по ту сторону широкой поймы. Кочубей скомандовал залечь. Люди, занимая оборону, попадали кто где и, замаскированные кустами, с оружием наизготовку, теперь неотрывно следили за той далёкой, двигавшейся за много вёрст от них велосипедисткой. Кто она? Куда едет? И какую опасность таит в себе? Все молча смотрели на ту женщину, будто на давно не виданное диво. Неизвестная была перед ними как на ладони. Дальше на пригорке неподвижно торчит однокрылая ветряная мельница, ниже, вдоль долины, хуторок поблескивает оконными стёклами, стены хат, крытых камышом, белеют, освещаемые солнцем, всё, как обычно, а людей нигде не видать.
Одинокая велосипедистка едет куда-то в направлении железной дороги Едет не торопясь, будто на прогулке. Привольная пойма с прозрачным воздухом, с паутиной бабьего лета, отделяет её от опушки, где npитаились люди Кочубея. Какого дьявола она здесь появилась? Может она послана выведать их группу? Кочубей берёт трёхлинейку у весовщика, залегшего рядом с ним, прислоняется к винтовке щекой и начинает целиться.
— Далековато, — говорит, досадливо морщась, — а то так бы снял.
— Вот так сразу? — подаёт голос Штанько.
— А почему бы нет?
— А если это наш человек?
— За колючей проволокой наши. В подвалах фашистских, где их
кости дробят... А она — вишь! В белой косынке раскатывает...
— А может, и она какую-нибудь свою базу ищет? — не поднимая головы, высказал предположение биолог.
В упоминании о базе Кочубею, видно, послышался скрытый укор.
— Кроме нас, специально оставленных, — сердито бросил он в сторону Зарецкого, — ни одна душа о существовании баз не знает... Так какую, к чёрту, базу она может искать?
— Вы не так меня поняли, — забеспокоился биолог.
— Понял... Добреньким хочется быть? Они активистов наших пачками расстреливают на кирпичном заводе, а мы — чтобы добренькими?
Велосипедистка тем временем исчезла в луговых кустарниках.
— Попробуй угадай, кому она служит, — заговорила Кочубеиха. — Хотя старшой наш вполне уместно опасается: всюду сейчас западни и засады...
— Если дадим себе размагнититься, крышка нам, — Кочубей нервно поднялся на пятки и, отдав весовщику его трёхлинейку, в мрачном возбуждении принялся сворачивать цигарку. Почувствовав его состояние, жена не замедлила оказать ему поддержку:
— Не размагничиваться — это ты верно говоришь. Милосердие можно проявлять к людям, а перед нами — нелюди, мучители, палачи. Даже Баумгартена -— немца! — и то не пощадили.
—Более всего, говорят, как раз и истязали за то, что он немец, — уточнил биолог.
Одинокий коростель протрещал где-то по-над лесом в траве, и снова стало тихо. Бухнуло что-то поблизости — дикое яблоко упало...
— Конечно, мы вне закона теперь, — рассудительно заговорил Штанько-орденоносец. — Малейшая промашка, и уже петля тебя ждёт, костоломство, иголки под ногти... На своей земле, а ходи на цыпочках, всё время берегись да берегись...
— Вот и та, что на велосипеде раскатывает, — сразу подхватил Кочубей, — кое-кому кажется нашей. А может, это предательница, провокаторша новоиспеченная, что продаст тебя, не мигнув оком?
Не для всех, впрочем, оказались убедительными такие рассуждения. Хлопцы-трактористы, оба одинаково крутоплечие и лобастые, вызвались пойти на разведку: засядут где-нибудь за кустами и встретят велосипедистку, когда она будет возвращаться обратно, — тогда наверняка узнают, кто она такая на самом деле.
Не доехав до железнодорожной насыпи, высокой в этих местах, незнакомка почему-то развернулась и снова неторопливо поехала по тропинке. Кочубей, уголком глаза следя за нею, велел хлопцам:
— Айда! Перехватите, допросите её!..
Пригибаясь, с гранатами-лимонками в руках, они бегом направились через пойму к кустарникам на той стороне. С опушки хорошо было видно, как они вышли из кустов на тропинку и, остановив незнакомку, некоторое время разговаривали с нею, после чего женщина снова села на велосипед, направляясь к хуторку, а ребята изо всех сил бросились назад, в лес.
Возвратились они к своим понурые и чем-то явно обеспокоенные.
— База обнаружена, разграблена, да ещё и засаду там оставили, — сердитыми голосами рассказывали они об услышанном от велосипедистки.— А на след навёл какой-то здешний одноглазый, родич того самого шофера, который по ночам в бочках возил муку и солонину в лесные ямы... Выследил ночью, мерзавец, догадался, для кого возит, для чего...
— Вот бы он, Иуда, попался нам в руки, — метнул взгляд в сторону хутора Штанько, сдерживая в себе ярость ненависти.
Кочубей встал:
— Не я ли говорил вам, товарищи? Измена! Кругом измена! — И, натянув покрепче кепку на лоб, скомандовал: — За мной!
На ходу пересчитав людей, он снова повёл их в глубину колючих осенних лесов.
Продолжение повести следует.