Предыдущая страница http://proza.ru/2020/12/13/1971
Много событий произошло в мире и в стране, пока Отто Евстафьевич Коцебу и его спутники плавали по морям и океанам. После разгрома войск Наполеона на Францию наложили контрибуцию в 700 миллионов франков, а пока эти деньги не будут выплачены государствам, пострадавшим от наполеоновских войн, страну оккупировали войска победителей.
Русский оккупационный корпус насчитывал свыше 36 тысяч человек. Командовал корпусом отважный и талантливый командир генерал-лейтенант граф Михаил Семёнович Воронцов, которого так оскорбил в своей эпиграмме гений нашей поэзии.
Доброму отношению графа Александр Сергеевич Пушкин отплатил неблагодарностью. Мало того, он пытался влезть в семью Воронцова, стараясь соблазнить его жену Елизавету Ксаверьевну.
Может быть, мои слова покоробят некоторых читателей и читательниц, но я привык называть вещи своими именами.
В том году, когда Коцебу привёл «Рюрик» в Санкт-Петербург, русские оккупационные войска были выведены из Франции. Как французы в России, так и русские во Франции оставили о себе печальную память. Ничего иного от оккупантов ожидать не приходится.
Не хочу вдаваться в подробности, поскольку в таком случае придётся писать не короткие заметки, а толстые тома. Замечу лишь, что благородство и порядочность Воронцова видны даже в том, что он оплатил долги французам всех офицеров оккупационного корпуса, заплатив около полутора миллионов рублей из собственных средств.
Для этого ему пришлось отдать не только всю наличность, но и продать своё самое дорогое имение. Пишу о Воронцове, потому что мне придётся о нём упоминать в дальнейшем, когда речь пойдёт об одном из моряков.
За год до возвращения «Рюрика» 26 августа 1817 года из Кронштадта вышел в кругосветное плавание шлюп «Камчатка» под командованием уже хорошо знакомого нам капитана 2 ранга Михаила Васильевича Головнина.
В инструкции, полученной командиром корабля, ему предписывалось доставить разные грузы на Камчатку, провести ревизию колоний, определить географическое положение и произвести съёмку «тем местам в русских владениях на севере Великого океана, которые ещё не были в точности исследованы».
В том же году друга Головнина, выручившего его из японского плена, Петра Ивановича Рикорда назначили начальником Камчатской области, присвоив ему звание капитана 1 ранга. Пётр Иванович поехал на Камчатку не один, а со своей молодой женой Людмилой Ивановной (до замужества Коростовцевой).
Об этой незаурядной женщине, поэтессе и писательнице, я написал очерк «Людмила Рикорд – жена адмирала» (http://proza.ru/2009/12/29/1094). На мой взгляд, женщинам-спутницам отважных моряков уделяется в нашей литературе очень мало внимания, поэтому я в меру своих сил и способностей стараюсь заполнить этот пробел.
О руководстве Рикордом Камчаткой упоминается и в интересных мемуарах выпускника Морского кадетского корпуса, поступившего в корпус жандармов, Эразма Ивановича Стогова «Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I».
Между прочим, Стогов – родной дед по линии матери поэтессы Анны Ахматовой. Когда-то я читал его записки в «Русской старине», но в 1997 году его записки издало отдельной книгой издательство «Индрик».
С Рикордами, мужем и женой, связаны судьбы английского капитана 3 ранга Джона Кокрена, адмирала Петра Фёдоровича Анжу и Ксении Ивановны Логиновой, которая была в разное время женой этих двух офицеров. О ней и о её мужьях я написал очерк «Ксения Анжу - любовь двух моряков» (http://proza.ru/2009/12/29/1096).
Шлюп «Камчатка» построили на Охтинской верфи. Это был военный корабль, приближавшийся по вооружению к небольшому фрегату. Со строительством кораблей для военно-морского флота дела обстояли плохо.
Денег на флот не хватало, кораблей строили мало, а те, что плавали, не ставили на тимбировку (капитальный ремонт). В результате корабли приходили в негодность, но их не разбирали, не выводили из состава флота, и они продолжали числиться боевыми единицами.
Отправлению «Камчатки» придавалось большое значение. Почему? Об этом приходится только гадать, внятного объяснения я нигде не нашёл. На мой взгляд, причина была в падении прибыли Российско-Американской компании, что затрагивало интересы высших лиц государства. Головнину предстояло с этим обстоятельно разобраться.
Василий Михайлович отметил, что «морское начальство определило снабдить нас самыми лучшими съестными припасами, из коих некоторые были заготовлены в Петербурге особыми подрядами, и другие, коих в России не находится, как-то: ром, водку, виноградное вино, предоставлено было купить в иностранных портах».
Командир шлюпа получил деньги для приобретения в Англии всего необходимого для плавания и средств против цинги, косившей экипажи русских кораблей.
Точно так же шлюп обеспечили лучшими материалами, имевшимися в кронштадтском и петербургском арсеналах. Морской министр приказал снабдить шлюп лучшими морскими картами, книгами и инструментами.
В основном, все они были зарубежного происхождения, как, например, три хронометра работы английских мастеров.
26-го августа, в день Бородинского сражения, шлюп покинул Кронштадт. В Копенгаген из-за неблагоприятных погодных условий Головнин заходить не стал, «Камчатка» осталась на рейде, а отправил шлюпки под командой офицеров Врангеля и Савельева для покупки свежих припасов офицерскому составу и команде.
В записках Головнина есть одна фраза, которая характеризует его как человека: «Я не могу здесь пройти молчанием одного обстоятельства, для меня довольно странного:
лоцман, ныне к нам приехавший, был тот самый старик Доссет,
который вел "Диану" за десять лет пред сим и который, конечно, не стоил того, чтоб его взять, но из жалости и уважения к его бедности и престарелым летам я не хотел огорчить его и отослать на берег».
10 сентября пришли в Портсмут. Там Василий Михайлович поручил мичману Фердинанду Петровичу Врангелю вместе с консулом купить беспошлинно продукты и спиртное, а сам занялся приобретением книг, карт, лоций и навигационных инструментов.
Что бы делали русские моряки, не помогай им англичане! В Портсмуте от «гнилой горячки» умер матрос Фёдор Рогов. Тогда под названием этой болезни понимали сыпной тиф, брюшной тиф и возвратный тиф.
Как выяснилось, он заболел за пять дней до отправления из Кронштадта, но скрыл свою болезнь, опасаясь, что его не возьмут в плавание. В плавании было намного легче, чем в каторжной службе на берегу.
Продолжение http://proza.ru/2020/12/18/1264