Прошло девять лет. И вот как-то весной, в парке, я познакомился со своей первой любовью. Она совершала пробежку с гантелями и едва не сбила меня с ног, выскочив из-за угла. По-английски "влюбиться" будет to fall in love, дословно -- быть сбитым с ног любовью. Или сбитым с толку, но это я уже понял позднее. Мы разговорились, я пригласил девушку на парочку концертов, она стала рассказывать о своей любимой гимнастике мастера Куськуси. Спустя несколько недель я был абсолютно уверен в том, что теперь у меня есть невеста!
Назвать нашу любовь и совместное проживание в её квартире просто "отношениями" у меня не повернулся бы язык. Однако некоторые фразочки нет-нет да и заставляли моё музыкальное ухо напрячься.
Например: "Ну ты же не хочешь сказать, что будешь играть на своей скрипке по пять часов в день?" Или: "Фу, баклажаны, какая гадость! Кто это тебя научил их так готовить?" -- "Бабушка..." -- "Ха-ха-ха, ты что, с бабушкой живёшь?" -- "Вообще-то да..." -- "А, ну ладно, не сердись. Я что, должна это есть?" И особенно: "Ну а живот мы уберём!" С этими словами девушка вручила мне подозрительный пакет, из которого -- о ужас! -- вылезла пара палок для финской ходьбы. Подруга сообщила, что я должен буду постоянно, вдумайтесь только в значение этого слова, постоянно, везде, куда бы я не пошёл, опираться на две эти кочерги: на прогулке в парке, на эскалаторе в метро, в троллейбусе, в пригородной электричке, на которой я езжу к бабушке и дяди-Славиной семье, в любом концертном зале (если их не отберут в раздевалке) и уж наверняка в институте, где если и не обращали на мою фигуру особого внимания до появления палок, то уж теперь-то поглазеть на лыжника-скрипача Светлицкого со второго курса сбежится вся Москва.
Скрепя сердце я согласился. Я решил, что стоило попробовать. Лучше бы я не пробовал.
Для начала я решил проехаться к бабушке в Московскую область.
...Тётя Вера сидела у окна и вязала для старшенькой жилет. Рядом баб Зоя, согнувшись в три погибели, мешала компот. Я постучал в ставеньку.
Обе женщины одновременно вскрикнули -- одна охнула, другая ахнула -- и побежали меня встречать. Баба Зоя окинула меня критическим взглядом и сказала: "Ты худой". Я пожал плечами и приподнял крышку над компотом:
-- Маловато имбиря добавили, баушк.
-- От придира-то, а! Приехал и придирается! Ты где пропадал все три недели? -- накинулась на меня тётя Вера. Тут она увидела палки. -- Мама моя родная, это что ж за ужас?
-- Это лыжи? -- спросил младшенький тоном знатока.
-- В мае? -- добавила старшенькая, округлив глазёнки.
-- Оставьте его в покое, дайте отдохнуть с дороги! -- вступилась бабушка. -- Пойдём со мной, Тонь, я тебе тут такую книжку интересную откопала, как раз про становление романтизма... а эти твои дурынды можно я заберу и спрячу куда подальше?
-- Ой, ба, я тебе буду так признателен!
-- Да откуда они взЯлись-то? -- не отставала тётя Вера.
-- Это мне Леночка подарила, -- промямлил я.
-- Что ещё за Леночка? -- сразу посуровела баб Зоя. -- Можно с ней поговорить?
-- На кого-о ты стал похож… -- сказал дядя Слава.
-- На физкультурника?
-- Да не-ет. Ты похож на того скрипача, который... ну ты его пьесу играл на классном вечере...
-- На Крейслера?!
-- Да не-ет. Его портрет у Сёмы в кабинете висел до ремонта, его ещё украли потом. Композитор. И фамилия такая знакомая. Только он там постарше будет и поширше маненько.
-- Генрик Венявский??!
-- Он самый. Точно что-то есть, я тебе говорю.
Обратно я выехал засветло -- хотел успеть встретиться с Леночкой и поцеловать её, до того, как она побежит на работу. От станции я честно шёл пешком, стараясь отталкиваться палками от тротуара.
Была середина мая. И вдруг засеменил мелкий дождик, приятный, лёгкий, но очень неожиданный. Мне хотелось подставить ему плечи и волосы, только нельзя было намочить футляр со скрипкой. Пытаясь открыть портфель и достать зонтик, я переложил одну из палок в другую руку, но она зацепилась своей петлёй за какую-то пуговицу на моём плаще, я стал дёргать её и внезапно почувствовал, что палка во что-то упёрлась. Дождь заливал мне стёкла в очках. Сквозь водяную дымку я увидел, что палка застряла в решётке водостока, и после нескольких попыток её вытащить понял, что мне это не удастся. Нужно было спешить. Я махнул на неё рукой, снял скрипку, надел её через плечо и раскрыл над собой зонтик.
Дальше я шёл, опираясь только на одну оставшуюся палку, как на трость. Как ни удивительно, мне было легче. Мне это даже нравилось, и я понял, что теперь всегда и везде буду ходить только так.
***
-- Ты не шутишь? Ты правда бросил её на улице?
-- Но я спешил к тебе, любимая...
-- Ты знаешь, сколько стоили эти палки? Я их специально для тебя искала в семи магазинах!
Я подумал, что, когда делают подарок, обычно о таком не сообщают, но промолчал.
-- Милая, не расстраивайся так! Если ты хочешь, мы с тобой сейчас пойдём и поищем её...
-- Под дождём? Сам ищи! -- и красавица капризно топнула ножкой, обутой в кеды. -- Я забочусь о твоём здоровье, я создаю благоприятные условия твоей жизни, а ты-ы? И вообще, ты слишком многого от меня хочешь. Ты просишь, чтобы я хвалила твою готовку. Если я буду пробовать всё, что ты испёк или наварил, я испорчу свою фигуру и стану такая же, как ты - толстая, наивная и сентиментальная...
-- Прости, -- произнёс я. У меня потемнело в глазах. Я аккуратно положил скрипку на диван и открыл футляр. Поверх инструмента лежала охапка только что распустившихся белых лилий, перевязанных бледно-зелёной лентой. Я положил букет на пол, взял скрипку, повернулся и вышел.
…Дождь по-прежнему капал. Мне не хотелось ехать домой. Я сел на троллейбусной остановке и смотрел, как по стеклу бегут струйки воды. До меня они не доставали, но мне казалось, что дождь идет не снаружи, а где-то у меня в груди. Было очень холодно и тускло, точно наступила осень. Мне стало трудно дышать. Я сидел прямо, только чуть-чуть нагнувшись вперёд и обняв коленями футляр. Так я сидел долго, пока не заметил, что на меня смотрят.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/02/09/996