...Ким легонько потряхивал мою голову и повторял "Тоня, Тоня, очнись". Я открыл правый глаз.
-- Зелёный, -- констатировала женщина, сидящая надо мной.
-- Конечно, бледный, а какой он должен быть!? -- возмущался Иволгин.
-- Не пациент. Глаз, - сказала медсестра. -- Интересно же.
-- Мы вас не для этого позвали, -- холодно сказал Ким Артурович. - Что с ним?
Я моргнул и пробормотал: "Оба зелёные", и удивился, что у меня с голосом.
-- Живой! -- радостно крикнул Костя. -- Он вас слышит.
-- Ещё бы, -- простонал я и снова провалился.
Я слышал что-то про запущенную необходимость [16] или в этом роде, но не мог понять, почему Ким придаёт этому такое значение, шумит и затем вдруг переходит на дрожащий шёпот. Последнюю фразу я разобрал особенно ясно.
-- Ваш сын должен постоянно быть рядом...
-- Он и так рядом, вон он, -- Ким махнул рукой в сторону Кости.
-- А... разве...? - она посмотрела на меня.
-- Тоже сын, - сказал Ким Артурович.
***
-- Как давно у тебя это? Почему ты мне ничего не сказал?!
-- С детства. Простите, я не хотел, чтоб вы знали.
-- Что значит не хотел? А если бы ты тут умер у меня? Что бы мы с тобой делали?
Я, растерянно моргая глазами без очков, смотрел на Кима.
-- Балда! Бестолочь! Ты не смеешь тратить свой талант! Рисковать собой, слышишь? Читал про композиторов, про скрипачей ваших, сколько они жили? И не лечились. Я тебе говорю, чтобы ты запомнил раз и навсегда: Антон, ты очень способный парень, другого такого же скрипача, как ты, нет и уже не будет, если ты о себе не позаботишься. А если ты не позаботишься, то это сделаю я и Люба. Другого такого человека на свете нет, понял ты, понял?!!
Я сглотнул слюну.
-- Ким Арт… Артурович.
-- Ну что?
-- Очочки бы мне.
-- Не дам. Пока не поправишься, будешь без очков. Сколько у тебя?
-- Минус полтора.
-- Обойдёшься. По квартире ходить они тебе не понадобятся.
Так вот и получилось, что я оставался у Бархатцевых гораздо дольше, чем предполагал. Прошла уже почти неделя, а я всё ещё лежал в Костиной комнате с голубыми занавесочками в горошек. Высокий платяной шкаф - изобретение Кима - делил комнату надвое, словно перегородка. Из-за него мне было не видно, что происходит в остальной части квартиры, но я мог слышать и всё время прислушивался к окружавшим меня звукам.
Серебристый звон воды - это Любовь Фёдоровна моет посуду; скрип рубанка - это работает Фёдор Игнатьевич, выстругивая очередной инструмент; шипение масла и стук подпрыгивающей крышки на сковородке - Костя, выключи, пожалуйста, рыбу! А вот баритоновые ноты на ре струне и затем остренькая цепочка флажолетов - это Ким Артурович разыгрывается. В то время он особое внимание уделял знаменитым "Вариациям на тему рококо" [17] Чайковского. Ким вслушивался в каждую ноту, стараясь, чтобы музыка из него самого проникла в инструмент, и она медленно перетекала из рук в струны, но, видимо, не всё получалось так, как он хотел, и от этого он очень сердился и не разговаривал с нами.
Но вот как-то утром Костя, собираясь в свою школу, заметил, что сегодня у отца день рождения, наверняка придут музыканты, коллеги, будут шуметь, как обычно, обсуждать свои недавние выступления и уйдут не раньше часу ночи. Я сказал, что мне всё равно, пусть хоть салют под окнами запускают - из комнаты я выходить не буду и, значит, никак не помешаю.
-- Ладно, лечись, -- сказал Костя, помахал мне и убежал.
-- Удачи, -- прошептал я.
День прошёл сумбурно. Обещанные гости появились раньше, чем их ожидали, и от этого всё пошло вверх дном. Бедная Любовь Фёдоровна с ног сбилась, а так как в числе приглашённых были одни мужчины, то ей никто не собирался помогать. Я проклинал свою слабость и попытался тихонько позвать Фёдора Игнатьевича, но он был где-то далеко и меня не услышал. Квартира вдруг показалась мне большой, словно метро, со всеми своими коридорами, чуланчиком, ходами и выходами. Я сидел, прислонившись спиной к подушке, и размышлял, а за стеной распевали арии, слышался грохот разбитой посуды и жалобный стон открываемого рояля.
Мне вдруг пришло в голову, что из квартиры есть чёрный ход, сразу за комнатой Любы и Кима...
Я нашарил рукой стенку и попробовал встать. Мне это удалось, и тогда я побрел на звук.
Гости уже разошлись. В огромной пустой комнате остался только Ким, сидящий за роялем. Тонкие медные пряди волос, обычно зачесанные назад и аккуратно смазанные бриолином, выбились из прически и торчали надо лбом. Его движения были то резкими, то чуть-чуть замедленными, словно на него и в самом деле оказывали воздействие две или три маленькие рюмочки коньяка, но я знал, что это не так. На Иволгина вообще ничто не может оказать воздействие. По крайней мере, ничто из земных явлений, так я думал тогда. Длинные худощавые пальцы Кима перемещались по клавиатуре из регистра в регистр то медленней, то быстрее, он наигрывал мелодию, словно бы прислушиваясь к ней, словно бы вспоминая.
Сиреля сиреля… сиресоль# сиресоль#…
Лядо фалядо, фасоль#си, фасольси, фамире ми…
Рефаре рефадо… рефасиb реbмисиb…
Реbфаля дофалясольфа мифаля ре…
И по мере того, как он играл, я чувствовал, что комок в горле рассасывается, и мне становится легче дышать.
-- Ким Артурович, вы -- Композитор!
Он вдруг обернулся. В его холодных глазах блеснул рыжий огонек.
-- Это написал не я [18], -- тихо сказал он.
-- Странно, -- удивился я. -- Эта мелодия так вам подходит. А кто же?..
Иволгин помолчал и ответил:
-- Я не знаю.
Почти восемь лет спустя [19] мне удалось узнать ответ. Однажды поздним ноябрьским вечером я задержался в гостях у семьи Бархатцевых, дожидаясь Кима с концерта. Родных я предупредил, что приеду домой назавтра. Бабушка могла спокойно препоручить своё чадо Бархатцевым и не волноваться.
Кима долго не было, но вот он пришёл – растерянный, в вымокшем насквозь пальто. Шарф у него развязался, и за шиворотом лежал снег, но он как будто не чувствовал. Он смотрел перед собой в одну точку, уставившись на свои поднятые ладони в перчатках, словно держал что-то опасное для себя и ещё больше боялся выпустить. Любовь Федоровна выбежала в коридор с полотенцем в руках и вскрикнула:
-- Что с тобой случилось?!
Ким сделал несколько шагов и в бессилии опустился на пуфик.
-- Я повернул циферблат, -- сказал он.
-- Какой циферблат? У тебя температура!
-- Оставь, -- Ким отвел руку жены ото лба. - Не надо мерить. Я конченый человек, Любочка. И последний мерзавец. Как вы меня терпите всё это время...
-- Нет, с тобой точно что-то неладно! -- воскликнула Бархатцева.
В коридор выглянул Федор Игнатьевич. Его добродушное лицо, немного встревоженное, выражало радость по поводу возвращения зятя, и даже - кто знает? - может быть, он понимал, что творилось сейчас в душе у Кима. Он аккуратно отодвинул причитающую Любу, поднял Кима за руку и увел на кухню. Там долго слышались их голоса: мрачный надтреснутый баритон Иволгина и веселый тенорок мастера.
-- Значит, циферблат, ты говоришь... Ах, вот как! Я так и думал. Ну, что же. Стало быть, у вас было одно желание на двоих, ты его загадал, и оно исполнилось. Что у Жени с рукой?
-- Кажется, всё в порядке. Но подождите, о каком желании вы говорите? Я ничего не загадывал...
-- Это ты только так думаешь. Вам обоим хотелось одного - помириться. Вот, значит, скоро это и произойдёт.
-- Он никогда не простит меня. За всю дрянь, которую я сделал - и Ярику, и вам, и Любе, и себе...
-- Почему ты так решил? Женя уже простил тебя. А дирижер и подавно. Если бы он был недоволен тобой, разве он держал бы тебя столько лет на первой виолончели?
-- Я, кажется, скинул его со сцены, - пробормотал Ким тоном человека, который сделал какую-то ужасную глупость, но не помнит точно, что именно. - При телевизионщиках.
-- М-да уж, -- пробормотал Федор Игнатьевич. - Выход драматического героя. Кимушка, брось ты это своё амплуа. Так ведь можно совсем уже докатиться... Ну, успокойся, всё будет хорошо, Зарнихин тебя в обиду не даст. Как-никак ты артист оркестра, известное лицо. Ребята за тебя заступятся.
-- Да Вы что, Федор Игнатьевич! Они будут сидеть и хлопать в ладоши, пересматривая видео!
- Что за глупости, -- поморщился мастер. -- Не суди по себе. Всё вырежут при монтаже, я тебе говорю. Слушай меня. Сейчас ты выпьешь горячего чайку, высушишь волосы и пойдешь спать. А с утра встанешь раненько, придешь к Зарнихину и попросишь прощения.
-- Никогда!
-- Вот в этом вся твоя ошибка.
-- Но я не смогу этого сделать!
-- Перестань, Ким, ты же взрослый человек, а ведешь себя как дитя малое. Зарнихин не менее впечатлителен, чем ты, и в эмоциональности ему не откажешь. Но он, слава Богу, разумный человек. Пожалуйста, поверь мне, своему старому бестолковому тестю, и хоть раз в жизни сделай, что я говорю.
-- Простите, папа, -- смущённо произнес Ким, уткнув рыжую голову в ладони. – Господи, как странно: мне уже сорок восемь лет и я, кажется, только начал понимать, зачем я живу.
Несколько дней после этого Ким Артурович не выходил на улицу. Его обычная вкрадчивость перешла в печальную настороженность. Он словно бы прислушивался к чему-то внутри себя, был необыкновенно вежлив с Любой и Федором Игнатьевичем, часами помогал Косте решать задачи по гармонии, а когда был не занят, то, постоянно вскакивая, бежал ко мне и спрашивал, принял ли я лекарство. Как-то раз он спросил меня:
- Хочешь сыграть Пассакалью [20]?
От такого предложения я немножко оторопел, но сразу согласился.
-- Я тебе помогу, это не так сложно, как кажется, -- поспешил добавить Ким. – Просто, понимаешь… может, теперь ты единственный скрипач, который захочет со мной выступать.
Однако опасения Иволгина оказались напрасными. Приближался Новый Год, и после мучительной внутренней борьбы Ким взял телефон и набрал номер дирижёра. Разговора их я, разумеется, не слышал и передать не смогу, но кончилось всё тем, что через несколько часов Зарнихин уже вытирал ботинки на коврике у нас в прихожей. Увидев меня, боязливо выглядывающего из своей комнаты, Григорий Андреевич поморщился и явственно произнес шепотом: "Опять ты". Обида, невольно нанесённая моим нежеланием играть в его оркестре, была ещё свежа. Впрочем, это не помешало ему выпить с Федором Игнатьевичем чаю. Зарнихин привёз Киму партитуры для будущего ансамбля, и в течение следующих часов они обсуждали последние новости мировой музыкальной культуры, раскладывали ноты по папочкам, - словом, вели себя так, словно между ними вовсе не было никакой вражды.
Я сразу подумал: должно быть, Ким преувеличивает, полагая, что никто не станет с ним общаться, и на самом деле всё не так плохо. И оказался прав. Ансамбль потихоньку начал собираться. Сначала в нём было три человека, затем четыре, спустя месяц уже восемь, в феврале уже тринадцать и вот теперь двадцать пять.
Разве мог я предположить, что Женя, о котором изредка, но с любовью упоминали Бархатцев и Любовь Федоровна, будет сидеть теперь передо мной и спрашивать…? Я не слишком долго рассказываю, Евгений Сергеевич?
-- Хорошо ты говоришь, - сказал Женя. – Нормально.
-- А вот подробности можно было бы опустить, - произнес Ким откуда-то сбоку. – Господа, перерыв уже прошёл, займите места. – Он похлопал в ладоши, призывая к тишине, и звук гулким эхом отозвался от голых стен. – Евгений, Тоня, вы можете продолжить вашу беседу чуть позже, я с удовольствием к вам присоединюсь и расскажу кое-какие вещи, о которых Антон не знает. Надеюсь, никто не против?
-- Пожалуйста, - сказал Антон. – У вас даже лучше получится.
-- Хорошо, тогда после меня Костя, а то вон он призывно смотрит в нашу сторону последние двадцать минут… Ему тоже есть что рассказать.
___________________
[16] Разумеется, запущенную болезнь и необходимость её лечить и наблюдаться у врача.
[17] Виртуозное произведение для виолончели с оркестром, которое могут играть как студенты, так и взрослые люди. Это произведение является показателем уровня игры виолончелиста, его способностей. Автор играла эту вещь в оркестре.
[18] Отсылка к событиям «Альтового ключа». Далее идёт прямое продолжение сюжетной линии Кима из предыдущей книги.
[19] Встреча Антона с семьёй Фёдора Игнатьевича произошла, по-видимому, в 2006 году. Антону было 20 лет, когда он познакомился с 12-летним Костей. А теперь у них наступила осень 2014-го, которой закончился «Альтовый ключ».
[20] Пассакалья Г.Ф. Генделя в переложении Й. Хальворсена для скрипки и альта (также может быть исполнена дуэтом скрипка+виолончель) – виртуозное произведение, написанное в форме вариаций.
___________________
Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/02/11/955