– Выходите, Светлицкий, – позвала Лариса. – Я вас так буду звать, если вы не против. По фамилии. Есть в ней что-то эдакое…
Я хотел что-то сказать в ответ, выглянул из машины и оторопел. Прямо над нами возвышался трёхэтажный дом. Это было старинное здание, построенное, вероятно, в начале прошлого века каким-нибудь промышленником. Окна были спрятаны под ставнями на французский манер, а фасад украшен лепниной и декоративным орнаментом. Всё вместе производило впечатление благостное и значительное. И пусть в некоторых местах стены давно нуждались в побелке, а фигуры ангелов сорвались со своих мест в годы революции, тем не менее, подходя к этому дому, вы чувствовали, что переноситесь в прошлое.
– Впечатляет, правда? – с гордостью прошептала моя спутница. – Сама не могу оторваться. Пора бы сделать здесь ремонт, но всё никак не соберёмся… Да, ну что же вы опять застыли как вкопанный! Идемте! Вас же надо накормить и чаем напоить, как в сказке! Но-о… будьте уверены, что хозяйка крепости вовсе не баба-яга, а напротив, добрая волшебница! Вы давно завтракали?!
– Я вообще не завтракал, – признался я. – Мой сосед по комнате сегодня жарил рыбу, а я не переношу её запаха… Вот мне и пришлось выйти на улицу раньше, чем я предполагал.
– Зато не опоздали. Это ж замечательно! Я терпеть не могу, когда люди опаздывают. Ждёшь их, ждёшь, уже тебя снегом занесло по самые коленки…
Вход был со двора. Низкое крыльцо с четырьмя ступеньками, тяжёлая дверь. Лариса рывком отворила её на себя за большое медное кольцо, и мы вошли в коридор. По правой стороне были набиты крючки для одежды, почему-то в два неровных ряда. Слева вдоль стены тянулось прямоугольное зеркало, метров пять, наверное, по длинной стороне. Там, где зеркало кончалось, начиналась дверь в одну из комнат, но мы прошли мимо. Следуя примеру Ларисы, я не спеша разулся и повесил плащ на крючок. Лариса пинком наподдала в мою сторону пару резиновых тапочек, размера, наверное, тридцать восьмого, но других не было. Я покорно их нацепил и поковылял вслед за ней дальше по коридору, в конце которого обнаружилась большая комната, уставленная круглыми столиками, словно в кафе. За одним из столиков сидел мужчина. Вид у его был… не знаю, как сказать, такому бы подошло амплуа волков-оборотней, вот первое, что я подумал. Волосы у него были светлые и взлохмаченные, словно шерсть, а фигура как у атлета: высокий рост, мускулистые руки и шея, тяжёлая нижняя челюсть, словно у героя американских комиксов – в общем, серьёзный парень. И при таких богатырских физических данных взгляд у него был какой-то неприятный: холодный, жёсткий и немного брезгливый, словно все кругом казались ему слабаками.
– Здравствуй, Толик, – слегка уныло произнесла Лариса.
– Привет, красавица, – пророкотал мужчина. – Кого это ты к нам привела, познакомь!
– Это скрипач Антон Светлицкий, – сказала Лариса, – он будет Венявского изображать.
– Ого-о, скрипач! Не актёр! Действительно похож чем-то, – казалось, Толик был доволен. – А я руководитель этого музея, Анатолий Скоренев. Давайте мойте руки и садитесь, сейчас вас будем чаем поить. Замёрзли?
– Да, немного, – согласился я.
В коридоре послышался скрип и шарканье маленьких ботиночек, затем такие звуки, словно кто-то отряхивался, потом тихо стукнула об пол завёрнутая в пакет бутылка, и в комнату радостно просочилась Полина Даниловна.
– О! А вы уже тут! Молодцы, быстро, быстро! Оч-чень, оч-чень хорошо-о!
Спустя несколько минут уже был заварен чайник и расставлены блюдца с разными милыми домашними вкусностями. Лариса, как оказалось, тоже хорошо умела готовить. Я мысленно пообещал себе выспросить у неё парочку рецептов выпечки, когда появится возможность. После краткого, но приятного чаепития Полина Даниловна перешла к делу:
– Ну-ка давайте я вам всё объясню, что мы хотим сделать. Как видите, это музей, бывшая усадьба дворян Т-ских. Здесь есть небольшая картинная галерея, экспозиция которой постоянно меняется. Разные современные художники, молодые и не очень, всякие. Не могу сказать, что все очень талантливые, но надо же из чего-то делать выставку. Приходится следовать моде, удовлетворять потребности ценителей современного искусства, – слегка брезгливо произнесла пожилая дама, – и получается так, что на стены старинного особняка попадает тако-ое, такие полотна, рядом с которыми даже Малевич или Петров-Водкин будут считаться классиками в самом хорошем смысле слова. Нас с Толей совершенно не устраивает такой оборот дел, при котором настоящее искусство мастеров XIX-XX веков забыто, выкинуто на помойку или пылится на чердаке. Настало время прививать зрителям и слушателям правильный вкус, и в наших силах это сделать. Мало кто из нынешней молодёжи, даже интересующейся искусством, пойдёт слушать уже тысячи раз игранные сонаты Моцарта или глядеть на репродукцию Моны Лизы. Значит, нужно объяснить им, что это тоже модно, что музыка или картина, написанная несколько столетий назад, не имеет срока годности. А для этого нужна реклама. В эпоху телевидения и интернета все привыкли глядеть на яркую картинку, и мы её сделаем! Лариса обладает весьма неплохим литературным талантом, что позволило ей сочинить сценарий короткометражного документального фильма с игровыми сценами-вставками. Почему мы выбрали именно Генрика Венявского, сейчас уже трудно сказать, но главной идеей было то, что Венявский выступал вот в таких небольших салонах перед высокопоставленной публикой, так сказать, для избранных, а это значит что? Что музыка Венявского элитарна, что она доступна не каждому, а тому, кто захочет её раскрыть, проникнуть в её тайны. Стоит ли говорить, что это вызовет интерес. Каждому, кто узнает об этом новом для себя классическом композиторе, захочется доказать, что и ему понятно высокое искусство, захочется приблизиться к не слышанному ранее фа-диез-минорному Первому концерту… в общем, вы понимаете, какая это отличная перспектива?
– Мысль очень хорошая, -- сказал я. – Поучаствовать интересно и цель благая. Каков бюджет и сроки съёмки фильма?
Полина Даниловна посмотрела на Скоренева, тот кивнул и, похоже, наугад назвал сумму моего предполагаемого гонорара, которая показалась мне небольшой, а Полине Даниловне – грабительской. Они с Анатолием не сошлись во мнениях, одновременно извинились и отошли в сторонку посовещаться, немного пошумели и наконец пришли к единогласному выводу, что надо дать мне вполовину больше, «иначе, не дай Бог, уйдёт, а другого уже не найдём». Я тактично сделал вид, что не слышал. Лариса, похихикивая, возила ложечкой в блюдце с малиновым вареньем и моргала длинными пушистыми ресницами (наверное, накладными). Вернувшись за стол, Скоренев задал мне вопрос:
– А скажите-ка, Антон, вы ведь сможете нам сыграть на скрипке произведения Венявского? Вы наверняка что-нибудь из его пьес играли.
– Да, конечно, – кивнул я, – ещё в школе и потом в училище играл целиком Второй концерт, все три части [25].
– А где вы учились? – поинтересовался Скоренев. – Вы сами откуда?
Я назвал свой родной город и музыкальную школу и тут краем глаза (всё-таки я не совсем уж плохо вижу) заметил, как напряглась Полина Даниловна. Мне это показалось странным, но Скоренев, похоже, ничего не заметил и спросил:
– Ну а в Москву вы как попали? Ведь есть на Урале хорошие училища и консерватория своя тоже. Куда вас понесло так далеко от дома в девяностые-то годы?
– Меня привёз мой школьный педагог, – сказал я, – который и познакомил меня с М., – (я упомянул свою учительницу из колледжа).
– А, вот оно что, вы учились у М.! – удивился Скоренев. – Если всё так, как о ней говорят, тогда у вас, должно быть, хорошая школа. Да, кстати, а как звали этого вашего педагога из родного города? Интересно знать, что за знакомства у М. на периферии.
Полина Даниловна сердито шикнула на Скоренева, то ли из-за того, что он вёл себя чересчур фамильярно, то ли посчитала, что он задаёт лишние вопросы, но я всё равно ответил с некой даже гордостью в голосе:
– Семён Арсеньевич Городчиков.
Повисла пауза. Я оглядел своих сотрапезников: Полина, постукивая черенком ложки по столу, смотрела в потолок; Скоренев вытаращил глаза, взмахнул рукой, словно хотел что-то сказать, да так и замер; что же касается Ларисы, то она переводила взгляд с Полины на меня и обратно с видом глубочайшего разочарования.
– И-извините, пожалуйста, – робко начал я, – я что-то не так сказал?
– Всё нормально, – резко, словно припечатывая, сказала Лариса. – Продолжайте, пожалуйста. Мы с вами сейчас обсудим, как будем снимать пятую сцену.
_______________________
[25] Второй концерт Венявского технически проще, чем Первый, поэтому его изучают в музыкальных школах и колледжах, а Первый играют уже во взрослом возрасте и крайне редко, так как он очень сложный.
______________________
Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/02/17/879