Скудара, произведение основано на реальных событиях, с использованием архивных документов, воспоминаний членов семьи Скударновых и привязано к реальным географическим местам, где и происходили описанные события
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
*** *** ***
*** ***
***
История, как воды Катуни, то бурлит и пенится
А то тихая, да спокойная, то она мутная и грязная
А то, чистая, да светлая и всегда в движении
Догнать воды можно, а вот вернуть нельзя.
История есть у всех. История есть у всего.
Забывать нельзя, исправлять тоже. Можно отказаться.
Но тогда исчезнут корни, и время погребёт всё:
Историю, память, славу, род. Всё перемелет,
И всё трухой станет. Нет корней и ничего нет!
Гордеева заимка. глава первая
***
При Петре1 Россия ежегодно ввозила из Швеции свыше 17 000пудов ( пуд 16 кг) меди. Северная война со Швецией вынудила правительство России обратиться к собственным ресурсам. Южный Сибирский край был известен, как крупный район по залежам золота, серебра, меди. В 1729 году заработал первый Колывано-Воскресенский металлургический завод, организованный крупнейшим уральским заводчиком Акинфием Демидовым.
Так возникло создание феодальной горной промышленности, основанной на крепостном труде приписных крестьян и мастеровых рабочих.
К концу восемнадцатого века действовало восемь горно-металлургических заводов. Змеиногорский рудник был главным поставщиком серебросодержащих руд. Поощрялись и старательные работы по добыче золота. Золото от старателей принималось прямо на заводе. Это очень сильно облегчало старателям сбыт золота. Как-то, по глубокой осени прибыл, с золотым песком на Змеиногорский завод Фёдор Скударнов. Путь проделал не ближний, с села Тогул Уксунской волости Кузнецкого уезда Томской губернии. ( Ныне Тогул Алтайского края)
По дороге делал четыре остановки. Ехал ночью, отдыхал днём. Только для того, что бы воды вскипятить, самому подкрепиться, коней накормить-напоить, да передохнуть дать. В Змеиногорск прибыл, когда на дворе стемнело.
Был в городе дворовый дом, только побаивался золотоискатель там останавливаться, дурная слава была у этого двора. Решил Фёдор попроситься на ночлег к кому-нибудь из местных жителей. В самом центре городка его внимание привлёк очень скромный домик.
Бросив коней у заборчика, Фёдор поднялся на крыльцо и постучал, двери открыл молодой человек, поверх белой рубахи наброшен военный китель, брюки-галифе, аккуратно заправлены, в хорошо начищенные, сапоги.
- Офицер - подумал Фёдор и растерялся. Время было осеннее и ветер дул северный, офицер быстро проговорил:
- Входите - Фёдор вошёл.
В доме была одна большая комната. У входа топилась голландская печь, в народе её называли просто, галанка, у стены стояла по-армейски заправленная кровать, над ней располагались полки с книгами. У окна на столе дымилась сковорода со шкварками, чугунок с горячей кашей и миска с соленьями, на окне горел масляный фитиль. Фёдор перекрестился на восток и быстро отбарабанил.
- Здравия желаю, господин офицер. Я здеся проездом, заплутал, околел, как пёс и в безвыходности моего положенья, осмелился постучаться к вам, господин офицер - офицер рассмеялся и пригласил гостя к столу.
- Ну вот, чем Бог послал, тем и угощаю, раздевайся, а то упреешь - он подставил к столу ещё один стул и сел за стол. Фёдор послушно разделся, ещё раз перекрестился, пригладил ладонями и без того слежавшиеся волосы и сел за стол. В это время кто- то закашлял и, обернувшись на звук, Фёдор увидел, что у печи на лежанке спал человек.
- Митька, голубчик - обратился к лежащему у печи человеку, офицер – Пойди, поставь лошадей нашего гостя в конюшню и задай всем корм.
Фёдор, вспомнив, что в телеге у него есть продукты, подскочил.
- Ой, Батюшки, я ж торбочку в телеге оставил - после этих слов он выскочил во двор, вслед за Митькой.
Офицер дружелюбно рассмеялся. Не таким уж и наивным был молодой барин, что бы неизвестно кого, да неизвестно откуда на ночь под свою крышу пускать, только подкупила простота и непосредственность гостя, глаза чистые, хотя и не без лукавства.
Позабавил он барина, да и барин то всякого в жизни повидал, научился разбираться в людях. Заскочив в дом, Фёдор стал выкладывать всё из торбочки, на стол, приговаривая
- Это пироги с осердиями, матушка пекла. Это хлеб, жена пекла. Это сало, батя солил, шибко знатно он сало солит. Отведайте, вам поглянется. А это рыбка речная, малосольная, коли не гребуете простой то пищей, так милости прошу отведать -
офицер, по-доброму, глядя на Фёдора, дружелюбно улыбался, да размышлял.
- Одет не по-крестьянски, опять же свои лошади, стало быть из вольных, руки обветрены, красные и в трещинах, значит бедолага старатель, не иначе - подумал барин.
За окном совсем стемнело. Митька занес в дом охапку дров, опустил их возле топки, одну часть, подложив в горящую печь, улёгся на прежнее место, досматривать свой вечерний сон. За горячей пищей, да горячим питьём, разговорились. Так Фёдор узнал, что офицер работает на том самом заводе, куда Фёдор привез сдавать своё золото, и что зовут его Афанасием Фёдоровичем Гордеевым.
Афанасий не местный и приезжает на завод с проверками с Барнаула, командировки сюда частые, всегда проживает в этом домике. Домик содержит завод, он и платит истопникам и горничным. Горничная приходит днём, истопник, рядом с печью спит, домик охраняет, если конечно постояльцу он не помеха. Афанасия Фёдоровича вполне устраивал свой дворовый конюх Митька. Поэтому истопника на время своего пребывания, офицер отсылал домой.
Фёдор тоже устроился возле печки, но на полу.
Утром Фёдор и Афанасий Фёдорович вместе отправились на завод. У Афанасия командировка заканчивалась, и он решил отправиться домой одновременно с Фёдором.
- Дорога дальняя, вместе всё веселей, подумал он - и отправился к Фёдору,
который уже получил свои серебряные монеты за золото, и был очень рад совместному путешествию. В Барнаул отправились с раннего утра, когда ещё и рассвета не было.
В пути за день отдохнули только однажды, Митька развел костёр, отварил гречневую крупу и приготовил кипятка, заварив его местными травами.
Из короба достал хлеб, сало, копчёную колбасу, туесок солёных груздей, горшочек с мёдом.
Напоили и накормили лошадей, отдохнули и отправились в путь. Ночь провели в заезжей избе, но не спали, а вели задушевные разговоры, да прятались от холода.
Как только кони отдохнули, их напоили, и задали корм. Фёдор заметил, что барин на правую ногу слегка прихрамывает, понял, что это, скорее всего, от ранения и решил узнать.
- Афанасий Фёдорович, осмелюсь спросить, на праву ногу припадаете, это ранение или оступились не ловко?
- Ранение, Фёдор, ранение. В прусской участие принимал. Цель была овладеть столицей Пруссии, Берлином, брали Кенигсберг, вот там то, меня и зацепило. Вначале в госпиталь попал, потом домой, в отпуск. Ну а когда дома сил набирался, приказ на меня пришёл, прикомандировать к Барнаульскому горному полку.
В ту пору здесь у границы уж очень тревожно было. Маньчжуры вели войну с Джунгарским ханством, почти пять лет война шла, Джунгарское ханство пало.
Джунгарское то ханство, это союз четырёх ойратов. У каждого из этого, союзного племени, свой хан был. В своё-то время эти ойраты захватом завладели землёй этой. Расширились. На этих землях народ жил телом белый, волосом русым да рыжим, а глаза серые да голубые.
Ростом то на голову ойратов повыше будут. Джунгары их поработили, называть стали кыргызами.
Притесняли ойраты этих кыргызов крепко, ну те и взбунтовались. А к этому времени и у этих четырёх ханов свои распри вспыхнули, ну вот тут маньчжуры и решили напасть.
Надеялись овладеть быстро, а война на пять лет затянулась. Во время этой войны, татары горные через границу сюда бежали. Им ведь худо жилось с ойратами, те их большими налогами обкладывали, ну а уж маньчжурские, ну или китайские, как мы их называем, эти и вовсе звери, вырезали целыми поселениями.
Когда война- то началась, сюда к нам и горные татары бежали, и так называемые, кыргызы.
Вот и у Джунгарского хана выхода иного не было, как императрице Елизавете Петровне в ноги упасть.
Царица Елизавета приказала беженцев принимать, отправляли их на берега Волги, приказ был там беженцев селить, подальше от границы.
Не все живыми к месту прибыли, оспой страдали. Косила она их без разбору, стар ли, млад, всё одно.
Ну, а когда китайцы свои армии домой отправили, то оставшиеся ойраты всех китайских наместников вырезали, и тоже к Елизавете Петровне давай проситься под защиту.
Елизавета Петровна их всех приняла. Границы увеличились, а их то, стеречь нужно. Какие здесь военные полки стояли, в основном их и откомандировали охранять границы, а сюда новых прикомандировали, вот так я тут и оказался.
- Как к Тогулу ехать, так встречаются поселения ясачных татар по всей степи. Видно от китайцев сюда бежали – выразил своё предположение Фёдор.
- Думаю, что это ещё и от Кучумского ханства остатки. Язык то разнится, а всё -же татарский. Больно уж племён много у этого народа, вроде как они между собой то разные, ну а для нас всё одно, татары – рассмеялся Афанасий.
- А кыргызы, это тоже племя татарское?- заинтересованно спросил Фёдор
- Пожалуй нет. Мне довелось с ними свидится. Когда Императрица прикомандировала сюда, то местное управление отправило меня с отрядом казаков на границу к Енисейским кыргызам.
К этому сроку Елизавета Петровна заключила договор с Китаем и узаконила рубежи. Необходимо было уведомить кыргызов и нанять в казачество кого-то из местных, из кыргызов. Я ожидал увидеть татар, а это были рослые мужики с рыжими бородами, русыми волосами, широким лицом и голубыми да серыми глазами.
- Это чё, выходит кыргызы нашенский народ?- удивился Фёдор.
- Да Бог их знает. Речь то не наша, боле на татарскую походит. Ежели и были они нашим народом, то утратив родной язык, потеряли и род свой. Пока жив язык рода, жив и сам род. Нет родного языка, нет и рода. А так себе, живут без корней, как трава, перекати поле. Куда ветер дунул, там и семена брошены.
Одни одинёшеньки, без рода и без плени. – он немного помолчал, затем продолжил.
- Мы когда в Пруссии то воевали, так местные старики с нами на своём родном языке говорили, от нашего то не отличить. Вот и выходит, что пруссаки - то один с нами народ был, так получается. Только вот онеметчили его.Свой-то язык забывать стали.Так вот прибыли мы на Енисейскую землю, где этот кыргызский народ живёт, там ещё Пётр 1 остроги строил.
Казаков сибирских туда селил.Сблизился с одним кыргызским казаком, так он мне охотно поведал о своём народе. Молвил без толмача, от наших казаков стало быть разуметь язык наш научился. Сказывал, что сами себя они кыргызами не величают, а чтят как народ Ди. Называют себя динами.
А китайцы их называют динлинами, а ещё ,.рыжими дьяволами,, А джунгары кыргызами прозвали. Всяк по своему. Так вот эти дины от стен границы Китая, и по всей земле монгольской и через все Саяны и Пакистан, до границ Индии расселялись и своё государство имели.
Государство было крепким. Долгое время никто не мог их одолеть. Он мне поведал сказания своего народа, о походах и победах. О главнокомандующим Аттиле и гуннах, или как он сказывал, о хуннах.
Очень занимательные сказания. Очень занимательные. Всех кого в казаки принимали, при осмотри на телах обнаружились наколки на шеи. Он мне сказывал, что это отличие одного рода от другого, вроде как знаки по знати. А когда наши слова выговаривал, так ,,г и к,, произносил, как малороссы молвят, мягко и боле всего на х наше по звучанию схоже. Положим ,,казак,. Произносил с х на конце, выходило – казах. А поселения, где казаки живут, не казацкими называют, а казахскими.- опять рассмеялся Гордеев.
- Иш ты, стало быть по - нашенски не бельмеса – задумчиво протянул Фёдор.
- Нет, по - нашему не молвят, но язык наш быстро схватывают.
-А одёжа - то какая у них, может хоть одёжа нашинска?- с надеждой на положительный ответ, спросил Фёдор.
- В будние дни и мужицкий пол и женский ходят в шароварах. Как запорожцы. Поверх шароваров и мужики и женщины носят рубахи. Но длиннее будут, нежели наши мужики носят, с прорезями по бокам. У женщин тоже рубахи, но поверх шаровар ещё и юбки. Одежда богата. Шелка индийские, да китайские.
Весть о принятии Елизаветой Енисейских кыргызов под свою защиту, стало праздником. На праздник девицы и впрямь нарядились в одежды на наши похожи. Сарафаны, но с большими складками впереди, нежели наши деревенские девицы носят. От чего и кажутся их девицы пышногрудыми. Кофты так же расшиты, как наши крестьянки расшивают, кто гладью кто крестиком. Меховые оторочки на душегрейках и головных уборах. Песни красиво поют.
Вечером не далеко от острога девки, да парни собрались, костры жгли, хороводы водили. Как у нас на праздниках. Праздновали, что теперь крепкую защиту от России получили, с печатями и России и Китая.
Они ведь ещё при Петре Батюшке грамоту то получили, что в состав России входят. Да только китайцы такого решения не признали. Джунгары так же, знать этого не хотели. Царь то далёко, а они вот они, под боком. Набегут отрядом, на село-то и грабят, село сожгут, народ в плен угоняют. А после смерти Батюшки Царя и вовсе не до Енисейских земель было, соболей обозами принимали, а защиты не оказывали. Вот джунгары да китайцы казаков, Петром поставленных, вырезали, остроги сожгли. Славная Елизавета Петровна крепко за рубежи принялась, остроги строит, казаков снаряжает, китаец не сунется боле. – твёрдо заверил Афанасий.
- А этот кыргызский казак не сказывал, пошто их государство то пало, кто их разбил, коли они шибко крепкие да сильные были - задал вопрос Фёдор.
- Сказывал. Они ведь, как и мы, всякому народу рады были, позволяли на их земле селиться. А коли разные народы бок о бок живут, то родственные узы неизбежны.
Стали китайцы подкупать татарские поселения, что бы те всё про динов сказывали, что им надобно. Татары. которые ближе к власти были, по родству или по службе, обо всём докладывали, где крепкие места у дином, а где слабые. Вот по слабым то и стали китайцы набеги наносить. Вот так изнутри государство и порушили. Этим же татарам и внукам их, от разбитого государства лихо было. Больше никто их защитить не мог.
Угоняли и татарские поселения и динлинские, разбору не было – вздохнул Гордеев, думая о чём-то своём.- потом продолжил.
- Ну а Пруссию выходит за зря своей кровушкой поливали. Уж и документ составили, что Пруссия входит в состав Российской Империи.
Земли её Прусской губернией именовались. Монеты новые выпустили с изображением Елизаветы Петровны, чтобы в Пруссии ходили, да только царица возьми и, преставилась пред Богом.
На престол Петра третьего поставили. Хоть и пробыл он половину года, а столько зла сделал нашему народу, нашей стране Великой России.
А ведь сын Анны Петровны, дочери царя Петра Великого, внук ведь его, только видать переборола неметчина в нём, он же ещё и сын герцога Карла Фридриха Гольштейн- Готторского- племянника шведского короля.
Потому и воспитывался в чуждой стране, обожал короля Пруссии, Карла-Фридриха Второго.
Большая скверная ошибка была, провозгласить такого наследника на российский престол в такой судьбоносный час! Эх-хе-е. Царь Пётр Третий, после смерти тётушки, всё вернул королю Пруссии и земли и честь. Вот так вот - он тяжело вздохнул и погладив свою изуродованную правую ногу, продолжил.
- А каково нашему-то брату? Домой радостные письма слали с вестями о славной победе, о конце восьмилетней войне. Да мм…Скверное дело вышло, скверное.
А сколько за эти годы полегло на полях сражений нашего брата! Иные рода потеряли всех мужчин на этой войне. Пуля то никого не щадила, сложили головы и весьма образованные, душесильные, полные отваги и государственного смысла. Кто-то был дерзок, кто-то домовит, обладали сознанием собственного достоинства, всяк готов был отдать свою жизнь за своё отечество. И всё зря.
Они помолчали некоторое время, потом Фёдор тихо сказал.
- А я ведь тоже из казацкого рода. Братка старшой на той войне сгинул. Да-а-а.- со вздохом протянул он. А потом словно опомнившись, добавил. --От атамана Ермака, с тех казаков наш род. Был у атамана лекарь Скударный. Имя ли это, прозвание, али фамилия, не ведомо. Но сказывают, что велик человек был. Многим ведал.
Языки других народов знал, врачевать мог, опять же и кузнецом отменным сказывают, был, и лошадей знаток.
Словом, толк в любом деле знал. Богатый татарин за честь принял за него дочь свою замуж выдать. Так у нас про него сказывают. Может чё и приложили лишнего, да только мой прадед сказывал, что его дед на коленях этого Скударныя вырос, о чём сам знал, о том и моему прадеду поведал.
- А ты знаешь, Фёдор, знавал я и Скударнова, с Колывани козака, не вашего ли роду, коли он мне эту же историю сказывал про Скударныя.
- Нашего, как же не нашего-то, это же дед мой с семьёй с Колывани в Тогул прибыли. Оно ведь как, рыба ищет где глыбже, а человек где лучше.
Они ещё о многом говорили, пока не наступило утро. Отправились в путь рано, ещё до рассвета, дорогу подморозило, поэтому кони мчались быстро и легко. Кони молодые, резвые и сильные, вечером вновь им дали передохнуть, накормили, сами перекусили, из того что было и в ночь снова отправились в путь, к утру уже были в Барнауле.
Афанасий предложил Фёдору отдохнуть у него с дороги, а уж потом с новыми силами продолжить путь. Фёдор согласился и, отдав поводья лошадей Митьке, пошёл в дом за Афанасием. Услышав, что хозяин приехал, дворовые вскочили с постелей и друг за другом выбежали его встречать. Быстро на столе появились щи на костном бульоне, омлет, пшённая каша на молоке, рыбный пирог и клюквенный морс.
Домой, в Тогул, Фёдор попал только к следующему утру. Ночью не отдыхал, торопился домой, к молодой жене и сыну Якову.
Дом у Скударновых хоть и большой, да в нём живут ещё два женатых брата Фёдора и две не замужних сестры. Мечта была у Фёдора, купить себе дом, или построится где-нибудь ближе к степным полям, что бы можно было вести своё хозяйство, обрабатывать землю и сеять хлеб.
- На приисках в холоде да сырости здоровье быстро сгубится. Да и не к душе мне жизнь то такая. - думал Фёдор, оставшись с собой наедине.
-Эван тезка, Федька Кочергин, это старатель страстный, в азарте. Он земли не слышит. Дружок его Степан, такой же, эван как его золото-то захватыват, что и про семью забыл. Поговаривают, что семья то есть, да он к ним и глаз не кажет. Фартовый, да толку то что, чё заработает, то и спустит.
Федька ещё за семью держится, да кто его знает, с таким то другом. А мне многого не надо, мне вот на дом, да на скотинку каку денег хватит и то дай Бог, там и разживёмся. Теперь тока место сыскать, что бы землица была.- размышлял Фёдор, возвращаясь домой.
После долгого поиска, нашёл Фёдор такое место в селе Мостки на Большой Речке.
Село разместилось на высоком берегу. Река -то большая, да не широкая.
Против каждого дома мосточки переброшены через реку, что бы удобней было и в лес ходить и бельё полоскать.
Денег на дом хватало, осталось и на скотинку. Дом купил новый, просторный, земли достаточно и Барнаул в 70 верстах.
Привыкший летом мыть золото, а зимой охотится, Фёдор и на новом месте вставал на лыжи, и закинув ружьё за плечо, отправлялся в окрестные места на охоту. Особенно много коз и оленей было в верховьях реки Большая речка.
Всё нравилось Фёдору на новом месте, солнце светило дольше и теплее, земли много, всё растёт как на дрожжах. Радовался Фёдор.
-В лесу грибов и ягод, сколь хочешь, поболе чем в Тогуле. Покосные угодья опять же рядом, места удобные, разнотравные, выпаса просторные, скоту сытно и привольно.- размышлял Фёдор, осматривая место под постоянное проживание.
Всё нравилось Фёдору, рад был, что место такое встретил. Лес закупил.
Дом-то новый, земля прирезана, а построек ещё никаких не было. Перво-наперво срубил Фёдор баньку, потом построил коровник и пригоны для скота. Родители жены наделили стельной тёлочкой.
Его родители двух лошадей дали. Одного старого коня для домашней работы и жерёбую кобылицу. Весной первого же года после свадьбы, принесла кобыла жеребчика. Вырос жеребчик в красивого да справного жеребца. Так и росло хозяйство, плодилось и размножалось. Каждую зиму Фёдор охотой промышлял, да зимней рыбалкой. А жена -то, как расцвела! Уж четверо детей растёт, а она всё, как молоденькая, радостная, да весёлая. Овдовевшую тёщу пришлось взять к себе в дом. Только тёща совсем не мешала, а даже наоборот помогала. Привела на двор Фёдора корову и овец. Овцы давали хорошую шерсть, молодняком каждый год прирастали, мяса хватало и для себя и на продажу.
Хозяйство разрасталось, животные хорошо плодились. Время от времени Фёдор с Миланьей выезжали на базар в Барнаул, торговали, сотканными тёщей, шерстяными коврами и дорожками, пряжей, тушками лесных козлов, зайцев, свиным салом и мясом. Однажды, распродав все, что привёз, Фёдор пошёл по лавкам выполнять заказы жены да тёщи.
Купил отрез Миланье на новое платье, а при выходе из лавки, он чуть не сбил с ног, входившего в лавку, человека.
- Фёдор, голубчик, зашибёшь ведь - засмеялся Афанасий Фёдорович.
- Смилуйся, любезный Афанасий Фёдорович, это я ненароком, поспешил было резво, не серчай - пытался оправдаться Фёдор.
- Торопишься всё, в делах да заботах, чуть было ни зашиб – смеясь упрекал Фёдора Афанасий.
-Афанасий Фёдорович, любезный вы мой, сколько ж минуло, с того часу, как мы виделись?- обнимая одной рукой Гордеева, приговаривал Фёдор, держа под другой рукой отрез, да мешок с подарками в руке.
-Так почитай уж десятый год с осени идёт.- обнявшись, похлопывая по спине Фёдора, отвечал Афанасий.
- Ох, как времечко то летит - сокрушался Фёдор - а вроде как вчерась виделись.
- Я в закусочной столик ангажировал, у самого окна, ступай, дождись меня там, я скоро буду.- Фёдор кивнул головой, что согласен и отправился в закусочную.
Долго ждать, и впрямь не пришлось, не успел Фёдор расположиться, как Афанасий Фёдорович, широко улыбаясь, уже стоял рядом.
Новостей было много, выпили не по одной чашки чая, выхлебали по миски ухи, закусили бараниной и тут Фёдор предложил Афанасию Фёдоровичу, составить ему компанию поохотиться на козлов. Офицер был рад такому предложению, и договорились о времени.
А время подошло быстро. В назначенный срок Афанасий Фёдорович верхом на коне въехал в село Мостки на Большой речке. Село большое, судя по избам, народ живёт по-разному. Дом Фёдора Афанасий нашёл быстро. на взгорье, а вокруг усадьбы, сосновый бор.
Остановившись на мгновение, он залюбовался огромными старыми соснами, на лапах которых лежал плотный белый снег.- Красота- подумал Афанасий и тронув Гнедого по бокам, отправился к дому. Всадника заметили и Фёдор выбежал навстречу.
- Доброго здравия любезный мой Афанасий Фёдорович – поприветствовал Фёдор Гордеева, широко распахнув ворота, пропуская во двор, продолжал.
- Сподобился, стало быть, сподобился, слава те Господи
– Ну здрав будь, друг ты мой любезный, Фёдор
Афанасий легко по-молодецки, соскочил с лошади и обнял Фёдора, тот перехватив повод лошади, не переставал приговаривать
- А я нынче то, как проснулся, так и думаю, удастся ли Афанасию то Фёдоровичу прибыть, али сызнова отошлют в Змеиногорск. Ну, слава те Господи, дождались. – он закинул повод лошади за крюк на столбике и продолжил
- Милости прошу в дом, любезный Афанасий Фёдорович, милости прошу - шагая боком впереди гостя, то и дело повторял Фёдор.
- Да уймись, ты Фёдор, уймись Полно тебе причитать-то, полно – смеясь, говорил Афанасий, похлопывая Фёдора по плечу, не переставая смеяться, хитро сузив свои карие глаза.
Фёдор проворно вбежал на крыльцо и расторопно распахнул сенные двери. Сняв с седла две кожаные торбочки, Афанасий поспешил в дом. В доме было светло и уютно. Пол застелен новыми домоткаными шерстяными половиками.
Большая русская печь, чисто побелена, на окнах свежие, отбелённые льняные с кружевным подбоем, занавески. На столе, на белой скатерти пыхтел самовар, вокруг него плетёные корзиночки с домашней сдобой из ржаной и пшеничной муки.
У стола, добродушно улыбаясь, стояла коренастая, полногрудая, круглолицая, жена Фёдора, Миланья.
- Ну Маланька, встречай гостя, Афанасия Фёдорыча Гордеева, горный офицер, наконец - то сподобился нас проведать. Приглашай к столу, Маланья Фроловна, гостя дорогого - из комнат высыпали ребятишки, увидев их, Афанасий вспомнил о подарках и развязал одну торбу.
- А вот для вас подарки. Ну, кому что по нраву станет, пусть тот то и выбирает - он отдал старшему сыну мешок, а второй протянул Фёдору.
- А это вам подарки, коли вам по нраву будут, так и мне в радость - .улыбаясь сказал гость. Из комнаты доносились ребячьи голоса.
- Мне коньку, коньку хочу.
- А я свистульку возьму.
- Ой, какой ладный пупсик и в штаниках, он мой.
- А мне мячики, мячики мои будут - дети шумно и радостно разбирали подарки.
Фёдор принял мешок и передал его жене, та поставила торбу на лавку у печи и поблагодарила Афанасия. Фёдор принял верхнюю одежду из рук Гордеева и развесил на вешалке в прихожей.
Миланья, подхватив домотканое льняное полотенце и, привычно перекинув его через плечо, зачерпнула деревянной кружкой тёплой воды из чугуна, что стоял на печи, предложила Афанасию.
- Сполоснитесь с дороги - она встала над лоханью, и медленно поливая воду в ладошки Афанасия, приговаривала.
- Водица наша целебна, ополоснешься и всю усталость как рукой сымет. Ноня баньку стопим, уж тогда душу- то отведёте, вроде как обессилишь опосля баньки то, а схлынет жар с тела и силы таки прибавятся, каких и не было от роду - она засмеялась чистым звонким голосом.
Словно колокольчики зазвенели над его головой. Умывшись, Афанасий принял полотенце и тщательно протер лицо и руки. Наблюдая за хозяйкой, Афанасий отметил её весёлый добродушный нрав. Круглое румяное лицо, с ямочками на щеках, светилось радостью. Накрыв на стол не хитрые яства, Миланья удалилась хлопотать по хозяйству. Перекусив, мужчины решили прогуляться по зимнему бору.
- Вот одёжа нашинска, в ней поудобней будет - Фёдор протянул Афанасию сапоги и одежду.
.- Позволь, Фёдор, голубчик, не гоже на прогулку то мундир менять- засмеялся он - я уж соизволю его сменить, когда на охоту выйдем, а пока час - другой позволь так быть как есть, ей Богу, напрасно беспокоишься, ну право, совершенно напрасно, друг мой.- Фёдор пожал плечами и улыбнувшись, сказал:
- Стало быть, так дак так, ваше право - после чего они вместе вышли во двор
- Фёдор, голубчик, это что же у тебя на усадьбе за изба, топится печь смотрю, флигель для гостей?- смеясь спросил Афанасий.
- Горенка - ответил Фёдор и добавил:
- Прасковья Ниловна, тёща моя, там шерсть трепет, пряжу красит, красна там стоят, половики ткёт. Бабы то, соседки по вечерам собираются, заделье с собой несут и то песни поют, то примутся хохотать, а то ежли горе у какой, так и ревут все разом в голос – объяснил Фёдор, садясь в седло лошади резво поднялись в гору, Афанасий вырвался вперёд, и пришпорив Гнедова, быстро оказался на вешнее.
Длинные солнечные лучи, прорезая воздух, скользили по макушкам деревьев, высвечивая не прикрытые снегом мохнатые лапы темно-зеленой хвои. Скользя по золотистым сосновым стволам, искрились цветами радуги на девственном снегу.
- Красота то, какая, Фёдор! До чего ж хороша, наша матушка-земля!
Смотришь, не нарадуешься - и вновь пришпорив коня, помчался навстречу солнечным лучам. Фёдор улыбаясь, смотрел ему вслед, он от души радовался, что доставил удовольствие этой прогулкой, своему другу.
Домой вернулись весёлые, хотя и Афанасий слегка подморозил нос и уши. Банька была готова и он с большим желанием, прихватив берёзовый веник, нырнул в низкие двери бани. Русскую деревенскую баню, Афанасий любил, парился от души, не жалея жара и своего тела.
После бани долго не засиживались, испили квас, отдохнули и, похлебав ухи из налима, отправились спать.
Утром поднялись до первых лучей. На лавке у печи, Миланья приготовила одежду для гостя, сапоги и вязанные из собачьего пуха носки.
- Оболакивайся, а я пойду лошадей готовить. Тут Маланья батины сапоги приготовила, да носки в них, ладная для ног одёжка, тёплая, не околеешь. Торбочки со снедью, тож приготовила, да ушла коров доить. Недавно две коровушки растелились, вдвоём с матушкой своей, Прасковьей Ниловной управляются. Яков - обратился он к сыну- торбы прихвати, да живо в двор.- после чего вышел на улицу.
Выйдя на крыльцо, Афанасий, понял, что к охоте уже всё и все были готовы. Морозец крепчал, но без ветра, он не страшен. Афанасий вскочил на Гнедого, две голосистые лайки, тут же выскочили вперед, на бегу обнюхивая, чьи - то следы, весело обгоняя друг друга, бежали как по тропе, так и в стороны, и со звонким лаем возвращались назад.
Афанасий заметил, что у Якова к седлу привязаны короткие, но широкие охотничьи лыжи и спросил Фёдора.
- Там что, глубокий снег будет?
- Есть такое место. Снег там шибко глубокий. Коли козы туда кинутся, надобно их завернуть, собакам не смочь, вот Яков и ринется на лыжах, а наше дело не прозевать, встретить их во время.- деловито объяснил Фёдор.
Шли по реке, той самой Большой Речке. Прошли через сосновый бор и следуя за руслом реки вышли на открытое место. Поднимаясь по руслу вверх, попали на край огромной расщелины. На дне этой расщелины река, извиваясь, делает петлю. Прошли по узкому месту, где речная петля почти смыкается, а дальше русло поднимается в горы, откуда и вытекает Большая речка. Прямо на берегу, у подножья горы, собрались в кучку ели. Дальше пошёл сосновый бор, а совсем в горы шёл смешанный лес.
- Какое место дивное - восхитился Афанасий.
- И впрямь дивное, летом здесь травы в пояс, три реки по дну текут и все в Большую Речку впадают, а ключей сколько, не пересчитать. Из - под каждого дерева родничок бьёт - разделил восхищение Фёдор.
Афанасий окинул взглядом, вокруг расщелины тоже все лес, но больше березняк.
- Вон ельничек, там у меня избёнка охотничья. С Яковом срубили поза прошлой осенью. Пурга застанет, иль мороз крепчать начнёт, вот мы с ним там и пережидаем Место укромное, ни с откуда не углядишь, ну тока ежли дымок кто приметит, а так баска место. Рядом ключик бьёт. Зимой парит, не замерзает.- после этих слов Фёдор пришпорил своего коня и поскакал вверх, взбираясь на гору, и направляясь к ельнику.
Когда Афанасий с Яковом подошли к избушке, из трубы уже шёл дым. Фёдор успел отвязать от седла торбы с продуктами и занести их во внутрь. Затем, запалил дрова в печурке, приготовленные с прошлого раза, сел на коня и стал поджидать Афанасия с Яковом.
День был солнечный, морозный. Но в новом обмундировании Афанасию никакой мороз был не страшен, меховая шапка не продувалась, от меховой безрукавки, даже было немного жарко. Собачий пух хорошо согревал ступни. Варежки и те были охотничьи, большой и указательный палец связаны отдельно, в таких варежках удобно обращаться с ружьем.
Осмотрели окрестности, козьих следов было много, собаки быстро взяли свежий след и вскоре их заливистый лай разнесся по лесу. Охотники рванулись на голос собак, и Фёдор подстрелил первого козла. Охота была удачной, на каждого пришлось по тушки. Яков встал на лыжи и пробежался по тем местам, где ставил петли на зайца. Фёдор с Афанасием остались в избушке. Дожидаясь Якова, накипятили родниковой воды, Фёдор достал из торбы замороженные молочные круги, поставил на печурку таять, пироги, тоже положил разогреваться.
- Сыну -то тринадцатый или четырнадцатый идёт? - спросил Афанасий Фёдора.
- Пятнадцатый пошёл, пора о наделе думать, да невесту приглядывать. Мы то с Маланькой с детства вместе. Её родители, было хотели другого себе зятя, да она сразу сказала, ежли за другого станете отдавать, так ко мне убёгом сбежит, а их знать не будет. Уступили, одна она у них, отдали за меня. А три года назад тесть преставился. Тёщу вот к себе перевёз. Одной ей не выжить.
А здесь она в помощь, да Маланьи веселей, мать ведь, советами не докучает, расспросами не донимает, внуков нянчит, да по хозяйству помогает. Ко всем с добром да лаской – с уважением к тёще рассказывал Фёдор, за разговорами и не услышали, как Яков вернулся с добычей. Растопленного молока накипятили, веток смородины в кипятке напарили. Напились горячего отвара с молоком, закусили пирогами, да солёным салом и стали собираться в обратный путь. Домой пришли поздней ночью.
Рад был Фёдор приезду Гордеева и прощаясь, выразил надежду о частых совместных охотничьих прогулках. Афанасий Фёдорович пообещал быть частым гостем. Нравился ему этот простой и добродушный человек.
Так дружба Афанасия и Фёдора стала крепнуть. И с каждым визитом Гордеева к Скударновым их дружба становилась всё сильнее и крепче.. Однажды летом, Афанасий признался Фёдору.
- Фёдор, голубчик, как уж мне по нраву здешние места, коли не служба б, так здесь и остался бы. Особенно мне место приглянулось в той расщелине, среди трёх рек. Дивное место. Земля плодовита, с одной стороны поля, можно хлеб сеять, с другой лес густой, грибы, ягоды. Три рыбные реки, так ведь Большая Речка ещё и петлю огромную делает по дну этой расщелины, красота и только. Такого богатства нигде ранее не встречал. Как бы хорошо было поместье там себе сделать, люди довольны были бы.
Мне батюшка в Оренбургской губернии несколько дворов завещал, да свои дворовые есть, ох как бы они рады были на воле то здесь пожить. Надумал я прошение подать в комитет, что бы землю мне под поместье выделили.- он как-то виновато посмотрел на Фёдора. А тот оживился.
-Ну, так дело то годное, оренбургская губерня сказывают шибко морозная, да поля скудные. Здесь то, в самый раз будет, и хозяйство вести и охотой и рыбалкой промышлять, всё можно, коли желанье имеется. А зверья да рыбы всем хватит.- поддержал его Фёдор. Окрылённый поддержкой друга, Афанасий подал прошение в канцелярию горного комитета по Барнаулу.
«Прошение, о наделе земли между деревнями Овчинниково и Боровлянкой, и рек Большая Речка и Ельцовка, для землепашества и покосных угодий для содержания скота. Прошу выделить лес на строительство жилых помещений для дворовых крестьян.»
Прошение рассмотрели и сделали запрос в Белояскую судебную избу, не будет ли утеснение близлежащих сёл и ясачных. Канцелярия Судебной Избы ответила, что близлежащие сёла и ясачные к названому Гордеевым АФ месту, претензий не имеют. На всё это ушло два года. В 1772 году Афанасий получил разрешение на пользование данной землёй. Он заказал строительную артель, что бы рубить лес на дома и придворные постройки для крестьян. Дома стали ставить на берегу Большой Речки и реки Шерстихи. Обустройство помещичьей деревни шло медленно, Афанасию приходилось отрываться на службу. Однажды он приехал к Фёдору и пожаловался, на то, что разрывается между обустройством деревни и службой, на что Фёдор сказал:
- Афанасий Фёдорович, вам бы помощника из местных не приписных, дело веселей бы пошло. Ежли желаете, я узнаю, кто бы из вольных согласился помочь.
- Я вот приглядываюсь к твоему старшему сыну, Якову, ловкий, сообразительный, честный и обязательный, вот такой бы, в самый раз сгодился мне в помощники, как ты думаешь?
- Оженить его сперва надо б, а то по вечёркам шастать начал, то в одну деревню, то в другую летит. Ох, избалуется и толку никакого не будет, всё что наживёт, всё спустит на гулянки, тут и молодуха не удержит. В прошлом годе ещё оженить хотел, заартачился, мол, избу строить не закончили, некуда молодуху вести. Я с ним согласился. А нынче осерчал на него шибко, та не годна, друга не хороша, выпороть хотел, что бы, носом не воротил. Девки то, как ягодки, одна другой краше, свежи да румяны. Хотя, пожалуй, пусть идёт к вам в помощники, больше работы так и не до баловства. Завтра же снаряжу его к вам на заимку.
- Фёдор, голубчик, очень рад твоему решению. Ты же знаешь, что я к твоим детям, как к родным привязался, Якова не обижу, присылай. Ждать буду - попрощавшись, Афанасий поскакал на своё поместье. Одновременно строилось семь домов. Один, что на взгорье, на берегу Большой Речки у ельника, уже был готов, там и останавливался Афанасий Фёдорович. Рано утром Гордеев собрал возле дома всех членов строительной артели, что бы, узнать есть ли претензии, услышать просьбы, принять решения. Не успел Афанасий разговор начать, как увидел Якова верхом на коне.
- Это ты, Яков, молодец, что отцу не перечишь, молодец - похвалил Афанасий парня. Окидывая взглядом молодого всадника, Афанасий отметил, как повзрослел парень. Раздался в плечах, лицо обветрело, стало мужественным, взгляд прямой, смелый. Во всём теле юноши чувствовалась природная сила.
- Я вот с артельными сейчас разговор поведу. А ты с коня-то слазь, да прислушайся, о чём мужики говорить будут, оно и тебе знать надобно - он развернулся к строителям и стал задавать им вопросы по своему делу. Беседа прошла быстро, что потребовалось для строительства, мужики назвали, Гордеев записал, на том и расстались, а он вернулся к Якову.
- Вот, выбирай себе место, какое тебе по нраву будет то и твоё. А коли управляющим здесь станешь, так отпишу тебе его. Дом поставим, землю прирежем на вечное владение.- обводя рукой окрестности, предложил Афанасий.
- Афанасий Фёдорович, премного благодарен. Дом то мы с батей уже поставили, землёй батя тоже поделился – уверенно заявил Яков.
-Это хорошо, что дом есть, у тебя же ещё два брата подросли. Ну, один с Фёдором останется, младшенький, а Тимофея отделять надобно, вот дом твой и пригодится. А здесь глянь, приволье то какое, душа от радости трепещет. Помнишь, как сюда на охоту бегал, а теперь живи здесь, скот разводи, козлов да зайцев по лесу гоняй. Ну, выбирай место, али никакое не приглянулось?
- Как же. Приглянулось, как первый раз с батей сюда приехал, так и приглянулось, вот это, у ельника, где стоим.
-Ну ежели это место, то значит его и получишь, позволь только, пока моего дома не выстроили, сюда на постой приезжать. Я вот с артельными сейчас разговор поведу. А ты с коня-то слазь, да прислушайся, о чём мужики говорить будут —
он развернулся к строителям и стал задавать им вопросы по своему делу. Беседа прошла быстро, что потребовалось для строительства, мужики назвали, Гордеев записал, на том и расстались, а он вернулся к разговору с Яковом.
-Себе я, вон там, на ровном месте, хоромы поставлю, от реки простор до самого дома будет. А за домом к лесу конюшни поставлю, что бы на каждый двор по паре лошадей было. Коров куплю, всем дворовым по корове на хозяйство дам, Пусть хозяйствуют, скот разводят, детьми обрастают. Место райское. По всей расщелине пусть селятся, земли то всем хватит.- улыбаясь говорил Афанасий.
С приходом Якова, работа пошла дружнее, мужики убирали кустарники, корчевали лес. Пни да ветки сжигали, что-то складывали на дрова. Дома быстрее стали достраиваться. Афанасий Яковом был очень доволен. Фёдор частенько сына навещал, да всё невест ему предлагал. Вот и в этот раз, следом за Афанасием Фёдоровичем, на усадьбу и Фёдор прибыл и сразу сыну стал про невесту говорить
- Яков, невеста пригожа, семья достойна. Давай-ка мы к ним в Овчинниково съездим, сам и убедишься – настаивал Фёдор.
-Батя, не гневайся, а невесту я себе нашёл. Поселение их не далеко отсюда будет. Двор не богат, да девица больно хорошо, поедем, посватаемся.- смело смотрел сын в глаза отцу.
- Это что ещё за поселение, из ясачных поди?- холодея от догадки спросил Фёдор сына.
- Вроде как татарское поселение, только они другие вовсе. Дома рублены и хозяйство так же держат и одёжа как у нас, только говор иной, так они и по — нашему лопочут не хуже – убедительно говорил Яков.
- Как девицу то звать-величать?- немного смягчившись, спросил отец сына
— Каташ её зовут, Каташ — оживившись ответил Яков.
- Имя не наше, не православное, батюшка венчать не станет. Окрестить надобно и имя дать наше, пусть Катя будет, Катерина стало быть – согласился с сыном Фёдор.
Невеста и впрямь была хороша, статная, в длинном и красивом зелёном одеянии, золотистого отлива.
Головной убор девушки, расшит бисером да жемчугом, на висках нитки бисера Её густые каштановые волосы, спадающие по гибкой девичьей спине, были заплетены в четыре тяжёлых косы.
Миндалевидные глаза, постоянно меняли свой цвет, то серые, то голубого, а то вдруг становились зелёного цвета. Чёрные брови вразлёт и прямой нос, делали девичье лицо серьёзным и сосредоточенным.
Взгляд, из-под чёрных прямых и длинных ресниц, был наполнен мудростью. Что совсем не соответствовало девичьему возрасту, более того, в нём не было кротости и стеснительности, чем обычно обладали невесты. Девушка держалась гордо и независимо. По традиции данного племени, будущая невеста сама должна либо приветить сватов и накрыть им стол, либо указать на дверь. Окинув изучающим взглядом гостей, девушка удалилась и вернулась с блюдом, на котором были миски с пищей. Над блюдом стоял пар, издавая аппетитный аромат, он нашёл отклик в голодных желудках гостей.
Не суетясь, и не торопясь, но ловко и привычно она выставляла миски на стол. Затем так же ловко и быстро расставила пиалы и, подхватив с пола, глиняный кувшин, медленно с наслаждением стала разливать золотистый напиток по пиалам. Движения были размеренные, ловкие и завораживающие. Фёдор залюбовался и не сразу сообразил, что девушка гостям рада и не против породнится. Его очень обрадовал тот факт, что в доме, как и у них, есть стол и даже табуреты, лавок не было. А в татарских юртах сидят на полу.
Накрыв стол, девушка так же гордо с достоинством, удалилась. Отец девушки, рослый мужчина с рыжей бородой и тёмно-рыжими волосами, круглыми серыми глазами и прямым носом, протянул руку к табуретам, давая понять гостям, чтобы они садились за стол. К гостям вышла мать девушки, невысокая, полногрудая, смуглая с явными признаками татарского происхождения, женщина.
Приехавшие с Фёдором сваха и сват, быстро принялись за традиционные присказки да поговорки. Они хвалили жениха, его род и перечисляли имущество Якова и предполагаемые выгоды их брака.
Родители девушки спокойно и уважением выслушали. Затем предложили поесть с дороги, а потом приниматься за обсуждения свадебного обряда.
Как только гости выпили бодрящий напиток и сытно закусили, отец девушки сказал:
- Мы хорошо знакомы с родом жениха и не плохо, знаем самого жениха. Нам он по нраву. Но есть одно условие, о котором я должен говорить только с женихом. Ежели жених его примет, свадьбе быть, ежели нет, на том и распрощаемся –
после этих слов хозяин и его супруга встали из-за стола. Гости поняли, что и им пора уходить, поблагодарили за хлеб-соль, раскланялись и вышли, оставив жениха. Яков не понимал, о чём, о каком условии можно говорить, он уже заранее был на всё согласен. Отец вновь пригласил сесть за стол, Мать девушки юркнула в проём, оставив мужчин одних. Хозяин сел против Якова
- Дочь у нас одна, единственная, Бог детей больше не дал. Но в нашем народе есть такой закон, если единственным ребёнком в семье является дочь, то она обязана родить своим родителям сына и только тогда выходить замуж. Отец девушки сам выбирает от кого и будет рождён для него сын. Род не должен прерываться, я обязан его продолжить.
Если моя жена не может это сделать, то это должна сделать моя дочь. Если дочь выдать замуж, то её сын продолжит род её мужа, поэтому она не должна быть замужем, когда родит отцу сына.
Якова словно облили кипятком, он не мог поверить в сказанное. Собравшись с мыслями, он обратился к отцу девушки.
- Что же мне то, делать? Как быть? Каташ в моей груди с утра до ночи, просыпаюсь ночью, а она всё в груди моей. Мне без Каташ нет жизни.
- Каташ я не забираю, мне нужен только её ребёнок, мальчик – говорил мужчина, не поднимая глаз на собеседника.
- А если будет девочка? Или Каташ будет у вас, пока не родит мальчика?- краснея от возмущения, спросил Яков.
- Нет. Мы вырастим её девочку, как свою дочь, она родит нам сына. Если и она родит нам дочь, вырастим дочь, значит так хочет наш Бог, значит он не хочет продолжить мой род. – горестно сказал он У Якова было такое чувство, что он не янтарный травяной напиток пил, а глотнул хлебного первача. Он смотрел на свои руки и не видел их.
Язык онемел. Мужчины некоторое время сидели молча. Первым заговорил отец Каташ.
- Об этом ты не должен говорить никому, даже отцу. По вашему закону это грех. Она родит, никто об этом не узнает. Если тебе нужна Каташ, ты немного подождёшь.
- Немного? Это же не мене года ждать и то не ясно, будет ли толк?
-Зимой будет Каташ готова к замужеству, а пока она носит нам с женой сына.
Если передумаешь, Каташ одна не останется, за неё большие калымы предлагают. Но она выбрала тебя. А теперь решай, твоя жизнь, твоё решение. Как Каташ родит, мы отдадим замуж. Нужна Каташ, прибудешь о свадьбе договариваться, передумаешь, придёт и договорится о свадьбе другой.
Яков встал из-за стола и, шатаясь, вышел из избы. Всю дорогу он ни с кем не разговаривал и на вопросы не отвечал. Не прощаясь, Яков свернул на заимку.
- Сы-и-н, Яш-ка-а, да кака ж тебя лихоманка то взяла, что ты иголку проглотил что ли, чего молчишь то ?- кричал Фёдор вслед Якову, но тот ничего не слышал, уехал на заимку не оборачиваясь.
Зимой сыграли свадьбу и повенчали молодых. После свадьбы, которую провели в родном доме Якова, он с женой сразу переехал на Гордееву заимку. А ещё через год барин, Афанасий Фёдорович привёз на заимку своих дворовых и расселил их в шесть, готовых для проживания, новых изб.
Каждую семью наделил землёй, скотом, домашней утварью. С большим удовольствием и огромным желанием помогал Гордеев своим крестьянам обживаться на новом месте, на это ушло два года. Прежде чем приготовить жильё для оренбургских крестьян, Афанасий решил заняться своей усадьбой. Нанял артель плотников, и приезжая в выходной день на заимку, сам с ними расчищал место под усадьбу, от кустов и деревьев. Решили прежде сложить флигель, где бы проживали артельщики. Прибыв на заимку через неделю, он увидел, что артельные строители уже обжили флигель. Жена Якова, Катерина, подрядилась в артель, стряпухой.
-Яков Фёдорович, коли так дело и дале будет спориться, то пожалуй с весны и хоромы сможем одолеть.- радостно заявил Афанасий Фёдорович.
-Дай то Бог, дай то Бог, Афанасий Фёдорович. Хоромы-то, быть может, за лето и не одолеем, но к следующей весне думаю, что всё изготовим. За разговорами не заметили, как небо затянуло тучами, и резко хлынул холодный осенний дождь, пока добежали до дома Якова, изрядно промокли.
Дома переоделись в сухое бельё, Катерина напоила их горячим молоком и сидя у горячей печи, они продолжали вести разговор об артельщиках и хоромах. Утром Афанасий долго не выходил из своей комнаты, Якова это насторожило, и он постучался в дверь. Никто не ответил. За дверью послышался тихий стон. Яков быстро распахнув дверь и кинулся к кровати
- Афанасий Фёдорович, Афанасий Фёдорович, что с вами, да вы горите — обернувшись к двери крикнул – Катерина, принеси холодной воды и полотенце, на лоб положить надобно, что бы жар снять. Да взвар приготовь, чтоб жар унять, а то худо будет -.волновался Яков. Катерина, быстро приготовила, всё что было нужно и Яков убедившись, что барину стало легче, отправился к артельщикам.
Афанасий встал через неделю, осунулся и, время от времени подкашливал. Отправляясь в Бийск, сказал Якову:
-Буду прошение подавать на увольнение со службы. Как покрепче стану, прибуду, а вы не останавливайтесь, торопиться надобно.
Приехал на заимку Афанасий Фёдорович через месяц, вместе с ним прибыл и архитектор. Площадка под будущую усадьбу была подготовлена, трава выкошена, кусты и пни сожжены, артельщики готовили лес под сруб для дома. Афанасий работой был доволен. Яков заметил, что барин сильно похудел. Его впалые щеки, покрылись серым налётом, он часто кашлял, и только глаза блестели и радовались, вселяя надежду на Якова, что все хорошо.
- Семён Игнатич — обратился к архитектору Афанасий — площадка то, как хороша, не правда ли?
- Хороша, как есть хороша, благодать одна, приволье то какое, Афанасий Фёдорович, восхищён вашим поместьем. Однако же приступим к делу, любезный - он достал блокнот
- Где планируете ставить свои хоромы?- спросил архитектор. Глаза у Афанасия загорелись и, наполняясь свежими силами, он принялся рассказывать архитектору о своих планах, объясняя где будет стоять дом, где конюшня с другими дворовыми постройками.-
- В тылу, сразу за домом, и с флангов, я посажу ели. В шесть рядов посажу, будут они заслонять дом от бурь и ветров. Перед домом и у флигеля, высажу кусты черёмухи. Каждую весну по всей округе сладкий аромат разливаться будет. А к реке, Семён Игнатич, высажу аллею лип.- Афанасий весело рассказывал о своих планах, а архитектор, что-то помечал в своём блокноте.
Но барин на заимке был в последний раз, в 1778 году Афанасия Фёдоровича Гордеева не стало. На заимку приехали какие-то люди, они увозили дворовых, грузили на повозки их скарб, сгоняли в общий табун коров и лошадей, суетились, покрикивали. Яков, молча, наблюдал, на душе была такая тяжесть, что не хотелось ни с кем вступать в разговор и даже видеть никого тоже не хотелось.
-Как же так - думал он - отчего не стало такого доброго человека? Он мечтал сделать своих людей счастливыми, что бы они жили так, как вольные живут. Мечтал привезти ещё крестьян с Оренбурга. Собирался для них дома ставить, артельным задаток дал. Скот закупил, лошадей, и всё прахом! - размышления Якова перебил зычный голос
- Ты будешь Яков Скударной?
- Я - ответил Яков и увидел перед собой коренастого, чисто выбритого человека, с твёрдым взглядом.
- Так вот Яков, велено твой скот не трогать и дом тоже тебе оставить. Живи.- бросил он и круто развернувшись, пошёл прочь. Яков молчал. Ещё долго были слышны обеспокоенные голоса женщин, плачь детей, рёв коров, блеяние обезумевших овец и лай собак. Когда всё стихло, Яков увидел, что собак не забрали, а всё остальное вывезли. На душе было пусто, руки не поднимались, а дел во дворе было много. Он зашёл в дом, сел на лавку и уставившись в одну точку, не переставал думать о жизни и смерти, о Боге и человеке, о барине Афанасии Фёдоровиче.
- Зачем же нам жизнь дадина? Для что она? Родится человек в муках, да и когда появляется на свет божий то и ревёт. Горько ему пошто то и безрадостно. Али сызмальства знает, что не сладко жить придётся? Афанасий Фёдорович в полку служил, жизни не видел, война да госпиталь и частые командировки. Разве ж жизнь это? Как бы было хорошо для него проживать здесь, на заимке. Жил бы да радовался, ан нет, как же так-то?- его размышления внезапно прервали сильные торопливые шаги за дверью, и в дом вбежал Фёдор и брат Никита.
- Слава те Осподи, жив — здоров. Я как узнал, что оказия собирается на заимку, так и давай следом. Кто знает, какое они решение примут с тобой. Греха бы не случилось, думаю. Осподи благослови, всё обошлось. – торопливо с пылом беспокойства, говорил Фёдор. Никита молча стоял у порога. Вошла Катерина
- Доброзравья вам. Никита Фёдорыч, а ты это пошто не проходишь, пошто у порогу стоишь, поди ж, ты у брата родного, али надумал повздорить?- сказала, словно пропела Катерина и прошла к печи.
Поздоровавшись, Никитка прошёл и сел на лавку. На приветствие откликнулся Фёдор
- И тебе, невестушка, доброго здравья, вот проведать приехали. Да узнать, как теперь жить то? Где жить и что делать?- устраиваясь на лавке, возле сына, говорил Фёдор.
- Тут жить!-заявил твёрдо Яков. Афанасий Фёдорович, царствие ему небесно — после этих слов все перекрестились- велел мне тут жить, вот и будут тут жить. Хозяйство есть, надел есть, а земля кормит, зверьё у ворот бегает. Живи да не горюй. Жалко, не сбыться мечтам его, но это местечко всегда помнить о нём будет. А там, даст Бог, и жильцы появятся, избы то дворовых кому то ж отписали, вот они и пришлют свой люд. А нам ехать боле некуда.- твёрдо сказал Яков и все замолчали. Первый опомнился от тяжких дум Фёдор.
- Ну, вот что сын, я тебе Никитку в помощь оставлю, пусть пока у тебя погостит. Я сам остался бы, да Тимохе помочь надобно, он коровники строит. Нюська то на сносях. Видать по всему, опередит он тебя наследником то. Ну да, ладно. Тут вот ещё какое дело, Настёну просватали, опосля поста свадьбу играть будем. Ты приходи в себя, да готовься сестру замуж выдавать – с пониманием взглянув на сына, сказал Фёдор.
Катерина разожгла самовар, накрыла на стол и пригласила всех к ужину.
Зима была снежная, но не лютая, Никита всю зиму помогал Якову заготавливать дрова. Находили в лесу сухие деревья, валили их и распилив на размер саней, везли к дому. Дома пилили их на чурки и вновь ехали в лес искать сухостойное дерево. Дров заготовили не на одну зиму. Всю зиму охотились на козлов, да зайцев, вывозили сено с покосных полей на скотный двор. Готовили тушки козлов да зайцев на продажу. .
Свадьбу Насте сыграли веселую, зять всем понравился, а уже через месяц молодые прибыли погостить у Якова. Трудно было Якову, не отпускали его размышления о жизни и смерти, о горе и счастье, горевал по Афанасию Фёдоровичу, как по отцу родному. Настя с Алексеем понимали это и старались отвлечь. Новоиспечённый родственник с пылом и жаром рассказывал Якову о своих планах, просил совета. Яков старался быть участным, а когда они уехали, облегчённо вздохнул. Жили они с Катериной мирно. Хорошо ему было с ней, любила его жена, понимала, поперёк слов не говорила. А если надо было как-то подсказать мужу в делах, делала это ловко, не навязчиво. Во всём помогать мужу старалась. О том, что сына родила, Яков не вспоминал, да и не Катерина это была, а Каташ. На сносях не видел, условились с отцом Каташ, что через пол года свадьба по православному обряду будет проведена. Нарядили невесту тоже по православному. Она была такой красоты, что все, кто
видел, слово вымолвить не могли.
–
-К алтарю шла, будто царица — говорили приглашённые гости. Не шла Каташ к алтарю, а себя несла, земли под собой не чувствовала. Про уговор отца Каташ Яков никому не обмолвился. Как свадьбу сыграли, так с тех самых пор нога Якова не переступала через порог дома её отца.
Не желал он видеть, кто там и каков родился от Каташ. Первый ребёнок Якова родился через три года, а потом и пошли дети, один за другим все пятеро. А вот через 12 лет пришлось Катерине взять своего первенца в семью Якова. Весной, как только река лёд сбросила, родители Катерины поплыли на лодке рыбачить и перевернулись. Весенние воды реки и бурные и ледяные, молодому человеку и то не под силу одолеть. После похорон, Катерина с Яковом взяли сына к себе. Мальчика окрестили на день святого Николая и он стал носить имя православное, Коля. Записали его под фамилией отца Каташ, Куегек, рода Диниега, из племени Кахаза, отныне Николай рода Диниегова. Отцовский род не должен был прерваться. Мать Катерины была из горных татар.
Родственники часто приезжали с гор и гостили в доме её родителей. Теперь после их смерти они стали приезжать на Гордееву заимку, навещать Каташ и Куегека. Для них они навсегда остались под своими именами от рождения. Коля-Куегек и у них часто бывал. Любил поохотится на дичь, да с ребятишками в разных играх поучаствовать. А больше всего ему нравилось по горам на лошадях ходить.
Когда подошло время сенокоса, на заимку к Якову приехали и отец и два брата и зять Алексей. Их приезд очень удивил Якова, пора горячая, не до разъездов.
-Мы сынок приехали выкосить то поле, что к заимке подходит. А как сено уберём, то поле и запашем. Пусть корни сопреют, а весной вот тебе и пашенка, овес посеем. Лошадей у нас не мало, вот всем и овёс вырастит.- деловито объяснял Фёдор сыну. Поле выкосили за один день, погода стояла сухая, через три дня приехали и собрали его в стога. Приняли решение эти стога оставить Якову.
Он в свою очередь уезжал на покосы отца и брата. Весной посеяли овес, уродился он на славу. Съехались на поле все, от мала, до велика, в снопы убрали, потом поделили и каждый увёз свою долю домой. Работы у Якова с Катериной было много, скучать было некогда. Уставали к вечеру так, что сил хватало только в бане ополоснуться, да на перину упасть. Так прожили Яков с Катериной одни на заимке три года, а через три года в дома стали вселяться приписные крестьяне из близлежащих сёл. Потянулись и вольные, они сами себе нарезали новые земли, так постепенно заимка стала заселяться.
Звали её по-прежнему Гордеевой. А уж когда образовалась деревня, то стали называть Гордеевкой. В 1794 году шла перепись населения на предмет подушного налога, в это время у Якова с Катериной уже было пятеро детей. Старшей дочери Варваре 15 лет Леонтию было 8 лет, двойняшкам Ефросиньи и Ивану по пять лет, да Таисья, 3 годика.
Комиссия выяснила, что за Яковом и ещё пятерыми вольными крестьянами, земли не числится, дома поставлены самовольно, не по закону.
Появился документ Колыванского наместничества, Бийского уезда,Уксунайской слободы, деревни Гордеевой заимки, составлена сказка лучшими людьми Иваном Ощеуловым и Никифором Парщуковым по силе состоявшегося 1794 года июня 23 дня. Ея Императорского Величества манифеста, изданного 1781 ноября 16 дня о подушном окладе крестьян.
Комиссией было принято решение и усадьбу и пашню в 5 десятин оформить за Яковом. При переписи обнаружилось, что мужского пола три человека, из хозяйства лошадей пять, коров, пять, овец пять, переписчики, хотя и были, уважаемыми людьми, да полного числа животных не указывали, как и не указали полного количества десятин земли. Более того, в семьях, где народились одни мальчики, указывали два или три мужского пола. Проверять всё равно не будут, а налоги с крестьян взимались не малые. Трудно сказать, от чистого ли сердца так делалось или корысти ради, история умалчивает.
Только факт, остаётся фактом, детей в семьях было значительно больше и землю они обрабатывали тоже столько, сколько могли обработать.
Дети Якова росли и взрослели, а Коля- Куегек уже совсем взрослым стал. Когда пришло время Коле создавать семью, Катерина спросила сына, где ему невесту искать, среди великороссов или в татарских поселениях? Тогда он и рассказал о своём желании.
- Ничего в моей жизни не слажено. Нельзя иметь семью, не имея себя.
Знать хочу, кто я. Где мои родовые корни. Нет отца, который смог бы мне об этом поведать, сам узнать хочу. С купцами поеду на Енисейскую землю, всё сам увижу и всё сам решу — через месяц с караваном купцов, отправился Николай-Куегек на земли Енисейские. Долгие месяцы не было сына, Катерина волновалась, молилась и своим богам, и православным святым, что бы он жив был, да здоров и что бы в отчий дом вернулся. Он и вернулся, ровно в тоже время, в которое уехал, только через год и не один. День был в самом разгаре, Яков к отцу уехал, в деревню Мостовую, что на Большой речке. Леонтий с Иваном рыбачить убежали. Дочки дома, за печкой в куклы играют, а она, прячась от жары, присела на лавку, что бы ремонтом одежды заняться. Растут ребятишки, одежды не напасёшься. Кучумка вдруг голос подал, тявкнул, да перестал, с чего-то скулить принялся.
- Что это с ним?- подумала Катерина и выглянула в окно. Николай гладил пса, трепал его за загривок и что-то приговаривал. Не далеко от него, с узелком в руках, стояла молодая женщина. Катерина всё поняла и хотя она никогда не называла его сыном, а он её всегда считал сестрой, она выбежала на крыльцо со словами.
- Сынок, родной мой, ты вернулся — он кинулся к Катерине, обнял её и прижал к своей груди, не в силах вымолвить ни слова. Её тело содрогалось от плача, а он только крепче прижимал к её себе. Хотелось остановить её слёзы, сказать, что всё хорошо, он уже дома, он вернулся, но назвать как прежде Катериной, почему-то не мог. Он гладил её по спине, осторожно и нежно и она успокоилась, заглянула в его глаза
- Сынок, ты стал совсем взрослый, я молилась, что бы ты был жив и вернулся домой.
- Я вернулся, с женой, она сирота, как и я
- Ты не сирота, у тебя есть я – она утёрла глаза концом белого платка и пригласила в дом сына с невесткой. Быстро метнулась к печки, набрала горячей воды и вылила в бочку, за крыльцом, на солнышке. Потом забежала в дом, приготовила чистое бельё.
- Вы разболакайтесь. Я воды направила в бочке, ополоснитесь с дороги.
- Вот чистые рубахи, исподнее, а лопотинку свою мне сюда давайте, я в щёлок замочу, да на речке выполощем.
Пока молодые мылись, накрыла стол, приготовила постель. Дочки давно перестали играть в куклы. Они спрятались за печь и молча, наблюдали за происходящим. Посвежевшие, с улыбками на лице молодые вошли в дом.
- А это кто там выглядывает? А ну-ка, ну-ка, выходите, с дядькой то, за стол садитесь, отобедаем вместе. Ух, как вы за год то выросли и не узнать вас, а меня-то помните, али забыли совсем? - девчонки застеснялись и спрятались за печь.
- Да ничего, обвыкнутся, сытые они. Вы садитесь. Со снохой знакомь. Сирота говоришь, а что с родителями-то случилось?
- От заразы умерли, там всё село сгинуло, она в другом селе гостила у родителей мамы, жива осталась. Так у них и жила, пока те живы были, потом нанялась овец пасти.- пока Николай рассказывал, его жена сидела молча, опустив глаза.
- А как твоё имя?- обратилась Катерина к молодой женщине
— Марий я – прошептала она.
— Стало быть опосля крещения, Марией нарекут. Мария и Николай, хорошо. Ну, вы кушайте, кушайте. Постель вам постелила в доме. В доме то прохладнее, чем на улице. Самый полуденный зной стоит.
Когда молодые отдохнули, Катерина села рядом с Николаем.
— Как отдохнули?- поглаживая Николая по голове, спросила она.
- Радостно отдохнул, домой хочу, в отчий дом. Соскучился. Тосковал шибко.
- Поговорить с тобой хочу, сынок - и она поведала ему историю его рождения. Николай задумался, а потом сказал:
- Я всегда любил тебя больше родителей, мечтал, что жена моя на тебя походить будет. Марий очень на тебя походит. Я не зря ездил на Енисейские земли. Мне отец много рассказывал об этой земле, хотя не он мой отец, но он мои корни, мой род. Если он туда не вернулся, значит, его род должен продолжаться здесь, где он пустил свои корни. У нас с Марий будет много детей, все они будут продолжать род нашего отца.
Жить с молодой женой Николай пошёл в родной дом. Яков всегда помогал Николаю, в любом деле. А Николай сдержал своё слово, детей у них с Марий и впрямь было много. И они все с самого рождения были приучены к работе на земле. Николай, как старший сын, был первым помощником Якову во всех его делах.
Не обрывал Николай связи и с родственниками матери, с горными татарами. Те к нему каждую зиму спускались по замёршим рекам, то пушнину на продажу везут, то орехи кедровые. А однажды год был малоснежным и лето жарким, таким жарким, что травы расти, не успевали, как их солнце сжигало. Тут и предложил Николай Якову отогнать скот в горы. Договорился с родственниками, что за работу они получат жеребчика годовалого, они согласились с большим удовольствием. Понравилось Якову, что осенью скот пригнали сытым, да крепким, предложил Николаю отправлять каждый год скотинку в горы на откорм. Так и стали отгонять табуны лошадей, да бычков на откорм в горы.
Сами с Николаем стали к татарам в горы чаще ездить, то на охоту, то на рыбалку, на заготовку кедрового ореха. А в засушливые годы, ездили и на заготовку ягод и грибов.
продолжениеСкудара-2http://proza.ru/2021/06/01/992